Огонь во льду (гет)

Возвращаться домой всегда приятно, особенно если тебя ждут. Даже если единственный, кто ждёт именно тебя — дракон.

Хорошо-хорошо, говорить так было бы преувеличением.

— Ну-ну, Норберта, хватит! Затопчешь ведь! Соскучилась? Соску-училась, — Чарли, расплывшись в улыбке, погладил свою любимицу по боку, покрытому глянцевой жёсткой чешуёй, и едва успел увернуться от шипастого хвоста — проявления любви драконов мало чем отличались от проявлений агрессии, разве что лучше контролировались. — Да знаю, знаю я, по кому ты скучаешь, хех. Подожди, я поздороваюсь со своими, потом полетим к твоему ненаглядному. Эй, и не смотри на меня так ехидно!

Ещё разок погладив Норберту по шее, Чарли направился к служебному домику, в котором сотрудники драконария собирались для совещаний или в редкие часы досуга. Домик был маленький не только снаружи — чары расширения пространства здесь не применяли, чтобы лишний раз не провоцировать драконов. Архаизм, по правде говоря — современные модификации чар являлись, как утверждала реклама, нейтральными для волшебных существ, но жить по старинке действительно было спокойнее.

Директор, к счастью, сидел в своём видавшем виды кабинете.

— А, вот и ты, Чарли. Так и знал, что не станешь задерживаться, хоть и к матери в гости отправился. Как юбилей прошёл?

— Жуть, — Чарли плюхнулся в кресло возле камина.

— Что, скучно? Хуже, чем в прошлом году?

— Лучше бы скучно, как в прошлом году.

— О, да ты совсем увял. Огневиски хочешь? Нет? Ну, как знаешь. Так что смурной такой?

Чарли помолчал немного, собираясь с мыслями. Да стоит ли вообще об этом говорить?

— Мама потребовала у меня внуков.

— Ох, ты глянь! Прямо потребовала?

— В ультимативной форме. Говорит, все дети уже внуков ей родили, кроме меня.

— Надо ж. Неужели ей этих мало? Бодрячком твоя старушка, а?

— Не то слово. Семьдесят лет на прошлой неделе исполнилось, а энергии можно только позавидовать.

— Прямо как в тот день, когда я заявился к вам в «Нору», чтобы предложить тебе работу.

Чарли не смог удержаться от улыбки, вспоминая это событие, яркое даже по меркам насыщенной жизни семейства Уизли.

Драконарий в восточной Румынии славился не только разнообразием природных условий для самых разных видов драконов, но и своим директором, который рыскал по всему свету в поисках талантливых драконологов, чтобы переманить в свою команду. В итоге коллектив здесь подобрался достаточно пёстрый, однако весьма и весьма профессиональный и по-настоящему слаженный. Иногда он сильно напоминал «Нору», поскольку детёныши что здесь, что там не отличались ни кротостью, ни послушностью и требовали постоянной концентрации и готовности к самым неприятным сюрпризам, а уровень причиняемой ими разрухи был сопоставим. Однако пребывание среди драконов необъяснимо умиротворяло Чарли, а нахождение в родительском доме уже на вторые сутки заставляло его нервничать. А всё потому, что драконологи, в отличие от семейства Уизли, всегда без слов понимали, когда кого нужно оставить в покое, и не совали нос в чужие дела, если не хотели остаться без этого самого носа.

— Ладно. Тебе пора небось, ночь на дворе. Полнолуние набирает силу, — доставая сигару, сказал директор с абсолютно непроницаемым лицом.

— Да, я пойду. Норберта снаружи, ждёт.

Директор только хмыкнул, сверкнув пронзительным взглядом, но ни слова не сказал, и за это Чарли тоже был ему благодарен. Вроде бы и скрывать нечего и не от кого — все всё и так уже давно поняли — а всё равно он предпочитал скрытничать. Или суеверничать, не разберёшь. Драконологи — народ особенный, у каждого свой набор примет.

На дворе уже совсем стемнело. Норберта оживилась, увидев его, ткнулась приветливо мордой в плечо, недовольно рыкнула. В темноте сверкнул огромный глаз.

— Да, от меня опять слишком пахнет британскими садовыми гномами, но ты же знаешь — ещё дней пять запах не выветрится. Чувствительная ты моя, — усмехнулся Чарли. Предвкушение распирало грудь, играло в голове, словно шампанское. — Ну что, как думаешь, наши гости из иного мира уже здесь? Готова аппарировать? Если не поторопимся, пропустим начало полнолуния, — Норберта игриво заурчала.

Драконарий раскинулся несколькими частями на значительной территории Румынии, почти между всеми можно было перемещаться совершенно без проблем, однако в две самые дальние драконологи могли попасть только при помощи ступенчатой аппарации. Одна из них находилась рядом с заброшенным старинным румынским замком, словно сошедшим со зловещей фотографии для туристов (а магглы и видели на его месте одни лишь руины), что стоял на берегу реки Муреш. Но туда Чарли — единственный из драконологов, да и, наверное, всех магов мира — мог попасть из любой точки планеты с закрытыми глазами. Не то чтобы он был такой уж очень особенный, просто это место для него с некоторых пор стало… действительно волшебным, иначе и не скажешь. Даже в жизни волшебников, управляющих самой что ни на есть настоящей магией, способных на невероятные для магглов вещи, общающихся с невиданными существами, иногда может произойти перелом, после которого все возможности, что были до, начинают казаться по-детски наивными.

Почти полная луна скрылась за облаками. Старинный дворик, окружённый заросшими мхом и плющом стенами, остался позади, сменившись таким же старым кладбищем; Чарли изо всех сил старался не торопиться, но ноги сами несли его вперёд всё быстрее. Вот перед ним забелело в темноте знакомое надгробие в виде ангела — и хотел бы Чарли сказать, что первым увидел хрупкую женскую фигурку с длинными серебристыми волосами, но, конечно же, это Норберта сорвалась вперёд, едва лишь учуяв запах Дрогона. Два огромных дракона поприветствовали друг друга утробным рыком и, играя друг с другом, взлетели, почти невидимые, в ночное небо и пропали из глаз. Девушка повернулась к нему, и в который раз Чарли показалось, что её фиолетовые глаза светятся в темноте. Сердце забилось быстрее.

— Привет, Дени…

* * *

На самом деле если бы не драконы, она могла появиться в этом мире вовсе никем не замеченной. Она ещё долго потом — год, не меньше — посмеивалась над этим: «Вам повезло, что это мне понадобилась ваша магия. Другие договариваться не стали бы, убили и взяли».

Просто однажды, в один спокойный вечер, примечательный разве что полнолунием, все драконы вдруг, как один, начали волноваться. В восьми питомниках из тридцати четырёх тогда и вовсе сработали защитные чары: молодняк, самые незрелые, взбунтовались. А потом драконы, которые не были больны или заняты на кладках, вдруг в один момент поднялись в воздух и куда-то сорвались.

Нет, ну в самом-то деле, кто из людей смог бы увидеть, как на дальнем заброшенном полуразрушенном кладбище вдруг образовалась воронка то ли из серебристого воздуха, то ли из чистой магии, из которой вылетел с пронзительным криком не учтённый ни в одном каталоге дракон со всадницей на спине? Они кружили высоко в воздухе, а снизу за ними внимательно наблюдали люди, спешно прибывшие по тревоге и крепко державшие поднятые вверх палочки. Чарли входил в состав этого отряда.

Никто до сих пор не знает, как её маги смогли это сделать и что им было за это обещано (и был ли вообще у них выбор), но никто особо и не горел желанием выяснять это. По-детски невинный внешний вид Дейенерис никого здесь не мог обмануть. Тот, самый первый, вечер мог бы закончиться побоищем. Мог переговорами, потому что предусмотрительный директор, конечно же, прихватил лингвамулет. А закончился внезапным, непредсказуемым сближением представителей двух разных миров, замешанном на холодящем душу отчаянии.

Дракон был, вне всякого сомнения, великолепен. Огромный, взрослый, здоровый зверь, выросший на свободе, никогда не скованный никакими ограничениями. Больше всего он напоминал венгерскую хвосторогу, только был намного крупнее и с кроваво-красными плакоидами⁽¹⁾. Позже они узнают, что зовут его Дрогон, что он — самый большой, самый свирепый из трёх, а его юная обманчиво беззащитная всадница с блистательным именем Дейенерис — нечто вроде королевы. Надо сказать, Дрогон неплохо её слушался, несмотря на то, что набор команд был небольшим. Безропотно опустился на землю, позволил всаднице спешиться, смирно сидел, пока она со спокойным любопытством осматривала окруживших её людей. Безошибочно признав в невысоком тщедушном старце главного, она направилась к нему, подняв раскрытые ладони в универсальном жесте добрых намерений. Директор активировал амулет, обменялся с гостьей парой фраз, распрямился и опустил палочку. Чарли, стоявший ближе всех к новому дракону, всей кожей ощутил разлившееся в воздухе облегчение. И не только он.

Норберта — тогда ещё совсем девчонка, любопытная, непоседливая — пронзительно крикнула и подскочила к Чарли, хотя он совершенно чётко велел ей оставаться вместе с остальными драконами подальше от окруживших гостей драконологов. Но как же, станет она слушаться, когда тут такое творится! Странный незнакомый дракон — наверное, ей стало интересно и захотелось поиграть. Незнакомец тут же отреагировал: развернул к Норберте свою огромную голову, густо утыканную частоколом рогов и шипов даже на вид острее бритвы. С шумом взмахнув крыльями, он прыгнул, навис над ней вплотную, вытянул шею и зашипел. Норберта оторопела и попятилась, но, видимо, испугалась, раз не догадалась взлететь. Или поняла, что от него не сможет убежать? Дракон щерился, нюхал воздух, бил себя по бокам хвостом, его всадница бежала к нему, выкрикивая какие-то команды, для Чарли бесконечность времени спрессовалась и застыла в мучительном выборе: атаковать агрессора? Защитить любимицу? Рискнуть ею — или уникальным, вот только что возникшим контактом?

А Норберта вдруг просто взлетела, поманив — другого слова не подберёшь — новоприбывшего дракона за собой кокетливым смехом. И тот, не забыв независимо хмыкнуть, отправился вслед за ней. Они ещё с полминуты покружили в воздухе — и вдруг ушли в темноту из зоны, освещённой шарами волшебного света, направились куда-то на юго-восток и исчезли. Чарли на секунду оторопел. Потом нахмурился. Стиснул зубы, до боли сжал кулаки, пытаясь не разразиться матной тирадой, посмотрел на незваную гостью.

«Если твоя тварь с ней что-нибудь сделает…» — начал он сквозь зубы и умолк, сообразив, что амулет директора продолжает бесстрастно переводить.

Что-то, видимо, было в его взгляде не очень приятное, потому что лёгкая, слегка потусторонняя улыбка девушки померкла, почти бесстрастное лицо посерьёзнело. Она отвернулась и продолжила переговоры, Чарли скрипнул зубами и отправился изучать всё ещё открытый портал.

Вернулась Норберта через два дня, совершенно целая и невредимая. Чарли устроил ей было разнос за неподобающее поведение, потом сделал скидку на возраст и ограничился полной диагностикой. Которая дала потрясающий результат: Норберта ждала яйцо.

* * *

Дени соскочила с надгробия, подошла к Чарли с лёгкой улыбкой на губах.

— Скучал?

По негласной традиции, сложившейся много лет назад, она говорила по-английски, он отвечал по-валирийски.

— Минуты считал, — он подвесил в воздухе шарик приглушённого волшебного света.

Она улыбнулась и погладила его по щеке. Чарли притянул её к себе за талию, поцеловал, привычно удивился — как она не мёрзнет в этом мире, всегда более горячая, чем обычные люди.

— Как Альберт? — спросил он.

— Хорошо. Встаёт на крыло, — руки Дени по-хозяйски прошлись по его куртке, вжикнули молнией, прозвенели застёжками.

— Норберта скучает по нему.

— Как только он окрепнет, я приведу его сюда.

— А Балерию?

Узкая горячая ладошка, уже забравшаяся под футболку и привычно блуждавшая по шрамам, на мгновение замерла.

— Она должна выбрать наездника. Пора.

Для волшебников — за редчайшими исключениями — полёты на драконах были недостижимой мечтой. В её мире это было нормой.

— Огромное количество драконов прекрасно существуют без них.

Дени раздражённо нахмурилась.

— Она нужна мне дома.

— Здесь её дом. Здесь её мать.

— Наездник дракону нужнее, чем мать. Моим драконам мать заменила я, твоей Норберте — волшебник-полувеликан. А наездник может быть у каждого, и это гораздо, гораздо важнее.

Чарли вздохнул. Ему было давным-давно известно, что три дракона — единственные дети, которые могли быть у Дени. По всему выходило, что внуков от него мама Молли вряд ли дождётся… Но какое отношение всё это имело к Норберте? Чарли отцепился от Дени, отстранился, заглянул прямо в холодные фиолетовые глаза. Нелегко говорить жестокие вещи женщине, которую… Он собрал в кулак всю свою чёрствость, скрипнул зубами.

— Она нужна тебе для сражений. И для победы на твоей войне.

Дени смотрела на него, и раздражение на её едва различимом в полутьме лице медленно сменялось мольбой. Руки разжались, отпустили Чарли и повисли безвольно вдоль тела. Он вдруг даже не увидел, а просто кожей, какой-то внутренней струной почувствовал, что она безумно устала.

— Ты же сам понимаешь: четыре дракона лучше, чем три, — Дени отвернулась, побрела прочь в сторону замка. — Ваша война закончилась давно, так давно и так быстро. Да воевали ли вы толком? Наша же длится и длится, уносит и отбирает…

Чарли спохватился, повесил в воздухе перед ней ещё один шарик света поярче — Дени не боялась темноты, но любила много света. Пошёл за ней, снедаемый противоречивыми чувствами. Быстро отбросил вину и жалость, подумав, оставил позади беспокойство за Балерию — в конце концов, Норберта в её возрасте уже была матерью. Остались тревога за Дени, желание её защитить и что-то ещё, о чём Чарли не хотел даже размышлять.

* * *

Дени приходила каждый месяц — портал удалось стабилизировать, и с течением времени он стал оставаться открытым не только на время полнолуния, но и ещё несколько часов после того, как луна уходила за горизонт. Но что эти несколько часов раз в месяц могли значить для двоих?

Она оставалась всегда только лишь на то время, что был открыт портал. Единственным исключением стал тот самый первый раз, когда Дрогон вслед за Норбертой улетел слишком далеко и портал успел закрыться до следующего полнолуния. После того раза она ещё очень долго не рисковала удаляться из зоны прямой видимости портала. Её союзники чуть не перегрызлись за этот месяц, а драконы совсем отбились от рук, зато здесь она на очень приличном уровне освоила английский язык, а те, кто смог и захотел — её, который она назвала валирийским. У Дени оказалась прямо-таки настоящая склонность к языкам, а вот у Чарли с этим было намного хуже. Чужой язык, хоть и мелодичный, давался ему с трудом, но она настойчиво заставляла его учиться.

Она вообще с самого первого дня выделила его среди всех, потребовала, чтобы он показывал ей всё и объяснял, чуть ли не развлекал весь тот месяц, что она, даже не скрывая нервозность, ждала, откроется ли в следующее полнолуние дорога назад в её мир. Спустя какое-то время он понял, что её присутствие не раздражает его, а скорее волнует, даже разозлился на себя из-за этого: мальчик он, что ли, залипать на хорошенькую мордашку. Пусть даже та и принадлежит королевишне из другого мира — которая, кстати, рано или поздно туда снова уйдёт.

Стоит ли говорить, как сильно Чарли был признателен своей большой румынской драконоведческой семье за молчание и отсутствие лишних глупых вопросов, ответы на которые были очевидны любому, кто был хоть мало-мальски в курсе событий?

Потом уже, много позже, Чарли спросил: «Почему ты с первого дня ко мне так прицепилась?» Дени посмотрела на него очень внимательно и сказала: «Только в твоих глазах я увидела столько же любви к драконам, сколько вижу в зеркале».

Мог ли он отправиться вслед за ней? Рискнуть своей жизнью и ввязаться в зверскую междоусобицу чужого средневекового мира? Ради Дени он готов был на что угодно, но бросить здесь без присмотра всех своих питомцев? Даже — и особенно — ей это точно не покажется романтичным и зрелым поступком, не говоря уже о том, что технически человек мог пройти через портал только верхом на драконе.

Впрочем, для Чарли и это с некоторых пор не было проблемой…

* * *

Дени приводила других драконов, но ни один из них не захотел не то что найти пару — общаться с кем-то ещё, кроме своих братьев. Дрогон же с Норбертой с первого раза стали неразлучны. Дени иногда летала вместе с ними, звала с собой Чарли — он мог аппарировать вслед за ними, пока они были в зоне его видимости, но не видел смысла скакать по земле вокруг тех, кто летал в воздухе.

Однажды — Балерия тогда только-только вылупилась — фаза полнолуния пришлась на дневное время. Драконы этому очень обрадовались, резвились как дети малые — впрочем, Норберта и была ещё, считай, ребёнком. Она кружилась вокруг Дрогона, играла, дразнила его, манила вверх, вдаль, быстрее. Тот поглядывал снисходительно: мол, ты дури, дури, пока свободна, а я дракон серьёзный, у меня всадник. Спланировал с выступа на выступ и почтительно — даже Чарли с земли было видно — помог спуститься Дени. Норберта уселась рядом, едва не скинув её — выступ был совсем небольшой. Дрогон рыкнул на Норберту и закрыл Дени крыльями, она погладила его, потрепала по шее, обняла ласково. Чарли мог аппарировать к ним — пятно платья и светлых волос Дени просматривалось на фоне гор отлично, да и хотелось вроде как даже… Норберта обиженно крикнула, слетела вниз, сделала круг над Чарли, спланировала, уселась рядом. Потопталась, полетела снова к Дрогону, поговорила с ним по-своему, вернулась к Чарли и, проворковав что-то, вытянула к нему шею. Чарли не понял сперва, погладил. Норберта хрипло крикнула, протянула крыло и подтолкнула Чарли к себе. Тот замер.

— Ты предлагаешь мне… — протянул он нерешительно.

Норберта воркнула.

— Но ведь…

Норберта нетерпеливо пророкотала что-то подбадривающее, толкнула мордой в бок и прижалась к нему вплотную. Чарли, затаив дыхание, поставил ногу на её плечо, забрался повыше, вцепился в выступы брони, вспоминая, как это делала Дени. Норберта подождала, пока он сядет удобнее, оттолкнулась и — взлетела!

Сначала Чарли не мог ни о чём думать то ли от неверия — подумать только, он летит! — то ли от восторга. По пальцам одной руки можно пересчитать волшебников, которые смогли оседлать дракона, и он теперь среди них! Но постепенно привычным стал свист ветра в ушах, глаза перестали слезиться, и Чарли смог осмотреться. Весь мир лежал вокруг словно на ладони, всё выглядело не так, как с поверхности земли, гигантские горные хребты стали совсем низкими и толпились рядом, только руку протяни. В этой неожиданности, в полёте на самом могучем волшебном существе было что-то по-настоящему нереальное.

Норберта сделала круг, другой, опустилась рядом с Дрогоном и наклонила голову, чтобы Чарли мог спрыгнуть на землю. С довольным урчанием она потёрлась о шею Дрогона, мол, смотри, я не безнадёжна, я тоже так умею. Чарли обнимал свою любимицу, гладил её непрестанно, благодарил без слов, словно она подарила ему самый лучший в мире подарок. Его сердце до сих пор колотилось как бешенное, руки вздрагивали, в ушах всё ещё свистел ветер высоты.

Дрогон одобрительно свистнул и взмыл вверх, зовя за собой Норберту, та сорвалась и полетела рядом. Они летели, кружа, то ли играя, то ли кусаясь. Чарли смотрел на них, и ликование разливалось по его телу. Не выдержав напора эмоций, он вскинулся вверх и заливисто свистнул, и тут же, словно устыдившись своих эмоций, заложил руки за голову и потянулся.

Удивительно, как он смог различить за шумом собственного сердцебиения тихий щелчок, с которым Дени расстегнула застёжку своего обманчиво сложного платья? Он обернулся. Дени стояла совсем близко, только руку протяни, и смотрела так… В горле мигом пересохло.

Она заговорила по-валирийски, Чарли пока ещё понимал не все слова, но инстинкты, древние, как сама жизнь, подсказывали ему их значение.

— Если мужчина хочет по-дотракийски, он женится на дотракийке. Если мужчина женился на валирийке — значит, он хочет иначе. — Дени расстегнула вторую застёжку. Лёгкая ткань с тихим шорохом скользнула вниз по её ногам. — Как хочешь ты, Чарль?

* * *

Чарли шагал вслед Дени, предпочитая молчать, пока она не успокоится. Удивительно, как он понимал её состояние не глядя в лицо, со спины. Это, наверное, потому, что очень хорошо её знал. Вот сейчас, например, было абсолютно очевидно, что она злится. Кулаки сжатые, спина окаменевшая, взгляд явно опущен — видимо, Дени боролась с желанием что-то сказать, пойти на поводу у раздражения. Да что там — кипела от злости. Видно, крепко её прижали те холодные мертвяки в её мире.

До замка они так и не дошли. Дени внезапно одним неуловимым движением развернулась и толкнула не ожидавшего подвоха Чарли, опрокинув его на спину, приставила к горлу неизвестно когда оказавшийся в руке кинжал.

— Не боишься, что когда-нибудь я натравлю на тебя Дрогона?

Холодные глаза зло щурились, гибкое тело казалось каменным под тонким — не по климату — платьем. Он мог легко её сбросить… ну, по крайней мере, попробовать. Однако не сделал даже попытки отодвинуть кинжал от своей шеи.

— Единственное, чего я боюсь — однажды в полнолуние не увидеть тебя здесь.

— И что же ты сделаешь?

Чарли, приподнялся, нанизываясь шеей на острие, ощущая, как оно прокалывает кожу, как по шее стекает тёплая капля.

— Сяду на Норберту и отправлюсь за тобой. — Она чуть отстранилась, выражение лица заметно смягчилось, но рука с кинжалом даже не дрогнула. — Я пойду, куда глаза глядят, и буду спрашивать о тебе у каждого встречного. И лучше я сдохну там от меча какого-нибудь вашего орка, чем буду подыхать здесь, гадая, что с тобой случилось и увижу ли я тебя ещё раз.

Он вынул кинжал из разом ослабевшей ладони Дени, медленно, глядя прямо в глаза, слизнул с острия капельку собственной крови, с наслаждением приник к её губам в неторопливом поцелуе. Дождался, пока расслабятся узлы мышц под шёлковой кожей, скользнул ладонью по шее, сминая причёску, поднялся на колени. Дени наконец расслабилась, разжала руки, скользнула вниз. Чарли подхватил её, уложил аккуратно на тут же наколдованное покрывало, рванул платье, открыв тонкую шею, плечи, грудь.

Он никогда не страдал многословностью в постели, но рядом с ней сдерживаться — в любом смысле — было невозможно. То, как она стонала ему прямо в искусанные губы, как её выгибало помимо воли, выражение пылающих ледяных глаз — всё это пьянило похлеще огневиски. Её хотелось нежно гладить, трепетно обнимать, ласково скользить губами — но мозг затуманивало, и получалось только вгрызаться, сталкиваясь зубами, кусать, хватать, лапать и трахать. Дени никогда и не думала сдерживать себя, никогда не просила ещё или больше — просто брала от него всё, что хотела.

— Как у тебя это получается? Ты лёд, вся — как лёд… — шептал он, цепочкой ярко-алых следов отмечая путь от груди вниз. — Кожа белая, волосы белые… Глаза — синие… — Невозможно, невозможно было оторваться от этого тела, гладкого, крепкого, строптивого. — Но внутри ты — словно пламя…

— Ты даже не представляешь, насколько ты прав. Я и есть само пламя, — она вдруг изогнулась с хриплым стоном, оттолкнулась, бёдра взметнулись вверх, раздвинулись прямо перед лицом, предлагая самое сокровенное, самое желанное — и попробуй только отказаться. Впрочем, Чарли и не собирался даже.

Однако мужчиной здесь был он, завоевавшаяся Дени иногда об этом забывала. Чарли рывком поднялся на колени, подхватил Дени под выгнутую спину одной рукой, секунду повозился с ширинкой, и вошёл — одним движением, мощно, сразу на всю глубину, вырвав восхитительный восторженный вскрик. Куснул сосок, прошёлся языком по шее и вверх к губам, поднялся, посадив её на себя, и сразу взял резкий темп, будто чувствовал: ей сейчас нужно именно так, бешено, яростно, жёстко, словно собрался вытрахать из неё всю боль и печаль, пусть забудет, забудет всё, хотя бы сейчас, хотя бы на одну ночь. Куртка Чарли царапала её нежную кожу всеми своими заклёпками, но отвлекаться не было ни времени, ни возможности. Он чувствовал себя диким зверем, дорвавшимся до лакомой добычи, и не жалел ни себя, ни Дени — она вздрагивала, напряжённая, яростно рычала и царапалась, а потом вдруг выгнулась с жалобным стоном и обхватила его лицо ладонями, неотрывно глядя пьяными счастливыми глазами. Чарли прижал её покрепче, дождался, пока схлынет ослепляющий и оглушающий вихрь оргазма, пока последний всхлип Дени растворится в тиши заброшенного парка, и только после этого отпустил. Наколдовал шерстяное одеяло, укутал её с ног до головы, уложил на остывающую траву и прижал к груди, ласково баюкая. Сейчас не было ни слов, ни желаний, лишь одно на двоих безграничное невесомое спокойствие.

А драконы в небе над ними плясали свой древний танец любви.

1) Плакоиды — специфический термин драконологов, обозначающий все видоизменения чешуек в виде пластин, рогов, шипов и т.п.

Вернуться к тексту