Посмотри на меня (гет)

— С чего сегодня начнем, профессор? — Гермиона Грейнджер старалась придать своему голосу твердые нотки, но у нее это выходило неважно. Почти целый семестр она работала ассистенткой у профессора зельеварения в Академии авроров Северуса Снейпа. С тех пор ей еще ни разу не удавалось как следует поговорить с ним. Гермионе казалось, что им есть что обсудить — например, как ей жилось в лесу в палатке вместо учебного года или как тяжело приходилось ему в одиночку в Хогвартсе. Однако, едва их взгляды пересекались, во рту у нее становилось вязко, сердце начинало бухать в груди слишком громко, и она опасалась, что Снейп услышит этот звук. Тогда Гермиона отводила глаза, опасаясь, что он запросто прочтет все, что она там себе напридумывала, и задавала какой-либо вопрос самым деловым тоном, на какой была способна. Снейп отвечал ей, давал следующее задание, и так день шел за днем.

Теперь они стояли, осматривая груду поздравительных свитков и подарков к Рождеству — у профессора появилась масса поклонников, особенно поклонниц, которые не давали ему прохода, так что он по Хогвартской привычке отсиживался в классах зельеварения аврората, а всю переписку и общение с внешним миром передоверил Грейнждер. Так получилось.

— Сэр? — вопросительно взглянула она на него. — Боюсь, разбор почты займет полдня, а потом... — ей очень хотелось, чтобы он сказал что-нибудь вроде «к Мерлину почту, Грейнджер, поедемте в ресторан», но признаться в этом даже самой себе она боялась.

"Посмотри на меня", — кричало все ее сознание, а сама она тщательно изучала собственные туфли.

Снейп с неожиданной проворностью придвинулся на целый дюйм ближе к ней, заглянул ей прямо в глаза, и Гермионе почудилось, что прошла целая вечность, прежде чем он пророкотал над ее ухом:

— Поедемте в ресторан, мисс Грейнджер! К гоблинам почту!

* * *

— Какой квиддич! О чем ты! Что скажет отец? Разве это для девочек? — Молли Уизли обессиленно прошептала последнюю фразу, неожиданно сменив высокие частоты на инфразвук. Ее побледневшие губы дрожали, а руки напрасно терзали тряпицу, которая несколько минут назад еще могла называться фартуком.

Джинни подобные перепады настроения матери нисколько не удивляли, но последняя фраза вывела ее, очевидно, из себя.

— В школе авроров недобор, — недобро усмехнулась она и встряхнула рыжей гривой, в упор глядя на мать. Та побледнела еще больше.

— Но... у тебя же по чарам «Выше ожидаемого»... ты могла бы помогать в магазине Фреду,— она осеклась. Ее плечи поникли. — Ох! Джорджу, — произнесла Молли дрожащим голосом. Ее глаза подозрительно блестели. — Да и зачем тебе работать, ведь Гарри... — она снова осеклась: глаза Джинни сузились, а в буфете подпрыгнула горстка блюдец. Молли резко обернулась назад, схватившись за палочку. Убедившись, что они на кухне одни, она с болью в голосе добавила: — Ну скажи, чем, чем ты будешь заниматься, когда появятся дети? Постоянные тренировки, бесконечные поездки.

Джинни смотрела вдаль, качая головой.

— А спортивные травмы? А если... — Молли зажала рот бывшим фартуком и плюхнулась на скамейку. Ее плечи вздрагивали. Сквозь рыдания прорывались отдельные слова: — Они все... опасные игры. Вся семья такая... в кого только уродились. Думала, девочка наконец-то... Е-единственная дочь...

Джинни переминалась с ноги на ногу.

— Мам, ну мам, — она подошла и обняла Молли за плечи. — Я буду еще учиться. Есть курсы для журналистов. Ну посмотри на меня!

Когда глава семейства Артур Уизли выбрался из камина в кухню своего дома, то обнаружил, что женская часть семейства сидит в обнимку на деревянной скамье и синхронно рыдает в голос. Он на цыпочках, стараясь не шуметь, прошел от камина к столу, отрезал кусок пирога и осторожно удалился из кухни. Нарушать такое редкое единодушие ему не хотелось.