Он машинально поглядел на Нагини – та спокойно лежала у его ног, свернувшись мягкими кольцами.
- Мы больше не оставим тебя, - прозвенел второй голос, рассыпавшись льдистым хрустальным смехом. – Никогда…
- Теперь ты будешь нас развлекать… Всегда, - прошелестел второй голос.
После чего они оба исчезли – как не было.
И не появлялись – так долго, что он уже почти счёл их сном, хотя сам факт сна был странен: он ведь не спал больше… но, может быть, нужно было? Вот и выдал ему мозг такую вот странную галлюцинацию.
- Галлюцинацию? - раздался у него в голове голос. Мужской, он напоминал то ли свист зимнего ветра, то ли скрип шагов по снегу.
– Считать себя умней всех – первый шаг к безумию.
- Маленький вор, - прозвенел женский, похожий на капель голос. – Маленький глупый воришка…
- Вор, - вторил ему голос, похожий на шелест опавших листьев.
- Вор, - снегом проскрипел в голове третий голос.
- Вор-вор-вор…
- А-а-а-ах-х-х-х-хш-ш-ш-ш-ш-ш, - зашипел, стиснув руками голову, Волдеморт.
Голоса умолкли – и снова исчезли. Как не было.
На этот раз, впрочем, ненадолго.
И появились снова, когда он сидел за столом со своим ближним кругом, обсуждая с ними закон о краже магии магглорождёнными. На сей раз он сначала услышал смех – едва слышный, больше похожий на перезвон льдинок в стакане.
- А что ещё мог выдумать вор, - просвистел ледяным ветром знакомый уже мужской голос, от которого все внутренности у Тёмного Лорда Волдеморта словно заледенели. Шелест и звон были ему ответом – два тихих женских смеха, смешавшись, вызывали ощущение наступающей у него в голове зимы.
- Томми – вор, - прозвенел хрустальным колокольчиком нежный женский голос. – Маленький трусливый воришка…
- Видный у тебя наследничек вырос, - прошуршал второй женский голос – и в голове Волдеморта будто взвилась колючая вьюга – мужской голос завыл, загудел, словно яростный ветер в каминной трубе:
- Не смей! Не смей называть это моим наследником! Трус, - бился в голове злой ветер, - ничтожный трусливый воришка! Как ты посмел, - Волдеморт замер, почти замороженный этим ветром и этим голосом, и слабым движением отпустил, прогнал из-за стола всех. И вовремя – потому что голос звучал всё громче, заполняя собой всё его существо. – Как ты посмел тронуть то, что тебе никогда не принадлежало? Как посмел осквернить мою вещь?
- И мою! – вклинился острый, словно ледяной осколок, женский голос, в котором слышались сейчас громовые раскаты.
- И мою! – осенним ветром пронёсся оставшийся.
- Как ты посмел?! – голоса переплелись, соединились в один, и казалось, что они эхом отражаются от его черепного свода.
А потом – снова пропали.