Ranfiru, немного добра :)

Италия, зима 1943.
Дверь камеры лязгнула о стену. Агнешка подняла голову и затряслась - на пороге стоял Риенци.
- Кажется, нам с вами пора попрощаться, синьорина, - вполне добродушно сказал он. - Ну, не пугайтесь так. Вы просто уезжаете.
- К-куда? - прозаикалась Агнешка. - В л-лагерь?
Она думала об этом все месяцы своего заключения. Валерио отчего-то не желал ей помочь, англичан, как она слышала, перевели в лучшие условия - их планировалось на кого-то обменять. Ее же продолжали держать в камере и допрашивать - иногда по несколько часов и весьма грубо.
- Ну, мы же не звери, - усмехнулся Риенци. - Нет. Но там вам тоже будут очень рады, - он сделал знак охране. - Увести.
Когда Агнешку увели, он долго смотрел ей вслед. Он все еще не был уверен, что поступил правильно... черт с ним, союзников всегда найдется, чем умаслить. Главное, Валерио и его семья были в безопасности.
***
Агнешка ничего не понимала. Ее сначала сунули в машину и повезли. Потом вытащили из машины, затолкали в грузовой самолет и долго летели; было очень холодно, воняло какой-то гадостью и трясло. Агнешка надеялась, что ее везут в Германию, где она сумеет подольститься к какому-то офицеру - раз уж Валерио ее предал - но все ее надежды растаяли как дым, стоило им приземлиться в какой-то пустыне.
Потому, что поодаль маячил другой грузовой самолет, с такими ненавистными ей красными звездами на крыльях.
- Нет! - заорала Агнешка. - Не-е-ет!
На ее крики не обращали ни малейшего внимания: ни когда выволакивали наружу, ни когда передавали двум мрачным типам в советской военной, ни когда те тащили ее прочь от итальянцев. Лишь когда затолкали в советский самолет, Агнешка заткнулась - но не потому, что осипла, а потому, что из кабины выглянул пилот, и она потеряла дар речи.
Во-первых, пилот был девушкой.
Во-вторых, она была рыжим. Как мерзкие Уизли, от которых она спасла неблагодарную тварь Грейнджер.
В-третьих, она в принципе смахивала на Джиневру Уизли, разве что была курсоносой.
- Ну что там? - недовольно спросила девчонка.
- Ничего, Женя, - ласково ответили сбоку. Агнешка повернула голову и поперхнулась - напротив нее сидел на каких-то мешках средних лет человек в офицерской форме. - Давай-ка взлетать. - Он поймал взгляд Агнешки и чуть коснулся фуражки. - Александр Петрович Шмелев, комиссар государственной безопасности второго ранга. Решил лично вас встретить, гражданка Мнишек.
- Стоило так рисковать, СанПетрович, - пробасил один из типов, тащивших Агнешку, - смуглый амбал с орлиным носом. - Ради какой-то...
- Капитан Шеклонян, мы уже это обсуждали, - Шмелев блеснул ярко-голубыми глазами. - Вы бы поспали, гражданка Мнишек. Разговор у нас по прилету будет долгий. И про рыболюдей, и про остальное...
Агнешка икнула. Почему-то ей показалось, что Риенци с его допросами был еще цветочками.
***
Ленинград, два дня спустя.
Женя Ласкина, летчица 588-го ночного легкобомбардировочного авиационного полка, шагала по родному городу и не плакала только потому, что слезы замерзали прямо на щеках. В свои девятнадцать она хоронила боевых подруг, один раз сама едва выбралась из горящей машины, но видеть Ленинград таким было выше ее сил.
Если бы не комиссар Шмелев и не Котэ Шеклонян, она бы эту подстилки фашистскую выкинула из самолета где-нибудь над Кавказом, в чем мать родила и без парашюта. Да что там, она бы в любом случае ее выкинула... если бы не приказ. Ее специально вызвали из полка, доверили перевозить важную преступницу, комиссар Шмелев лично распорядился... подвести его и боевых подруг Женя не могла.
В дом попала бомба, но их парадная уцелела. Женя осторожно поднялась по обледеневшим ступенькам на второй этаж и постучала в дверь; в квартире засуетились, и через мгновение на пороге возникла Мария Игнатьевна - похудевшая до крайности, поседевшая, но живая. Возникла - и охнула, схватившись за сердце при виде дочери.
- Мам! - Женя едва успела ее подхватить, как Мария Игнатьевна опомнилась и прижала дочь к себе. Она не плакала - Гражданская и зарубленные белогвардейцами братья отучили ее это делать - просто стояла на пороге и укачивала Женю в руках.
- Идем, - наконец выговорила она и потянула Женю в квартиру. - Ты даже не представляешь, кто приехал...
- Кто? - Женя едва успела стянуть шапку и расстегнуть форменный тулуп. - Папа? Боря? Кир? Петя? Федя с Гошей? Ромка? - она вошла в комнату, и с ее губ сорвался крик. - Игорь!
Это действительно был он. Игорь, Гарька Гончаров. В своем мичманском кителе, с повязкой на лбу - явно только что из госпиталя - и тоже живой. Гарька Гончаров, которого она не надеялась увидеть.
Он обернулся и улыбнулся - так, будто в горле у него стоял ком.
- Женя... - тихо сказал он. - Женечка...
Они не бросались друг другу на грудь - просто стояли и улыбались сквозь слезы, вееря и не веря в то, что живы и видят друг друга.
Неяркое зимнее солнце светило в окно, освещая их, полупустую холодную комнату и только начинающий оживать город.