В Азкабане было погано. Холод пробирал до костей, кормили раз в день какой-то мерзкой бурдой, дементоры опять же. Но хуже всего была Джейн Эйр. Сидевшая в камере напротив, она то и дело оглашала стены тюрьмы отвратительным хриплым пением — чередуя магловские церковные песнопения с какой-то чушью то на немецком, то на... староанглийском кажется. Пела Джейн откровенно херово, но сама считала этот кошмар едва-ли не ангельскими хорами, и на требования прекратить заявляла что будет молиться за грехи узников, чтобы минутой спустя разразиться грязной руганью в адрес директора Хогвартса Дамблдора, семьи Уизли и продажных чистокровных ублюдков. Молилась она разве что за погибель всё тех же личностей.
В полнолуние Джейн обращалась в волка, воя на весь чёртов Азкабан, пытаясь грызть прутья решётки и ломая себе зубы – от чего её регулярное пение лучше не становилось, а чокнутая улыбка (или лучше сказать оскал?) в редкие моменты молчания, откровенно пугала.

Джейн, насколько бывший целитель Сметвик знал, была поймана когда пыталась загрызть кого-то из детей семьи Уизли. Знал он и то что его властям сдала именно эта сука, вопя о том что она всего лишь несчастная жертва, а вовсе не вероломная тёмная тварь. Кажется его посадили так близко к ней именно для того чтобы бывший целитель оценил плоды своих трудов по вербовке в стаю Грейбека. Проклятые ублюдки знали что делали.
– Заткнись уже – устало пробормотал он, ожидаемо услышав в ответ отборную брань. Пожизненное рядом с этой обещало стать настоящим адом.