Тайна (гет)

История эта произошла не так давно, но все же я стал немного ее забывать. Но чтобы читатель не таил на меня обиду, я постараюсь вспомнить все до мельчайших деталей.

Мой почтенный друг состоял в свите у одного влиятельного господина и очень любил путешествовать — с размахом, присущим лишь богачам. Не то чтобы мой друг к таковым относился, но в его должность и положение решительно располагали к размаху.

Неосмотрительно было бы утаить от вас его имя! Когда мы с ним познакомились, мне было тридцать пять лет. Господин Коровьев, как он представился, пребывал в Москве по очень деликатному делу. Он сразу показался мне весьма своенравным, но по-своему забавным типом. Мечтатель! А какие он рассказывал истории! Недаром говорят, что путешествия расширяют кругозор и заставляют смотреть на мир иными глазами.

Признаться, несколько лет я воспринимал его истории как обычные небылицы, которые так искусно были рассказаны, что в них незамедлительно хотелось поверить.

Как-то вечером, спустя несколько лет после нашей первой встречи, мы с Коровьевым сидели в душной забегаловке, пили теплое пиво и вспоминали былые времена. Я до сих пор не могу понять, как же вышло, что за короткое время такой человек, как он, и такой простофиля, как я, стали близки. Он доверял мне самые интимные, самые личные воспоминания, а я слушал, затаив дыхание. Разговор коснулся прошлого приезда Коровьева в Москву. Тридцатые годы, которые я хорошо помнил, снова пронеслись у меня перед глазами, и я погрузился в рассказ своего друга, стараясь не перебивать.

— Мы с Бегемотом многое повидали, дорогой друг. Много напакостили и не меньше разбили судеб, раздавили чувств, — начал Коровьев. Я понимающе кивнул — подобное я слышал от него не раз. Возможно, мне следует пояснить, что Бегемот — один из близких друзей Коровьева, а также один из свиты их господина.

Коровьев продолжал:

— Но кто бы мог подумать, что однажды и на мои чувства станут покушаться! Нет, вы не ослышались, не на жизнь, а на чувства! Но ничего не поделаешь, — вкрадчиво прошептал он, — так было нужно, и я совершенно счастлив. Насколько вообще может быть счастлив такой, как я. Должно быть, вы помните Маргариту Николаевну? Что за женщина! Прекрасная женщина!

Я снова кивнул. Нашумевшая история тех времен.

— Три дня назад мне довелось снова ее увидеть. Правда, мельком. И мне вдруг страх как захотелось поведать вам, какая чудная история произошла со мной. Право, чудесная! Эта замечательная женщина сразу покорила меня, но будучи покорным слугой своего господина я, разумеется, не имел права посягать на новоиспеченную королеву. Да и толку? Ее непостижимая любовь к Мастеру была сильнее, чем чары самых искусных магов современности! Все же один забавный случай произошел, когда мы имели удовольствие находиться на балу. Маргарита тогда еще не до конца верила, что имеет дело с нечистой силой. Я уверен, что на балу она молилась и мечтала лишь, чтобы ее страдания быстрее прекратились. Она была так хороша! Ни слова, ни намека на то, что ее тело и душу терзает мучительная боль. Но я, друг мой, безусловно, все знал. «Ну что вы, Маргарита Николаевна, — повторял я раз за разом. — Что уж тут поделаешь? Надо, надо, надо…» Право, я даже не могу припомнить: то ли я действительно так часто повторял это слово, то ли оно всего-навсего эхом отдавалось в ушах. «Надо, надо…» И я тут же брал Маргариту под руку, давая поддержку, на какую только был способен. Дорогой мой, вас не утомляет мой рассказ? Дурная моя голова, нам с вами решительно нечего выпить! Милочка, будьте добры…

Признаться, дорогой читатель, пока Коровьев делал заказ, я никак не мог отвести от него взгляд: его глаза потеряли прежнюю задоринку, а шутки из уст вылетали все реже. Я судорожно стал прокручивать в голове все, что мне довелось услышать. Едва ли прошло хоть полчаса с начала встречи, а этот чертов Коровьев уже успел заинтересовать меня очередным рассказом. Впрочем, быть мне последним глупцом, если я захочу вдруг пожаловаться.

Голос Коровьева резко выдернул меня из раздумий:

— Я рад, что именно в вас нашел слушателя. О чем же я? Ах да! Маргарита! Я испытывал к ней такую нежность, которую не испытывал Бегемот к своему примусу. Друг мой, что вы смеетесь? Я не вру. Я с упоением наблюдал, как Маргарита пьет водку, и при этом ни один мускул не дрогнул на ее лице. Вопрос Мессира касательно бала застал меня врасплох, но я тут же нашелся. «Потрясающе! — с восторгом повторял я. — Потрясающе! Все очарованы, влюблены, — моя рука с большей силой сжала вилку. — Раздавлены! А сколько тайн…» Кажется, именно в тот момент я почувствовал на себе настолько пристальный взгляд господина, что готов был провалиться сквозь землю. Сомнений не оставалось — он прекрасно знал все, о чем я не посмел ему рассказать. Но клянусь, мой друг, и по сей день он не обмолвился об этом ни словом. Маргарита едва ли запомнила короткий поцелуй, воздушное, мимолетное прикосновение моих губ. Скажите мне, дорогой мой, вы помните свой первый поцелуй? Как его можно забыть, когда он так сладок и необычен? Я прав? Однако почему же я так неравнодушен именно к Маргарите Николаевне? Черт его знает. К слову, почему бы и действительно у него самого не спросить?

Я оглянулся по сторонам. Неожиданно подкрался вечер, и уличные фонари слепили глаза даже через стекло. Что-то в этой истории меня однозначно привлекло. То ли необъяснимая одержимость Коровьева, то ли его замечательная манера рассказывать. Когда я посмотрел на место, где он сидел, я заранее знал, что там его не увижу.

Господин Коровьев не имел привычки прощаться. Он всегда уходил внезапно, оставляя меня наедине со своими мыслями.