#сублимация

Экспозиция

Я начала читать взахлеб, как только научилась читать. Начала писать, как только научилась писать. Сначала это были стихи, потом — проза, но сколько я себя помню умение составлять слова в предложения всегда были краеугольным камнем моей идентичности. Не факт, что я писала хорошо. Но я писала, много и со страстью. Потом пыталась с такой же страстью говорить. В моей жизни появился дебатный клуб и задержался в ней на четыре, кажется, года. Я влюблена в язык.

Завязка

Я переехала в Великобританию.

У меня был отличный английский, я прекрасно понимала носителей и никогда не испытывала проблем — технических — с коммуникацией.

Языкового барьера я не ощущала.

Развитие действия

У меня социальная тревожность
У меня социальная тревожность
У меня сильная социальная тревожность
Я переживаю депрессивные эпизоды
Я избегаю незнакомцев
Я практически ни с кем не дружу
У меня социальная тревожность
Я боюсь сказать глупость
Я постоянно боюсь сказать глупость
Мне кажется я постоянно говорю глупости
У меня социальная тревожность

Кульминация

Тестовые задания в графическом дизайне — это ерунда, на которой очень легко прогореть. Прогорев однажды на отсутствии внимания к деталям — работотадель проверил меня, разместив в папке изображение, которого не было в задании, и я повелась, как школьница, решив, что раз в папке оно есть, то и в финальной работе должно быть тоже — я заработала паранойю.

Прямо в заголовке нового тестового задания от другой компании расположилась идиома «and all things nice» со словом «MICE» вместо «nice». О мышах в тексте не было решительно ничего, выражения «and all things mice» среди общеупотребительных я не нашла и спросила у молодого человека, носителя языка, не паранойя ли у меня. Минута интернет-поиска и он написал, что MICE расшифровывается как «Meetings, Incentives, Conferences and Events», что соответствует теме статьи и журнала вообще.

Он, наверное, думает, что я дура.

Развязка

И я разревелась.

Я иррационально и очень страстно себя ненавижу.

Эпилог

Я не умею справляться с собой, когда говорю глупости. Может, я путаю грешное с праведным, но пока я, свернувшись калачиком, пыталась себя простить за то, что иногда совершаю глупые ошибки, на меня снизошло озарение.

Я потеряла связь с языком.

С краеугольным камнем своей идентичности.

Я думаю то ли на русском, то ли на английском. Я стала гораздо хуже и медленнее писать. У меня практически нет вдохновения. Мне стыдно за то, как я передаю свои мысли на английском, вне зависимости от того, допускаю ли я ошибки. Иногда мне становится стыдно за то, как я передаю мысли на русском.

В попытке максимально приблизиться к недостижимому нативному английскому и сделать в английском то, что я когда-то делала в русском или украинском, я ощущаю отчуждение от того, во что я когда-то была влюблена и чем гордилась — от моей связи с языком, которая всегда ощущалась во мне чем-то особенным.

У меня социальная тревожность.
У меня социальная тревожность.
У меня социальная тревожность.