Энни Мо

#Черновички

Сиквел к Средземельному маяку. Эта штука будет написана, но в другом формате. Изначально я собиралась подарить это Альтре, она любит дела семейные, но как-то криво выходит и не быть мне писателем про семейные недо-саги. Вернусь ко всяким интригам и войнушке.

Небо над Горно, как символ прогресса и одновременно умирающей эпохи пара, опутывали провода. Они терялись среди крыш и цеплялись за почерневшие столбы. Эдвард Кук принес в мир электричество, безжалостный желтый свет, льющийся из-под стеклянных колпаков недавно изобретенных Джудом Кроми ламп. И порой казалось, что свет навсегда меняет Горно — вместо привычного трепетного пламени с окон особняков лился ровный, желтый свет, слишком яркий, чтобы скрывать, подобно пламени грязные углы города.

Ханне все это было непривычно. Пять месяцев на маяке среди моря, среди астрономических ламп, теплого масла и железа выпестовали из нее старые привычки к роскоши и комфорту. Старый город казался слишком шумным и бестолковым, грязным и непривычно затянутым в пелену пара и дыма. И странная теперь, ощущавшаяся кожей, теснота. Ни грандиозного морского простора, ни свежего ветра, ни конечно, штормов.

— Мы ведь уедем отсюда? — нервно спросила Ханна, держась за здоровую руку Грэхэма Градда.

— И чем скорее, тем лучше, — согласился он, похоже, не слишком-то задумываясь над ответом, а потом под ее взглядом растерял весь задумчивый вид и добавил. — Меня призвали, Ханна. Фактически, я так и останусь инженером, но это хорошо, платить будут больше.

В сыром весеннем воздухе явственно висела атмосфера напряженного ожидания. Взрыв неминуемо произойдет — это знали все и последние четыре месяца Смоуг-Росс готовился к войне. Надежды, что обойдется растаяла давно от гневных газетных статей, жарких споров в императорском дворце и никогда не засыпающих военных фабриках. И Ханна, считавшая себя рациональным человеком, понимала, что Грэхэм давно задумывается над тем, чтобы отправить ее подальше от мест будущих сражений. А то что, одним из первых станет Средземельная гряда не было никаких сомнений. Однако загвоздка заключалась в том, что положенные десять лет, что она была обязана отработать на государство, не закончились. Всех техников ждала эта участь, а это значило, что Ханне, подобно сестрам не отсидеться в глухой провинции.

— Разве у нас мало денег? — нервно спросила она, не в силах оторвать взгляда от нищего, просящего милостыню. Он был настолько грязен, что сливался с серой стеной старого дома. И от него ужасно воняло.

Грэхэм явно не желал говорить с ней о будущем. То, что им придется расстаться, когда начнется война, понимали оба, но никогда не разговаривали об этом. Ханне нечего делать в месте, за которое оба государства будут сражаться, не жалея людских жизней, Грэхэма даже без руки никто не отпустит на континент — вопреки ожиданию его таланты помогли сделать жизнь на Гряде в разы комфортнее и легче.

— Мы почти пришли, — сказал он, видя, что суетливая городская жизнь ее пугает. Сам он приехал в Горно еще месяц назад по вызову из военного министерства, а Ханна только-только сошла с Вольстенкого экспресса. — Я снял номер в «Старом матросе», хотя признаться, долго думал над тем, как отреагирует на это твой отец.

— Будет нудеть, чтобы я переехала домой, — беззлобно фыркнула она. — Боюсь, правда, без тебя. Вряд ли в ближайшие пять лет он простит мне эту свадьбу.

Она не стала уточнять, что скажется это только на нем. Грэхэм не производил впечатление человека, которого заботит мнение ее отца, но ей точно стоило готовиться к ссорам.

— Значит, ты с ним не встречался? — почти утвердительно спросила она. — Я так надеялась, что он хотя бы станет соблюдать правила приличия, но…

— Я ведь говорил тебе — это все ерунда, — перебил ее Грэхэм. — Конечно, если тебе так важно, я сделаю все, чтобы с ним поладить. Но главное то, что он согласен тебя принять обратно, пока я не вернусь с Гряды.

Ханна кивнула, одновременно найдя взглядом гостиницу «Старый матрос». Они никогда раньше не слышала про нее, но подсознательно ожидала увидеть непрезентабельный кабак с несколькими комнатами на втором этаже. Однако ее глазам предстало новенькое каменное здание, стоящее прямо на перекрестке Сонных и Касательных улиц. В глубоких подоконниках, за намертво приваренными фигурными решетками выглядывали длинные стебли бессмертников. Единственным цветам, кому нипочем зима в Горно.

Крюком подцепив дверную ручку, Грэхэм открыл перед Ханной дверь, пропуская ее внутрь. Портье за стойкой, едва увидев их, слегка склонился в поклоне.

— Как добрались, миссис Градд? — любезно поинтересовался он, кинувшись поддержать Ханне пальто.

— Спасибо, прекрасно, — ответила она, чувствуя скованность. — Я надеюсь, мой багаж уже доставили? Я везла с собой некоторые хрупкие детали для починки, было бы печально, если с ними что-то случилось.

— Вами чемоданы уже в номере, — попытался успокоть ее портье, но Ханна просто вспоминала, как принято вести себя в обществе, а детали можно и поменять.

Грэхэм забрал клуч, и повел ее к номеру.

— Здесь мило.

— Ну конечно, — ответил он, поддерживая ее за локоть и смешно улыбаясь, — Я ведь не могу привести тебя в притон. Хотя, уверен ты бы и то общество украсила.

— Ненадолго, — со смешком согласилась она. — Раньше у тебя получались куда более удачные комплименты. Месяц разлуки так сильно действует на твои словесные способности?

— Словесные? Боже упаси, у меня, как и у тебя их отродясь не было.

Он пропустил ее в номер, а затем коротко, но крепко обнял, заканчивая, наконец, эту нудную месячную разлуку.

Вновь оставшись одна на Маяке, Ханна быстро поняла, сколько сильно она привязалась к нему, и, желая избавиться от ноющего чувства одиночества, которым чуть раньше весьма дорожила, снова с головой погрузилась в мир масла, прибавившегося количества труб, шестерней и ламп. Изматывающая работа помогала не впадать в хандру и выгоняла из головы неприятные мысли.

Сейчас же всему этому был положен конец, Грэхэм, которого она знала совсем немного времени, вселял ей чувство спокойствия и безопасности с первого знакомства. Он был здесь, рядом — плохо, что они не на Маяке среди океана и свежего ветра, но это такие мелочи.

Ханна было потянулась к нему, но в дверь постучали, и она испуганно отпрянула.

— Миссис Градд, прошу прощения.

Это был портье, держащий в руке поднос с пачкой писем и ножиком.

— Я совсем запамятовал отдать вам их сразу. Письма ждут вас уже неделю. Прошу вас.

— Спасибо, — смущенно кивнула она, а когда дверь закрылась обратила взор на Грэхэма.

— Я ведь просила тебя забрать все мои письма сразу

#Черновички

Это могло бы быть продолжением цикла про Докора Н, но потом я поняла, что хваит уже Гаррета склонять и спрягать. Там будет другой перс. Ну и написано на крохотулечку.

Томный, все еще жаркий вечер в Рок-Моттоне сегодня благоволил едва ли не всем. Выпивохам, шляющимся из таверны в таверну в поисках дешевого вина — им сегодня повезло, и в одном из самых больших кабаках города отмечали свадьбу дети двух крупнейших воровских гильдий. Выпивка в «Скелете ростовщика» лилась рекой — еще бы, как не отметить такое славное воссоединение?

Девицам свободного поведения — те сегодня были нарасхват. И даже городской страже и то повезло — в один вечер арестовать стольких преступников. Это тянуло на хорошие премиальные, а так же повышение.

А еще сегодгя повезло одному хитрому, но донельзя недальновидному вору. Его звали Барри и он ограбил чердак, в котром жил другой вор. А вот тому-то, единственному из не слишком легального контингента горожан, повезло не слишком. Авскин оказался на улице без оружия — с одной только жалкой дубинкой, без денег, да к тому же весь Рок-Моттен кишел едва замаскированными стражниками. А он был у них едва ли первый претендент на виселицу.

Так что от греха подальше, Авскин вскарабкался на крышу одно из храмов Железной руки — те были высоки, и в темную ночь заметить на крыше тщедушную фигуру вора было сложно. Наблюдая за царившей внизу вакханалией, Авскин злился.

#Черновички
Аналогичное недофикло про Гаррета, но гораздо удачнее написанное. Но увы, таких много, что толку его писать было бы.

Весна вышла голодной и сырой, словно старый, продырявленный дождевик умершего на прошлой неделе старика-соседа. После его смерти теплый закуток занял молчаливый и страшный на вид человек, и когда Гаррет вернулся ночью, чтобы закутаться в драный, старый плед и хоть немного согреться, обнаружил, что у него больше нет ни пледа, ни места, ни старика-соседа. Жалко было всего поровну, но больше всего себя. Какая-то женщина попыталась пристыдить человека, но тот грязно выругался и замахнулся, после чего у гаррета пропала всякая надежда провести ночь в тепле.
Идти было некуда — будь сейчас июнь или хотя бы май, он спрятался быв парке Язычников, где его однажды летом кормила странная и жуткая на вид язычница, но сейчас только март и все язычники жили у себя в деревне — за Городом. А ходу туда не было. Гаррет слышал, будто там водятся живые деревья, и они питаются человеческой кровью. Гаррет не хотел стать пищей для деревьев.
Или он пошел бы на причал в Доках, там всегда можно летом поживиться рыбой в чужих трюмах или, если повезет, стащить у пьяного моряка пару золотых, на которых можно жить две недели, заботясь только о том, чтобы деньги не украли у него самого.
Но сейчас идти было некуда — на море сезон штормов и причал каждый день заливает холодной, соленой водой.
Ночь Гаррет провел у трактира, проваливаясь изредка в сон, а в минуты бодрствования планировал ограбить квартиру напротив — он увидел промелькнувшую в окне женщину с чем-то блестящим на шее, и подумал, что он должно быть богата. Но все планы провалились, когда в замочной скважине сломались его отмычки, которые он украл у вора, приходившего ограбить умершего старика-соседа. Следующие три ночь прошли в пелене изматывающей злости, ненависти и нескончаемого голода. Живот сильно подводило и он болел.
Дни прошли в попытке украсть то деньги, то еду на прилавке, но Гаррета словно заговорили — проклятые торговцы видели его за милю и гнали, стоило ему решить украсть именно эту булку. Впрочем, однажды один пьяный человек, отдал ему кусок недоеденного хлеба и Гаррет съел его, забыв поблагодарить. А когда в животе исчезли последние крошки, которые он не решился стряхнуть, благодарить было уже некого. Наступил вечер, торговцы собрали непроданный товар в повозки, и у Гаррет не было ни одной возможно заалеть внутрь и украсть хоть что-то. Съеденный кусок хлеба, как ему показалось, канул куда-то в бездонную пропасть, оставив за собой только воспоминание о факте, и к соэжалению, ничего больше. И идти ему было по-прежнему некуда, закуткой в Городе, способных спасти от ветра было предостаточно, но не существовало таких, что спасли бы еще и от холода с голодом. По крайней мере, Гаррет был уверен, что никто не возьмет его с собой — грязного о оборванного. Днем люди почти не обращили на него внимания, если не считать бдительных торговцев и стражников, но стоило им его разглядеть, как они морщили носы. Но на это Гаррету было плевать. На самом деле он давно знал, что делать — украсть что-то ценное и исхитриться не продешевить и не потерять украденное при сбыте. Дальше, он был уверен, все будет хорошо — он купит отмычки, поест и снимет какую-нибудь комнату.
И мечты уводили Гаррета вдаль, в небытие, в тяжелый, голодный сон на весеннем ветру. Там он лежал к теплой кровати и ел, но ни согреться, ни утолить страшный голод не мог. И ел, и ел, и ел, пока не проснулся, ощутив разочарование, а сразу после привычную злость на все вокруг.
Город в этот день осветило яркое солнце, утро уже кончалось, судя по оддиндадцати ударам Часовой Башни, и Гаррет выбрался на улицу, зорко осматривая все воруг. Попасться стражникам — попасть к Хаммеритам, попасть к Хаммеритам — пропасть навсегда. А Гаррет совсем не хотел пропадать, не смотря на холод и голод, он был уверен, что все временно. Что все не может быть так плохо всегда.
Все кончилось, как только странный человек в плаще, не прятавший кошелек, как все остальные, схватил его за руку. Человек не стал звать хаммеритов, и назвал его талантливым и предложил навсегда покончить с такой жизнью. И исчез в толпе, когда Гаррет от неожиданности растерялся и слишком долго молчал. Ступор от странного поведения незнакомца прошел скоро и Гаррет кинулся вслед незнакомцу, решая про себя, что никому неизвестно о том, как хорошо у Гаррета всегда получалось сбегать. Откуда бы не попадя, он умел находить малейшие лазейки. Человек ждал его у темной арки.
Человек оказался магом.
Человек сумел провести его сквозь стену в небольшом тупике в Стоунмаркете.
Человек его накормил.

#Черновички

Очередное недофикло про свет нашего Гаррета.

Весна вышла голодной и сырой, словно старый, продырявленный дождевик умершего на прошлой неделе старика-соседа. После его смерти теплый закуток занял молчаливый и страшный на вид человек, и когда Гаррет вернулся ночью, чтобы закутаться в драный, старый плед и хоть немного согреться, обнаружил, что у него больше нет ни пледа, ни места, ни старика-соседа. Жалко было всего поровну, но больше всего себя. Какая-то женщина попыталась пристыдить человека, но тот грязно выругался и замахнулся, после чего у гаррета пропала всякая надежда провести ночь в тепле.

Идти было некуда — будь сейчас июнь или хотя бы май, он спрятался быв парке Язычников, где его однажды летом кормила странная и жуткая на вид язычница, но сейчас только март и все язычники жили у себя в деревне — за Городом. А ходу туда не было. Гаррет слышал, будто там водятся живые деревья, и они питаются человеческой кровью. Гаррет не хотел стать пищей для деревьев.

Или он пошел бы на причал в Доках, там всегда можно летом поживиться рыбой в чужих трюмах или, если позет, стащить у пьяного моряка пару золотых, на которых можно жить две недели, заботясь только о том, чтобы деньги не украли у него самого.

Но сейчас идти было некуда — на море сезон штормов и причал каждый день заливает холодной, соленой водой.

Ночь Гаррет провел у трактира, проваливаясь изредка в сон, а в минуты бодрствования планировал ограбить квартиру напротив — он увидел промелькнувшую в окне женщину с чем-то блестящим на шее, и подумал, что он должно быть богата. Но все планы провалились, когда в замочной скважине сломались его отмычки, которые он украл у вора, приходившего ограбить умершего старика-соседа. Следующие три ночь прошли в пелене изматывающей злости, ненависти и нескончаемого голода. Живот сильно подводило и он болел.

Дни прошли в попытке украсть то деньги, то еду на прилавке, но Гаррета словно заговорили — проклятые торговцы видели его за милю и гнали, стоило ему решить украсть именно эту булку. Впрочем, однажды один пьяный человек, отдал ему кусок недоеденного хлеба и Гаррет съел его, забыв поблагодарить. А когда в животе исчезли последние крошки, которые он не решился стряхнуть, благодарить было уже некого. Наступил вечер, торговцы собрали непроданный товар в повозки, и у Гаррет не было ни одной возможно заалеть внутрь и украсть хоть что-то. Съеденный кусок хлеба, как ему показалось, канул куда-то в бездонную пропасть, оставив за собой только воспоминание о факте, и к соэжалению, ничего больше. И идти ему было по-прежнему некуда, закуткой в Городе, способных спасти от ветра было предостаточно, но не существовало таких, что спасли бы еще и от холода с голодом. По крайней мере, Гаррет был уверен, что никто не возьмет его с собой — грязного о оборванного. Днем люди почти не обращили на него внимания, если не считать бдительных торговцев и стражников, но стоило им его разглядеть, как они морщили носы. Но на это Гаррету было плевать. На самом деле он давно знал, что делать — украсть что-то ценное и исхитриться не продешевить и не потерять украденное при сбыте. Дальше, он был уверен, все будет хорошо — он купит отмычки, поест и снимет какую-нибудь комнату.

И мечты уводили Гаррета вдаль, в небытие, в тяжелый, голодный сон на весеннем ветру. Там он лежал к теплой кровати и ел, но ни согреться, ни утолить страшный голод не мог. И ел, и ел, и ел, пока не проснулся, ощутив разочарование, а сразу после привычную злость на все вокруг.

Город в этот день осветило яркое солнце, утро уже кончалось, судя по оддиндадцати ударам Часовой Башни, и Гаррет выбрался на улицу, зорко осматривая все воруг. Попасться стражникам — попасть к Хаммеритам, попасть к Хаммеритам — пропасть навсегда. А Гаррет совсем не хотел пропадать, не смотря на холод и голод, он был уверен, что все временно. Что все не может быть так плохо всегда.

Все кончилось, как только странный человек в плаще, не прятавший кошелек, как все остальные, схватил его за руку. Человек не стал звать хаммеритов, и назвал его талантливым и предложил навсегда покончить с такой жизнью. И исчез в толпе, когда Гаррет от неожиданности растерялся и слишком долго молчал. Ступор от странного поведения незнакомца прошел скоро и Гаррет кинулся вслед незнакомцу, решая про себя, что никому неизвестно о том, как хорошо у Гаррета всегда получалось сбегать. Откуда бы не попадя, он умел находить малейшие лазейки. Человек ждал его у темной арки.

Человек оказался магом.

Человек сумел провести его сквозь стену в небольшом тупике в Стоунмаркете.

Человек его накормил.

— Значит, Гаррет? — переспросил он. — Как ты меня заметил?

#Черновички

А это должен был быть ламповый ужастик о том, что не всегда помогать бабушкам хорошо, но что-то не пошло с самого начала.

Неприятности начались, когда в мансарду дома 15 по N-стрит, заселилась новая жительница. Это была ветхая старушка небольшого роста, худенькая. Наблюдающей за ней из окна Берте показалось, что ее трость разве что немного уступает хозяйке. Старушку привезло обычное желтое такси, водитель учтиво обошел машину, чтобы открыть перед старушкой двери, а затем сам достал из багажника два небольших саквояжа. Потом такси уехало, а старушка осталась стоять на улице, посыпаемая большими, легкими снежными хлопьями.
Тогда стояла необычайно теплая зима, снег падал часто и обильно, доводя до нервного срыва дорожных работников. Берта же была довольна — она любила снег, коньки и гулять со своей собакой. С наступлением пятнадцатилетия, для Берты наступил период легкого, веселого и равнодушного к окружающим существования. Она наслаждалась молодостью, красотой и деньгами родителей. Те же в свою очередь были довольны, что в отличии от многих ее одноклассников, дочка осталась равнодушна в наркотикам и не требовали от нее еще большего.
У Берты на данный момент были зимние каникулы и она только поднялась с постели. Приезд старушки застал ее за кружкой сладкого шоколада, разогретого в микроволновке пирожка.
Сама не понимая почему, Берта заинтересовалась старушкой, хотя, что могло быть интересного? Однако же невозможно было отвести от нее взгляда.
Старушка медленно, опираясь на трость, подошла к чуть отставленным саквояжам, подняла их так, словно делала это всю жизнь и медленно принялась подниматься на высокое крыльцо.
Берта наблюдала.
Старушка поднималась.
Потом она достала из кармана старенького пальто ключ, вставила его в замочную скважину, повернула и скрылась в подъезде.

#Черновички

Планета Ферми (планировалась на ДГ, но я не шмог).
Василиса медленно, словно неохотно считывала показания за бортом. Кислород, азот, углекислый газ, давление, температура…. Строчки выплывали на экране так, будто их печатал человек, впервые в жизни увидевший клавиатуру, а пользоваться голосовыми гаджетами категорически не хотел.
— Надо сказать Мите, чтобы он проверил внешние датчики, — тоскливо вздохнула девочка, которая только что избавилась от безопасного каркаса в кресле. — Мы уже двадцать минут сидим и читаем цифры.
— Числа, малышка, — поправил ее капитан. — Цифры — это то, что доходит до десяти, дальше уже идут числа. Элементарная математика, неужели ты проспала этот урок?
Девочка внимательно вгляделась в то, что выдавал бортовой компьютер Василиса. Числа проплывали бесконечными рядами.
— Здесь есть и цифры, — не согласилась она.
— Да, но все же преобладают числа.
Василиса дала разрешение на поднятие защитных щитов, и девочка тут же нажала комбинацию кнопок. Позади них, в комнату управления полетами, вошла остальная команда. Все были вымотаны долгим полетом сквозь безжизненный космос, и всем натерпелось выйти на поверхность планеты.
— Алиса, — укоризненно сказал капитан, — сначала нужно было дождаться, пока я не дам команду.
— Хорошо, папа, но мне очень-очень хочется посмо… о-о-о, — восхищенно выдохнула она и тут же прилипла к стеклу.
С тех пор человечество все-таки изобрело двигатель, способный развивать скорость космического судна до скорости света и материалы, достаточно прочные и легкие, чтобы обшивка кораблей спокойно выдерживала полет, а так же еще кучу прочих важных деталей, международные астрономические союзы и компании утроили космические экспедиции. Поскольку технологии теперь позволяли в достаточно быстрые сроки добраться до окраины Солнечной системы, научные знания в значительно степени обогатились за двадцать второй и третий века.
Проблема, а вернее некоторое затруднение состояло в том, что до сих пор отправление человека в космос было дорогостоящей затеей. Гравитационные установки, серьезная модернизация скафандров, системы жизнеобеспечения в корабле — это не имело никакого смысла, когда в космос можно отправить многофункционального робота, которому требовалась лишь энергия и некоторые температурные рамки.
А человечество вот уже три века мечтало о дальних галактиках — мечтало с пылкостью влюбленного юноши, мечтало так, как когда-то мечтало после первого выхода человека в космос. И мечты однажды сбылись. Роджер Магнус — потомок эмигрантов из Африки, сохранивший, не смотря на поколения белых жен темный оттенок кожи , создал научную лабораторию, в которой ковалось будущее человеческой экспансии космоса.
Сидевший за капитанским креслом Макс Магнус был внуком Роджера и первым из их семьи космическим путешественником. Удивительно насколько сильно он подходил для этой роли — сильный, умный, решительный. Честно говоря, он был одним их тез людей, которым подходило решительно все, но проведя все детство на заводе и в лаборатории семейного предприятия, все для себя давно решил.