Ладно, на пальцах.
а) Невилл. Для него тройка Лестрейнджей - личные враги с самого детства. Это неотъемлимая часть его мировосприятия. Даже Волдик - угроза более абстрактная и второстепенная. Причем это регулярно подкреплялось - он своих родителей, точнее, то, что от них осталось, видел регулярно. Так что Гарри скорее простит Волдика (он-то своих родителей не помнит, для него всё это в области рационального, потому что вытеснение - это такая штука...), чем Невилл - Лестрейнджей. Он будет пытаться уничтожить их, не считаясь ни с чем.
б) Золотое Трио. В условиях длительного стресса и замкнутого круга общения с человека сползают все маски и обнажается его натура - уж какая есть. И если ты в этих условиях выдержал общество кого-то, взаимодействовал с ним - а он с тобой, настоящим, не прикрытым фиговым листком воспитания и норм общения - то это уже навсегда. То самое боевое братство, которое зачастую ближе родственных уз. Так что Гарри проще еще раз убиться или убить всех вокруг, чем так подставить Гармиону, и, в какой-то мере, Рона.
в) Опять же Золотое Трио. В тех же самых условиях длительного стресса существуют типовые реакции на него психики. Самый распространенный - сужение восприятия, та самая отмороженность. Т.е. резко сужается круг объектов, в отношенни которых испытываются хоть какие-то эмоции. Т.е. получается - мораль, сопереживание, сочуствие - только для очень узкого круга своих.
Так что если для решения возникшей проблемы потребуется, скажем, снять с кого-то из Лестрейнджей кожу живьём - то любой из троицы это сделает ровно с теми же эмоциями, с которыми вы чистите картошку. Никакого садизма (садизм - это оборотная сторона сопереживания. Садисту нравятся мучения жертвы), голое рацио. И проходит такое состояние очень долго.
Поэтому для логичного обоснуя надо лишить Невилла дееспособности полностью, и изменить события для Золотого Трио, чтобы не возникли подобные изменения психики. Т.е. как раз от свадьбы Билла переписать - например, в Париж их отправить, на гульки, или в магическую кому там. Короче, оставить их теми мальчишками и девчонками, какими они были в начале седьмой книги.
У бабушки и ее подруг была традиция - каждый год 9 мая ходить на городской мемориал и класть цветы к плите с именем деда Саши - брата тети Нины, ее лучшей подруги, погибшего в 1944м году.
Тетя Нина умерла, когда мне было 8 лет, остальные их подруги и того раньше, так что цветы каждый год клала моя бабушка.
Это 9 мая ничем не отличалось от остальных. Перед тем, как сходить на мемориал, бабушка с другими выжившими ветеранами проехалась в машине впереди торжественного общегородского шествия; потом был стандартный торжественный же митинг у Вечного огня и прочая, прочая, прочая. Нас с мамой за ограждение не пустили, так что пока мама подгоняла джип поближе и договаривалась с оцеплением, я отлавливала бабушку на мемориале, чтобы она, невзирая на свои 97 и ломаную ногу не умотала куда-то не туда (она может, это семейное). Потом, уже после того, как навестили деда Сашу, мы брели к месту встречи с мамой; бабушка бухтела, что мне надо было надеть ветровку и шапку вместо толстовки и требовала накинуть капюшон, а то с Амура дует; я бухтела в ответ, чтобы она сама застегнулась и не неслась вперед, не на пожар бежим, а мама, таки перехватившая нас метров за сто до машины, бухтела на нас обеих, чтобы под ноги смотрели, а то обе любим ломать себе, что ни попадя...
...бы. Проехала бы, бухтела бы, требовала бы. Бабушки не стало в ноябре, через три дня после ее дня рождения. Поэтому цветы деду Саше в этом году понесли мы с мамой - и с бабушкиным портретом. Потому, что больше никого не осталось.
С праздником, товарищи. С Днем Победы.
Пусть на могилы ваших стариков - и на наши - всегда будет кому носить цветы.