Итак, по тексту.
Как соучастник скажу - мне льстит, что некоторая робкая тень взаимопонимания и взаимодействия проскочила меж героями именно в моем доме.
Текст проработан тщательно, атмосферен и содержит в себе столько Джена, сколько может себе позволить Гет в подзаголовке;) или столько, сколько может себе позволить соратничек на постельном режиме, у которого врачи так и не обнаружили и не извлекли шило из известной локализации.
Появление новых персонажей - домашних эльфов - считаю своевременным. Причем, в их описании авторы идут от комического к серьезному. Начинаем с Кодди-Освобожденного-от-белья, заканчиваем фразой "нужен не только слуга, но друг".
Видел здесь в комментариях абсурдные сентенции о том, что"рабство людей и рабство эльфов - не одно и то же" . "Стадо племенных эльфов " и т.п. придется дать несколько заметок о... Социологии волшебного мира.
Отделенные от «обычного» мира Статутом о секретности, волшебники обычно демонстрируют либо презрение, либо осторожное любопытство к миру магглов. Артура Уизли, «предателя крови», следовало бы рассматривать скорее как исключение из общего правила. Но магглы – магглами, куда ж их деть, если они уже есть, при существующей социополитической реальности…
Но дело в том, что и внутри волшебного сообщества проживает несколько народов, которые вполне себе представляют опасность для человеческой идентичности магов.
Некоторое традиционное лицемерие общества, построенного по западному типу, прекрасно иллюстрирует "Фонтан волшебного братства", украшающий холл Министерства. Центр его скульптурной композиции – волшебник и ведьма, вокруг которых теснятся кентавр, гоблин и домовой эльф. Причем, условно скажем, «нелюдские» (условно, потому что в каноне упомянуты дети от браков волшебников с гоблинаими, полувеликаны и даже метиска-няня, которая наполовину человек, наполовину эльф) персонажи смотрят на людей снизу вверх, как на венец творения – «с обожанием». В природе есть еще великаны, но они здесь попросту отсутствуют, так как при их росте вряд ли художник мог придать фигуре великана подобострастие и взгляд на колдунов снизу вверх.
Согласитесь, композиция изваяний неплохо «заряжена» идеологией: Формально все волшебные народы имеют место быть в некоем «братстве», фактически только человек может быть истинным совершенством. 
Настоящие, а не облагороженные художественным символизмом, великаны и кентавры живут в изолированных локациях, очень напоминающих американские резервации для индейцев. В каноне, например, упомянута резервация кентавров в Запретном лесу и компактные поселения великанов где-то в горах далеко от больших городов. Пребыванием в резервации и завершается весь их суверенитет.
Умная и обаятельная директриса Бобатона Оливия Максим реагирует на реплику Хагрида на тему ее немалого роста и дородности (мол, «вы, мадам, видать, тоже из наших!») безудержным стеснением: «Никакая я не «из наших», у меня просто кость широкая!».
Кстати, о великанах. Вспомним слова Хагрида: «Это против их природы - скопом жить. Дамблдор говорит, волшебники их прогнали от себя подальше, вот и пришлось им собраться вместе, для защиты». Ограниченность в потребном для естественного расселения жизненном пространстве приводит к постоянным междоусобицам и даже клановым войнам в великанской среде. Народ явно переживает гуманитарную катастрофу.
У кентавров тоже не все в порядке, хотя они и находятся в относительно защищенной локации – близ Хогвартса. В речах Бейна, предводителя табуна (трибы кентавров) по всему канону сквозит: «Люди нас не любят, за что нам их любить? В природе все должно быть гармонично, ведешь себя, как враг – получи вражду в ответ». Файренса, который благоволит волшебникам, то вопрошают: «Ты что – осёл, если посадил себе на спину человеческого жеребенка?», то угрожают побоями и изгнанием, когда тот попадает на работу в школу. А как же, ведь белокурый предсказатель «продает наши секреты людям!». Министерство и вовсе обращается с кентаврами,скорее, как с животными, нежели с околочеловеческим племенем: полукони внесены в список опасных существ рядом с драконами и гиппогрифами. А чего стоит вопрос Дина Томаса к Файренсу (Преподу, между прочим!): «Вы тоже питомец Хагрида, как фестралы?»
С двумя другими расами, гоблинами и вейлами, волшебники и волшебницы обращаются несколько лучше, - из чисто прагматических соображений.
Гоблины в волшебном обществе чем-то напоминают евреев, и антигоблинизм выглядит неким аналогом антисемитства. Гоблины могут служить в банке, работать оружейниками, ювелирами-артефакторами. В каноне известен только один гоблин (и то – метис), который служит учителем в Хогвартсе - Флитвик. Но это исключение. С остальными не церемонятся. Даже вдребезги лояльный ко всякой живой душе Хагрид, объясняя Гарри, кто они есть, говорит, что они «умные, но вредные и необщительные»… Как о животных! В ответ и гоблины защищают свою самобытность. Рулят финансами волшебного мира – и при этом не считают денежную сделку с волшебником легитимной. «Меч Гриффиндора – наш, потому что мы его делали. И чихать нам с купола банковского комплекса Гринготтс на то, что Годрик за него заплатил…». Проще всего объяснить данное убеждение при помощи введенного Эми Сэзэр понятия "вещификация", помогающего описать отношение колонизаторов к идентичности коренных жителей. Подобно прочим нечеловеческим расам гоблины рассматриваются волшебниками в качестве товаров, которые в свою очередь производят другие товары. Их не интересует культурная ценность артефакта, выбор того или иного цвета и даже традиция обработки металлов, которая лежит в основе идентичности гоблинов.
С вейлами еще интереснее. Их даже, в чем-то, ценят, но зачастую - исключительно как привлекательный эротический объект, пока пребывают в человеческом облике. Красоту и обаяние француженки Флер и ее сестры Габи приписывают не тому, что девочки хорошо воспитаны и умеют за собой ухаживать, а тому, что «бабушка у них – настоящая вейла». В присутствии женщины-вейлы мужчина обязан терять голову от любовного влечения.
Все это указывает на то, что волшебники и волшебницы фиксированы на очевидной и неизменной идентичности.
Теперь об эльфах. Они, несмотря на присутствие в композиции «Фонтана волшебного братства» точно как «братья по разуму» не рассматриваются, более того, составляют расу рабов. По допматериалам книги нам известно, что много лет назад меж гоблинами и эльфами была война, которую последние проиграли и вынуждены были во имя выживания народа заключить с волшебниками магический корнтракт о верной и безупречной службе – в обмен на покровительство. Закабалить беженцев – как два пальца об мостовую Лютного переулка, не правда ли? Домашние эльфы настолько свыклись с ролью «племени слуг», что прибегают к самобичеванию всякий раз, когда критикуют своих хозяев или выдают их тайны, в разговоре униженно позиционируют себя в третьем лице – без самоидентифицирующего местоимения «Я». И придерживаются мнения о том, что они служат своему хозяину в соответствии с традицией, что, по большому счету, нелепость, часто использовавшаяся для оправдания рабства чернокожих в Америке.