Заязочка долго била Барти Крауча по голове, чтобы он стал таким, как ей нужно. Но моя темная и любящая УПСов душонка не вынесла такого надругательства над персонажем. Поэтому ловите вариант, при котором Барти остается Барти, а Глаша…остается Глашей)

Барти собрался с силами и в который раз попытался скинуть с себя заклятие Империус, подавляющее его волю. Очередная попытка не увенчалась успехом, но сдаваться он не собирался. Барти придавала сил горячая, незамутненная ярость. И ненависть к отцу: мало было старику просто держать его под заклятием подчинения долгие годы, теперь он заставляет его разыгрывать любящего сына и – о, Мерлин, какой позор! – отца полукровной байстрючки ! Видимо, папаша решил в полной мере насладиться его беспомощностью. Но он не позволит, хватит с него унижений!
Барти изо всех сил рванулся из своих невидимых пут, и внезапно почувствовал, как они ослабли. Он пробовал снова и снова. Он обязан освободиться и отправиться на поиски Темного Лорда! Но перед этим – очистить себя от позора. О, он сделает это с радостью!
И вот последний рывок... Барти резко выпрямился на стуле, тяжело дыша. Он справился! Наконец-то, после стольких лет, он снова был собой, мог ясно мыслить и свободно действовать! Барти прислушался: девчонка в соседней комнате что-то вдохновенно вещала. Она была отвратительна: сочетание тупости и удивительной уверенности в своей правоте. Крауч поморщился: он не мог поверить, что породил такое… Впрочем, это все влияние грязной маггловской крови, а он тогда был слишком молод, глуп и пьян. Хотя, стоит сказать ей спасибо: если бы не охватившая его ярость, вряд ли он смог бы скинуть с себя Империус.
Барти напрягся, услышав голос отца, но уже через мгновение облегченно выдохнул, услышав хлопок аппарации. Папаша отправился в Министерство и теперь никак не сможет ему помешать. Обнажив зубы в безумной ухмылке, Барти направился прочь из комнаты.
Девчонка сидела в гостиной в окружении своих рождественских подарков и, хмуря брови, что-то сосредоточенно чиркала на листе пергамента. Но в руках у нее было не перо, а…
- Мерлин! Что это такое?! – воскликнул Барти, глядя на странный агрегат.
- О, это маггловская ручка. Она из золота. Красивая, правда?
- Очень… - процедил Крауч. Он не мог поверить, что это отродье и вправду притащило в дом старой чистокровной семьи подобную гадость. – А что ты делаешь?
- О, я определяю, насколько дорогие подарки мне подарили на Рождество! И решаю, с кем буду дружить, а кто - нищеброд и не стоит моего внимания, - с улыбкой пояснила девчонка.
Барти с трудом удержал на своем лице нейтральное выражение - пожалуй, он окажет милость всему магическому миру:
- Расскажи мне что-нибудь о себе. Как тебе Хогвартс? – спросил он, садясь рядом, и раздумывая, как добраться до волшебной палочки девчонки.
- О, Хогвартс ужасен! – с готовностью ответило это чудовище, и пустилось рассуждения о нелепости квиддича. Барти, истинного фаната, перекосило: о, как прав был Лорд, говоря о тупости магглов!.. Потом девчонка начала говорить гадости о семье Уизли, с садистской улыбкой рассказывая, как она мечтает отомстить им за все, указав их истинное место. У Барти волосы на голове зашевелились: Уизли, конечно, магглолюбцы и предатели, но они – одна из древнейших чистокровных семей! А это маггловское отродье считает, что их место у ее ног!
- А ты знаешь, что Предатели Крови могут выкачать из тебя магию? – мягко спросил Крауч. Никогда прежде ему не приходилось нести такую чушь. Он понятия не имел, откуда девчонка понабралась этих идей, но в ее речи постоянно мелькали эти загадочные Предатели с неким Клеймом, клятвы учителей перед вступлением в должность, и прочий бред. Барти подумал, что, возможно, эта девочка просто сумасшедшая.
- Я так и думала! - воскликнула Гермиона. - А Дамблдор, разумеется, им в этом помогает! Но что же делать?!
- О, я знаю одно заклинание, которое тебя защитит. Ты позволишь? – Барти протянул руку. – А то моя волшебная палочка на ремонте. Надо…поменять сапфировые руны на рукоятке. Да, руны, они…ну…у всех там есть!
- О, конечно! Без рун никуда! Держи!
Нервно дрожащими пальцами Барти сжал чуть потеплевшую палочку. Безумную улыбку больше можно было не скрывать, тем более, он был уверен, что в этом случае его оправдает даже самый пристрастный суд:
- Большое спасибо, дорогая. Авада Кедавра!