Во времена камней (джен)

Действие происходит сразу после сцены бичевания в эпизоде 4.03 "Призыв"

---

Г'Кар закричал, его ноги, наконец, подогнулись, и он сполз к основанию пыточного столба, бессильно поникнув головой.

Лондо остался стоять на месте, стараясь закрыть Вира от взгляда Картажье. Императору не стоило видеть, насколько тот расстроен происходящим. Еще ему не стоило видеть, как сильно за Г'Кара переживал Лондо, готовый броситься к нему. Нарн был нужен для осуществления заговора, не больше. И если у Лондо живот свело от тревоги, то, конечно, только из-за этого.

— Как мило! — засмеялся Картажье. — И что же нам делать с ним дальше?

Постаравшись совладать с охрипшим голосом, Лондо выдавил:

— Дальше, ваше величество?

— Ну, мы же не можем просто бросить его здесь. — Картажье пошарил рукой за троном и достал кувшин с водой и бокал, похожий на тот, что один из придворных предлагал Г'Кару. — Теперь, когда я получил его крик, ты бы проверил, жив ли он. Ведь это мой подарок тебе, и я знаю, тебе не хотелось бы лишиться его, не наигравшись.

Лондо оглянулся на Вира. Тот, побледнев, кивнул: «Иди, я справлюсь». Лондо взял бокал с кувшином из рук Картажье, подошел к столбу и опустился на колени рядом с Г'Каром.

Тот не шевелился.

Его глаза потускнели. Спина была залита кровью из рассеченной кожи там, где раны еще не запеклись. Рубашка тоже была в кровавых пятнах. Лицо его обрело мягкость, которая обычно появляется во сне; Г'Кар вздрогнул, когда послышалось тихое журчание воды, наливаемой в бокал, но больше никак не отреагировал. Лондо приподнял его влажную голову, и Г'Кару потребовалось некоторое время, чтобы сфокусировать взгляд. Он беззвучно произнес первый слог имени Лондо, прежде чем тот взял бокал с водой и прижал к его губам.

Г'Кар был слишком слаб, чтобы отказаться. Он сделал большой глоток. Лондо задумался, оттого ли это, что его били и пытали — помимо тех трех дней, проведенных без воды, — или оттого, что он позволил себе закричать.

Картажье захлопал в ладоши, и Лондо оглянулся на него.

— Восхитительно! Теперь он не может тебе отказать, верно?

— Нет, не может, ваше величество, — с улыбкой ответил Лондо. Вир, сгорая от стыда, молча шагнул в сторону и благополучно оказался вне поля зрения Картажье. Все, что императору сейчас хотелось видеть, — это спектакль, который разыгрывался между Лондо и Г'Каром.

Обернувшись, Лондо успел заметить, как по лицу Г'Кара пробежала судорога боли. Когда он отпустил его голову, тот упал возле столба. Г'Кар видел, как Лондо наполнил еще один бокал, и не стал, или, скорее всего, не смог отказаться от воды и в этот раз. Он издал тихий стон протеста, но Лондо шикнул и прижал край бокала к его разбитым губам. Даже сейчас, под угрозой смерти, нарн цеплялся за свою гордость; и Лондо подозревал, что только сильная боль удерживала его от более опрометчивых действий.

В глазах Г'Кара снова загорелся огонек. Лондо налил третий стакан и заметил, что нарн задрожал. Когда он снова обхватил его лицо, тот попытался отвернуться, но Лондо впился ногтями в его кожу, удерживая на месте, и прижал бокал к его рту. Он повернул лицо нарна к Картажье: «Подыгрывай, или нас обоих убьют!» Г'Кар проследил за его взглядом, потом посмотрел в тот угол, где Вир пытался сдержать тошноту, и перестал упираться.

Послышались шаги. В тишине комнаты они прозвучали, как удары бича. Лондо вздрогнул, а Г'Кар толкнул его локтем, как бы пытаясь сказать, что он не должен сейчас выдавать свое волнение. Лондо кивнул; вот как Г'Кар мог быть таким спокойным, когда его спина исполосована бичом? Как можно отрешиться от этого? И тут Картажье присел на корточки возле них.

— И что теперь?

Лондо вцепился в рубашку Г'Кара и потянул на себя, прочь от Картажье, пока Г'Кар не прижался лбом к его груди. Нельзя было допустить, чтобы нарна убили только потому, что императору скучно.

— Он не в самом лучшем состоянии для развлечений, мой господин. Этот крик забрал у него все силы.

Г'Кар попытался издать еще один протестующий звук, но Лондо очень надеялся, что смог заглушить его в своих железных объятиях. Он не собирался умирать из-за глупой нарнской гордости!

Картажье сунул палец в кровавую рану на спине Г'Кара. Лондо почувствовал, как тот напрягся, и голова, прижатая к груди Лондо, дернулась. Он схватил нарна за рубашку покрепче. Г'Кар хочет быть гордым, что ж, прекрасно, тогда Лондо придется потерпеть — ради того, чтобы оба выжили. Он нужен ему для участия в заговоре. Для чего еще ему сидеть перед императором с огромным окровавленным нарном на коленях, как не из практических соображений?

Картажье вонзил ногти в рану. Г'Кар дернулся, и Лондо положил руку на его плечо, удерживая на месте. Картажье улыбнулся.

— Отлично. Подержи-ка его для меня, — сказал он и, подцепив кожу, потянул ее с отвратительным хлюпаньем. Г'Кар содрогнулся, и Лондо уперся костяшками пальцев в его грудь, пытаясь отвлечься и не думать о том, что творится у нарна со спиной.

Если так будет продолжаться дальше, то Картажье сдерет с Г'Кара кожу и в руках Лондо останется труп, а Вира стошнит, и это, несомненно, вызовет гнев императора. Нет, такого допустить нельзя.

— У вас есть бривари? — спросил он.

— Бривари? — переспросил Картажье. Он склонил голову, забавляясь с небольшим ошметком кожи. — Для чего?

— Чтобы поднять тост за вашу победу в извлечении звука из камня, — ответил Лондо. Он отвел руку Картажье от спины Г'Кара и поцеловал ладонь императора. Тот провел пальцами по щеке Лондо, оставив кровавые полосы. — Или из кого-то столь же уродливого и молчаливого, как камень. Я могу приказать доставить из моих апартаментов бривари тридцатилетней выдержки, которое как раз дожидалось подобного случая.

Картажье просиял.

— Блестящая мысль, — сказал он и вскочил на ноги. — Я пошлю за ним гвардейца.

— С вашего позволения, — сказал Лондо осторожно, — я отправлю за ним своего помощника. Полагаю, он знает мою спальню лучше, чем ваш гвардеец, поскольку давно работает со мной.

Картажье хихикнул.

— О, да, уверен, что так и есть. Я видел, что ты на него не нарадуешься.

Он хлопнул в ладони.

— Иди же. Принеси бривари.

Вир колебался, похоже, ему удалось совладать с тошнотой, так что теперь он не прижимал руки ко рту. Но лицо его все еще было белее мела.

— Лондо, какое именно бривари мне принести? Северное или южное? Хочется принести его величеству самое лучшее, — спросил он в том церемонном тоне, которому его научил Лондо, только под конец чуть повысил голос, как бы говоря «должен ли я оставить вас наедине с ним?»

— Какое вы предпочитаете, мой император? — спросил Лондо.

Картажье соединил руки вместе.

— Северное, — он повернулся к Лондо и подмигнул. — Все лучшее родом с севера.

Вир кивнул, бросил на Лондо и Г'Кара последний взгляд и покинул камеру пыток.

Картажье принялся расхаживать вокруг них. Лондо осмелился взглянуть на Г'Кара, лицо которого всё еще было прижато к его груди. Дрожь прокатывалась по телу нарна, прерываемая мгновениями зловещей неподвижности. Похоже, он все еще в сознании, подумал Лондо. Было бы лучше, если бы он отключился после бичевания.

— Если вы закончили с ним, — сказал Лондо, почувствовав приступ отваги, — то, может быть, стоит доставить его в мои апартаменты? Мне бы хотелось насладиться подарком, которым вы меня столь любезно одарили.

— Хм-м, — произнес Картажье. И хлопнул в ладони. — Охрана, охрана!

Подошел гвардеец с бичом, и Картажье ткнул пальцем в сторону веревок, которыми Г'Кар был привязан к столбу.

— Лондо, — сказал Картажье, указав на точку в нескольких шагах дальше. — Встань сюда.

Лондо прижал ладонь к груди Г'Кара, а потом отсчитал удары пальцами: три, два, один. Положил его возле столба — так осторожно, как мог, сохраняя при этом нейтральное выражение лица. Г'Кар упал на пол, лицо его осунулось от усталости. Он что-то бормотал, не глядя на Лондо, — будто молитву. Тот поднялся сначала на корточки, а потом встал.

Гвардеец отвязал Г'Кара.

Картажье прошептал что-то ему на ухо, а потом ехидно улыбнулся, глядя на Лондо. Охранник подхватил Г'Кара под руки и оттащил к Лондо, бросив у его ног. Г'Кар успел подставить руки, чтобы не удариться лицом об пол, а потом рухнул, оставшись лежать ничком.

— Что? — сказал Лондо. В течение ужасающе долгого момента он смотрел на Г'Кара, чувствуя, как судорогой сводит живот, а в груди разливается мертвенный холод.

Чье-то дыхание обдало его шею. Лондо выдохнул от неожиданности, когда Картажье подошел сзади и схватил его за плечи.

— Он ведь твой, не так ли? — спросил Картажье. — Так почему бы тебе не показать, что ты с ним сделаешь? Я хочу это увидеть.

Он игриво подцепил брошь на шее Лондо.

— Будешь ли ты пытать его? Не думаю. Это не твой стиль. Он больше похож на домашнее животное, не так ли? Вот почему ты хочешь, чтобы он выжил. Ты бы держал его на поводке, а он бы смотрел, как ты творишь всякие вещи, которые он не позволил бы тебе, если бы мог. Тогда бы он понял, что ты победил.

Нет, подумал Лондо. Кровь застыла в жилах. Он посмотрел на Г'Кара, тот не шевелился.

— Это было бы чудесно, ваше величество, — сказал он, и его голову словно сковало льдом. Когда-то давным-давно, он мечтал о том, чтобы любым способом сокрушить Г'Кара и увидеть его на коленях.

Но не в роли игрушки.

Только не так.

А что, если Г'Кар в это поверит? Что, если он будет сопротивляться, и его убьют? Что, если он умрет, лишь бы не сдаваться? Что, если назло Лондо он вызовет ярость Картажье, разрушив их план?

Император снова засмеялся, дыша ему в ухо.

— Я почти завидую тебе, Моллари. Какая радость — видеть такого врага скорчившимся у ног, врага, который бы наблюдал, как растет моя слава и мое восхождение к божественности. Но, возможно, любимый слуга тоже сгодится, — добавил он, и два пальца пробежали по горлу Лондо. — Тебе бы это тоже подошло.

— Что? — прохрипел тот.

— Ошейник.

— Вечно следовать за вами, — придя в ужас, произнес Лондо, — это слишком большая честь для такого как я. Даже не знаю, что сказать.

— Ты говоришь, что недостоин, — ответил Картажье, — но тебе бы это понравилось. Знаю, что так. Если бы я встретил кого-то более великого, чем я сам, — если бы такое было возможно — то я бы последовал за ним в вечность, как и ты последуешь за мной, а твой ручной зверь последует за тобой.

Он наклонился к Лондо и добавил непринужденно:

— Он поднимается.

Лондо посмотрел вниз. Г'Кар заставил себя сесть на колени, тяжело дыша. Он взглянул на Картажье, а потом — на Лондо. Слабое подобие улыбки появилось на его лице. «Смотри, я еще на что-то способен, Моллари!»

Идиот, подумал Лондо, ублюдок, псих. Он что, хочет смерти? Даже животное умеет притворяться мертвым. Он положил руку на голову Г'Кара и нажал.

— Лежать. Я не приказывал тебе вставать. Ты должен повиноваться приказам, как и все мы.

Г'Кар фыркнул, улыбка снова появилась на его лице. Он сел, сложив руки, и снова посмотрел на него.

Он верит мне, подумал Лондо. Хотя бы соглашается подыграть, чтобы остаться в живых. Этого Лондо не ожидал. Он наклонился и похлопал Г'Кара по голове. Тот отшатнулся, но Лондо схватил его за подбородок и заставил смотреть вверх. Г'Кар приподнял бровь, глядя на него, как бы спрашивая, как лучше ему подыграть?

— Может быть, нам все же удастся как следует выдрессировать тебя.

— Ты научишь его всяким трюкам? — спросил Картажье.

— Обычно для этого требуется какое-то время, — ответил Лондо. — Хотя у меня есть идея. Может быть, вам будет удобнее смотреть с трона?

— О, я люблю представления, — воскликнул Картажье. Он неторопливо отошел и сел, наклонившись вперед в предвкушении.

Лондо шевельнул рукой и посмотрел вниз.

— Лежать!

Он не знал, подчинится ли Г'Кар добровольно, но времени, чтобы выяснить это, не было, поэтому он нажал сильнее, и Г'Кар упал под его давлением. Лицом и грудью на пол. Лондо улыбнулся и опустился перед ним на колено.

— Хорошо. А теперь — сидеть!

Г'Кар зарычал. Лондо схватил его за подбородок и дернул. Г'Кар сел, поддаваясь этому рывку.

— Хорошо. А теперь — трепещи!

Г'Кар слабо улыбнулся. Дрожь снова пробежала по его телу. Лондо закатил глаза.

— Да не так. Ты же выступаешь перед центаврианским императором, живым богом. Это самое главное представление в твоей жизни. А теперь дай мне руку.

Г'Кар посмотрел в сторону, на Картажье, на мгновение, а потом вытянул руку. Лондо взял ее и снова прижал пальцы: три, два — Г'Кар кивнул чуть заметно, — один, и тот дернул его к себе на колени.

— Итак, ваше величество, — сказал Лондо, начав поглаживать Г'Кара по голове и шее, как будто тот был капризным ребенком, — вам понравилось ваше персональное нарнское представление?

— О, да, очень понравилось, — ответил Картажье и наклонился вперед. — Почему никому не удавалось заставить его делать это? Почему только ты смог?

— Потому что мы его сломали, — ответил Лондо без запинки. — Большинство ваших придворных лишены воображения, но вы не такой. Г'Кар — член Кха'Ри, и самый упрямый из нарнов. Только живой бог, подобный вам, может заставить его кланяться, — и ваш покорный слуга, то есть я, заставил его танцевать для вас.

Г'Кар толкнул его локтем в бок. Лондо едва не вздрогнул, но сумел сдержаться, поэтому император ничего не заметил, — а значит, пока что их не казнят за наглость — тогда Лондо толкнул нарна локтем в ответ. Г'Кар застонал и навалился ему на плечо. Моллари решил, что если он переживет все это, то вернется в свои апартаменты и выпьет всю бутылку тридцатилетнего бривари одним махом. Выдержать ночь с истекающим кровью Г'Каром на собственных коленях было невозможно без предвкушения лошадиной дозы алкоголя, ожидающей после.

Деликатно прижав руку к груди, Картажье хихикнул:

— И что еще он умеет делать?

— Он был рожден рабом. Уверен, он знает много трюков. Мне просто надо выяснить, каких, — ответил Лондо.

— Пусть что-нибудь скажет, — подавшись вперед, сказал Картажье; его глаза блестели.

— Ты слышал приказ, — проговорил Лондо.

Г'Кар с шумом втянул воздух, а потом произнес на нарнском языке:

— Жаль, что в его роду было недостаточно кровосмешений. А то бы его подбородок мог так разрастись, что закрыл бы все лицо и мешал ему говорить.

Он замолчал, а потом произнес по-центавриански:

— Желаю императору унаследовать все достоинства своего рода.

— Это то, что он сказал? Я не понимаю по-нарнски.

Лондо быстро кивнул.

— Да я могу подтвердить, что это именно то, что он сказал на своем языке.

На лице Г'Кара снова появилась улыбка, а Лондо в ответ скривился. Если Г'Кар рассмешит его в такой серьезный момент, на их плане можно смело ставить крест.

Картажье смотрел на них, медленно поглаживая грудь круговыми движениями.

— А теперь пусть умоляет.

— Умоляет? — спросил Лондо. — О чем?

— О чем угодно, — ответил Картажье. — Пусть молит о твоей любви. О том, чтобы дожить до рассвета. Просто пусть это будет забавно.

Лондо поглядел на Г'Кара. Чтобы он — о, Великий Создатель, — чтобы Г'Кар выполнил такую команду? Он был гордым, и сегодня его уже заставили один раз потерять свою нарнскую гордость, чтобы остаться в живых ради своего народа. Сделает ли он это снова?

Но Г'Кар уже двигался прочь от Лондо. Он отполз настолько, насколько смог, потом поклонился, коснувшись лбом пола.

— Я умоляю, — сказал он, и его голос дрогнул. Его руки сжались, костяшки пальцев побелели. — Я умоляю позволить мне служить тебе, Моллари, — Г'Кар говорил, и Лондо слышал слезы в его голосе.

Лондо не мог ответить. Он не хотел этого. Он не хотел сломать его! Он не хотел!

Он услышал дыхание Картажье, быстрое и поверхностное, оно звенело у Лондо в ушах.

Г'Кар подполз ближе, и его лицо оказалось на уровне колен Лондо.

— Разве не этого ты хотел? Посадить меня на поводок?

Он посмотрел вверх и улыбнулся шире, начав истерически хохотать.

— Мы никогда не ладили на станции. Со времен конфликта на Рагеше 3, с самой первой встречи ты желал этого.

Лондо не отвечал. Он чувствовал, будто его сковал лед. Чувствовал, что Г'Кар вцепился пальцами в его ногу с той стороны, с которой император не видит. Нарн снова поднял брови. «Что не так, Моллари?»

Лондо заставил себя стряхнуть изумление. Нельзя сейчас поддаваться эмоциям. Удивительно, насколько убедительно удавалось Г'Кару играть — и это в полумертвом состоянии, истекая кровью.

— Запомни, — сказал он и слегка щелкнул Г'Кара по носу. — Ты служишь не мне, а императору. Я только посредник, тот, кто следит, чтобы все происходило так, как надо.

— Верно, — выдохнул Картажье. — Вы оба будете служить мне.

И он прижал пальцы к груди еще сильнее. Лондо с отвращением заметил шевеление под одеждой императора. Сердца Лондо бешено стучали.

Картажье продолжил:

— А теперь награди его.

— Как? — спросил Лондо. Обезболивающее, подумал он, бинты, медицинское лечение, чтобы нарн не умер от заражения крови к утру, ну же, Иларус, помоги мне!

Картажье откинулся назад на своем троне и задумался, обеими руками теребя рубашку на груди.

— У меня есть особенно блестящая мысль насчет этого, — заявил он, а потом снова наклонился вперед. — Поцелуй его!

Сердца Лондо оборвались. Г'Кар шевельнулся и сел, и ему пришлось быстро его подхватить, чтобы тот не упал.

— Но, ваше величество — сказал он, пока Г'Кар продолжал двигаться, и посмотрел на Картажье, — это же все равно что поцеловать животное.

— Знаю, — ответил Картажье. Глаза Лондо невольно снова уставились на шевеление под тканью рубашки, под его пальцами. — Ты же дрессируешь животных с помощью поощрения, не так ли? Что может быть лучшим поощрением для нарна, как не поцелуй центаврианина? Давай. Сейчас.

Лондо оглянулся на Г'Кара. Тот посмотрел на него долгим страдающим — не на самом деле страдающим, но измученным взглядом, который он обычно видел на лице Г'Кара во время их дипломатических встреч, тот взгляд, из-за которого они обычно шли напиваться и махать кулаками в Зокало. Этот взгляд как бы говорил: «Поверить не могу, он же полный идиот!»

Лондо хохотнул. Если бы они могли так же отмахнуться от Картажье, пойти в Зокало и завести там очередной спор о том, кто выглядит лучше: земные женщины или земные мужчины. Если бы они могли сейчас сидеть, глазеть на танцовщиц и упражняться на официантках в искусстве обольщения. Если бы только они могли устроить еще одну идиотскую заварушку, дубася друг друга, пока мистер Гарибальди не пришел бы их разнять, и все закончилось бы пьянкой в его кабинете. Если бы да кабы… но вот как все закончилось в итоге: миллионами смертей и Картажье на троне. У него не было выбора. И он поцеловал Г'Кара.

У Г'Кара был вкус крови. Его губы были покрыты засохшей коркой там, где кожа еще не потрескалась и не была содрана. Он вцепился в Лондо дрожащими руками, чтобы удержать равновесие. Лондо поддержал его под локти, и Г'Кар издал мягкий беспомощный стон.

Он никогда не думал о Г'Каре как о беспомощном. Этот нарн был живым землетрясением. Так что же это было? Или он причинил ему боль, не зная об этом? Эта мысль пронзила его холодом снова.

— Не ожидал, что ты будешь настолько податливым, — сказал он, скрывая вопрос под высокомерным тоном. — Не знал, что ты так падок на центавриан.

— После твоей жены они меня заинтересовали, — ответил Г'Кар и затрясся от смеха.

— И я надеюсь, что она кусалась, как… не знаю, как вы называете ядовитых змей, — сказал Лондо, и поцеловал его снова.

Г'Кар продолжал смеяться, прижимаясь к его губам, и Лондо подтянул его к себе, чтобы тот не упал. Картажье сунул руку под рубашку, и Лондо старался не обращать внимания на стоны, которые тот издавал, пока он целовал Г'Кара, а нарн смеялся, как трескающиеся камни.

— Продолжайте, — выдохнул Картажье, — скажите еще что-нибудь.

Г'Кар не мог унять смех.

— Я думал, что было бы забавно, — просипел он, — наставить рога Моллари, но не знал, — он снова засипел, — что мне это позже вот так аукнется!

Лондо поцеловал Г’Кара снова, прежде чем тот успел сказать то, что привело бы их к неминуемой гибели. Нарн ответил ему — словно ударом — обняв за талию. Моллари чувствовал на своей коже его влажную от слез щеку.

Дверь с грохотом распахнулась.

— Я принес бривари! — сказал запыхавшийся Вир, и Лондо буквально услышал, как шестеренки в голове помощника со скрипом остановились при виде него и Г'Кара.

Лондо оттолкнул Г'Кара, и тот осел, уткнувшись лицом в его плечо.

— Прекрасно, — сказал он. — Наполни бокалы для меня и его величества.

— Да, сейчас, — ответил Вир, заметив шевеление под рубашкой Картажье, и с преувеличенным вниманием уставился на бутылку бривари и бокалы. — Ваше величество, сколько вина вы бы хотели?

— Немного, — сказал Картажье, — Мне хочется оставить руки свободными.

— Мне налей до краев, — сказал Лондо, когда Вир быстро поднес бокал императору, а потом поспешил к нему и Г'Кару. — Хочу, чтобы мой тост за императора был большим.

— Конечно, — ответил Вир и налил ему полный бокал.

Лондо отпустил Г'Кара и поднял бокал.

— За императора.

— За меня! — ответил Картажье и выпил.

Лондо осушил бокал наполовину и задумчиво в него посмотрел. Неужели он действительно собирался совершить идиотский поступок да еще потратить на это хорошую выпивку? Но чем дольше он откладывал, тем хуже было Г'Кару.

— Ваше величество, может быть, и мой зверек поднимет тост за вас?

— Ты полагаешь, что животным полагается пить хорошее бривари? Нет, я так не думаю, — ответил Картажье. — Разве что ты заставишь его слизывать напиток с пола.

— Возможно, — сказал Лондо. — А знаете ли вы, что алкоголь, попав на открытую рану, причиняет много боли?

— Продолжай, — ответил Картажье.

Лондо наклонил бокал с бривари над спиной Г'Кара. Тот напрягся, содрогнувшись, а потом обмяк, повиснув на плече Лондо мертвым весом.

— Видите, ваше величество? Очень болезненно.

— Да уж, — ответил Картажье. Он некоторое время молчал, и под его рубашкой пробегали волны. — Думаю, что мне стоит оставить его при себе еще на какое-то время. Он слишком забавен, чтобы отсылать его. К тому же… — добавил он, — Мне хочется повторить представление.

— Конечно, ваше величество, — сказал Лондо и внутренне заорал. Они были так близки к тому, чтобы выбраться отсюда! Он ждал, что Г'Кар или посмотрит на него, или шевельнется, выдав те многочисленные ругательства, которые наверняка теснились в его голове так же, как и у Лондо. Но нарн молчал. Лондо похлопал его по плечу. Никакой реакции. Он толкнул Г'Кара и увидел, что голова его безжизненно повисла.

— Не думаю, что мы сможем еще что-то сделать этой ночью. Он в обмороке.

— И это как раз тогда, когда началось самое веселье, — простонал Картажье. Он оглянулся на гвардейца, и Лондо немного расслабился. Наконец-то взгляд Картажье был сосредоточен не на нем. — Ведь это было весьма возбуждающе, не так ли?

— Да, ваше величество, — ответил гвардеец, и Лондо бросил на него быстрый взгляд: он хотел убедиться, что сумел облить бривари все раны на спине, раз уж это был единственный способ промыть их здесь и сейчас. Лицо гвардейца было старательно безразличным, и лишь легкое трепетание век указывало на страх. — Если моя служба порадовала вас, то это возбуждающе.

Гвардеец знал, как обращаться с Картажье. Тем лучше для него. Лондо не испытывал особой симпатии к этому лакею, но по крайней мере, тот не получал удовольствия от их мучений и не был рад, когда Г'Кар обмяк на у Лондо на руках.

— Это было весьма возбуждающе! — хихикнул Картажье. Он встал, сняв свой шарф и швырнув его на пол. — Не хочешь поиграть со мной?

Гвардеец ненадолго заколебался, достаточно, чтобы страх снова промелькнул в его глазах, а потом кивнул.

— Конечно.

Лондо отвернулся. У гвардейца был такой же выбор, как и у него, когда он целовал Г'Кара. То есть, никакого. Ослушаться императора означало смертный приговор. Он не мог остановить Картажье, который уже уверенно расстегивал свою рубашку, — во всяком случае, не мог, не подвергая при этом опасности гвардейца, Вира и Г'Кара. Нельзя было рисковать.

— Если ваше величество позволит, — произнес Лондо, — я бы забрал моего питомца в камеру. Полагаю, что вы будете очень заняты этой ночью.

— Да, несомненно, — промурлыкал Картажье и махнул рукой, отсылая Лондо. — Забери его. Делай с ним, что хочешь. Пусть твой помощник тебе поможет.

— Да, — ответил Лондо. — Вир, возьми его под руку. Не думаю, что справлюсь в одиночку.

Г'Кар пришел в себя и обнаружил, что его куда-то тащат под руки, а ноги волочатся по полу. Все вокруг было как в тумане. Он попытался стоять сам, но холодная рука дернула его за воротник. «Ш-ш-ш, не показывай ему, что ты очнулся», — прошипел кто-то. Позади него — них? — раздавались тяжелые удары о стену, и Картажье, тяжело дыша, мягко ворковал: «Разве это не везение — получить шанс доставить удовольствие будущему богу?»

И голос добавил: «И если можешь ходить, то попытайся идти быстрее».

Г'Кар кивнул и попробовал понять, как заставить свои ноги шевелиться. Пол продолжал раскачиваться и вращаться, и это мешало найти опору. Другая рука обхватила его за талию, поддерживая, — он на мгновение дернулся, когда она коснулась его спины, и боль молниеносно пронзила его.

— Великий Создатель! Ты хочешь упасть?

— Убирайся, Моллари, — сказал он на автопилоте. Да, его определенно держал Моллари. И это означало, что с другой стороны шел Вир, потому что мистер Гарибальди пропал, и они трое были на…

Ох.

— Ох, «убирайся, Моллари», а ведь если бы не я, с тебя бы содрали твою жалкую шкуру, — пробормотал Лондо, а потом передвинул руку так, чтобы не прикасаться к его спине. Г'Кар нашел, наконец, опору и начал шагать, тяжело наваливаясь на них обоих. Его ноги были похожи на фларн. Не тот фларн, который готовил Ленньер, а фларн от Деленн, который умудрялся не походить вкусом и видом на то, из чего строили дома.

— А мне нравится фларн от Ленньера, — вставил Вир.

— Он на вкус как кирпич, — ответил Г'Кар. — Думаю, им можно кого-нибудь убить.

— По крайней мере, это не брин, — сказал Моллари. — Не знаю, кто решил, что это подходящее блюдо для обеда. Мне пришлось полоскать рот неделю, чтобы избавиться от этого вкуса.

Г'Кар попытался пнуть его, но споткнулся. Две руки с двух сторон подхватили его и поставили на ноги снова.

И они двинулись дальше. Миновав длинный коридор, Г'Кар промычал:

— Спасибо.

— За что? — спросил Вир.

— За спасение его жизни, конечно, — сказал Моллари.

Г'Кар облизнул губы.

— За… — сказал он и снова споткнулся. Рука Моллари вернула его обратно на ноги, и волей-неволей Г'Кар повис на Лондо.

Его голова была будто набита ватой. Если бы не Моллари, он бы умер, да, но не в том смысле, о котором тот говорил. Он бы не закричал до тех пор, пока бич не убил бы его. Он бы умер, оставшись гордым, и обрек бы Нарн на оккупацию расой садистов.

Настоящий нарн бы не произнес ни звука. Нарн бы умер. Нарн бы не стал игрушкой императора, даже под угрозой смерти. И погубил бы свой мир.

Теперь его планета будет жить, но он сам уже не был нарном.

— За что? — спросил Моллари.

— За мое спасение, — прошептал Г'Кар. Не нарн, подумал он. Не нарн, не нарн. И почувствовал, как вода, которую Моллари заставил его выпить, течет из глаз по лицу. (Заставил? Ха! Он мог бы его остановить. Нарн бы умер, но не допустил бы этого!) И нарн бы не плакал перед врагами, но он уже не был нарном, поэтому смотрел на мир сквозь пелену слез.

Г'Кар услышал, как Вир издал неопределенный звук, явно не зная, что делать, и выжидающе посмотрел на Моллари. И Лондо вздохнул, подтянув Г'Кара на своем плече повыше.

— Мы уже почти дошли до камеры.

Миновав еще несколько коридоров, Моллари принялся возиться с дверным замком, передав Г'Кара Виру. Потом они помогли Г'Кару опуститься на пол, поддерживая его с двух сторон, и уложили на бок, уткнув лицом в колени Вира, отвернув от его мягкого живота.

Г'Кар наблюдал за Моллари. Он видел, как тот посмотрел на тревожно сопящего Вира. А потом Лондо перевел взгляд на Г'Кара, у которого уже не было сил или гордости скрывать, насколько он изранен.

— Как говорят земляне, что за ёбаная жизнь, — сказал Моллари, нарушив молчание.

— Твоя ёбаная жизнь? — выдавил Г'Кар между всхлипами, и почувствовал, что его рыдания превращаются в смех.

— Да, моя ёбаная жизнь. Это была третья худшая ночь в моей жизни.

Г'Кар почувствовал, что смех душит его при мысли об этом, и не стал сдерживаться, согнувшись на полу.

— Твоя… ёбанная… ах-ах-аха-ха!..

— О, очень весело смеяться над тем, кто спас твою жизнь, — сказал Моллари.

Г'Кар сделал глубокий вдох и попробовал говорить связно.

— Меня почти запытали до смерти, и из-за некоторых твоих поступков нас всех могли убить. Думаю, ты хотел сказать: наши ёбанные жизни.

— Да. Именно так. Наши ёбаные жизни, — раздраженно ответил Моллари, и Г'Кар засмеялся снова. — Это… это вовсе не смешно, — заикаясь, произнес Моллари, пытаясь подавить смешок, а Г'Кар захохотал еще громче. — Эта… ох, ёбаная… — сказал он и чуть не рухнул со скамьи, расхохотавшись.

Вир смотрел на них, выпучив глаза.

— Почему вы смеетесь?

— Не знаю, — выдавил Моллари.

— Мы чуть не сдохли, — добавил Г'Кар, а потом схватился за бока, и его смех сменился рыданиями.

— Проклятие, — сказал Моллари между приступами смеха, пытаясь забраться обратно на скамью. Он вытер глаза рукавом, а потом достал платок и вытер лицо Г'Кару. Мягкости ткани и прикосновения Моллари было достаточно для того, чтобы сосредоточиться на них и отстраниться от боли и от эха в голове: «не нарн». И Г'Кар воспользовался этим, чтобы успокоиться.

Стало тихо, а потом Вир спросил:

— А что такое «ёбаный»?

— Ты работал на «Вавилоне 5» почти четыре года и до сих пор не понял, что означает слово «ёбаный»? Видать, я плохо тебя учил, — сказал Моллари и снова захихикал.

Г'Кар несколько раз хохотнул, а потом замолчал. Он знал, что означает это слово, выучил от своих многочисленных земных пассий. Смех стих, и теперь все, что у него осталось — это пустота, полная холодного осознания.

— Это то, чем мы бы занялись перед императором, если бы я не отключился, — сказал он. Тогда он был весь на адреналине от боли и слишком занят тем, чтобы одурачить императора вместе с Моллари, чтобы осознать, к чему все шло. И что их чуть не заставили сделать.

— Ох-х-х, — сказал Вир. — Так это еще одно слово для выпивки.

— Да, — быстро сказал Моллари и перестал хихикать. — Да, выпивка. Это такой земной обычай — ебануть по рюмочке. Их идиомы такие странные. Например, эти животные, падающие с неба.

— Дождь из кошек и собак, — сказал Г'Кар.

— Да, именно, — ответил Моллари, слишком увлеченный Виром и его невинностью, чтобы заметить, что Г'Кар снова учит его земным разговорным фразам.

— Почему бы нам не отвести его в нашу комнату? Мы могли бы раздобыть что-нибудь для обработки его спины, что-нибудь получше, чем бривари, и я не могу поверить, что ты сделал это перед императором, хотя постоянно твердил мне, что надо быть осторожным и… — сказал Вир.

Моллари оборвал его.

— Я бы так и поступил, но мы были последними, кого видели с Г'Каром. Мы не можем оказать ему больше помощи, не вызвав подозрений и не выдав наш заговор против императора.

— Согласен, — добавил Г'Кар. — Это самое важное. Император умирает, и Нарн освобождается.

— Да, — сказал Вир. Он дотронулся до головы Г'Кара и тут же отдернул руку. Г'Кар слабо кивнул ему, и Вир снова положил руку на его голову. Рука была теплой, и это показалось странным, потому что прикосновения центавриан обычно были прохладными. И он услышал, как Вир стал дышать ровнее. — Больно?

— Да, но это неважно, — ответил Г'Кар.

— Ох, — сказал Вир.

— Храбро, но глупо, — сказал Моллари. — Ты мог бы закричать раньше и избавить себя от мучений.

— Я и не ожидал, что ты поймешь, почему я так поступил, — огрызнулся Г'Кар.

— Что, снова твоя гордость? Если проблема в этом, то почему ты позволил мне… — начал Моллари, но потом оборвал себя, когда Вир судорожно втянул в себя воздух.

Г'Кар положил свою руку поверх руки Вира.

— Все в порядке. Раньше, во время бичевания, я был нарном. И не мог позволить себе сдаться. Но теперь… — и он замолчал, чтобы собраться с духом и произнести то, что собирался признать: — Я больше не нарн. С таким же успехом я могу быть камнем. А разве у камня есть гордость?

— Ты не камень! — сказал Вир. — Ты личность! Даже если ты теперь не нарн, ты все еще живой. Ты не камень!

Его теплые пальцы погладили Г'Кара по щеке, пытаясь утешить.

Г'Кар улыбнулся. Это было не так, но Вир был странным центаврианином. Он почувствовал, как его пальцы замерли, а потом снова начали медленно двигаться.

Моллари открыл было рот, чтобы ответить, но потом закрыл и молча кивнул.

— Нечего сказать? — поддел его Г'Кар.

— Вовсе нет, — ответил Моллари.

— Хорошо, — сказал Г'Кар. Прикосновение Вира было почти успокаивающим. Г'Кар мог бы сосредоточиться на этом и отрешиться от остального. Холодный пол, боль в спине, боль в руках и ногах, в шее… он чувствовал, как будто его схватила и стиснула огромная рука. Во рту чувствовался привкус свежей и запекшейся крови.

Его рот все еще кровоточит? Он потер его, проверяя ранки на губах. Его рука быстро стала красной от свернувшейся крови. Но то были старые раны, так что же кровоточило сейчас, раз он чувствует это?

За последние дни его много раз били. И еще этот электрический бич. И Картажье лазил в его сумку с ножом. Хотя порезы были неглубокими, Г'Кар не осмеливался проверять, что с ними происходит. У него было много возможностей получить внутренние повреждения, которые могли повлечь за собой кровотечение. Он так цеплялся за жизнь, что перестал быть нарном, но все равно умрет.

— Моллари?

— Да?

— Что тебе известно о внутренних повреждениях?

— Ты полагаешь, что центаврианин должен знать, как лечить нарна?

— Не думаю, что у вас есть внутреннее кровотечение, — пискнул Вир.

Г'Кар и Моллари одновременно уставились на него в удивлении.

— Я помогал переправлять нарнов в безопасные места подальше от Республики, и иногда кто-то из них был болен или ранен, так что у меня есть кое-какой опыт, — сказал Вир, глотая слова. — Вы сейчас мерзнете, такое случается из-за кровопотери. А за последние дни вы потеряли немало крови.

Он посмотрел на какую-то точку на потолке.

— Хм, когда вы ходили… хм… ну, ходили по нужде, вы замечали кровь?

— Нет. Крови не было, — фыркнул Г'Кар, которого позабавила застенчивость Вира.

— Думаю, что большую часть ран на вашей спине прижег бич, а Моллари обработал остальные с помощью бривари. Конечно, лучше бы полить ваши ожоги холодной водой, но, думаю, бривари тоже сойдет, тем более оно было достаточно прохладным. Хм, большая часть других повреждений, насколько я могу судить, поверхностные, и признаков воспаления не видно. Нарны восстанавливаются значительно быстрее центавриан, но у вас вряд ли было на это время, так что я не знаю, что может случиться. Хм, может быть, вы позволите мне осмотреть вас под одеждой, чтобы проверить, нет ли внутреннего кровотечения?

— Хорошая мысль, — промычал Г'Кар. Он попытался сесть, но рухнул обратно на колени Вира. Тот положил руку на его плечо и покачал головой.

— Нет-нет, не двигайтесь. Не… хм… не потому что вы слабы или еще что-то в этом роде, вы вовсе не слабы, — быстро произнес Вир, — но потому что вы и так серьезно изранены, и мне не хочется, чтобы вам стало хуже из-за того, что вы шевелились, когда это было не нужно. Лондо, мне надо, чтобы вы заняли мое место и поддерживали его голову. И снимите ваш сюртук! — добавил он, а потом начал стаскивать свой.

— Он перемажет его кровью, — проворчал Моллари, снимая мундир. — Что ты хочешь с ним сделать?

— Накрыть его. Он мерзнет, поэтому нам нужно согреть его. Я… вот… — сказал Вир и дотянулся до руки Г'Кара и сжал ее. — Вы чувствуете это?

Г'Кар моргнул. Он видел его руку на своей руке, но давление и тепло от нее как будто шли издалека.

— Еле-еле.

— Думаю, вы впадаете в спячку, и нам надо этого избежать, — сказал Вир.

— Что? — сказал Моллари.

— Спячка, — медленно произнес Г'Кар и попытался сжать своими пальцами руку Вира, — это… — и он замолчал, осознав, что не может понять, как произнести следующее слово: по-нарнски или по-центавриански.

— Спячка — это когда нарны впадают в оцепенение для того, чтобы сохранить энергию. Они обычно делают это, когда надо выдержать долгое путешествие без еды или воды, или пережить голодный год. Но спячку также могут вызвать серьезные ранения. Учитывая то, что Г'Кар весь изранен и не получал медицинской помощи, боюсь, он может не выйти из нее. К тому же, — быстро добавил Вир, — он должен бодрствовать, чтобы принять участие в нашем плане.

— Ты хочешь сказать, что он может не… — начал Моллари, а потом замолчал, уставившись на Г'Кара, и в его глазах промелькнул страх, как будто они снова были в камере пыток. Потом он качнул головой, как бы отметая эти мысли, опустился перед Г'Каром на колени и завернул его спереди в свой мундир. — Конечно же, наш план. Да, ты хорошо придумал, Вир.

Г'Кар хотел сказать, какое удачное совпадение, что он нужен им живым для того, чтобы спасти их мир, или что-нибудь о том, что Моллари все-таки волнуется, но не смог вспомнить слова. Он не мог разобрать, какие из них центаврианские, а какие — нарнские. Интерлок и английский язык перепутались между собой, и он не мог их разделить. Г'Кар подтянул мундир повыше, прикрывая нос и рот, а нижняя часть закрыла его сумку, и принялся наблюдать за действиями двух центавриан.

Моллари занял место Вира, исполняя роль кушетки, и его пальцы медленно поглаживали его голову и шею, теплые прикосновения, на которых можно было сосредоточиться. Вир снова осмотрел его спину, потом закатал вверх сначала одну штанину на ноге, потом другую, проверяя, нет ли переломов и вероятных внутренних кровотечений, а затем, закончив осмотр, положил свой свернутый сюртук под его ноги.

— Думаю, что мы сможем предотвратить спячку. А теперь мне надо убрать мундир Лондо, — сказал он, и Г'Кар кивнул. Вир убрал мундир и осмотрел его шею и грудь. — Тут синяки, но большая часть уже поджила. Думаю, что с вами будет все в порядке, — сказал он и продолжил осмотр.

Он замешкался, когда дошел до живота Г'Кара, там, где ткань прикрывала его сумку.

— Можно? — спросил Вир.

Г'Кар понял по его замешательству, что он знает, что там находится.

Г'Кар очень долго не отвечал. Ему не хотелось, чтобы кто-либо осматривал его сумку. Не хотелось, чтобы его там трогали снова. Но Картажье уже лазил туда, и надо знать, насколько все плохо. У камня нет стыда, и ему надо выжить. Лучше уж Вир, чем кто-нибудь еще на этой проклятой планете.

Он кивнул.

— Лондо, отвернитесь, — сказал Вир.

— О, да, конечно, — ответил Моллари, и Г'Кар снова почувствовал неуловимое теплое прикосновение к рукам. Моллари накрыл руку Г’Кара своей, а другую прижал к его лицу — тот прильнул в ответ, вцепившись в ткань мундира, собираясь с духом.

Вир поднял рубашку Г'Кара, почувствовав жар, идущий от тела. И судорожно втянул в себя воздух.

— Великий Создатель, — сказал он. — Что случилось?

— Ка…,— Г'Кар сглотнул. — Картажье.

— Знаю, да, это был глупый вопрос. Я просто… думаю, мы видели его в саду после этого, и его руки были… просто… я слишком мало знаю, чтобы помочь с этим. Мне бы не хотелось лезть внутрь и случайно сделать еще хуже. Не могу поверить, что он… никто бы не подумал… мне очень жаль, — заикаясь, проговорил Вир.

Г'Кар кивнул. Он знал. И Вир знал и не хотел прикасаться к сумке, хотя нужно было заглянуть внутрь, потому что именно там и были все повреждения, но ему не хотелось, чтобы кто-то их видел, и он не мог думать. Его голова набита камнями, а тело сделано из стекла.

— Знаете, — сказал Моллари, — а я захватил с собой бривари.

— Вы — что? Зачем? — спросил Вир. — Каким образом?

— Я знал, что нам понадобится выпить после всего этого. Много выпить. Целую бутылку. Мой кушак достаточно широкий, чтобы можно было сунуть туда бутылку, и я прихватил ее, когда мы уходили оттуда. Полагаю, там осталось достаточно вина, чтобы промыть раны Г'Кара, а потом основательно напиться всем троим.

Г'Кар кивнул. Будет жечь, но он уже страдал от боли, так какая разница, больше или меньше? Зато никто не будет его трогать.

Вир схватил бутылку бривари с пола, куда ее поставил Моллари, и вернулся к Г'Кару.

— Готовы?

— Еще нет, — сказал Г'Кар, произнеся первое слово по-нарнски, а второе — по-центавриански. Он указал на бутылку, а потом на свой рот.

— Ох, да, — сказал Вир и поднес бутылку к губам Г'Кара. Нарн умудрился поднять трясущуюся руку и ухватиться за бутылку, прежде чем та коснулась его рта. Бривари пролилось, и он на мгновение поперхнулся, а потом проглотил его маленькими глотками. Он почувствовал, как некоторое количество вылилось из его рта на ноги Моллари, но он уже не был нарном, так что ему не нужно беспокоиться о своем уязвленном достоинстве.

Г'Кар не знал, сколько нужно выпить, чтобы отупеть от алкоголя, а не от холода. Но надеялся, что та вода, которую он выпил недавно, поможет избежать похмелья. Впрочем, он все равно ничего не мог с этим поделать.

Когда Г'Кар понял, что выпил достаточно, то оттолкнул бутылку. Его рука больше не тряслась. Он поднес мундир Моллари к лицу и вцепился в него. От ткани несло ужасным одеколоном и потом.

— Готовы? — спросил Вир. Прохладное горлышко бутылки прикоснулось к отверстию его сумки. Г'Кар кивнул.

— Три, два, один!

И Вир вылил бривари.

Алкоголь, попав на раны, ударил, как молот, и Г'Кар закричал. Вир чуть не выпрыгнул вон из собственной кожи, прижав бутылку к себе, Моллари тоже заорал.

— Ох, нет-нет… — охнул Вир, — эта камера звуконепроницаемая?

— Обычно, да, — сказал Моллари, и Г'Кар почувствовал, как он стиснул его руку на мгновение. — Но не думаю, что эти крики привлекут чье-то внимание, особенно, учитывая, что здесь такое часто случается.

Г'Кар тихо всхлипнул. Он больше не мог держаться. Его сумка горела огнем, спина дико болела, как и все тело. Болело давно, но он заставлял себя не обращать на это внимание. Но теперь не осталось сил терпеть все это.

— Г'Кар, — пробормотал Моллари. И вытер ему слезы мундиром. — Г'Кар, если ты камень, то, конечно, не можешь сломаться во время пытки. Камни разрушаются под влиянием погоды: ветра или воды, но не от боли. Ты выдержишь это.

Г’Кар почувствовал, что снова смеется сквозь слезы, потому что совершенно не ожидал услышать такие слова от Моллари. И он так устал.

— Вот, — Моллари свернул свой мундир в толстый валик и протянул ему. — Зажми его в зубах. Полагаю, ты все щеки себе искусал, пока пытался молчать в прошлые дни. С этим, наверное, будет не так больно.

Он замолчал на мгновение, а потом добавил с наигранным весельем:

— Нельзя допустить, чтобы ты случайно откусил себе язык, пока мы обрабатываем твои раны. Иначе как ты будешь выражать свое недовольство мной?

Г'Кар кивнул и вцепился в мундир. У него был вкус… мундира. Но он видал кляпы и похуже.

— Я собираюсь повторить это, — сказал Вир. — Вы готовы, Г'Кар?

Кивок.

И снова боль. Г'Кар закричал, судорожно вцепившись в кляп, и Моллари сжал его руку, удерживая, пока Вир лил бривари, и Г'Кар почувствовал, как оно выплескивается наружу и течет по животу, сжигает его изнутри…

Должно быть, он отключился на мгновение, потому что когда открыл глаза, Вир вытирал пол своим сюртуком, а Моллари похлопывал его по лицу.

— Ну же, очнись! Тебе пока нельзя умирать! Тем более, у меня на руках!

Г'Кар попытался выплюнуть импровизированный кляп, но тот застрял в зубах. Он толкнул Моллари плечом и замычал, пытаясь намекнуть ему на то, что случилось.

— Хм-м? — Моллари наклонился, и Г'Кар снова попробовал вытащить зубы из его мундира. Наконец, Лондо понял и помог вынуть кляп из его рта, оставив обрывки ткани в его зубах.

— Ну, вот, испортил, — сказал Моллари, разворачивая мундир, — теперь на ткани останутся следы.

И снова обернул его вокруг Г'Кара.

Тот попытался восстановить дыхание. Моллари все еще был слишком теплым для центаврианина, а Вир, отбросив пустую бутылку и свой сюртук в сторону, уселся рядом с Г'Каром, обхватив его, согревая, подсунув под него ногу. Видимо, по каким-то медицинским причинам.

— Мы не уйдем, пока не убедимся, что ты переживешь эту ночь, — сказал Моллари. — Ты нужен мне живым.

Г’Кар едва чувствовал тепло его рук, и прижался к нему настолько плотно, насколько смог.

— Живым… — И тут он вспомнил. Он цеплялся за эту мысль во время пытки, но позабыл, вынужденный сосредоточиться на выживании и молчании. — М’лари?

— Да?

— Гари… бальди? — промычал Г'Кар.

Моллари снова вытер слезы с его лица.

— Я получил новости с «Вавилона 5» незадолго до начала пыток. Твоя информация вывела их на мистера Гарибальди. Он ранен, но жить будет.

Г'Кар улыбнулся, прижимаясь к руке Моллари.

— Хорошо. Он… — Г'Кар не мог вспомнить, на каком языке собирался произнести следующее слово, — мой друг.

— Он и мой друг тоже, хотя сомневаюсь, что он теперь думает обо мне так же, — сказал Моллари. — Я рад, что они нашли его. И немного удивлен, что ты поступил так глупо, отправившись со станции на его поиски, ведь там ты был в безопасности. Но все-таки тебе удалось его спасти.

Г'Кар задрожал, а потом постучал пальцами по руке Моллари.

— Только я один… и искал его, — произнес он.

— Что, они настолько беспокоились о Шеридане, что совсем забыли про Гарибальди?

Г'Кар кивнул, и лицо Моллари побагровело.

— Не могу в это поверить. Они могли выделить хотя бы одного человека на поиски начальника службы безопасности! Если Шеридан вернется и увидит, что Гарибальди исчез, он устроит скандал! Им нужен Гарибальди! Что за странные люди? Я не понимаю, почему они не видят, что из этих двоих Гарибальди надо искать в первую очередь.

Г'Кар кивнул, соглашаясь. Он не понимал, что такого особенного нашла Деленн в этом Шеридане.

— Когда мы вернемся на «Вавилон 5», — а мы вернемся, потому что намерены пережить все это, — то раздобудем самую вонючую выпивку и купим Гарибальди все, что ему захочется, даже если это будет какая-то безалкогольная бурда, которую он постоянно выбирает. Десять бутылок. Нет, сто бутылок бурды! Он поорет на нас за то, что мы поставили на уши все Зокало, а потом пойдет пить с нами.

— Я хочу хорчату, — сказал Вир. — Вам надо ее попробовать, Лондо.

— А там есть алкоголь? — спросил Моллари.

— Нет, я так не думаю, раз это пьет Ленньер.

— Ба! — Моллари надулся. — Если бы мне пришлось пить что-нибудь с Земли, то я бы предпочел их бренди, или может быть водку, которую так любит Иванова.

— Горячий шоколад с пряностями, — пробормотал Г'Кар.

— Это слишком приторно для меня, — сказал Моллари. — Никогда не понимал, почему земляне такие сладкоежки. Неужели у тебя во рту ничего не слипается от этого сахара? Он же забивает весь вкус!

Г'Кар фыркнул и покачал головой. Ему никогда это не надоедало. Сладости на Нарне были редкостью, большая часть растений, из которых их добывали, забирали центавриане, а то, что оставалось, вряд ли доставалось мальчишкам-рабам или беженцам в убежищах. Открытие разнообразных сладостей из других миров, равно как и всевозможных специй, которые можно было к ним добавлять, сделало годы его пребывания вдали от родной планеты очень увлекательными.

Вир обхватил ноги Г'Кара. Нарн посмотрел на Моллари и кивнул, решив не спорить больше на эту тему.

— Мы заставим Ленньера испечь нам что-нибудь из минбарской кухни, — сказал Вир. — Знаю, что вы двое не любите фларн, но он умеет готовить вкусные пирожные. У него не хватает на это времени, но я уверен, что ради такого случая он его найдет. Раз уж мы все вернемся, то надо это отпраздновать.

— Я бы сделал брин, — сказал Г'Кар. Он легко готовится, и Моллари его ненавидит. То, что надо.

— Что угодно, только не брин! — с отвращением произнес Моллари.

— Тогда глак.

— Избавь меня от ужасной нарнской кухни!

— Спу.

— Вы едите его свежим, и это портит весь вкус.

— Шарики рупу.

— Когда это ты научился готовить шарики рупу?

— Это замаскированный брин.

— Ты хочешь моей смерти, — простонал Моллари.

— Похоже на то, — усмехнулся Г'Кар.

Моллари замолчал. Г'Кар ждал, когда он скажет что-нибудь, но ответа так и не последовало. Он повернул голову и посмотрел вверх.

— Моллари?

Глаза Моллари были потемневшими и отсутствующими. Г'Кар толкнул его плечом, и Моллари вздрогнул.

— Ох. Ха… — он натянуто улыбнулся. — Клянусь, ты был бы не прочь убить меня, а?

— Лондо! — пронзительно вскрикнул Вир.

— Все в порядке. Не похоже, что кто-то это услышит кроме нас, и все знают, что мы друг друга ненавидим, ведь так? — сказал Моллари.

— Нет, — ответил Г'Кар.

— Забавно… Что? — сказал Моллари.

— Вот видишь, — ответил Вир.

— Нет. Я ненавижу Моллари, — ответил Г'Кар. Его голова немного прояснилась, и стало легче подбирать слова. — Ты бомбил мой мир, — произнес он на интерлоке, как будто они снова были послами на «Вавилоне 5», а не находились на Приме Центавра. — Ты начал эту войну. Ты лгал мне, когда я пытался… — и он сделал глубокий вдох, — примириться с тобой, когда старый император умер. И ты сделал бы все это со мной еще год назад, если бы я не попросил убежища.

Моллари покачал головой.

— Только не это.

— Что-нибудь вроде этого, — ответил Г'Кар. — Это все равно бы случилось. И тебя бы это не беспокоило, потому что ты получил бы власть, а я был бы мертв.

— Знаю, что мы ненавидим друг друга, — сказал Моллари, — но я не чудовище, как Картажье. Я бы этого не допустил!

— Вот поэтому я тебя и не убью, — сказал Г'Кар. — Ты жадный центаврианский придурок, но ты не злой. Ты причиняешь вред из трусости, потому что слишком боишься пожертвовать своим стремлением к власти ради правого дела. Но когда-нибудь дурь из твоей башки выветрится, ты увидишь, что натворил, и поймешь весь масштаб совершенных тобой преступлений.

Возможно, подействовали совместные усилия Вира и Моллари по его согреванию. Г'Кар чувствовал, как слова текут из него.

— Ты бы не помог другому члену Кха'Ри, потому что твой стыд из-за бомбардировки нашего мира не настолько силен. Но ты знаешь меня, видел, как жестоко они со мной обошлись, и та часть твоей души, что еще жива, кричит. Тебе нет дела до моего народа, который заслуживает чего-то лучшего, нежели сапог центаврианина на их шеях. Но ты достаточно уважаешь меня для того, чтобы предложить им награду, если я спасу твой мир.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Тепло от рук Лондо помогало ему сосредоточиться.

— В вашей культуре еще осталось много хорошего и не извращенного, — говорил Г'Кар. — Ты совершил много жестокостей, но можешь осознавать их и сожалеть о них. Сомневаюсь, что Картажье способен на это. Ты еще достаточно ценишь честь, — и он выплюнул это слово, — чтобы я мог надеяться, что ты не предашь меня, после того, как он умрет. И что ты освободишь Нарн.

— Я не предам! — ответил Моллари, и в голосе его прозвучало огорчение. — Я же дал тебе слово!

— Знаю, — ответил Г'Кар. И улыбнулся. — Я не знаю, что осталось в твоем сердце, но в нем больше нет трусости.

Он почувствовал, как руки Лондо напряглись, а потом снова расслабились.

— Ты глупец, — спокойно сказал Моллари. — Ты вечно дерешься из-за каждого пустяка, и я никогда не встречал большего упрямца, чем ты. Гордость из тебя так и прет. Ты спал с моей женой, издевался над моим племянником, отправил меня и Вира в медлаб после того, как пошарил в моей голове.

— Знаю, — сказал Г'Кар. Ему еще придется это искупить.

— И все же, даже когда у тебя не осталось ничего и никого, когда против тебя ополчились тени, ворлонцы или императоры, ты продолжаешь сражаться. Знаю, ты бы умер ради своего мира, потому что я бы сделал то же самое ради моего. Но все же я бы предпочел, чтобы нам не пришлось умирать.

— Не придется, — сказал Г'Кар. — Ведь нас ждет мистер Гарибальди.

Моллари замолчал. А потом спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

Лицо Г'Кара стало невозмутимым.

— Как будто меня пытали. А чего ты ожидал?

— Чего-нибудь вроде «Моллари, мне стало лучше, и теперь я не заткнусь, пока не выскажу все гадости о тебе!». Великий Создатель, единственное, что заставит тебя замолчать — это смерть.

— Давай говорить откровенно, — ответил Г'Кар. — Я был вполне себе молчалив, пока не появился ты и не начал требовать, чтобы я закричал. Как там говорят люди? Ты сломал, ты и плати?

Моллари фыркнул.

— Не думал, что мне по силам сломать великого Г'Кара. Твоя голова, очевидно, в порядке, даже если тело все еще не может оправиться.

— Как всегда, ты все не так понял, Моллари. Ты сказал, что я не должен молчать, поэтому я не дам тебе покоя до конца твоих дней.

— Лучше убей меня сейчас, — простонал Моллари.

Г'Кар засмеялся.

— Но я уже сказал, что не буду.

— Но почему нет? Ты тут говоришь, как я ужасен, и что я центаврианское чудовище, в котором остался лишь кусочек души. Так почему бы не прикончить меня, чтобы не мучился?

— Если бы я так думал, — ответил Г'Кар, — то сомневаюсь, что смог бы заставить себя поцеловать тебя.

И снова повисло долгое молчание. А потом Моллари откашлялся.

— Тут у нас особо не было выбора.

— Знаю, но из всех центавриан, которых меня заставили бы целовать ради спасения наших жизней, ты наименее противен. — Он замолчал на мгновение. — Хотя я также был бы не против Вира. Без обид, Вир.

— Да ничего, все в порядке, — пропищал Вир.

— К тому же, — продолжил Г'Кар, и слова стелились перед ним, как дорога, — ты целуешься лучше, чем твоя жена. Хотя даже спу целуется лучше нее, но и ты не самый отвратительный.

— Хорошо, — сказал Лондо. — Если уж Картажье заставляет тебя целовать кого-то, то пусть это буду я, а не кто-то другой. Так будет меньше вреда.

Он взял Г'Кара за руку, и тот пожал ее в ответ.

— Не скромничай, Моллари. В каком-то смысле ты этим наслаждался, — Г'Кар попытался обернуться, чтобы лучше видеть Лондо, но Моллари и Вир толкнули его обратно в прежнее положение, до того как он смог это сделать. Его тело как будто жило отдельно от него, и только тепло этих двоих поддерживало его. — Это был достойный способ уйти от реальности.

— Я тут подумал, — сказал Лондо, — что никогда не видел тебя таким уступчивым раньше.

— Упираться уже не было смысла, — сказал Г'Кар. — Я больше не нарн. Я — камень, а ты — ледник.

Лондо фыркнул в отвращении.

— Ты говоришь, как минбарец.

Г'Кар вздохнул. Для него все было так ясно, но Лондо до сих пор так ничего и не понял.

— Камень тверд, но вода точит его. И он разрушается. А ледник сдвигает валуны, оставляя шрамы в горах. Но ледник также заключает валуны в себе, и их невозможно извлечь, пока он не растает.

— Г'Кар, думаю, ты выпил слишком много бривари.

— Прошу прощения. Я не собирался посягать на ваши центаврианские вина, — вдохновенно ответил Г'Кар. — Когда ледник тает, то превращается в воду, а валуны рассыпаются землей, и долины наполняются новой почвой и реками.

— А мне-то казалось, что это я выпил слишком много бривари. Думаю, надо взять с тебя пример, — сказал Лондо. И похлопал Г'Кара по щеке. — Они встречаются, ранят друг друга, а потом превращаются во что-то лучшее.

— Да! — воскликнул Г'Кар, а потом закашлялся. Лондо зашипел и вцепился в его руки.

— Тебе не нужно сжимать их так сильно.

— Твои руки… ты снова чувствуешь их?

— Не так хорошо, как обычно, но я их чувствую.

Г'Кар сжал руки Лондо в ответ и уставился на него. Лицо Моллари выражало тревогу, и от этого холод в животе постепенно исчез.

— Я хочу… — он наклонился вперед, скатившись с коленей Лондо и убрав ноги с Вира. И сел на колени напротив Лондо.

— Г'Кар! Что ты делаешь? Ты снова потревожишь свои раны, а у нас больше нет бривари!

— Нет, не потревожу. Я сидел на коленях раньше и способен сделать это сейчас.

Г'Кар едва не упал, но успел схватить Лондо за руки, чтобы удержаться.

— Не надо снова приказывать мне лечь. Я хочу говорить с тобой именно так, лицом к лицу.

Лондо открыл было рот, но тут же его захлопнул. Его глаза тревожно расширились.

Г'Кар хохотнул.

— Почему такое лицо? Я не в том состоянии, чтобы причинить тебе вред.

— Но ты можешь это сделать.

— Здесь? Сейчас?

Лондо посмотрел ему в глаза, а потом отвел взгляд, покачав головой.

— Ты прав. Не сейчас.

— Хоть раз ты признал, что я прав. Похоже, ты растешь, — сказал Г'Кар. — Не думал, что это возможно.

— Я старик, не ребенок, — ответил Лондо.

— А действуешь как ребенок.

— Как будто ты в чем-то лучше.

— Я хотя бы пытаюсь стать лучше, — ответил Г'Кар. Они теперь смотрели друг другу в глаза. Дыхание Лондо было теплым, как и его руки поверх рубашки. — Я вижу то, чего ты не видишь.

— Например? — настороженность Лондо исчезла, уступив место любопытству.

— Я вижу, — произнес Г'Кар, — возможности того, кто не погряз в извращенной центаврианской жестокости. Как будто гляжу в замочную скважину на свет за дверью. Доброту, не извращенную честью. Руки, не скованные тысячекратной ненавистью. Я вижу… — говорил Г'Кар, и они теперь были так близко, что он мог чувствовать тепло, идущее от кожи Лондо, — обломок камня и тающий ледник, и то, что растет в земле, которую пропитала талая вода.

Лондо сделал вдох.

— И?

Его глаза были такими же голубыми и чистыми, как река, бегущая к морю.

— Ты мог бы снова наполнить свое сердце жизнью, — прошептал Г'Кар. Он наклонился вперед, и их губы встретились. Он закрыл глаза и почувствовал вкус крови и бривари на губах Лондо. Тот крепко обнял его. И больше не было ничего, кроме теплого и мягкого тела, которое поддерживало его, прикосновения губ, и рук, сжимающих его руки. Боль была ничто по сравнению с этим. Он чувствовал, что полностью погружается в это.

Поцелуй прервался. Г'Кар прижался лбом ко лбу Лондо, наслаждаясь теплом. Он вытянул руку и стер запекшуюся кровь, которую оставил Картажье на щеке Моллари.

— Лондо, — спросил он, — ты это видишь?

И Лондо увидел. Г'Кар понял, что он видит, по отсутствующему взгляду его глаз цвета синей талой воды и ясного центаврианского неба, по его слабой и доброй улыбке…

И упал.

В его взгляде снова застыл страх. Г'Кар осознал, что опять сидит на коленях у Лондо, соприкасаясь с ним грудью, и что руки Лондо разжались, и только он поддерживал их под локти. И по его спине пробежал холодок.

— Я не могу видеть это, — сказал Лондо. — Не могу. А теперь слезь с меня.

— Но, — начал Г'Кар, но Лондо, дернувшись, вырвал руки из его пальцев. Г'Кар потерял равновесие и попытался ухватиться за Лондо для поддержки, но на сей раз Лондо поймал его за запястья и прижал к груди. Его сердце будто сковал лед. — Лондо?

— Я же сказал, слезь с меня! — произнес Моллари. — Отвали немедленно, или я заставлю тебя убраться!

Г'Кар посмотрел на него, а потом вздохнул и кивнул. Он попятился от него, пока не врезался во что-то, не очень похожее не стену, и оно взвизгнуло как сирена. Г'Кар вздрогнул и обернулся: это был всего лишь Вир, и он был в страшном смятении. Г'Кар виновато улыбнулся ему. Вир выглядел сильно взволнованным, почти в благоговении, и он всего лишь пытался помочь. Г'Кар не хотел толкать него. Он просто забыл, что Вир был здесь. Милый и странный Вир, у которого вот-вот отвалится челюсть.

— Прошу прощения.

— И-и-извините! — пропищал Вир.

Г'Кар понимающе кивнул и снова повернулся к Моллари, который быстро встал, как только Г'Кар слез с его колен, и теперь отряхивал штаны.

— Уже уходишь?

— Мы и так тут задержались, — ответил Моллари. — И я уверен, что ты переживешь эту ночь, раз у тебя хватило сил прожужжать мне все уши. Пойдем, Вир.

Г'Кар хихикнул.

— А теперь-то что тебя забавляет? — огрызнулся Моллари.

Г'Кар протянул ему мундир.

— Ты кое-что забыл.

Моллари зашипел и схватил мундир, быстро натянув на себя. Вир тоже подхватил свой сюртук, как будто не замечая, как он хлюпает в его руках. Он все еще смотрел на Г'Кара.

Но Г'Кар не глядел на Вира, только не когда здесь был Моллари с лицом, красным от… ха, не от гнева, Моллари хотел бы, чтобы это был гнев, но все его эмоции так легко было прочитать. Он был красным от стыда, и в его глазах стоял страх, а руки тряслись, когда он застегивал мундир.

И тогда Г'Кар вспомнил, как проник в разум Моллари и предстал перед ним, погружаясь в его мысли все глубже, и о том, как они обрушились на него. Его спас собственный отец, но он все еще помнил, как мысли Лондо нахлынули на него. Как он оказался в ловушке воспоминаний в том хрупком теле, которое было отягощено…

Виной.

Было больно. Боль таилась в его груди, в его руке, сжимавшей меч, который пронзил грудь лучшего друга… женщина с брошью, любовница, мертвая… шипастые черные корабли в небе… пылающая рука… и огонь, обрушивающийся на Нарн… взгляд в единственный алый глаз, и руки на его шее, и…

И если бы он мог что-то изменить, он бы это предотвратил. Если бы он мог предотвратить это, то разлетелся бы на мелкие осколки.

Это пришло откуда-то из глубины сознания. Размышления о разуме, полном вины, которые охватывали его, когда он писал про то, как душа разрывалась на части, чтобы разорвать на части другие души. Как страх останавливал необходимые жертвоприношения, а вина порождала ненужные. Чтобы искупить свою вину, нужно ее признать, а для этого придется рискнуть и отдаться ей, но если этого не сделать…

То станешь таким, как Лондо Моллари. Он воздвиг вокруг себя стены, чтобы удерживать вину снаружи, а заглянуть внутрь можно было только через замочную скважину, и Г'Кар настолько увлекся подглядыванием в нее, что чуть не расшибся об эту дверь. И Моллари остался в своей тюрьме из вины, слишком испуганный, чтобы позволить себе отдаться этому чувству и сделать что-то большее, чем глядеть через замочную скважину.

У Г'Кара не было сил даже стоять, как он мог обрушить эти стены, когда все остатки сил нужны ему самому, чтобы выжить?

Он хотел жить. Ради Нарна, ради На'Тот, ради семьи, ради своего народа, ради мистера Гарибальди и Ивановой, ради Деленн и Маркуса, ради Зака и Шеридана, ради Ленньера, ради всех, кто жил на «Вавилоне 5», ради всех, кому угрожали центавриане, ради всех. Ради всеобщего блага он не должен отвлекаться на долг и вину. Он не был нарном, он был скалой, и единственное, что он мог сделать — это стать краеугольным камнем в их фундаменте. Если он остановится здесь и сейчас ради Лондо, то рискует вообще не вернуться назад.

Ему нельзя тратить время на того, кто не хотел спастись.

— Надо надеть на тебя цепи, — сказал Моллари, — иначе нас раскроют. Нам нельзя рисковать.

— Хорошо, — сказал Г'Кар. Моллари опустился перед ним на колени и взял за руку, начав возиться с наручниками, стараясь не смотреть ему в глаза, пока Г'Кар не коснулся его руки.

Голова Моллари дернулась, глаза расширились, рот скривился, как будто ему предстояло сделать что-то неприятное, например, пойти на дипломатическую встречу вместо казино, или прогуляться по станции в обществе своих трех жен.

— Что еще? — огрызнулся Моллари.

Г'Кар посмотрел в его глаза. В них не было никакого признака весны или талой воды. Он вздохнул и похлопал по руке Моллари, успокаивая его.

— Ничего.

— Вот и хорошо, — сказал Моллари, и взял Г'Кара за другую руку. Единственным отзвуком того, что случилось несколько минут назад, было то, с какой осторожностью Моллари держал его.

Цепи были достаточно длинными, чтобы он мог спать на полу, не прижимаясь спиной к стене. Г'Кар осторожно лег на бок. Вир замер в дверях, все еще бледный.

— Они не мешают? Как ваши запястья? Лондо, не слишком ли эти цепи тугие?

— Чепуха, Вир. Мы вряд ли сможем сделать так, чтобы в них было удобно, — сказал Лондо, отвернувшись от Г'Кара.

— К тому же, — сказал Г'Кар, — сидят они превосходно! Как будто сделаны специально для нарна.

Он показал, что наручники достаточно свободные, чтобы не мешать кровообращению.

— Не волнуйтесь. Мы постараемся сделать все, чтобы помочь вам, — сказал Вир. Он теперь смотрел на Г'Кара, потом на Моллари, потом снова на нарна, и вопросы теснились в его голове. Но Лондо ничего не сказал, вытолкнув Вира за дверь.

Моллари оглянулся, и, прежде чем дверь захлопнулась, с его лица на мгновение сбежала холодная маска. Дверь лязгнула, закрывшись.

Когда эхо шагов стихло, Г'Кар позволил себе сползти на пол.

Он не мог спрятаться от себя в этой камере. А значит, по крайней мере один из них не мог отвернуться от правды.

Вир не мог заснуть. Он слышал, как Лондо храпит в соседней комнате, и это обычно убаюкивало его за несколько минут, но только не в эту ночь. В голове было слишком много других звуков: свист бича, кожа, отдираемая с противным влажным хлюпаньем, рыдания, и сонный приглушенный голос Г'Кара, пробивающийся через прерывистое дыхание Лондо:

«Лондо, ты это видишь?»

Он даже хотел вылезти из постели и раздобыть самый дешевый бривари из запасов Лондо, но засомневался, что это поможет. Ему хотелось, чтобы это помогло: Лондо умудрялся напиться с нуля за минуту, а еще через тридцать секунд соединялся со своим внутренним «я», но Вир испытал уже достаточно похмелий, чтобы понять — это не поможет, хоть и помогало прежде. Кто знает? Он все еще пах кровью и бривари после импровизированного лечения, и долгое торчание под душем не помогло. Стоило ему только закрыть глаза, как он видел смесь бривари и крови, стекающую на пол, чувствовал их вкус в горле, и пятнышки запекшейся крови остались у него под ногтями. Его волосы пропитались этим запахом, но Вир был слишком вымотан, чтобы как следует высушить и уложить их после душа. Всякий раз, когда волосы падали ему на плечи и на лицо, он чуял вонь тюремной камеры.

Ему никогда от этого не избавиться.

Как и от пустых улыбок слуг, которые забрали его окровавленную одежду в стирку. Никто из них не удивлялся, когда люди возвращались от Картажье, пропитавшись запахом бривари и крови. И когда он, заикаясь, обратился к ним, они похлопали его по щеке, как будто он был ребенком.

Возможно, он им и был.

Вир вздохнул и прокрался на кухню. Открыл бар и обнаружил что-то дешевое и фруктовое с Земли, чей-то подарок. Лондо легко бы купил новое, и ему не хотелось пить бривари. Слишком уж много кровавых воспоминаний. Вир плеснул янтарную жидкость в небольшой бокал и сел за стол.

Сделал глоток, закашлялся, повторил снова. Жидкость обжигала горло. Она была такого же цвета, как кожа Г'Кара, подумал Вир и опустил бокал на стол. Потом уронил голову. В комнате стояла звенящая тишина.

— Г'Кар сказал, — пробормотал Вир с закрытыми глазами, сообщая бокалу то, что должен был сказать спавшему в соседней комнате, — что он и ты — природные силы, разрушающие друг друга, но из-за этого случается и много хорошего. Похоже на сюжет романтической оперы, в конце которой все умирают. И это на самом деле удивительно, потому что вы двое всегда пытались убить друг друга, все время дрались, и последний раз, когда я видел тебя таким близким с кем-то, это когда ты был с Адирой. Я видел тебя. Это было определенно реальностью. И это напомнило мне «Телиса и Короску», ту оперу, в которой двое возлюбленных из разных домов встретились и влюбились, но сперва они ненавидели друг друга, а потом решили сбежать, а потом… — пьяно бормотал Вир, — а потом там все умерли, включая влюбленных, которые покончили жизнь самоубийством, чтобы избежать наказания от императора. Мне на самом деле не нравится эта часть.

Он вспомнил о пятнах крови на одежде Г'Кара: на спине — от бича, и спереди — от его сумки, вспомнил, как Картажье смотрел на Лондо, похожий на голодного на’ка’линского пожирателя.

— Я не хочу, чтобы вы двое умерли, как они. Я вообще не хочу, чтобы вы умерли! Не хочу, чтобы кто-либо умер. Кроме… — он слепо потянулся к бокалу и поднес к губам, втянув янтарную сладкую пленку с поверхности, — кроме Картажье. Да, я так хочу, чтобы он умер. Наш мир гибнет, Г'Кар умирает, и Картажье — тот, кто их убивает, и если он исчезнет, то всем станет лучше. Но мысль о том, что его придется убить, меня пугает, Лондо. Я бы не смог это сделать, не то, что ты. Ты храбрый. Или бездушный. Или и то, и другое. Трудно сейчас сказать.

Бокал не ответил ему. В комнате было тихо. Кажется, Лондо перевернулся на другой бок, и храп стих, подумал Вир, а потом сделал еще один глоток.

— Я скучаю по тем временам, когда вы двое переругивались между собой и состязались в том, кто очарует больше танцовщиц, а потом ты приходил домой пьяный и злой, потому что он всегда побеждал. Тогда не было войны, и никто не пытался убить друг друга, а иногда Г'Кар возвращался, притаскивая тебя, потому что ты был слишком пьян, чтобы стоять на ногах, а ваш спор так и не был закончен. Вы оба были так счастливы, поливая друг друга оскорблениями на трех языках. А однажды Г'Кар все-таки тоже напился, и нам пришлось тащить его до каюты, а На'Тот была возмущена, когда увидела его.

Помнишь, как он пришел на твой День Возвышения в обуви и все спорил с Тимов, пока в тебя не выстрелила та глупая статуэтка-мина? Наверное, не помнишь, потому что ты тогда отрубился, а ведь Тимов запустила в него тортом.

Даже когда вы оба застряли в лифте, это было лучше, чем сейчас. Я бы лучше снова встретился с Г'Каром, одурманенным прахом, если бы это помогло остановить Картажье. Лишь бы Г'Кар не истекал кровью в той камере.

Вир допил вино, поставил бокал на стол и потер глаза.

— Я хочу сказать, что не желаю, чтобы он снова причинял тебе боль, но… — он снова потер глаза, — не думаю, что он это сделает снова. Он отнес тебя к Франклину, когда пришел в себя, а потом вернулся за мной и тоже оттащил в медлаб. И он плакал. Я имею в виду, он совершил ужасные вещи, но остановился и, думаю, ему стало стыдно… а мы все продолжаем и продолжаем поступать все хуже и хуже с каждым разом, и я больше не знаю, что мне делать.

Вир посмотрел в бокал, на свое отражение. Ему бы хотелось выглядеть так же, как Лондо, когда тот напивался— таким же беспечным, с осмысленным взглядом, но вместо этого он увидел скелет с глубоко запавшими глазами. Ему хотелось быть таким же счастливым, как Лондо, когда тот был пьян. Лондо пил, только когда был счастлив, так что он был очень жизнерадостным пьяницей. Чем трезвее он был, тем несчастнее становился. Вир вздохнул.

— Но мы же все исправим, верно? — Он поднял бокал в безмолвном тосте.

— Что ты тут делаешь? — произнес Лондо, подойдя сзади, со стороны спальни.

Вир, вздрогнув, чуть не выронил бокал.

— Лондо! Вы проснулись!

— Мне нужно выпить. Полагаю, что и тебе тоже.

Лондо вошел в кухню и сел в кресло рядом с ним. Как и Вир, он принял душ, чтобы смыть кровь и бривари, и тоже не стал укладывать волосы перед сном, поэтому сейчас они свободно падали на плечи, и седина на его висках была более заметной, нежели когда они были уложены в гребень. Он улыбался, но в глазах не было веселья.

— Тебе надо идти в кровать. Завтра будет долгий день, а без сна он станет еще длиннее.

— Я… но… — начал протестовать Вир, но Лондо выхватил бокал из его руки, выразительно посмотрев на него, а потом выпил его содержимое одним глотком. — Лондо, я не могу заснуть.

— Тогда займись бумажной работой. Меня это очень хорошо усыпляет, — сказал Лондо. Он похлопал его по плечу. — Иди, иди. Мне нужно выпить, раз уж я проснулся.

Вир отрешенно кивнул и позволил Лондо отвести его в спальню. Он захватил кое-какие бланки, чтобы заполнить их, лежа в постели, и писал до тех пор, пока сон не одолел его.

На следующее утро он проснулся и увидел, что заботливо укрыт одеялом, а его бланки убраны. Они переместились на кухонный стол, и неразборчивый почерк Лондо продолжил запись там, где остановился Вир. Бутылка с янтарным вином все еще стояла на столе.

Нетронутая.

Вир вздохнул и спрятал свидетельство бессонной ночи Лондо в кабинете.

Гвардейцы притащили Г'Кара к Картажье на следующее утро, с руками, связанными за спиной, с обнаженной спиной, покрытой струпьями и ожогами. Он смотрел в пол, пока Картажье болтал какой-то вздор, — Г'Кару было плевать на это. Незачем слушать болтовню мертвеца. И ему предложили еду и воду в чашках, поставленных на полу.

Нарн бы не стерпел такого оскорбления.

А он не ел уже пять дней.

Г'Кар ел и не обращал внимания на смех и боль, которая возникала при наклонах, от которых трескались рубцы на спине. Он заметил Моллари где-то позади — бледного, с широко распахнутыми глазами, — и испытал горькое наслаждение от того, как неловко тот сейчас выглядел.

Действие происходит между эпизодами 4х03 «Призыв» и 4х04 «Падение к апофеозу»

---

Вир возненавидел сад. Его оккупировал Картажье с придворными, так что он то и дело натыкался на тела в траве. Конечно, радовало, что большинство из них просто были заняты сексом, а не мертвы, но и трупов хватало, так что пребывание там вызывало тошноту. Запах крови и бривари, казалось, царил повсюду.

Далекий голос Картажье и его мерзкий смех только усугубляли ситуацию. Вир знал, над кем они смеются. Как будто им было мало того, что Г'Кар, скорее всего, и так умирал, без всех этих дополнительных мучений и пыток.

Смех приближался. И где только носит Лондо? Ему не выдержать все это в одиночку!

Вир уже приготовился нырнуть в кусты, когда какой-то придворный, раскрасневшийся от спиртного, со сверкающими глазами, налетел на него. У него были аккуратно причесанные волосы, одежда в золотых и красных тонах, а в руках он держал странное устройство. Через мгновение Вир понял, что это была старомодная цифровая фотокамера. Картажье не разрешал использовать современные летающие камеры, которые снимали и загружали изображения в сеть в режиме реального времени.

Придворный уставился на него, моргнув, а потом улыбнулся.

— Не хочешь ли присоединиться к веселью? Мы славно позабавились с нарном. Он теперь такой милый и послушный.

Вир еле удержался, чтобы не ударить глупого придворного.

— Вот как? — спросил он с застывшей улыбкой. — А что там происходит?

— Вот, сейчас покажу, — сказал придворный и, проматывая на камере фотографии, тяжело навалился на Вира. Г'Кар на четвереньках перед троном Картажье, с ногой Картажье на своей израненной спине; Г'Кар устоявший на ногах, несмотря на подножки и пинки; Г'Кар, глядящий в камеру, с зубами, розовыми от крови…

Вир чувствовал, как деревенеет его улыбающееся лицо. Он сжал кулаки, и ногти впились в ладони.

— Да, очень мило, — сказал он. И, схватив камеру, принялся листать фотографии, продолжая улыбаться.

— Тебе они понравились? — спросил придворный, слишком пьяный, чтобы заметить выражение лица Вира.

— Я… — произнес Вир, — просто в восторге от них.

— Ты такой милый, — сказал придворный, а потом наклонился и поцеловал его. Вир вскрикнул, слишком шокированный, чтобы отпихнуть его, и придворный воспользовался возможностью, чтобы поцеловать его настойчивее. Вир замахал руками, пытаясь оттолкнуть его, но наткнулся на камеру… Его будто окунули в грязь, подумал Вир, этого не должно было случиться, он слишком неприметный для того, чтобы к нему так приставали, впрочем, он мог быть очень даже заметным, если хотел, но тут столько всего происходило, и ему не хотелось быть замеченным. А потом он нащупал слот с инфокристаллом, и решил, что раз уж к нему пристали в саду, то нужно извлечь из этого хоть какую-то пользу. Вир вытащил инфокристалл и почувствовал, что время снова течет как обычно. Он оттолкнул придворного.

— Не трожь меня!

— Ох, противный, — с издевкой ответил придворный. — Верни мне мою камеру!

Вир швырнул ее обратно в руки придворного, надеясь, что не оскорбил случайно какого-нибудь фаворита Картажье, и выскочил из сада.

Оказавшись в безопасности в комнате Лондо, он тут же раздавил инфокристалл каблуком. А потом пошел полоскать рот, чтобы избавиться от вкуса бривари и перегара.

Действие происходит в конце эпизода 4х04 «Падение к апофеозу», во время сцены с выкалыванием глаза и в последующие дни.

---

Они выкололи ему глаз.

Г'Кар понял, что гвардейцы не знают, что им делать, после того, как приковали его к креслу, просунули нож сквозь рефлекторно зажмуренное веко, а потом ткнули сильнее и глубже. Он чувствовал, как острие коснулось дна его глазницы. И вцепился в пустоту, единственное движение, которое позволяли совершить цепи, судорожно задышав, когда один из гвардейцев повернул нож внутри него.

— И как же нам его извлечь?

— Надо оставить его внутри, пусть гниет, — сказал другой. Г'Кар с шумом втянул в себя воздух; он не закричит, он не закричит, он не был нарном, но у него все еще осталась какая-то гордость... Но он представил гниющую плоть в своей глазнице, и то, как ему придется выцарапывать ее оттуда…

— Нет. Он нужен нам живым, а не подыхающим от воспаления мозга, — сказал первый гвардеец. Он вытащил нож, а потом воткнул его снова, но сбоку. Г'Кар задохнулся в безмолвном крике. Гвардеец вытащил нож снова, и с ним — что-то липкое бело-красное. Г’Кар почувствовал, как что-то горячее и мокрое потекло по его щеке, по груди, на колени.

Он посмотрел вниз и увидел собственный алый глаз, и зрачок, размозженный и проколотый ножом, уставился на него.

Г'Кар засмеялся. Гвардеец ударил его по лицу, и он увидел звезды, но продолжал истерически хихикать. Рука схватила его за подбородок и приподняла, он посмотрел в глаза гвардейцу и увидел…

Пустоту.

Гвардейцы были пусты. Они были ничем. Они были полыми пустыми оболочками, и внезапно Г’Кар понял, что было не так с центаврианами. Они потеряли свои души. Его тело болело все сильнее, и пустую глазницу бросало то в жар, то в холод, а он смеялся, и смеялся, и смеялся в эйфории прозрения.

Г'Кар все еще смеялся, когда они ушли, так сильно, что хохот перешел в рыдания. От смеха было больно; содрогаясь, он тревожил пустую глазницу. Г'Кар сполз на пол, истерически хихикая, слезы текли из единственного глаза, и кровь сочилась из другого, оставляя пятна на полу. У него не было сил отодвинуться в сторону, и не хотелось тревожить раненую спину, поэтому он остался лежать там, в луже запекшейся крови. Рубаха на плече была вся в темно-красных разводах -пропиталась кровью, вытекшей из глаза.

Боль была настолько сильной, что Г'Кар чувствовал, будто покидает свое тело. Он был едва связан с ним; это камень издавал звуки, а не он. Он же был не здесь — парящий, свободный.

Г'Кар все еще содрогался всем телом, когда гвардейцы снова пришли к нему. Он видел отвращение на их пустых лицах, и это заставило его беззвучно рассмеяться. Они надели мешок ему на голову и выволокли из дворца, а потом бросили на холодный металл — космический корабль, подумал он. Корабль до Нарна, на котором летел Картажье. Они везли Г'Кара к месту его казни, а Г'Кар вез Картажье к его гибели.

Он возвращался домой.

Они приковали его к стене, как дикого зверя, связав руки за спиной, а ноги — вместе, так, чтобы он не мог дать отпор, когда они приходили бить его. Но это не имело значения. Он копил силы для Картажье, который весь прогнил изнутри. Его глаза были окнами в пустоту. Моллари мог бы пробить его насквозь, как стену, изъеденную термитами. А двор Картажье был полон вазами, приятными вещицами, пустыми внутри. Гвардейцы, пустые оболочки. Пустые, пустые, пустые.

Даже Моллари, увиденный издалека, был ничем. Ни искры. Ни света. Куда все ушло?

Г'Кар молился. Слова несли утешение и хоть немного отвлекали. Может быть, Г'Кван улыбнется ему. Или, быть может, уже улыбнулся. Г'Кар видел новые вещи своим новым глазом, который теперь был не здесь.

На второй день они вкололи ему транквилизатор и приволокли к судовому врачу. Санитары срезали одежду — она так заскорузла от крови, что невозможно было просто снять ее. И оставили так, дрожащего и голого, под лампами-стерилизаторами, пока осматривали его спину и конечности. Кто-то вколол ему какое-то обезболивающее, и мир начал вращаться. Стало трудно следить за окружающими. Г’Кар не мог сфокусироваться; пустота центавриан вокруг ошеломила его. Он едва мог говорить, и не мог сопротивляться, когда они начали переворачивать его, намазывая чем-то прохладным его обожженную спину, проверяли кости на его избитых руках-ногах. Они что-то сделали с его глазом, сунулись в глазницу, и он еле сдержал крик. Кто-то прикоснулся к его сумке, и он попытался оттолкнуть их прочь, но они привязали его к столу, чтобы…

… он не знал, зачем они трогали его…

Они снова натянули на него грязную одежду. И опять надели мешок на голову, чтобы отвести обратно и помешать ему сопротивляться. Он еле переставлял ноги. Его заковали в кандалы. Холодная сталь впилась в запястья.

Он свернулся калачиком на боку, защищая живот и сумку, и позволил себе отключиться.

* * *

Г'Кар очнулся от мягкого прикосновения к своей руке и оттого, что кто-то повторял его имя. Голос шел как будто издалека. Боль все еще была приглушенной, и он невнятно ответил:

— Вир?

— Г'Кар! — Он почувствовал, как кто-то развязал мешок вокруг его шеи и стянул его, задев нос и рот. Г'Кар поднял руку и сдвинул его к здоровому глазу, защищая пустую глазницу. Он бы не выдержал еще одного прикосновения к ней, даже от Вира. Он не хотел, чтобы к нему прикасались. — Ты в порядке? Нет, конечно, это глупый вопрос, конечно, ты не…

— Вир, — Г'Кар потянул его за рукав и чуть качнул головой, стараясь не потревожить дыру в голове. — Ш-ш-ш. Прекрати.

— Я уже прекращаю, прекращаю, — заикаясь, ответил Вир, опускаясь на колени перед Г'Каром. Он выглядел еще худее, чем там, в камере, а лицо его осунулось.

— Тебе придется… — сказал Г'Кар, — потом вернуть это на место. Чтобы они ничего не заподозрили.

— Знаю, — ответил Вир. Похоже, ему не хотелось этого делать. Его голос колоколом отдавался в голове. — Вам помочь подняться?

Г'Кар кивнул.

— Только медленно. Моя голова. Она болит.

Он вытянул руку, придерживая ткань у глаза.

Вир схватил его за руку и помог сесть. Г'Кар вцепился в него, чтобы удержать равновесие. Вир поддержал его, положив одну руку на плечо, а другой взявшись за его запястье. Он помог Г'Кару подняться на колени и поддерживал, пока тот двигался, бережно, как ребенка.

— Так лучше? — спросил Вир.

Г'Кар кивнул снова.

— Да, — промычал он.

Вир надолго замолчал.

— Вы голодны? Я принес немного еды и воду.

— Да. Они не особо меня кормят.

Ему показалось, что он помнил, как они ставили ему капельницу, когда показывали врачам. Но не был в этом уверен. Ему давали жидкую кашу и немного воды.

— Сперва воду.

Вир неуклюже вытащил фляжку и сунул в руку Г'Кара. Тот схватил ее; Вир поддерживал его руку, когда нарн поднес емкость к губам и начал пить маленькими глотками. Потом осторожно вернул ее — Вир сразу убрал фляжку.

— Теперь еду? — спросил Вир.

— Теперь еду, — ответил Г'Кар. — Что там у тебя?

— Я принес несколько пирожных, сухие фрукты, вяленое мясо — я не мог взять много, потому что мне пришлось запихнуть все это в карманы. Что вы хотите съесть?

Г'Кар улыбнулся.

— Мясо. Мне нужны силы.

Вир достал сушеное мясо и помог Г'Кару держать его, пока тот ел. Г'Кар жевал медленно и осторожно. Вир не торопил его и просто сидел рядом, поддерживая его руку.

— Теперь фрукты.

Вир помог ему с мелкими фруктами, засовывая в рот один за другим. Г'Кар пытался смаковать их сладость.

— Хлеб?

— Да. Хотите, я накрошу его на мелкие кусочки? Кажется, вам трудно жевать.

Г'Кар посмотрел на руку Вира, лежавшую поверх его собственной, а потом покачал головой.

— Нет, просто я ем медленно.

— Почему? — Вир заволновался, и Г'Кар не смог сдержать смешок. Этот центаврианин был таким наивным, несмотря на войну. Несмотря ни на что.

— Я понял, — сказал Г'Кар, осторожно подбирая слова на центаврианском, — что если съем слишком много или слишком быстро на пустой желудок, то меня вырвет. Вот и пытаюсь этого не допустить.

Вир потрясенно втянул в себя воздух. Г'Кар хихикнул снова, похлопав Вира по плечу.

— Я понял это, еще будучи ребенком. Во время Оккупации было трудно раздобыть еду. А мне приходилось самому искать себе пропитание, когда мои родители умерли и я начал сражаться в Сопротивлении.

— Великий Создатель, — сказал Вир, и его голос задрожал. — Мне жаль.

Г'Кар посмотрел на него. Вир был очень расстроен, сожаление и печаль расцветали в нем, просвечивая сквозь кожу. Он весь светился… светился… он…

— Не надо извиняться, — мягко сказал Г'Кар.

— Но мы же причинили вам столько боли! — воскликнул Вир. — Вы голодали, и ваши родители были убиты, мы разрушили все. И сделали это дважды. И вы чуть не умерли. Лондо столько раз причинял вам боль, да и я тоже, а Картажье едва не убил вас, — и он остановился, чтобы перевести дух.

Г'Кар покачал головой.

— Нет.

— Нет?

— Это сделал Картажье. И Моллари, — ответил Г'Кар. — Это сделал хозяин, который убил моего отца, и солдаты, с которыми я сражался, и те, кто разрушили Нарн. Они причинили мне боль. Ранили нас. Но, — сказал он и поднял подбородок Вира вверх, так, как делал Моллари много раз, — ты тут ни при чем.

— Но вы же сказали мне там, в лифте: убит, убит, убит, — ответил Вир. Его глаза были испуганными и большими.

— Убиты, — сказал Г'Кар. — Они убиты. Все убиты. Но сколько бы погибло, если бы не ты? — Он коснулся щеки Вира, пытаясь вспомнить, как надо успокаивать. — Я слышал про Абрахамо Линкольни.

— Но этого недостаточно!

— Нет, — ответил Г'Кар. — Но я тоже ничего не сделал. Мы не смогли спасти их.

— Вы смогли! И вы спасли, — сказал Вир. — Вы помогали Сопротивлению, помогали народу раздобыть еду и информацию!

— Нет, я… — сказал Г'Кар, — я… — и его лицо содрогнулось, как будто он пытался сдержать внезапные слезы. Он прижал мешок плотнее к глазнице, пытаясь успокоиться, но не мог. — Я обрек их на смерть.

Вир подхватил Г'Кара, когда тот рухнул ему на руки, рыдая. И подтянул так, чтобы тот мог плакать на его плече.

— Вы спасли столько, сколько смогли.

— Пятьсот нарнов за каждого центаврианина. Скольких я убил?

— Но вы не убивали их! — воскликнул Вир. Г'Кар вздрогнул от громкого голоса, и Вир замолчал, пока Г'Кар не расслабился снова. — Это не ваша вина, — сказал он. — Это мы их убили. Центавриане сделали это. А вы пытались освободить ваш мир.

— Знаю, — ответил Г'Кар. — Знаю. Но я… — и он потерся лицом о плечо Вира, как ребенок. — Я могу освободить Нарн сейчас. Вместе с Моллари. Скольких можно было бы спасти, если бы я сделал это раньше? Если бы я не позволил моему народу сражаться за меня там, дома?

— Знаешь, — продолжил он, уткнувшись в плечо Вира, — когда я был ребенком, я считал, что лучше умереть, чем снова попасться в плен к центаврианам. То, что они с нами делали… — он замолчал, что-то нечленораздельно пробормотав. — Убивали нас без повода. Убивали ради забавы. — Он ослабил хватку на подбородке Вира, и его рука потянулась вниз, закрывая сумку. — Посылали нас к врачам, и возвращали оттуда стерильными или искалеченными, не способными кормить…

— Но вы это прекратите. Как только Картажье умрет, все закончится, — сказал Вир. — И вы будете в безопасности. Все будут в безопасности.

Г'Кар кивнул.

— Мы сможем исцелиться. И больше не будет бессмысленных смертей.

— Да! Так что не думаю, что вина за это падет на вашу голову, — сказал Вир. — Это сделали мы.

— Не ты, — сказал Г'Кар. Он отодвинулся, чтобы взглянуть Виру в лицо своим здоровым глазом. — Центавриане. Твое правительство. Не Вир.

— Но…

— Не ты! — сказал Г'Кар, слова переполняли его и изливались наружу. — Ты полон сострадания и… — он замолчал, как будто его вдруг осенило, и свет ударил в его пустую глазницу, ошеломляя его. — И ты не пустая оболочка, которая наполняет себя чужой энергией. Ты не пустой.

Вир покраснел.

— Хм… спасибо.

— Тебе не нужно благодарить меня. Это просто наблюдение. Ты сам стал таким, — промычал Г'Кар. Он снова дотронулся до лица Вира так, как делал Лондо, и был доволен, заметив, как тот испуганно вздрогнул. — Не спорь со мной.

Вир открыл рот и закрыл снова, похожий на рыбу. А потом поднял руку.

— Итак, хлеб?

— Да, хлеб.

Г'Кар взял из рук Вира хлеб и съел все до последней крошки. Вир молча поддерживал его, и глаза его были затуманены, как будто он задумался над чем-то.

* * *

Покончив с едой, Г'Кар навалился на Вира снова и попытался собраться с мыслями. Они с Моллари уже обсуждали план несколько раз. Г'Кар должен отвлечь гвардейцев перед казнью, а Моллари уведет Картажье и убьет его во время суматохи, а потом Нарн и Прима Центавра будут свободны, как и Г'Кар. По мнению Моллари это был надежный план; и обычно его планы удавались, хотя он редко задумывался о последствиях или о том, как действовать, если что-то пойдет не так.

— Есть ли у него запасной план на случай, если не удастся убить Картажье? — спросил Г'Кар.

Вир снова вздрогнул.

— Что? — До него дошло, и он быстро покачал головой, нахмурившись. — Ох, нет, не думаю.

— Я так и знал, — вздохнул Г'Кар. Он закрыл глаз и представил план старого дворца Кха'Ри, в котором должна была состояться казнь. — Ты изучил карты места, где мы нападем на Картажье?

— Да.

— Там есть дверь, которая ведет к черному ходу на кухни. Ею пользовались только слуги и некоторые советники, чтобы встречаться с любовницами в перерывах между заседаниями. Ты знаешь о ней?

— Да, — ответил Вир.

— Хорошо. Если Моллари постигнет неудача, — сказал Г'Кар, — то я хочу, чтобы ты дождался меня там.

— Что? Но мы же не собираемся… а вы говорили об этом с Лондо?

Г'Кар покачал головой.

— Даже если бы я был в состоянии спросить об этом, он бы начал спорить. К тому же, если он потерпит неудачу, то, скорее всего, уже будет мертв и ему не придется беспокоиться о последствиях. Но ты — его помощник, тебя заподозрят в содействии и могут казнить на месте.

Вир охнул.

— Об этом я не подумал.

— Я так и знал, — Г'Кар мысленно представил карту города, вспоминая старые ходы, о которых центавриане могли не знать. — Мы оба будем мертвы, если они нас поймают. Но мы попытаемся сбежать. И если нам это не удастся, тогда я убью тебя до того, как они тебя схватят.

Вир поперхнулся. Г'Кар открыл глаз и увидел, что центаврианин побледнел и задрожал. Он вздохнул и снова дотронулся до подбородка Вира так, как делал Лондо, заставив посмотреть на себя.

— Если они схватят тебя, то сделают с тобой то же, что и со мной, если не хуже. Если станет ясно, что нам не уйти, я подарю тебе быструю и безболезненную смерть. Ты не будешь страдать.

Г'Кар попытался улыбнуться, но взгляд его остался серьезным; ему не впервые приходилось предлагать милосердную смерть союзнику и приводить ее в исполнение. Было тяжело убивать кого-то, чтобы избавить от мучений, но альтернатива была еще ужасней. И разве не лучше умереть от руки того, кого ты знаешь?

Вир долго пытался отдышаться, прежде чем кивнул.

— Да, в этом есть смысл. Думаю, что вы правы. Я имею в виду, что не хочу умирать, но мне также не хочется, чтобы меня пытали, и… я ведь в любом случае умру.

Он облизнул пересохшие губы и посмотрел на Г'Кара через плечо:

— Но…

— Но — что?

— А как же вы?

Г'Кар моргнул.

— А что я?

— А вы убьете себя?

— Нет.

Вир глубоко вздохнул и произнес:

— Но… тогда вы умрете страшной смертью. Картажье разрезает людей на части или сажает на кол, который втыкают в землю, и оставляет на съедение насекомым, или приказывает отпилить им головы тупой пилой. Не думаю, что ваша смерть будет быстрой.

Г'Кар пожал плечами.

— Я и так это знаю.

— Но я не хочу, чтобы вы так умерли! — сказал Вир. — А мы не можем умереть вместе? Или я бы вам помог…

На этот раз улыбка коснулась и глаза Г'Кара.

— Хотел бы, — ответил он, — но не могу. Это эгоистично, но мне бы хотелось умереть в бою.

Но Г’Кар вдруг понял, что это значит, и его улыбка погасла. Он отвернулся от Вира, пытаясь представить последствия.

— Но если я убью центаврианина, они казнят по пятьсот нарнов за каждого. И сделают то же самое, если я убью тебя, так что мне придется все устроить так, будто произошло самоубийство. А это потребует времени. Может быть, если я спрячу твое тело, а потом попытаюсь увести погоню за собой…

— Хм, — сказал Вир. — Что, если я убью вас?

Г'Кар посмотрел на него, на его серьезное лицо и мягкие руки, и его разобрал истерический смех.

— Я серьезно! — завелся Вир. — Н-не смейтесь!

— Нет, прошу прощения, знаю, что ты серьезно, просто не могу удержаться, — хихикнул Г'Кар, а потом уткнулся головой в плечо Вира, чтобы она не так болела от тряски. — Но ты не сможешь убить меня, даже если я поддамся. Твои руки сделаны из спу! Единственный, кто еще слабее тебя, это Моллари! — И он представил Моллари, пытающегося убить его, размахивающего своим мечом, а потом вспомнил те отрывки из сна, которые уловил в его разуме: они двое, вцепившиеся друг другу в глотки; подумал о том,как сильно его тело изранено, и что нельзя допустить убийства нарнов снова. Он не хотел, чтобы Вир или Моллари погибли, и не хотел умирать сам. Г'Кар втянул в себя воздух, снова повиснув на плече Вира.

— Знаешь, — сказал он, — большинство нарнов моего поколения выросли, убежденные в том, что умереть, защищая Нарн, — это высочайшая честь. Погибнуть, защищая нашу гордость или защищая других. Очень долгое время я предполагал, что умру именно так. И рассчитывал именно на это. Так много тех, кого я любил, погибло зря, а я бы отомстил и расплатился бы за всех них. Но теперь… — он говорил, и его истерика прошла, хотя слезы все еще стояли в глазах, — теперь, когда мне есть ради чего жить, смерть стала пугать меня снова.

Вир мягко сжал локоть Г'Кара.

— Не вас одного. Я тоже в ужасе.

— Я не хочу умирать, — сказал Г'Кар. И стеснение в груди исчезло. Он прижался к Виру ближе.

Вир положил руку сзади на его шею, в защитном жесте.

— Я не позволю вам умереть, сделаю все, что в моих силах. Лондо и я… мы попытаемся вытащить всех отсюда живыми.

— Только не Картажье.

— Да, только не его.

— Не беспокойся, Вир, — сказал Г'Кар будничным тоном, — что я узнал о Моллари за последние три года, так это то, что он не просто убивает, а разрушает все вокруг и посыпает землю солью. Если ему удастся загнать Картажье в угол, уверен, он сможет его уничтожить, так же, как разрушил все, с чем имел дело за последние три года.

— Великий Создатель, не говорите так, — ответил Вир, и его голос задрожал. — Я пытаюсь не думать о последствиях, и о том, что Прима Центавра может быть разрушена, даже если мы убьем Картажье.

— Тогда подумай о других возможностях, которые он потерял, например, о шансах завоевать внимание всех женщин на «Вавилоне 5».

Вир попытался сдержать фырканье.

— Вы серьезно, Г'Кар? Сейчас?

— А когда еще? — Г'Кар сел, опираясь на Вира, и усмехнулся. — Лучше уж смеяться, чем впадать в отчаяние. К тому же, Моллари здесь нет. Самое время посмеяться над ним.

— А я думал, что вам захочется увидеть его реакцию, — ответил Вир. Улыбка Г'Кара была такой заразительной.

— Иногда это лучше делать без него, тем более, вероятно, о самых пикантных случаях он тебе не рассказывал. Ты слышал о том, как Моллари обознался и принял мистера Гарибальди за одну из своих жен?

— Да вы меня разыгрываете, — ответил Вир.

— Я бы не смог такое выдумать, даже если бы очень старался, — сказал Г'Кар. — Это случилось еще до того, как ты появился на станции. Понимаешь, волосы мистера Гарибальди выпали в результате какого-то несчастного случая, произошедшего на работе накануне. Моллари позвал его в казино, напившись, как то самое земное животное, и когда мистер Гарибальди пришел и начал его отчитывать, Моллари принялся огрызаться в ответ.

Г'Кар заговорил более тонким голосом, подражая акценту Моллари.

— «Тимов, ты уже пропилила меня насквозь, но, понимаешь, я вот-вот выиграю в покер. Если ты сейчас же не оставишь меня в покое, я тебя поцелую. Знаю, что мы оба не хотим этого.»

— Ох, нет, — выдохнул Вир.

— Конечно, тут мистер Гарибальди, и без того крайне удрученный тем, что у него выпали все волосы, потерял терпение и начал орать на него, и тогда Моллари сгреб его в охапку и поцеловал в лоб. Все казино замерло в молчании, — Г'Кар взмахнул свободной рукой, показывая, как все притихли. — И тогда мистер Гарибальди просто развернулся на каблуках и ушел. Моллари снова сел играть и не понимал, что случилось, еще почти десять минут, а когда понял, схватил свой выигрыш и помчался следом за мистером Гарибальди.

Г'Кар скромно кашлянул.

— Я сумел выиграть остальной куш, и потом последовал за ними в Зокало, где Моллари пытался объяснить Гарибальди, что ошибочно принял его за одну из своих жен, и что это был комплимент. Мистер Гарибальди же продолжал спрашивать: «А как насчет извинений? Когда вы извинитесь?» Синклер и Деленн сидели за ближайшим столиком, еле сдерживая смех. Должен признать, что я-то сдерживаться не стал. И вдоволь посмеялся.

— Над Лондо? — Вир засмеялся тоже.

— Да. Откровенно говоря, мистер Гарибальди со своей лысиной выглядит очень мило, если исходить из центаврианских стандартов, так что вполне мог привлечь Моллари. Он никогда не упускал шанса поволочиться за смазливым личиком.

— Знаю, — сказал Вир, ухмыльнувшись. — Однажды он так увлекся одной девушкой, что приказал заполнить всю комнату звездными кружевами, чтобы подарить их ей, когда она туда войдет. Лондо купил для нее целый гардероб одежды! — Вир покраснел и понизил голос. — Он даже заставил меня купить ей подвязки!

Г'Кар засмеялся.

— Очень на него похоже. Он деликатен, как молот. И что же произошло, когда она вошла в ту комнату?

Вир перестал смеяться.

— Она не вошла.

И он отвернулся от Г'Кара.

— Ее убили. Один из политических соперников Лондо решил отомстить ему.

— Ох, — теперь Г'Кар вспомнил. — Та танцовщица.

Он знал ее по лучшим воспоминаниям Моллари, не по собственным. Видел ее, танцующей в баре, и находил довольно привлекательной и в чем-то одаренной, но забыл о ней почти сразу. Но Моллари думал о ней, как о богине: ее лицо было преисполнено неземной красоты, мягкие глаза стали похожи на бриллианты, а ее голос был таким же нежным, как у оперной певицы. Мысли об Адире были окрашены таким теплом, которого Г'Кар не ожидал увидеть в Моллари. Как мог тот, кто способен на такую любовь, столь бездумно начать войну, погубившую миллионы жизней?

— Да, Адира, — сказал Вир. — Он очень ее любил.

— Знаю, — ответил Г'Кар. Но какая-то часть его не хотела этого знать. Моллари пришел к нему один, бормоча о мести, предлагая две тысячи нарнов в обмен на смерть ее убийцы, и в его глазах Г'Кар видел себя самого, сидевшего у ног отца, и ненавидел себя за это. Потому что Моллари не было дела до того, что война, которую он развязал, погубила жизни миллионов, все эти жертвы были всего лишь галочками в драме его жизни, и один центаврианин был для него важнее всего Нарна. Вот ради чего он был готов убивать.

И ради этого он собирался убить Картажье. Ради своего мира, своего народа. Пока дело касалось центавриан, Моллари был готов пойти на все. Но ради кого-то еще, даже ради былого союзника…

«Уверен, любое решение вашего величества будет справедливым», — сказал Моллари Картажье, и теперь Г'Кар потерял свой глаз.

— Тебе надо идти, — сказал Г'Кар. — Они заподозрят неладное, если ты будешь торчать здесь слишком долго, а я останусь невредимым.

— Да, — ответил Вир. Он коснулся руки Г'Кара, прижатой к раненой глазнице. — Вам еще что-нибудь нужно?

— Того, что ты принес, вполне достаточно. Если я съем больше, мне станет плохо, — Г'Кар потянулся к мешку, пытаясь надеть его обратно на голову. — Помоги мне вернуть это на место.

Вир помог Г'Кару надеть мешок на голову, завязал тесемки так, чтобы они не натирали ему под подбородком. Помог ему улечься на пол на бок, а потом осторожно ушел, прикрыв за собой дверь.

Г'Кар погрузился в сон без снов, его желудок был полон, впервые с тех пор, как он попал на Приму Центавра.

Действие происходит во время эпизода 4х05 «Долгая ночь», после гибели Картажье, но до того, как Вир начал пить.

---

Когда большинство центавриан выбежало из зала, скрывшись за пестрыми драпировками дворцовых дверей, гвардейцы ушли. Г'Кар мысленно поблагодарил Моллари за то, что тот сдержал слово и позволил всем нарнам, которые присутствовали при казни, остаться на свободе. По крайней мере, хоть в чем-то ему можно было доверять. Г'Кар сложил руки рупором у рта и крикнул:

— Нам надо уходить сейчас, пока центавриане не вернулись!

— Мы загнали их в угол! — сказал кто-то. — Давайте убьем их всех!

— Нет! — Г'Кар не видел, кто это сказал, поэтому просто посмотрел на толпу. — Скоро придет подкрепление, ведь здесь император! Если мы останемся, то погибнем!

— Тогда мы умрем, сражаясь за Нарн!

— И вы хотите, чтобы все здесь погибли?!

Все замолчали.

— Хорошо, — сказал Г'Кар. — Мы никого не позволим им казнить сегодня! Кто знает план здания?

Несколько рук взметнулось вверх. Г'Кар назначил их лидерами групп и отослал всех в разных направлениях. Он не знал, сколько времени смог выиграть для них Моллари, так что надо было вывести отсюда всех, пока была возможность.

Он провел свою группу через кухни, сказал, чтобы они шли дальше без него, а он останется перехватить тех, кто отстал. А потом сел и стал ждать Вира.

Казалось, прошло несколько часов. Или, может быть, меньше. Он провел много времени на этих кухнях в юности. Здесь обычно было шумно, жарилось мясо, кричали повара, иногда советники и их помощники целовались по углам. Теперь же здесь пахло пылью, и единственными звуками были чьи-то отдаленные шаги и стук его собственного сердца. Единственным источником света было далекое окно.

Г'Кар беззвучно молился. Его народ был полон света, свечи среди пустых фонарей центавриан. Теперь у него была надежда на то, что они не погаснут, как и тот одинокий центаврианин, со светом внутри.

Когда, открываясь, заскрипела дверь, Г'Кар вскочил на ноги. Он увидел в свете, идущем снаружи, силуэт центаврианина: гребень волос, нож в руке, и потянулся к валявшейся рядом разделочной доске. С ее помощью можно было отбить нож и сделать в башке центаврианина приличную дыру…

— Погодите, нет, стойте! Это я, Г'Кар!

Г'Кар расслабился.

— Вир!

Он бросил доску и, спотыкаясь, ринулся к Виру, который закрыл за собой дверь.

— Ты не ранен?

— Нет, — ответил Вир.

Он не был ранен. Вир был слишком плохим лжецом, чтобы скрыть это. Но все же что-то в нем было не так. Его осанка, лицо — в них что-то изменилось.

— Что случилось? — спросил Г'Кар и дотронулся до подбородка Вира так, как делал Лондо. Поднял его лицо вверх, но Вир избегал его взгляда. — Что не так?

— Ничего, — ответил Вир. — Нам не нужно никуда бежать.

— Не нужно?

Вир поднял мокрые глаза.

— Император мертв.

— Разве ты не рад этому? — Г'Кар взял Вира за плечи. — Что случилось? С Моллари все в порядке? Он не ранен? Почему ты здесь?

— Я знал, что вы будете ждать здесь. И боялся, что если вы останетесь, и вас найдут, то могут убить. Центавриане все в замешательстве из-за смерти Картажье, некоторые из них считают, что в этом виноваты вы. Якобы вы напугали его до смерти. Если они вас обнаружат, — протараторил Вир, а потом сделал паузу, чтобы вздохнуть. — Если они обнаружат вас, то не расчленят, но вы все равно умрете.

— Но это не объясняет, почему ты так расстроен. Не из-за того же, что меня могут казнить, тем более сейчас, когда все это можно исправить.

Г'Кар сжал плечи Вира и мягко добавил:

— Скажи же мне.

— Я… я… — прошептал Вир, — я убил его.

Сердце Г'Кара замерло.

— Что? Моллари заставил тебя… он заставил тебя убить Картажье?! — зарычал он.

— Нет, нет, — прошептал Вир. — Все было не так! Тише! Нас могут услышать! — И он прижал палец к губам Г'Кара. — Картажье сбил Лондо с ног и собирался убить его, так что я подхватил иглу и сделал это вместо него. Иначе он убил бы Лондо.

Г'Кар почувствовал, что Вир что-то сжимает в руке, и посмотрел туда. Он все еще держал маленькую палочку — отравленную иглу, догадался Г'Кар, которая теперь была спрятана в своих ножнах. Г'Кар никогда не пользовался подобным оружием раньше, но он знал, что Виру пришлось вонзить ее в грудь Картажье, почувствовать, как жизнь вытекает из него…

И это его опустошило.

Где же тот свет, что был в его лице? Он светился еще несколько дней назад, на корабле. Теперь его лицо потемнело, глаза погасли. Он был пустым, оболочкой, шелухой, как и все остальные центавриане.

— Что же они с тобой сделали? — прошептал Г'Кар.

Вир поднял глаза, нахмурившись.

— Что?

— Они, — сказал Г'Кар и почувствовал, что у него перехватило дыхание, — они погубили тебя. Твой свет погас.

— О чем вы говорите, Г'Кар?

Он не хотел, чтобы Вир стал таким, как остальные. Не хотел, чтобы он закончил, как Моллари, играющий чужими жизнями ради своей власти, или как Картажье, убивавший ради забавы. Он не хотел, чтобы Вир стал таким же, как те, с кем он сражался в войне, или присоединился к королевским придворным, которые развлекались, наблюдая за казнями. Он не хотел, чтобы Вир стал похож на Мэриел, которая убивала, чтобы защитить себя, так долго, что это стало привычкой, а любовь исчезла из ее души.

Г'Кар понял, что не хотел потерять Вира. Не хотел, чтобы тот превратился в еще одного центаврианина. И все еще был шанс, что он не станет таким, ведь он был весь в слезах после этого убийства, он не хотел совершать его, не хотел пасть так же низко, как Моллари, как Картажье, как Мэриел, как Г'Кар…

— Ты пустой, — выдохнул Г'Кар и прижал Вира к груди в крепком объятии.

Вир смущенно засопел и позволил Г'Кару удерживать его одно, два, три мгновения. А потом отстранился от него.

— Мне надо идти, — сказал он, — и вам тоже. Нам обоим грозит опасность. Пожалуйста, уходите. Я не хочу, чтобы еще кто-то умер.

Г'Кар кивнул, сглотнув.

— Постараюсь не умереть, — ответил он. — И ты будь осторожен.

— Буду, — ответил Вир и улыбнулся ему, но глаза его остались мрачными.

Г'Кар кивнул. Вир вышел за дверь, свет охватил его на мгновение, перед тем как дверь закрылась, погрузив его сверкающий силуэт во мрак.

Г'Кар ушел. Он больше ничего не мог сделать для Вира. Его судьба теперь была в руках Моллари, как и судьба Нарна.

Г'Кар не знал, радоваться или печалиться оттого, что он доверил их ему.

Действие происходит после событий эпизода 4х05 «Долгая ночь»

---

Лондо уложил Вира в постель, как только они сели на корабль, летящий к Приме Центавра, и теперь он проснулся, испытывая то, что, как предполагал Лондо, было сильнейшим в его жизни похмельем. Он был еще бледнее, чем обычно, и, судя по тому, как он иногда подносил руку ко рту, его подташнивало. Лондо приглушил резавший глаза свет и подошел к Виру.

— Выпей и съешь вот это, — прошептал он. И поставил бокал с водой и тарелку с закуской на столик возле кровати, а потом поставил ведро Виру на колени. — И вот тебе ведро, на случай, если захочется избавиться от того, что съел прошлой ночью.

— Спасибо, Лондо, — прошептал Вир в ответ. Он наклонился к ведру в поисках опоры, а потом схватил бокал трясущейся рукой и сделал большой глоток.

Лондо присел на край кровати. Он провел последние часы, занимаясь делами родного мира, заверяя Вирини в том, что никто не прикажет казнить его, уговаривая успокоиться, перестать паниковать и отдать приказ доставить несколько мегатонн взрывчатки на остров Целини. Затруднение было серьезным, но им нужно уничтожить все следы пребывания теней в их мире.

Как только Лондо закончил с этим, то смог позаботиться о Вире.

— Ну, стало лучше? — спросил он.

Вир поставил стакан, как будто боялся, что разобьет его, и наклонился над ведром.

— Мне кажется, будто по моей голове ползает целая плантация спу.

— Да ты и выглядишь не лучше, — ответил Лондо. — Ешь. Тебе полегчает. Если выпьешь всю воду, я принесу еще.

— Не надо, Лондо. Я ваш помощник. Это я должен заботиться о вас, — сказал Вир.

Лондо положил руку на ведро, прежде чем Вир попытался встать.

— Нет. Ты заботился обо мне последние три года. Теперь мой черед.

Вир моргнул.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Ты в любом случае еле на ногах держишься. Я могу принести тебе книгу, если нужно, чтобы тебе было чем заняться. — Лондо похлопал Вира по колену, укрытому одеялом. — Попытайся расслабиться.

— Расслабиться, — сказал Вир, как будто смакуя это слово, а потом согнулся над ведром. — Как я могу? Ворлонцы нападут на наш мир меньше, чем через три дня, мы только избавились от Картажье, и я — его убийца.

— Ты сделал это ради блага Примы Центавра, Вир, — сказал Лондо. — Если бы я мог, если бы только я мог избавить тебя от этого, то сделал бы это в мгновение ока.

— Знаю. Знаю, что вы бы так и поступили, — Вир посмотрел в ведро, а потом поднял взгляд на Лондо. Его глаза были покрасневшими, под ними — синяки. — А что насчет Г'Кара? Мы просто оставили его там. С ним все будет в порядке?

Лондо подумал о Г'Каре там, в камере, как он улыбался, и как сверкал его глаз; о Г'Каре, набросившемся на гвардейцев, подобно медно-огненному вихрю. Подумал, что слышал о том, как Г'Кар организовал всех нарнов, и те сумели ускользнуть от испуганных и разгневанных придворных. Вспомнил, как Г'Кар однажды мягко прикоснулся к его лицу и спросил, видит ли он тот мир, где он, Лондо, мог бы быть лучше…

— Думаю, что с ним все будет в порядке. Он сумел разорвать цепи из прочного кириллиума и разогнал целый взвод солдат! Я слышал, уже болтают, будто это он убил Картажье, напугав его до смерти. Нарны, наверное, сделают его своим правителем. И это наверняка придется ему по душе, — Лондо улыбнулся.

— Не думаю, что ему хочется быть правителем. Вспомните, как он работал против нас во время войны? Он всегда советовался с другими нарнами на станции, — Вир взял кусочек с тарелки и сунул в рот, начав осторожно жевать. — Он не хочет править. Он хочет помочь своему народу. Думаю, он вернется на «Вавилон 5».

— Сомневаюсь. Думаю, он будет помогать восстанавливать Нарн, — сказал Лондо. — Так же как и мы бы остались, если бы Прима Центавра пострадала.

— Но он мог бы добиться большей пользы на «Вавилоне 5»! Он знает, как все на станции устроено, и помогает мистеру Гарибальди и службе безопасности. И, клянусь, он хочет, чтобы Нарну присылали помощь. — Вир сглотнул и содрогнулся. — Он знает всех послов Лиги, и весь командный состав, и он помогал сражаться с тенями. Он вернется обратно.

— Ты что, думаешь, что он упустит свой шанс отпраздновать победу? Они, наверное, сейчас его возносят до небес.

— А разве вы сами не отказались от возможности стать императором? — возразил Вир, а потом содрогнулся от звуков собственного голоса — таким громким он был. — Его мир лежит в руинах. У него нет времени на поклонение. Он любит их слишком сильно, чтобы позволить себе остановиться.

Лондо хмыкнул и улыбнулся.

— Тут ты прав. Возможно, мы увидим его, когда вернемся, когда Прима Центавра будет в безопасности.

— Вы думаете, мы сможем это сделать?

— Да, сможем. Иначе и быть не может, — Лондо наблюдал за тем, как Вир осторожно съел еще один орешек. — Я не собираюсь провести последние дни моей жизни, беспокоясь из-за этого.

Вир подавился орешком.

— Не говорите так! Я не хочу даже думать о том, что вы можете погибнуть!

— Тогда не думай. Ешь.

И Лондо похлопал его по ноге снова.

Вир поперхнулся еще раз, а потом склонился над ведром. Лондо оставался рядом и наливал ему воду в бокал несколько раз, до тех пор, пока не получил звонок с Примы Центавра.

— Мне надо отойти. Это касается теней, — сказал Лондо и встал. — Я вернусь так скоро, как смогу.

— Погодите! — воскликнул Вир. Лондо повернулся к нему. — Прежде чем вы уйдете, хм… вам надо знать. Я видел Г'Кара после того, как погиб Картажье. Он спрашивал, все ли с вами в порядке, и пожелал мне удачи. Так что, так что… — и он снова застонал и уткнулся в ведро. — Просто идите, Лондо.

Лондо вернулся в свою каюту и ответил на звонок. Он не мог себе позволить думать о Г'Каре, пока договаривался по интеркому насчет бомб на Целини.

Лондо, ты видишь это?

Мир, где ледник и камни превращаются в почву, на которой вырастают цветы. Мир, где он мог быть лучше.

Возможно, он уже создает такой мир. Г'Кар спас оба их мира, даже если и не намеревался этого делать, и теперь Лондо тоже должен спасти их. Г'Кар был слишком занят, пытаясь помочь своему народу, чтобы остановиться и почивать на лаврах, слишком занят своим делом, своим миром, слишком занят всем, за исключением…

Лондо, ты видишь это?

За исключением него, Лондо Моллари.

Может быть, Лондо сумеет построить такой мир. Тени будут побеждены, ворлонцы изгнаны, Нарн восстановлен, Прима Центавра свободна от Картажье, и они смогут все начать сначала.

Лондо налил бривари для себя и воды для Вира, и пошел к нему, чтобы поднять тост за будущее, которое они создадут.

Конец