ReidaLinn

"Место льва" Чарльза Уильямса часто упоминается в переписке Льюиса. Он восхищается автором и рекомендует роман своим друзьям. В одном из писем Льюис говорит - я начинаю думать, что мы живём в "эпоху Уильямса", и что нас будут помнить только потому, что мы были друзьями.

В действительности, как мы теперь знаем, вышло с точностью наоборот. Вряд ли кто-нибудь стал бы сейчас переводить или читать романы Уильямса, если бы не его знакомство с Инклингами.
Я прочел Уильямса именно ради Льюиса - и нахожу, что Уильямс, чье влияние явственно ощущается в "Мерзейшей мощи", сделал Льюиса заметно более холодным, чёрствым и дистантным в отношении своих героев.

"Место льва" - мистический роман о женщине-ученой, которая пишет диссертацию о Платоне и Абеляре, но не подозревает, что платоновские идеи могут быть чем-то абсолютно реальным. А потом эти идеи, архетипы, универсалии внезапно врываются в реальный мир и начинают притягивать к себе все подобные им объекты. Героине предстоит понять, что философия, которой она занималась всю свою жизнь - не абстрактная игра ума, а страстная борьба людей за смысл и попытка выразить словами трудновыразимые, но абсолютно подлинные вещи, к которым нельзя подходить ни с холодным любопытством, ни с тщеславным легкомыслием, иначе они превратятся в демонов, способных уничтожить мир. (Все мои объяснения, конечно, очень приблизительны и примитивны. Смысл мистики - именно в том, что она требует интуитивно-эмоционального, а не логического восприятия. Поэтому пытаться объяснить смысл подобного романа - значит исказить его).

Когда читаешь "Место льва", бросается в глаза, что автору совершенно не жаль всех тех людей, которые погибли из-за "пришествия идей". Сами Идеи тоже абсолютно равнодушны к людям, они просто следуют своей собственной природе, совершенно не заботясь о том, как это отразится на мире и на людях. Каким-то образом они связаны в сознании автора с Ангелами. В оправдание своей идеи он говорит, что нежные и услужливый викторианские ангелы - это, мол, изобретение последних дней, а "исторические" ангелы такими не были. Я сам - не сторонник слащавого викторианского Рая с неселяющими его ангелочками. Но вопрос, собственно, именно в том, каких Ангелов мы способны себе представить. Неужели все, на что у нас хватает ума, фантазии и прозорливости - это либо заблуждения современности, либо заблуждения ветхозаветных времён?

Роман Уильямса кажется мне не христианским, а ветхозаветным по своему духу. Даже хуже, чем ветхозаветным, потому что ветхозаветные предоставления о Боге и об ангелах существовали тогда, когда не существовало никаких других, тогда как здесь речь идёт о сознательном выборе. Бог, который впускает на землю Льва, Змею и Бабочку - это определенно не тот Бог, который умирает на кресте, чтобы спасти людей. Эта ветхозаветная безжалостность, это отсутствие у высших сил тепла и человечности отозвалось потом в "Мерзейшей мощи" в Мерлине и в общей логике событий.

Многие эпизоды в книге Уильямса пронизаны сексизмом совершенно мильтоновского толка и накала - общая печальная болезнь консервативных авторов эпохи. Образ Дамарис явно повлиял на Льюиса, когда он писал "Мерзейшую мощь". Но дальше начинаются любопытные расхождения.

- С одной стороны, Льюис отдал самые неприятные качества Дамарис вовсе не Джейн, а Майклу. Это Майкл постоянно думает о полезных связях, искажает истину и лжет ради того, чтобы понравиться своей аудитории. Он эгоистичен, лжив и не ценит свою жену точно так же, как Дамарис не ценит Энтони.
У Уильямса Дамарис - жертва своего невежества, а Энтони - ее спаситель. У Льюиса все наоборот. Майкл - жертва своих слабостей и пороков, а Джейн - часть группы, которая пытается спасти его и остальных людей.

- С другой стороны, у Уильямса Дамарис - настоящий учёный. Она действительно знает об Абеляре больше всех, просто неправильно обращается со своим знанием. Новое открывшееся ей понимание мира не отвращает ее от своей работы, а позволяет наполнить его новым содержанием. У Льюиса Джейн только воображает, что занимается наукой, но на самом деле она просто заполняет этими (бесплодными) занятиями пустоту в своей жизни. Новое понимание себя и мира не заставляет ее по-новому взглянуть на свою работу. Она вообще забывает об этой работе и, скорее всего, посвятит свою дальнейшую жизнь Майклу, дому и воспитанию детей.

Льюис, в отличие от многих консерваторов, не сомневался в том, что женщины часто бывают храбрее и сильнее духом, чем мужчины. Героини Льюиса часто выглядят очень выигрышно на фоне окружающих их мужчин. Но при этом, парадоксальным образом, все сферы, где речь идёт о признании и вознаграждении, все, что связано с высоким положением и властью, кажется Льюису "мужским" - мужским в каком-то высшем трансцендентном смысле, в соответствии с божественным законом.

Это, вероятно, результат увлечения многих писателей этой эпохи образом Лилит. Женщина может обладать какими угодно добродетелями, но, как только она не хочет довольствоваться подчинённым положением, а ждёт признания и адекватного вознаграждения своих способностей, она мгновенно превращается в глазах сторонников этой концепции в дьявольское и перверсивное создание.

Напоследок - о положительных героях. В своих письмах Льюис многократно хвалит Уильямса за то, что тот способен описывать по-настоящему хороших людей. Видимо, мы с Льюисом по-разному воспринимаем персонажей Уильямса, потому что Энтони и Ричардсон из "Места Льва" вовсе не показались мне такими уж хорошими. Ричардсон просто мономан, ледышка и сухарь, бездушный книжный червь, который так же безразличен к людям, как ворвавшиеся в мир Идеи. Энтони другой. Он, безусловно, обладает многими ценными качествами. Он не любит (и даже патологически не может) лгать и кривить душой. Он храбр и готов самоотверженно помогать тем, кто ему дорог - любимой женщине и лучшему другу. Но, хотя я разделяю любовь Льюиса к _хорошим людям_ в книгах, Энтони меня не впечатлил. Может быть, потому, что все испытания, которым он подвергается, слишком уж умозрительны и абстрактны. И он ни разу не вынужден совершить какой-то моральный выбор. Энтони не подвергается никаким искушениям. Нет ситуации, когда ему хочется сделать А, но он понимает, что правильно будет сделать Б, и следует этому пониманию в ущерб себе. Такие ситуации важны, так как в подобные моменты раскрывается характер персонажа.

Кроме того, меня никогда особенно не впечатляла преданность людей своим любимым и друзьям. Это качество, которое проявляют даже злодеи и бандиты. Насколько человек хорош, становится понятно по тому, каков он по отношению к посторонним людям и своим врагам.

#клайв_льюис #чарльз_уильямс #льюис #мерзейшая_мощь #христианская_литература #мистика

Сапковский однажды делился с журналистами собственным мнением о добре и зле. И он сказал :

«Цири я задумывал, как монстра. Я хотел показать, как люди из человека сами делают монстра. Цири – это зло, воплощённое зло. Все делают из неё монстра, и "крысы", и чародейки, и Бонарт, и даже – собственный отец Дани. Она уже бессознательно мстит всем – Риенсу, болотникам. "Вот этими пальцами ты собирался научить меня боли, Риенс? - говорит она. - Этими вот руками?". Они все её учат боли! Когда она приходит в деревню на болотах, с чёрными глазами, старик её спрашивает: "Кто ты?", она отвечает: "Я – смерть". Помните, как под конец они спускаются по лестнице к врагам, ведьмак и девочка, плечом к плечу? Так вот, это спускаются добро и зло. Добро и зло. И поэтому никто не может их остановить.

– А ведьмак – это добро?

- Ведьмак – это добро» (с)


Сапковский в этом рассуждении показывает себя, как человек, который очень плохо понимает, о чем вообще он говорит. И ладно бы ещё, если бы речь шла о ситуации, когда автор задумал на примере Цири показать, как страдания и жестокость постепенно превращают человека в монстра, а потом просто не справился с этой задачей.

Ситуация, когда герой, который нравится создателю, выходит лучше и добрее, чем задумывалось изначально, знакома любому автору. Это не вызывает никаких вопросов. Но Сапковский убежден, что он с задачей справился, и что к финалу книги Цири - это "зло, воплощенное зло".

И это утверждение уже вызывает искреннее недоумение, потому что - а что в ней злого, собственно? Да, разумеется, она ожесточилась, очерствела и способна жестоко расправиться с людьми, которые за ней охотятся и причиняют ей боль. Но, например, Ведьмак (который для Сапковского "добро"!) делает то же самое. На протяжении последних трёх томов он занят тем, что впадает в боевое бешенство и режет всякого, кто угрожает его близким.

Разница между этими двумя персонажами - это различие на уровне возраста и темперамента. Геральт в перерывах между резней ноет, рефлексирует и жуёт сопли, а Цири рассуждает о добре и зле с подростковой бескомпромиссностью. Но _поступают_ они абсолютно одинаково.

Оба одинаково способны на чувство мстительного удовлетворения от причинения страданий или смерти тем, кто, в свою очередь, сделал им много зла. Оба одинаково не склонны ради своей выгоды или собственного удовольствия заставлять страдать тех, кто не сделал ни им, ни другим людям ничего плохого. Оба сочувствуют слабым и исходят из того, что слабых обижать нельзя. В общем, обычные люди. Не святые, но и не злодеи вроде императора Эмгыра или Вильгефорца, не маньяки вроде Бонарта или маркизы де Нэменс-Уйвар, которая на пару с мужем насилует и убивает крестьянских детишек и в прямом смысле слова дрочит на убийства в местном Колизее.

И довольно-таки странно слышать от автора, который создал Вильгефорца и Эмгыра, Риенса и Бонарта, что Цири - это "зло".

Кроме того, в этом же интервью Сапковский критикует Толкиена и высказывает убеждение, что в мире не существует «зла» и «добра» как таковых, а у того, что мы называем злом, «просто свои интересы», которые мы не одобряем потому, что эти интересы не совместимы с нашими.

Наверное, нет смысла спрашивать, как именно теория «противоречивых интересов» сочетается с готовностью Сапковского с той же уверенностью заявлять, что «Цири – это зло, воплощенное зло», а «Ведьмак – это добро» (?..). Куда интереснее то, что для фактического доказательства этой идеи "противоречивых интересов" автор выбирает императора Эмгыра. Ну, вы знаете, который развязал две мировых войны, чтобы довести до конца свой план, стоящий на инцесте и кровосмешении, но в самую последнюю секунду понял, что не сможет воплотить свой план в действительность. Не сможет трахнуть свою дочь, свою родную кровь! И даже Геральта и Йэннифэр убить тоже не сможет, ведь они о ней заботились и заменили ей родителей.

В этот момент нам, видимо, следует умилиться - вот, даже в душе самого главного злодея есть росток добра. И иногда... В самый последний, драматический момент...

Но суть дела в том, что вся эта конструкция строится на классической «игре в напёрстки». Автор выбирает на такую роль Эмгыра совершенно не случайно. Потому что в исполнении Бонарта, Риенса или маркизы Нэменс-Уйвар, которая, облизываясь, повествует о насилии над крестьянскими детишками, такой полет под куполом цирка закончился бы для автора трагически. Читатель бы прочел такую сцену и спросил бы - автор, ты больной?..

И был бы совершенно прав.

А вот Эмгыр - это такой удобный персонаж, который вроде бы совершил огромное количество жестокостей и зла, но все оно - за кадром и в размытом фокусе. Его боятся до паралича, по его приказу постоянно казнят и пытают, но при этом "в кадре" он не отдает ни одного распоряжения о пытках, и тем более – сам не присутствует при них. "В кадре" он постоянно занят мирными делами. Ведёт себя адекватно. Не говорит и не делает ничего такого, что раскрыло бы читателю его чудовищную сущность. И, поскольку человек, с которым нас художественными методами знакомят _в самом тексте_, по сути существует совершенно отдельно от своей декларируемой репутации кровавого тирана и злодея, много лет лелеявшего план насилия над своей дочерью, манипуляция читательскими чувствами автору удается. Но от этого она не перестает быть именно манипуляцией, причем для каждого, кто знает, как работает художественный текст, этот прием выглядит откровенно дёшево.

К счастью для себя, Сапковский этот трюк проделывает бессознательно.

Забавно, что при таком абсолютно детском уровне мышления любители постмодернистких «откровений» о добре и зле всегда с невероятной легкостью упрекают Инклингов в наивности и «иррациональности». Люди, не способные связать концы с концами в рассуждении из пяти слов, «мыслители», у которых явно никто никогда не требовал дать определение понятиям, которыми они бросаются – поскольку они явно не способны дать этим понятиям определение, которое выдерживало бы хотя бы двухминутную критику и в то же время не лишало их высказывания всякого смысла, – чувствуют себя более разумными, логичными (!) и зрелыми, чем Льюис, который любые понятия использовал очень ответственно, придерживался в собственных этических суждениях научной точности и всегда отдавал себе отчет, что он хочет сказать и что из этого следует.

#сапковский #льюис #ведьмак #геральт #цири #инклинги #толкиен #этика