Лань Ци Жэнь был уже стар для всего этого, чтобы пройти все с самого начала: боль, разочарование, отчаяние.

Рукопись, оставленная на видном месте в ханьши, где обычно царил идеальный порядок, сильно насторожила. В нарушение правил он заглянул внутрь, бегло листая исписанные страницы, чтобы обнаружить безобразный подчерк, который и спустя почти два десятилетия узнал. И пусть самого злодея давно не было в живых, но его изыскания сохранились… Проклятые знания, оставленные главной педагогической ошибкой Лань Ци Жэня: Вэй У Сянем. Чем дольше он вчитывался, тем большую горечь испытывал.

Ритуалы призыва злого духа исключительной ярости и мощи в обмен на исполнение желания не были чем-то невозможным, вот только найти описание было практически невозможно — давно все уничтожили. И совпадением или ошибкой появление подобной рукописи быть не могло.

Лань Ци Жэнь спрятал рукопись в рукав и целеустремленно зашагал прочь из покоев старшего племянника. Лань Си Чэнь казался слишком правильным, был слишком умным. Все в нем было слишком. Однако Лань Ци Жэнь всегда подозревал, что тот просто не попадался. Там, где Лань Ван Цзи, испытывая душевную боль, признавал свои ошибки и слабости, Си Чэнь не выдавал ровно никаких человеческих эмоций. Это всегда на грани восприятия царапало, дразнило интуицию.

Пока шел к себе Лань Ци Жэнь все гадал когда и где допустил фатальную ошибку в воспитании одного из племянников? Как мог быть настолько слеп, чтобы не замечать, не желать видеть того, что поддержка Лань Си Чэня по отношению к брату толкает того в пропасть?

Рукопись с ритуалом призыва злого духа исключительной ярости и мощи раскрыла Лань Ци Жэню глаза: разом вспомнились тысячи слов и реакций старшего племянника, которые он предпочитал не замечать. Такие вещи не оставляют на виду у брата, который в пьяном бреду клеймит себя. Когда прошло тринадцать лет с момента гибели человека, которым Лань Ван Цзи был одержим. Накануне очередной годовщины смерти самого дорого человека.

Стало предельно ясно, что пусти он ситуацию на самотек и потеряет обоих племянников, потому что потерявший любимого Лань Ван Цзи не сможет противостоять брату, а называть и дальше убийцу своим племянником Лань Ци Жэнь не смог бы.

Достав из рукава рукопись, он углубился в ее изучение. Решение было не самым лучшим и нарушавшим правила ордена, но Лань Ци Жэнь понимал, что только Вэй У Сянь способен помочь Лань Ван Цзи не сломаться, от осознания страшной истины: Лань Си Чэнь желает ему смерти. Кроме того, призвав мальчишку, изрядно попортившего в свое время ему нервы, Лань Ци Жэнь мог быть уверенным, что тот выполнит все, чтобы он не пожелал: выбора у того попросту не будет. Если, конечно, Вэй У Сянь не хотел чтобы его душа была окончательно уничтожена без возможности перерождения.

Сам же Лань Ци Жэнь был слишком стар для всего этого.

Я не умею писать, но ща попробую.



Цзян Чэн любил собак, но щенок, которого Цзинь Гуан Яо подарил племянничку в их число, откровенно говоря, не входил. Феечка была очень странной и в то же время надоедливой и истеричной собакой-оборотнем: она днём и ночью носилась по Обители Лотоса, как угорелая, и лаяла на всех, в особенности на самого Цзян Чэна. Попытки оставить щенка с Принцессой и Милашкой, чтобы хоть однажды спокойно поспать, успехом не увенчались: Феечка испуганно заскулила и стрелой помчалась, куда глаза глядят, при этом не переставая скулить.

Однако, со временем пришлось признать, что польза в собаке всё же была - Цзинь Лин стал сильнее интересоваться ночной охотой. Успехи племянника в борьбе с нечистью заметно улучшились, ведь ему очень нравилось выискивать мертвецов вместе с Феей. Иногда Цзян Чэн даже думал, что будь Фея человеком, из неё бы вышел отличный заклинатель: она обожала купаться в озёрах и после каждого купания таскала хозяину под ноги по несколько речных гулей.

Если так подумать, то собака была слишком сильна, крупна и разумна для своего вида. Но всё же у Цзян Чэна не было особых подозрений насчёт истинной природы Феи. Они появились только тогда, как ранним утром он случайно увидел, как Фея запрыгивает на обеденный стол и будто нарочно сбрасывает банку со специями на свою миску с крольчатиной... А когда ночные завывания собаки призвали Вэнь Нина, Цзян Чэн окончательно понял, кем именно являлась Фея.

Первым, что почувствовал Вэй Ин, проснувшись, было жуткое чувство голода - совсем, как в детстве. Или даже хуже - его новое тело жило в мире, где еду нельзя было ни украсть, ни словить: её просто напросто не было. Джим Кирк, так его теперь звали, не проводил никаких ритуалов, а умер от истощения, и душа Вэй Ина заняла его место. Через месяц он и ещё несколько оставшихся в живых детей были спасены, но не парящими на мечах заклинателями, а неким Звёздным Флотом, что бороздил просторы космоса.

Новая вселенная, в которой теперь приходилось жить Вэй У Сяню, совсем не походила на старую. В этом чуждом крае вместо золотых ядер были технологии, а вместо нежити - инопланетяне, с которыми, впрочем, старались налаживать контакт. Родители Кирка редко бывали дома, будучи членами единственного более или менее похожего на орден формирования - Звёздного Флота, а брат жил своей жизнью на другой планете. Юность Вэй Ин провёл в одиночестве в полях Айовы, так непохожих на озёрные края Юнь Мэн. Он пытался вернуть себе хоть толику бывших способностей, но безуспешно - заклинаниям не было места в холодном и обширном, металическом мире Федерации.

В итоге, как только у него представилась возможность покинуть дом, Вэй Ин пошёл по родительским стопам и вступил в Звёздный Флот. Здесь, несмотря на тенденцию нарушать правила, ему удалось сделать блестящую карьеру. За нестандартный подход его хвалили, а не презирали. Несмотря на все годы, проведённые в новом мире, Вэй Ин скучал по дому и мечтал, возможно, найти свой старый мир среди звёзд. Ведь это явно была не его Земля.

Всё вышло несколько иначе - перед началом пятилетней миссии Вэй Ину хватило одного взгляда на своего старпома, чтобы узнать давнего знакомого и обрести дом:
- Ну здравствуй, Лань Чжань.

P.S. И да, Спок в четвёртом фильме ТОСа - это стопроцентный вулканский Лань Чжань курильщика!

Arianne Martell
Про Фею прямо вообще, огонь! Х)))
Гы))) а про отношения Кирка и Спока даже папа сказал, что-то типа: да Споку на всех, кроме Кирка, плевать Х)))

Вэй Ин вновь ощущал внешний мир, но как-то странно: не было ни холодно, ни жарко, температура будто и вовсе отсутствовала, как и сквозняк в пещере, на полу которой он лежал. Голода не то чтобы совсем не было, но словно тот был совсем иного рода: во рту было сухо, а пить совершенно не хотелось.

Он легко поднял руку с тяжелыми кандалами, но пальцы гнулись плохо, да и бледная кожа с черными прожилками вен быстро напомнила, где он мог такое видеть. На ходячего мертвеца, которые по большей части были неаппетитным порченным мясом, не походило, зато похоже он стал лютым мертвецом, высокий уровень которого позволял выглядеть почти как человек. Вот только воспоминания о последних мгновениях жизни говорили о том, что после него мало что осталось, что можно бы было преобразить в лютого мертвеца.

Его душу однозначно притянуло призывом, и тот, кто это сделал, настойчиво просил: «Живи». Когда Вэй Ин поднялся, то увидел, что находится внутри магического поля, которые было ему знакомо. В своей жизни ему доводилось читать и даже изучить ритуал призыва злого духа исключительной ярости и мощи. Вот только с каких пор он стал духом исключительной ярости и мощи? Да и как лютый мертвец вообще смог совершить ритуал, который был рассчитан на человека? Впрочем, именно у лютого мертвеца душа, которая требовалась в качестве платы за такой ритуал, была.

Смириться с таким положением дел было сложно, но раз уж он все равно оказался тут, нужно было узнать, как теперь выглядит. Река в густых зарослях с темными водами вполне подходила для сеанса самолюбования. Однако, когда Вэй Ин увидел лицо лютого мертвеца, в которого попал, то едва не поверил в то, что сошел с ума.

Было и радостно и горько узнавать старого друга, с окончательной смертью которого он уже смирился.

С водной глади реки на него смотрел Вэнь Нин, которого уничтожили раньше, чем погиб он сам. Вэй Ин заподозрил, что попал вовсе не в тот же самый мир, в котором родился. Впрочем, все это требовало тщательного обдумывания и расследования. А у него теперь было все время мира, чтобы узнать интересующую его информацию.

План был сырой — это Вэй Ин понял только тогда, когда они достигли города И, кишащего ходячими мертвецами подконтрольными Стигийской Тигриной Печати: все равно, что в одиночку переть на орден Ци Шань Вэнь в расцвете сил. Увы, выбора у него как всегда не осталось. Было только тело, причем девчачье и совершенно лишенное каких бы то ни было способностей к заклинательскому искусству. Впрочем, с такими проблемами ему сталкиваться уже поводилось. Да и играть на флейте он не разучился и на горе Дафань смог призвать Вэнь Нина.

Чудом жив остался в той заворушке, столкнувшись с Цзян Чэном и Лань Чжанем. Последний прицепился крепко: сначала стал хватать за руки, а потом и вовсе уволок в свой орден, как грозился давным-давно, еще в прошлой жизни. Вэй Ину, одергивающему рукава, чтобы не видны были порезы на запястьях, насилу удалось убедить Лань Чжаня, что им очень надо побывать в городе И.

Девушка, пожертвовавшая ему свое тело очень настаивала, на посещении этого места, спасении останков некоего даоцзана и убийстве Сюэ Яна. Ослушаться Вэй Ин не мог при всем желании: на кону была ни много ни мало его душа.

— Идем скорее, Лань Чжань, — торопил он, понимая, что его время истекает, а раны на запястьях становятся все шире и начинают кровоточить.

— Мгм, — тот совершенно не отвлекаясь от игры на гуцине, которой сдерживал толпу наступавших мертвецов, мельком взглянул на Вэй Ина

В памяти Вэй Ина остались кое-какие воспоминания от девушки по имени А-Цин, которая воспользовалась ритуалом призыва злого духа исключительной ярости и мощи в обмен на исполнение желания. Желаний у нее было целых три, а воспоминаний сопровождавших их и того больше — хватит на маленькую жизнь и еще останется. Здесь и сейчас Вэй Ин был намерен со всем разобраться и жить дальше. Тем более что дразнить Лань Чжаня в девичьем тебе было еще веселее!