Устранимые сомнения (джен)

Никто не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в порядке, установленном настоящим Кодексом.

Часть вторая статьи восьмой Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации

Третье ноября тысяча девятьсот девяносто пятого года

— Представим ситуацию: граждане Т. и С. пошли на охоту. Допустим, они хотели подстрелить кабана. Ходили они по лесу, ходили, устали. Уже и сумерки стали сгущаться, а кабан все не появлялся. И вдруг они оба видят какое-то движение в кустах, стреляют из своих ружей и бегут к поверженной добыче. Однако это оказывается не кабан, а некий грибник — гражданин Р., который скончался на месте. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, смертельное ранение гражданину Р. причинил только один стрелок, а второй попал ему в руку. Эксперт-баллистик же так и не смог сделать вывод о том, кто конкретно — гражданин Т. или гражданин С. — произвел смертельный выстрел в гражданина Р. Итак: как будет решаться вопрос об уголовной ответственности граждан Т. и С.?

Прочитав условие задачи, преподаватель уголовного права, кандидат юридических наук, а также успешный адвокат Андрей Сергеевич Полянский откинулся на спинку стула, снял очки в тонкой золотой оправе, положил их на стол и обвел взглядом аудиторию.

Студент третьего курса юридического факультета Макс Королев по университетскому прозвищу Робеспьер сначала хотел поднять руку и ответить, но потом передумал: на занятиях у этого преподавателя постоянно получалось так, что очевидное и, казалось бы, правильное решение, никогда таковым не являлось. У Полянского было какое-то свое, отличное от общепринятого, понимание уголовного закона, но, судя по всему, именно оно и делало его восходящей звездой современной адвокатуры.

Отличник Макс не любил чувствовать себя идиотом и позориться на глазах у всей группы не хотел.

И правда: если бы Макс решился отвечать, он бы сказал, что обоих граждан — и Т., и С. нужно привлечь к уголовной ответственности за неосторожное убийство (ведь если взял в руки ружье — смотри, куда стреляешь), но после получасового спора практически всей группы с преподавателем выяснилось, что и Т., и С. должны быть освобождены, а уголовное дело в отношении них — прекращено.

— Все просто: презумпция невиновности! Принцип, провозглашенный как в нашей Конституции, так и в ряде уважаемых международных документов, — хорошо поставленным голосом подытожил дискуссию Полянский. — Все неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого! — он сделал драматическую паузу и продолжил: — Если экспертам не удалось выяснить, кто из двоих стрелков произвел выстрел, приведший к смерти гражданина Р., то эти сомнения как раз и возникают, не позволяя вынести ни Т., ни С. обвинительный приговор.

Макс внутренне возмутился: человек умер, а в этом, видите ли, никто не виноват?! Такое решение никак не укладывалось у Макса в голове. Однако ввязываться в заведомо бесполезный спор с Полянским он не стал.

* * *

Через три дня Макс, которому задача про охотников и их случайную жертву все это время не давала покоя, решил задать ее другому преподавателю — Владилену Николаевичу Зубову, который вел у группы Макса прокурорский надзор. Владилен Николаевич, бывший заместитель прокурора области и так же, как и Полянский, кандидат юридических наук, отличался суровым нравом и острой нетерпимостью к глупости, кто бы ее ни проявлял.

— Презумпция невиновности?! — взревел он, когда услышал от Макса вариант решения задачи, предложенный Полянским. — Это кто ж сморозил такое?!

— Полянский, — тихо ответил Макс.

— Полянский? — уже мягче сказал Зубов и улыбнулся. — Что ж, будем считать, что у него такая адвокатская профессиональная деформация. Ему все всегда кажутся невиновными, хотя в нашей страшной реальности такого и не бывает.

— И как же тогда быть с охотниками?

— Да расстрелять обоих, — почему-то весело проговорил Зубов. — Сначала, конечно, судить за убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору, а потом расстрелять.

— По предварительному сговору? — переспросил Макс.

— А как еще? Все ж ясно: договорились убить потерпевшего, сочинили сказку, пошли в лес и все сделали, как было задумано. Ну, сам посуди: кто в лесу будет стрелять наугад? Что это за охотники, которые ходят вместе и стреляют одновременно в то, что им обоим внезапно так неудачно померещилось? Как охотники и грибник вообще могли пересечься? Я тебе как заядлый охотник со стажем говорю — охотники должны охотиться в специально отведенных местах, а грибники обычно ходят рядом с населенными пунктами. Теперь же поверь моему прокурорскому опыту — они осуществили как раз то, что замышляли. А за умышленное убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору, у нас, как ты знаешь, расстрел.

С Зубовым Макс поспорил бы по каждому пункту обоснования его решения задачи, но и позиция Полянского ему от этого тоже не стала ближе.

В тот момент Макс и осознал, что ему рано или поздно придется выбирать сторону, на которой он будет работать — сторону защиты или сторону обвинения. Кажется, настоящие профессионалы никогда не могли оставаться объективными и беспристрастными, решая, как бы пафосно это ни звучало, человеческие судьбы.

* * *

Двадцать четвертое марта две тысячи третьего года

Следователь прокуратуры Максим Королев в очередной раз перечитал все материалы уголовного дела и задал себе вопрос, сделал ли он по нему все от него зависящее или можно придумать что-то еще.

Дело было, мягко говоря, необычным. Около года назад сотрудники отдела по борьбе с экономическими преступлениями нашли автомастерскую, в которой разбирали на запчасти угнанные автомобили и продавали их, и арестовали всех участников этого незаконного бизнеса. При обыске в автомастерской был обнаружен очень странный предмет — искусственный тазобедренный сустав.

Как написал эксперт в своем заключении, протез тазобедренного сустава изготовлен из хром-кобальтового сплава, был установлен в человеческую бедренную кость, а потом извлечен из нее. Серийный номер сустава был частично уничтожен, а на его поверхности были следы то ли топора, то ли большого ножа, но следов пальцев рук, пригодных для идентификации, найдено не было.

Все работники автомастерской клялись, что считали этот предмет какой-то запчастью. Они утверждали, что нашли его на городской свалке примерно неделю назад.

Максим промучился с этим протезом несколько месяцев, но узнал совсем мало. Искусственный сустав был изготовлен в Германии в начале девяностых годов фирмой, которая уже четыре года как прекратила свое существование. Эти суставы поставлялись в клиники почти по всему миру, и без полного серийного номера установить, кому был продан этот конкретный сустав, не представлялось возможным. Ни у кого из людей, которые числились пропавшими без вести, как установил Максим, не было искусственных тазобедренных суставов. Также не было найдено и трупов без такого сустава.

Однако все это не означало, что у Максима не было своей версии произошедшего. Девять лет назад от следствия, всего за несколько часов до ареста, сбежал крупный бандитский авторитет, вор в законе Кантор — Канторович Дмитрий Борисович, и у него был такой протез. Проблема заключалась в том, что Кантор до сих пор не считался умершим — из бюро Интерпола периодически поступала информация, что его видели то в Минске, то в Тель-Авиве, то вообще в Лондоне, но она так и оставалась непроверенной.

Как девять лет назад, так и сейчас следствие не смогло установить, каким образом Кантору удалось сбежать за границу, но Максиму, который досконально изучил это дело, всегда казалось, что его убили, ведь люди никогда просто так в воздухе не растворяются.

Тогда Кантора во всех делах защищал адвокат Полянский, и Максим решил вызвать его на допрос. Он думал, что Полянский может что-то знать о судьбе Кантора, но понимал, что адвокат, скорее всего, ничего не расскажет. Тем не менее, Максим надеялся, что разговор с Полянским будет хоть чем-то полезным.

Полянский с того момента, как Максим видел его в последний раз, нисколько не растерял своего лоска, наоборот, теперь он был одет в более дорогой костюм, обут в более дорогие туфли, а на его переносице были более дорогие очки. Увидев его, Максим в который раз подумал, что мама была права и после окончания университета нужно было идти в адвокаты, а «не просиживать штаны в этой прокуратуре без всяких перспектив».

Внимательно выслушав вопрос Максима, Полянский воскликнул:

— Помилуйте, Максим! Если бы я знал, где находится Кантор или как он сбежал, я бы непременно вам об этом поведал! Он ведь мне остался еще денег должен за свою защиту! Я потерял хорошего клиента, и мне бы было выгоднее, чтобы он хотя бы до вынесения приговора никуда не пропадал.

— И много денег он вам должен? — спросил Максим.

— А вот этого я вам не скажу. Адвокатская тайна.

Максим хотел было возразить, что подобные сведения не являются адвокатской тайной, но решил не ввязываться в ненужный спор с Полянским, из которого тот явно выйдет победителем, поэтому и сосредоточился на других вопросах.

Максим провел с Полянским почти полуторачасовую беседу, но ничего нового не узнал. Хотя адвокат был очень убедителен, Максим ему не поверил. То ли сказалась давняя университетская привычка в принципе сомневаться в словах Полянского, то ли Максиму не удалось справиться с завистью к его богатству и успеху, но именно после этой беседы ощущение, что адвокат как-то причастен к исчезновению Кантора, у Максима только усилилось. Впрочем, превратить это ощущение в полноценное обвинение у него не получилось: никаких поводов заподозрить Полянского не то что в убийстве Кантора, а даже в оказании помощи в его побеге, он так и не смог найти.

Еще Максима настораживал тот факт, что Полянский взялся за защиту Кантора, когда ему самому было всего двадцать шесть лет. Максим не понимал, и как закоренелый преступник мог довериться вчерашнему выпускнику, у которого в то время не было ни опыта, ни связей, и как Полянский не побоялся взяться за его дело. Максим попытался выяснить, кто посоветовал Кантору Полянского, но этого никто из тех, кого он об этом спрашивал, не знал. Сам Полянский утверждал, что он просто позвонил Кантору и уговорил воспользоваться его услугами, но Максим в это не поверил, потому что криминальные авторитеты так себя не ведут и молодыми адвокатами просто так не очаровываются.

Максим тяжело вздохнул, закрыл папку и решил, что производство по делу, связанному с обнаружением искусственного тазобедренного сустава в подпольной автомастерской, необходимо было приостановить до получения новой информации. К тому же над Максимом из-за этого дела уже смеялись коллеги. Вот, например, Зубов, когда Максим его встретил в местном драматическом театре на праздновании Дня работника прокуратуры, сказал, что он зря гоняется за призраками и проверяет дурацкие теории вместо расследования реальных дел. Зубов, который уже давно не работал в прокуратуре и уже не преподавал, оставался неоспоримым авторитетом. Он был депутатом областного законодательного собрания, основателем крупного благотворительного фонда и почетным членом нескольких научных сообществ, и не доверять его мнению у Максима не было никаких оснований.

Максим, конечно, с удовольствием полностью согласился бы с Зубовым, но сделать это ему мешал тот факт, что человека убили, а убийца до сих пор за это не наказан. Представить, что у кого-то с помощью топора или большого ножа можно извлечь из тела протез тазобедренного сустава и жертва останется в живых, Максим не мог. То, что убитый, по всей видимости, был известным вором в законе и обвинялся в совершении нескольких убийств, для Максима мало что меняло, ведь закон есть закон, и все должны быть перед ним равны.

* * *

Седьмое мая две тысячи тринадцатого года

Следователь по особо важным делам областного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации Максим Александрович Королев смотрел дома по телевизору пресс-конференцию прокурора области.

Прокурор, потея и иногда заикаясь, пытался объяснить, как так получилось, что Анатолий Алексеевич Пронин — недавний заместитель губернатора области, которого обвиняли в получении огромной взятки, превышении полномочий и нецелевом использовании бюджетных средств, — сбежал из-под домашнего ареста и скрылся в неизвестном направлении. Оратор из прокурора был никудышный, и на ехидные вопросы журналистов ему в общем-то было нечего ответить.

За последние годы это был не первый случай, когда таким высокопоставленным обвиняемым удавалось скрыться от следствия, и каждый раз у силовых ведомств не было никакого оправдания.

Среди присутствующих на пресс-конференции Максим увидел адвоката Полянского, который защищал обвиняемого до его побега. Тот выглядел растерянным, хотя всего десять минут назад в своем интервью для телевидения он уверенно говорил, что в условиях тотальной коррупции, поразившей весь государственный аппарат как на региональном, так и на федеральном уровнях, произошедшее не должно удивлять. Максим подумал, что Полянский при желании легко мог бы побороться за главную театральную награду России — «Золотую маску», причем сразу в нескольких номинациях.

Полянский получил свой гонорар (возможно, из тех самых добытых преступным путем денег), Пронин наверняка уже нежился где-нибудь на пляжах Таиланда, и Максим, который никакого отношения к расследованию дела заместителя губернатора не имел, чувствовал злость и обиду за своих коллег и всю правоохранительную систему, но ничего поделать не мог.

После окончания пресс-конференции показали комментарии приглашенных в студию экспертов. Зубов, председатель областной общественной палаты, сказал, что все органы охраны правопорядка в очередной раз показали свою беспомощность, преступник в очередной раз избежал наказания, а в России нужно срочно вернуть расстрел. Про то, что нужно отменить мораторий на смертную казнь, Зубов в последнее время на разных площадках говорил все чаще и чаще, причем независимо от темы дискуссии, и Максим решил, что Зубов, которому было уже семьдесят четыре года, начал, что называется, выживать из ума.

* * *

Второе февраля две тысячи пятнадцатого года

Должность заместителя начальника областного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации, которую год назад занял Максим, предоставляла большие возможности.

Уже через полгода после своего назначения он с женой и сыном переехал в элитную квартиру в центре города, обзавелся новым японским внедорожником и, по выражению своей мамы, «стал важным человеком».

Утром Максим сидел в своем кабинете и просматривал ночную сводку происшествий, когда дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет ворвалась группа вооруженных людей во главе со следователем Отдела обеспечения собственной безопасности. Они положили Максима лицом на стол, сковали ему руки наручниками за спиной, рывком поставили на ноги и увели для разбирательства.

Через несколько часов Максиму Александровичу Королеву предъявили обвинение в получении взятки в десять миллионов рублей за то, что он закрыл уголовное дело в отношении недавно пойманного педофила из-за недостатка улик.

Максим пригласил для своей защиты адвоката Полянского как отличного специалиста по коррупционным делам.

Полянский словно влетел в кабинет, куда привели Максима для первой встречи с адвокатом, и неуместно весело воскликнул:

— Что же ты, Робеспьер, предал идеалы революции?

— Ну, вот так, — ответил Максим, опустив голову и глядя в стол. — Думал, обойдется.

— То есть ты признаешь себя виновным? — удивился Полянский.

— Тебе — признаюсь, — сказал Максим. — Все ж свои, так?

— Конечно, — сухо согласился Полянский, достал блокнот и приготовился записывать показания Максима. — Но вот от кого-кого, а от тебя я такого не ожидал.

— Система меняет людей, — хмыкнул Максим.

Полянскому удалось добиться того, чтобы Максима посадили под домашний арест, а не заключили под стражу.

Максима привезли в его квартиру и надели ему на ногу браслет слежения. Когда техники уехали, Максим остался с Полянским наедине.

— Мне нужно исчезнуть, — проговорил он.

— В смысле? — откликнулся Полянский.

— В самом прямом. Я не выдержу следствия, и я не выживу в колонии, ты же знаешь. Мне нужно сбежать за границу.

— С чего ты взял, что я могу это устроить?

— Знаю, — Максим пристально посмотрел Полянскому в глаза.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, и Полянский медленно произнес:

— Да, могу. Только это будет… дорого. Очень. Дорого.

— Уверен, мы договоримся.

Договориться с Полянским оказалось несложно. У него все было хорошо отработано.

Через три дня в квартиру к Максиму пришел парень, одетый в комбинезон с вышитым на спине логотипом фирмы по установке кондиционеров. Он с помощью хитрых инструментов произвел какие-то манипуляции с браслетом Максима и снял его. Потом он подключил браслет к ноутбуку и заявил, что теперь тот будет посылать нужный сигнал в центр слежения вообще без человека-носителя.

Затем техник извлек из своего рюкзака еще один комбинезон с тем же логотипом, Максим переоделся в него и покинул свою квартиру. Он совершенно беспрепятственно спустился на лифте, вышел из подъезда, сел в фирменный фургон, и его куда-то повезли.

Целый месяц Максим провел, переезжая с места на место. Он и жил в каком-то полуразрушенном доме на окраине области, и гостил у странных цыган на овощной базе, и даже ночевал в чьем-то гараже. Все это время он ни разу не видел Полянского, и уже был совершенно измотан всеми своими приключениями.

Наконец, утром к нему (а он сейчас жил на заброшенной даче) пришла пожилая женщина и сказала, что сегодня для Максима все закончится и он уже следующим утром будет в Камбодже.

В два часа дня за Максимом приехал фургон. К нему вышли двое хмурых мужчин, одетых в неприметные синие спортивные костюмы, и тщательно его обыскали. Максим этому удивился, но возражать не стал.

Максиму не объяснили, куда его везут, и поездка оказалась не очень долгой — примерно через полтора часа фургон остановился, и Максиму приказали выходить.

Максим вышел и увидел, что фургон заехал в просторный гараж.

— К вам сейчас выйдут, — буркнул водитель и, больше ничего не говоря, вывел фургон на улицу. Автоматическая дверь гаража закрылась, и Максим остался один.

Дверь в боковой стене открылась.

— Добрый день, молодой человек! И представить не мог, что именно вы окажетесь у меня! — услышал Максим, обернулся на звук голоса и увидел, что в дверях стоит Зубов Владилен Николаевич собственной персоной.

* * *

Дом, в который Зубов пригласил Максима, был просторным и богато обставленным. Зубов сказал, что это своего рода поместье и он живет в нем один, как барин.

Зубов привел Максима в гостиную и усадил на роскошный диван, обтянутый кожей кремового цвета.

— Видите ли, молодой человек, жизнь — сложная штука, а красивая жизнь — вдвойне сложная, — изрек Зубов, разливая чай по чашкам из тонкого фарфора.

— Никогда бы о вас не подумал, что вы занимаетесь укрывательством преступников от правосудия, — сказал Максим. — Вы всегда казались мне образцово честным человеком с безупречной репутацией.

— Многолетняя привычка к скрытности, знаешь ли. А еще маскировка и тщательное продумывание всех планов! — Зубов постучал себя по лбу указательным пальцем. — Кроме того, спасение всяких мерзавцев от длинных рук государства — весьма прибыльное дело, а большие деньги помогают в решении любых проблем.

Он замолчал, машинально помешивая чай в чашке изящной серебряной ложечкой.

— Ты же был таким хорошим студентом и вроде бы честным следователем! Как же так, Максим?

— Жизнь такая, Владилен Николаевич.

Максим отхлебнул из чашки.

— Замечательный у вас чай, Владилен Николаевич!

— Ничего особенного.

Зубов вздохнул, вытащил ложечку из чашки и положил ее на блюдце.

— Ты чай-то пей. Скоро я все устрою, и поедешь себе в свою Камбоджу, — с этими словами он встал и ушел на кухню.

Через пару минут он вернулся, подошел к Максиму сзади и положил ему руку на плечо:

— Пора. Пойдем.

Максим встал и пошел за Зубовым. Тот открыл дверь — за ней была лестница, ведущая в подвал.

— Подземный ход, — объяснил Зубов. — Выйдем через четыреста метров на грузовом складе, и оттуда тебя вывезут, куда надо. Ни одна видеокамера ничего не зафиксирует.

Максим спустился по лестнице и тут же оказался в полной темноте. Несколько секунд он бестолково тыкался в разные стороны и вдруг услышал металлический лязг, а потом вспыхнул яркий свет.

Максим увидел, что он находится в комнатке площадью примерно два на два метра, закрытой решеткой с тонкими прутьями, на которой был установлен огромный замок. Из обстановки в комнатке была советская металлическая кровать с панцирной сеткой, а рядом с кроватью стояли два цинковых ведра: одно пустое, а второе заполненное на две трети водой. Под потолком висела камера видеонаблюдения.

— Что за шутки? — возмутился Максим.

— Это не шутки, — ответил Зубов, подходя к решетке. Он оценивающе и с некоторым отвращением посмотрел на Максима и процедил: — Я расскажу, что с тобой будет дальше. Это будет настоящий кошмар. Ты будешь медленно умирать, и я не знаю, сколько времени у тебя это займет. У одних на это уходит три дня, у других — две недели. Твои органы будут отказывать один за одним, тебя будет мучить невыносимая жажда, а боль с каждой минутой будет только нарастать. И никто тебя не спасет — для всех ты уже в Камбодже.

Все это Зубов проговорил, с явным удовольствием смакуя каждое слово.

— Не понял, — спокойно сказал Максим. — Почему это я буду вот так умирать?

— Потому что я тебя отравил.

— Чем?

— Вытяжкой из бледной поганки. Очень токсичный яд, знаешь ли. Сам грибочки осенью собирал, сам варил, сам консервировал, так что качество гарантирую. Как ты себя чувствуешь? Голова уже кружится?

— Пока нет.

— Правильно. У тебя до появления первых симптомов еще есть часа три. Сразу предупреждаю — кричать бесполезно. Дом стоит далеко от всех, подвал звукоизолирован, и никто тебя не услышит.

— Пронина вы тоже убили, да? И Кантора? И других? — спросил Максим срывающимся голосом.

— Именно. Сначала собрал с них все деньги, а потом убил. Всех их. Бандитов, убийц, взяточников… Если государство с ними не справилось, я должен был взять на себя эту работу.

— Куда же вы тела дели? — удивился Максим. — Неужели в одиночку их переработали? В вашем-то возрасте!

— Максим, я проработал прокурором тридцать пять лет. Уж я точно знаю, как избавиться от трупа разными способами и не прилагая сверхусилий.

— А видеозаписи потом, на досуге просматривали?

— И на досуге, и в режиме реального времени, как сейчас говорят… Впрочем, что-то мы долго и не о том болтаем. Пойду я, а ты подумай о своей жизни. У тебя для этого будет еще много часов в одиночестве. Относительно много. И в относительном одиночестве.

Зубов с нескрываемым презрением посмотрел на Максима.

— Ничего этого не будет, Владилен Николаевич, — тихо проговорил Максим. — Я не пил ваш чай, а еще у меня было вот это, — Максим продемонстрировал Зубову миниатюрный брелок с кнопкой — это было устройство «тревожная кнопка». — Обыскивать нужно было лучше.

Зубов даже не успел удивиться этим словам своего заключенного, потому что в подвал ворвалась группа захвата.

— Максим Александрович, вы как? — спросил руководитель группы после того, как Зубов был закован в наручники и выведен бойцами наружу.

— Все нормально. Спасибо за оперативность, майор.

Через три часа после этого ареста в интернете появились видеозаписи мучительной смерти восемнадцати жертв Зубова, а через два дня он сам умер в камере следственного изолятора от отравления неустановленным веществом. Во дворе дома Зубова были найдены останки одиннадцати тел. Куда пропали остальные тела — следствию установить не удалось.

Расследование дела адвоката Полянского заняло почти год. Доказать его причастность к убийствам, которые совершил Зубов, у следствия и суда не получилось, но его и всех, кто помогал ему в укрывательстве преступников от правосудия, осудили. Полянскому дали восемь лет лишения свободы и лишили статуса адвоката.

* * *

Третье апреля две тысячи семнадцатого года

— Максим Александрович, как же вы догадались, что Зубов — убийца? — спросил взволнованный студент.

Максим, которого пригласили выступить на заседании студенческого научного кружка по криминалистике, объяснил:

— Лично моя заслуга в этом была незначительной. Мне несколько месяцев назад доложили, что появился новый, очень точный метод генетической экспертизы, и я вспомнил, что много лет назад мы нашли протез тазобедренного сустава убитого криминального авторитета Кантора, но его убийцу так и не поймали. Я заказал проведение такой экспертизы, и благодаря этому нам удалось обнаружить ДНК Зубова. Я восстановил всю цепочку событий и понял, что он никак не мог оставить эти следы, если не он извлек этот протез.

Студент, задавший вопрос, задумался.

— Но почему вы вообще решили сопоставить обнаруженную ДНК с ДНК Зубова?

— Я попросил эксперта сравнить ее не только с ДНК Зубова, но и с ДНК Полянского, а также с ДНК некоторых других лиц, которые могли быть причастны к исчезновению Кантора. Полянского я подозревал с самого начала, а вот Зубова стал подозревать, когда он меня ни с того, ни с сего попросил бросить это дело. Это было настолько не в его стиле, что я насторожился. К сожалению, тогда у меня не было возможности что-либо доказать.

— А как вы получили образцы их ДНК?

— Организовал спецоперацию на банкете, где они были, — улыбнулся Максим. — А после получения результатов экспертизы мне пришлось разыграть целый спектакль, чтобы вся группа Полянского и Зубова поверила, что я — взяточник. И она поверила.

Девушка, сидевшая на первой парте и до этого молчавшая, вдруг спросила:

— Вам не кажется, что Зубов был не так уж и неправ? Он ведь убивал одних преступников!

Максим от этого вопроса вздрогнул.

— Мне кажется, что, если вы так думаете, из вас выйдет хороший адвокат, — тихо сказал он.