Праздник

DON'T DEAD
OPEN INSIDE
(сами знаете откуда)


Мёртвые бредут толпой по улице. У одного голова свисает набок – рваная рана, которая превратила его в ходячего мертвеца, пришлась на шею, она не зажила при жизни и уже не заживёт никогда. Другой волочит ногу, у него разорвана штанина и следы человеческих зубов на лодыжке. На лице не то ухмылка, не то оскал, взгляд дикий. Перемазанная в засохшей крови девушка с закатившимися глазами – она по-деревянному растопырила руки, словно балансируя, и видно, что на правой не хватает трёх пальцев и куска ладони. Индийского вида паренёк без видимых повреждений, в почти чистом костюме и треснувших очках. Они идут медленно, спотыкаются при каждом шаге, натыкаются на столбы, стены и брошенные машины. Их медлительность и неуклюжесть обманчивы: если они почуют пищу, убежать от них сложно. Каждый из них может за пять минут сожрать взрослого человека с кожей и костями, а через час опять проголодаться.

Их запах возвещает – пришла еда. Много еды.

Вот бородатый мужчина в тренировочных штанах, а выше пояса только в татуировках и трупных пятнах, с нехорошими царапинами на плечах. На щеке у него сидит зелёная с металлическим отблеском муха и размышляет, где лучше спрятаться – в ноздрю залезть или в приоткрытый рот. Другая такая же муха садится ему на шею и немедленно уползает за шиворот. Мертвец их игнорирует и идёт дальше. Пройдёт двое суток, и сотни личинок начнут превращать его мышцы в питательную жижицу.

У худощавой старушки в велосипедном шлеме, с кровью на пальцах, на лице, на выбивающихся из-под шлема седых волосах, сидит на глазу мясная муха – светло-серая в продольную чёрную полоску, с красными глазищами. Старушка даже не моргает. Муха потирает передние лапки, словно замыслила что-то, тем же жестом потирает задние, затем снова передние, поворачивает голову на изящной шейке, чтобы удобнее было её чистить. Она не откладывает яиц – она сразу рожает головой вперёд живых личинок, подвижных и голодных.

Жук-могильщик, красивый, чёрно-жёлтый, с громким гудением стукается о шагающего вразвалку мотоциклиста с торчащей из груди арматуриной. У него вряд ли что-то получится: сложно закопать труп, когда он значительно больше тебя и к тому же шевелится. Но попробовать стоит – так считает жук.

Бритоголового парня в камуфляже с кровавой дырой на боку и тяжёлых ботинках тюкает в темя серая ворона – элегантная, двухцветная, с чёрным галстуком. Мертвец щерится, дёргает головой, хрипит и немедленно получает клювом в глаз. Шарит руками в воздухе. Другие медленно оборачиваются на звук. Ворона взлетает с криком. Под ней море тянущихся вверх рук со скрюченными пальцами, жаждущих ухватить и разорвать её маленькое тельце. Оскаленные рычащие пасти. И куча еды, которой хватит на всю стаю.

Торжествующий хор поёт с небес. Не подбирать объедки по помойкам! Не ловить в парках синичек и бельчат! Наесться перед зимой как следует! Урааа! Аааа! Аааа!

Мертвецы ковыляют по городу, хромают с трудом, время от времени орут в небо и по сторонам – не потому, что что-то чувствуют, а просто они так устроены, что орут при виде живого и тёплого. То один, то другой падает и больше уже не встаёт.

Через неделю мёртвые ослабеют настолько, что к ним решатся приблизиться голодные бродячие собаки.

Через две недели от них останутся только никому не страшные кости. Немногих выбравшихся из города доедят лисы и сойки.

(с) Наш добрый Заболекарь.