Долгая дорога домой (джен)

Тёмный угол, в который он забился, впервые придя сюда, и который теперь считался «его», пах деревом, кожей и металлом — на стене над столом висел декоративный щит со скрещёнными мечами. Светлый эль плескался на дне кружки, но идти за добавкой Телвину не хотелось: хозяин заведения обсуждал что-то с клиентом, а точнее — с клиенткой в алом бархатном плаще, стоящей у барной стойки.

Таверна, в которой он выпивал, пряталась в глубине трущоб большого торгового города Самвана. В этот город стекались товары, деньги и люди (и нелюди) самого разного толка. И представители самых разных ремёсел.

В таверну вело два входа. Один — для простых посетителей, иначе говоря, клиентов, второй — для постояльцев, профессионалов. Вход для вторых начинался за городскими стенами и был надёжно укрыт кустарниками и замаскирован под большой кусок скалы. Несмотря на то, что хозяин таверны «улаживал» все вопросы со стражниками, непредвиденные обстоятельства могли приключиться в любой день, и это стоило бы не только всего дела, но и жизни обитателей таверны. Так что рисковать никто не собирался. Притом был предел, до которого мог подняться хозяин таверны в своём «улаживании», и это был далеко не градоначальник и не начальник стражи, а кто пониже. Это были «верные» глаза и уши начальника стражи, да, но кто их знает, этих продажных капитанов? Сегодня они взяли у тебя мешочек с деньгами, предавая свой долг, а что завтра? Могут и тебя предать. А мёртвый ты к их совести не воззовёшь.

Самван — город купцов, золотодобытчиков, покорителей нового континента, Аттрики1, и просто тех, кто решил сбежать подальше от имперского ока. Конкуренция среди первых двух категорий порой переходила рамки, в пределах которых можно было бы решить дело миром, и тогда в ход шёл кинжал, яд или арбалет наёмного убийцы. Поэтому господа профессионалы — постояльцы заведения — никогда не оставались без работы надолго. Изредка обращались и бандиты, но они в основном предпочитали решать вопросы между собой своими силами, потому что находились опытные убийцы и в их рядах. С другой стороны, и они порой заглядывали в эту таверну, спрашивали насчёт работёнки.

Поскольку клиентами обычно становились люди состоятельные, они могли позволить себе посредника, который и заходил через основной вход в таверну. Конечно, все рисковали — и клиенты, и их посредники, и хозяин заведения со своими профессионалами, но жажда наживы — как первых, так и последних — пересиливала страх. Так что редкий день проходил без визита хотя бы одной фигуры в тёмно-зелёном, сером или коричневом плаще. Это были излюбленные цвета посредников — якобы помогающие им «слиться с толпой». Посредники приносили с собой записки с именами, суммой, которую их хозяева предлагали за выполнение работы, приметами и прочим, что могло бы помочь найти того, кого они хотели увидеть покинувшим этот свет. Приносили мешочки с деньгами — хозяин таверны брал половину денег за работу вперёд. По выполнении работы тот же посредник приходил и приносил остаток суммы. В противном случае его хозяин присоединялся на том свете к тому, кого он просил убить. Благодаря связям хозяина таверны их не спасало и бегство на другой континент. К слову, порой и работа уводила профессионалов на другие континенты, чаще всего — на «Старый свет», в Имрикку2.

Именно поэтому сейчас все сидели по своим углам и не хотели подходить — если клиент пришёл сюда сам, значит, дело гнилое. Ещё более поганое, чем обычно.

Хозяин таверны посмотрел на Телвина, сидящего в углу и болтающего остатки эля на дне кружки. Тот неторопливо допил эль, аккуратно вытер рот платком и секунду спустя оказался возле них. Движения Телвина завораживали тех, кто наблюдал за ним — вот он только что поднялся со стула, тень скрыла его, и вот он уже совсем рядом с барной стойкой. Хозяин таверны, старый Олаф, скривил рот, но ничего не сказал. «Пускай. Хочет покрасоваться перед клиентом — его дело».

По волосам Олафа было видно, что он когда-то был кучерявым брюнетом — судя по остаткам чёрного в его сединах. Глаза его, некогда голубые, теперь казались серыми и слезились, от уголка правой губы к скуле тянулся старый шрам, который когда-то зашивали грубыми нитками, а нос был красным в любое время суток и при любом уровне трезвости владельца. Несмотря на сомнительный статус заведения, утром, в обед и вечером, торча за барной стойкой, он не снимал белый фартук и подвязывал волосы, чтобы они не лезли в еду. Жареную картошку со свининой он, кстати, готовил отменно. Чего не скажешь о рыбе. Но находились охочие и до неё…

— Телвин, — прочистив горло, произнёс Олаф, — к нам обратилась юная леди. Родители выдали её за отвратительного старика вроде меня, только ещё и при деньгах. — Он усмехнулся, а девушка зарделась. — Он ни во что её не ставит, а по ночам заставляет выполнять свои отвратительные причуды. Не оставим леди в беде, ну? — он незаметно подмигнул.

Телвин — так звали мужчину, подошедшего к трактирщику, — вгляделся в кажущееся невинным веснушчатое девичье личико. Она смотрела на него с надеждой и чуть ли не слезами в глазах. Проблема в том, что она именно казалась невинной. Он же видел её насквозь, видел испорченность, алчность и жестокость. Не исключено, что она уже давно планировала выйти за богача, а затем — стать «несчастной вдовой». И именно она придумала этот план, а не её родители. Телвин был профессионалом давно, и ему наскучили даже подобные истории. На его памяти это была уже десятая или одиннадцатая подобная схема. Чаще всего такие клиенты встречались в крупных городах и столицах.

Телвин откинул с головы тёмно-зелёный капюшон, обнажая острые уши. Он хотел посмотреть на реакцию девушки. Реакция оказалась безукоризненной — в её лице не поменялось ровным счётом ничего. Ничто не выдавало презрения к «низшей расе» — эльфам.

Девушка протянула ему свою записку — аккуратно сложенный лист тонкой розовой бумаги. На такой бумаге пристало писать записки любовникам (может, она их и писала), а не просить об убийстве мужа.

— Нехорошо оставлять подобные улики, госпожа, — тихо сказал Телвин. Как он и ожидал, девушка удивлённо уставилась на него. Многим из них нравились его голос и внешность. Он мог бы стать самым ценным приобретением для любого борделя в любом городе, да хоть бы и в Самване, но избрал путь убийцы. Потому что у него была возможность выбирать, что было крайне редким исключением для эльфа. — Что если стража наведалась бы в нашу тихую заводь, нашла бы записку с именем вашего мужа, которое, думаю, известно здесь каждому, а потом обыскала вашу комнату? Не нашли бы они у вас такой бумаги?

Олаф нахмурился, мол, нечего отпугивать щедрого клиента, но Телвин не обратил на него внимания. Передавая записку, девушка ещё несколько секунд, словно невзначай, не опускала руки, на самом деле позволяя убийце рассмотреть следы от верёвок на её запястьях. «След свежий, — отметил про себя Телвин. — Либо старику захотелось утех сегодня утром, либо она это сделала сама, а может, её любовник-сообщник ей помог».

— Сир, я в отчаянии, — со слезами на глазах простонала она, — глубокое несчастье застилает рассудок человека, и он ищет любой способ избавиться от его источника.

Её маленький носик покраснел от слёз, как и уголки глаз. Одинокая слезинка скатилась к губам. Сердце Телвина оставалось холодным. «Прекрасная актёрская игра». Если девушка и читала в зелёных глазах Телвина его мысли о ней, то не обращала на них внимания.

Она сняла с пояса тяжёлый кошелёк, набитый монетами.

— Прошу вас, сир! Мне некуда больше идти, некуда бежать! Я просила помощи в отчем доме, но меня прогнали оттуда, сказав, что я женщина и должна терпеть! Но я не могу терпеть! — она устроила настоящую сцену. Все взгляды находящихся в таверне были прикованы к ним. — Если вы меня не спасёте, — «Боги, какое слово в логове убийц!» — с иронией подумал Телвин, — то я сама прерву свою жизнь!

Девушка, держа кошелёк в одной руке, другой вытащила из аккуратных ножен на бедре новенький кинжал, скорее даже длинный нож для писем. Её плечи сотрясались, она стояла, держа в одной руке кошелёк, а в другой — кинжал. Если бы не заплаканное лицо, вышло бы эдакое олицетворение разбойницы с большой дороги.

«Сатас Тарин», — гласила записка. Впрочем, Телвин и так знал клиентку в лицо — наблюдал когда-то издалека за церемонией венчания. Телвина передёрнуло от воспоминаний о её муже. Об этом существе, недочеловеке.

Олаф же, выглядывая из-за спины клиентки, выразительно посмотрел на кошелёк, а потом ещё и кивнул на него, как бы подсказывая Телвину, что нужно выбрать. Эльф тяжело вздохнул и, осторожно взяв руку девушки, сжимающую кинжал, опустил её.

— Здесь вам оружие не понадобится, госпожа. Я исполню то, о чём вы просите.

Девушка улыбнулась. В её глазах почти не осталось и следа слёз.

— Здесь вся сумма вперёд, — произнесла она спокойным голосом, без намёка на рыдания.

Она убрала кинжал и протянула кошелёк Телвину, но тот покачал головой. Чуть растерявшись, девушка повернулась к Олафу, тот сделал приглашающий жест, и она положила кошель на стойку. Телвин, вновь взяв девушку за руку, отвёл её в свой угол, в то время как кошель быстро исчез где-то под прилавком. Эльф обратил внимание, что рука девушки была тёплой, почти горячей, но самое главное — она ни малость не дрожала.

— Меня зовут Ория, — произнесла она, присаживаясь. Заметив на лице Телвина сердитое выражение, она поспешила добавить: — Естественно, это выдуманное имя, просто так нам проще будет общаться — ты хотя бы сможешь звать меня по имени.

Телвин пожал плечами, отмечая про себя, что она сразу перешла с ним на «ты», как только они приступили к обсуждению дела.

— Я бы и так прекрасно обошёлся. Ладно, Ория — так Ория. Мне нужны подробности распорядка дня вашего мужа, Ория.

Она кивнула и принялась охотно рассказывать. Девушка оказалась настоящим кладезем знаний. Телвин узнал, что её муж, будучи консулом Обейна, с недавних пор согласился сотрудничать с Семьёй — бандой, или, как они любили именовать себя, синдикатом, держащим большую часть борделей, игорных заведений и единственную подпольную арену в Самване.

Телвину эта новость не понравилась. Обейн — одно из пяти государств Имрикки, континента к северо-западу от Аттрики, второе по размеру и первое по численности армии на континенте. Если консул такой страны налаживает контакты с бандитами в имперском городе (пускай он и считается имперским чисто номинально) — жди беды.

— Сатас частенько ходит на встречи с членами Семьи, а в последнее время — вообще каждый день. Встречи проходят где-то у арены. Но там мало места, — озабоченно произнесла Ория, как будто они обсуждали примерку платьев, а не убийство, — неоткуда выстрелить из лука так, чтобы тебя тут же не сцапали их головорезы.

— Из лука? Моя милая госпожа, я предпочитаю работать кинжалом, — улыбнулся Телвин.

Как он и рассчитывал, Ория побледнела и опустила взгляд.

— Только не мучай его слишком сильно, ладно? Он хоть и сволочь, но всё-таки мой муж, не всегда у нас было только плохое.

— Да ну? — удивился Телвин.

— Да, поначалу он был очень добрым и заботливым, я ходила к подружкам и хвасталась, какой у меня замечательный муж, и они тоже, как и ты, не верили. Собачку мне подарил вот, — она всплакнула, на этот раз, кажется, искренне — её губы задрожали, — не кричал, не бил… первый месяц или полтора. А потом…

Телвин поднял ладонь, останавливая её, — он знал о наклонностях её мужа.

— Не мучить — так не мучить. В какое время дня он обычно встречается с Семьёй?

— Ближе к вечеру. С ним уходят двое здоровенных стражников, и ещё один, неприметный, крадётся позади — следит, чтобы со спины никто не напал. Я узнала об этом как раз от одного из стражей мужа.

Телвин покивал, дослушав Орию, и несколько секунд молчал, а затем посмотрел ей прямо в глаза и спросил вопреки своему обыкновению:

— Госпожа, вы уверены, что хотите, чтобы ваш муж умер?

Она ответила без колебаний:

— Да, я уверена.

— Тогда он умрёт.

— Как скоро?

— Мне нужно подготовиться, проследить за его маршрутом хотя бы раз. Думаю, трёх дней мне вполне хватит. Потерпите столько?

— Конечно, потерплю, — Ория отвела взгляд, её щёки слегка тронул румянец. — Да, и ещё вопрос: ты не женат? — протараторила она.

Телвин не удержался и рассмеялся. Господин профессионал за соседним столиком покосился на него через плечо. Что бы Телвин ни думал об этой Ории, его сердце забилось чаще из-за её интереса. Пусть даже это и могла быть уловка.

— Нет, я не женат, моя госпожа. Эльфу с таким ремеслом опасно обрастать длительными связями, — ему ещё хотелось добавить, что, по его опыту, ничего хорошего из этого не выходит, но он вовремя остановил себя. В обмен на откровенность часто хочется ответить откровенностью, но не с клиенткой… не с такой клиенткой. «Она опасна», — напомнил он себе. «Хотя с чего я это взял?» — возразил он своей же мысли.

Ория молча кивнула и, не глядя на Телвина, поднялась с табурета.

— Что ж, до свидания, Телвин, — её щёки окрасились в тот же цвет, что и плащ.

— До свидания, Ория.

Телвин проводил девушку взглядом, пока та покидала таверну, а потом встал и, прихватив с собой кружку, подошёл к Олафу.

— Плесни-ка.

Олаф наклонился к бочонку с самым дорогим элем, который только у него имелся — так он поощрял профессионалов, отхвативших особо денежный контракт. Олаф поставил кружку перед Телвином и хлопнул того по плечу.

— Молодчина! Теперь смотри, не прозевай личную награду от этой девчонки.

— Личную? — не понял Телвин.

— Ох, дурень, — усмехнулся Олаф, — ладно, пей давай, для тебя мне сегодня ничего не жалко.

— Угу, — пробубнил Телвин и вернулся в свой угол, чтобы прикончить эту кружку эля. После он собирался пойти к себе и как следует выспаться, а с утра начать править оружие. В ближайшие три дня ему к спиртному притронуться не доведётся.

Только вернувшись в свою комнату, эльф наконец обратил внимание на небольшую рану на внутренней стороне ладони на правой руке. Ниже начинался застарелый шрам. Сморщившись, он перевязал ладонь куском чистой ткани с прикроватной тумбы и рухнул на кровать, ругая себя за позёрство. Комната кружилась перед глазами, поэтому он закрыл их и вскоре крепко уснул.

* * *

Таверну Олафа Телвин про себя называл не иначе как домом. Он уже сбился со счёта, сколько сменил домов за свою долгую жизнь, но нигде ещё он не чувствовал себя настолько на месте.

Да, Олаф оставлял себе небольшой процент от клиентских денег за ночлег, еду и выпивку для постояльцев (коих было всего восемь человек — остальные завсегдатаи-профессионалы жили в других частях города), но не жадничал, а часть средств пускал на ремонт, отраву для крыс, чистые подушки и матрасы без клопов да вполне приличное спиртное и мясо.

— Олаф, — спросил как-то хозяина таверны Телвин, — а почему ты никак не назовёшь это место? Хотя бы, что ли, «У Олафа», я не знаю. А то неудобно.

Мужчина рассмеялся такой банальщине, явно показывая, что слышит подобное предложение уже не впервые.

— Имена — опасная штука, друг мой, — назидательно подняв палец, произнёс Олаф, — стоит мне дать имя таверне, как оно войдёт в оборот. Скажем, назову я её «Злобный гусь». Ну, к примеру. И сразу же все начнут спрашивать: «А что там? А где это?» Слухи разойдутся, популярность появится, какой-нибудь простак решит, что надо бы зайти сюда, отведать моей картошки со свининой, потом друзьям расскажет, и вот у моих ворот уже толпа. Оно мне надо? Либо просто двое в разговоре, намекая на то, что пора кого-то «заказать», скажут: «Я в «Злобный гусь», — а третий будет подслушивать за стеной. И сразу же узнает, куда и зачем они пошли и что затеяли! А так просто скажет кто: «Я в таверну», — и всё, прикрытие обеспечено — у нас в Самване таверн как грязи. Так что нет, дружище, ты называй её как хочешь, а я просто буду звать её про себя «дом».

В этом мнения Телвина и Олафа сходились.

Небольшая комната — сундук, кровать, тумбочка у кровати да свечка на ней — всё было настолько привычным Телвину, будто он всегда здесь и жил. Под кроватью вытаскивалась половица — там лежали его кинжалы.

Один — стальной, человечьей работы, но очень неплохой. Телвин заказал его почти в самом начале своего пути наёмного убийцы.

Два эльфийских — один старый, ещё времён расцвета эльфийского королевства, второй — новый, реплика старого. Качество металла и ковки реплики оставляли желать лучшего в сравнении с оригиналом, но Телвину очень уж хотелось иметь парные эльфийские кинжалы, как у королевских Когтей. Когти были шпионами и убийцами короля эльфов, но Телвину никогда не доводилось видеть их в действии.

Четвёртый кинжал был подарком воеводы одного из племён кентавров с юга — он имел изогнутую форму и резную рукоятку из бивня лаути — крупного четырёхрогого и шестилапого зверя. Телвин никогда не видел подобных зверей, поэтому пришлось поверить описанию кентавра на слово. Кинжал достался ему в награду за выполнение первой и пока что единственной работы на кентавров. Они до сих пор оставались для всего мира загадочными и полудикими существами.

Телвин открыл деревянную ставню, позволяя солнечному свету проникнуть в комнату. В нос ударил запах нечистот, но к нему эльф уже давно привык, так что вскоре перестал замечать. Он выбрал самый простой кинжал — не следовало привлекать к себе излишнего внимания — и вынул его из ножен. Рукоять была новой, а вот сталь — настолько хороша, что он не хотел её менять, да и привык уже к длине. Телвин проверил лезвие на остроту и убедился, что оно не нуждается в дополнительной заточке. Обмакнув тряпицу в масло, он как следует протёр кинжал, затем другой стороной тряпки вытер пыль и песок с ножен. После этого Телвин убедился, что кинжал выходит из ножен почти бесшумно, и положил его на столик. Остальные кинжалы он тоже смазал маслом и убрал обратно под кровать.

Сполоснув руки в тазу, он закрыл окно и вышел в коридор второго этажа таверны, который заканчивался лестницей, ведущей к общему залу. До вечера, когда его цель пойдёт на переговоры, ещё было много времени, так что Телвин мог спокойно позавтракать и узнать новости.

Олаф разместил над очагом большую металлическую решётку на ножках и жарил на стоящей на ней сковороде яйца, посыпая их зеленью. Пшеничный хлеб к завтраку и ужину в таверну доставляли через весь город с пекарни Милтонов. Однажды успешно выполненный контракт помог братьям Милтонам стать самыми крупными и успешными владельцами хлебопекарен в Самване — потому что они долгое время оставались единственными. После подобной услуги братья не остались в долгу, поэтому убийцы в таверне в трущобах трапезничали хлебом высшего качества, поставляемым в Самване лишь к столу наместника. Запах в зале стоял необыкновенный, кое-кто уже вовсю уплетал яичницу с зеленью.

Телвин махнул рукой Олафу, показав на их общего знакомого, сидящего в углу, а Олаф кивнул в ответ, и через пару минут подал эльфу две тарелки с ещё шкворчащей едой.

Взяв завтрак, Телвин подсел к старику Скиверсу. Одноглазый, плешивый и специфически пахнущий, он мог бы показаться странной компанией для статного эльфа. Везде, кроме этой таверны.

Скиверс не был убийцей, но, тем не менее, считался постоянным посетителем заведения Олафа, и никто не возражал против его присутствия. Поговаривали, что у него имелось достаточно золота, чтобы построить себе каменный дом в городе, но он предпочитал ходить в рванье из мешковины вперемешку с остатками одежды, выброшенной горожанами на помойку, а деньги то ли прятал, то ли тратил не пойми на что. Но Телвин не верил этим слухам — кому в здравом уме придёт в голову отказываться от относительно нормальной жизни в пользу свалки и крыс? «Мне», — с усмешкой подумал Телвин, вспоминая свою историю. Откуда начал и к чему пришёл.

Скиверса можно было назвать информатором их небольшого «цеха» профессиональных убийц, и перед важным заданием Телвин решил не пренебрегать его услугами. Он поставил перед стариком тарелку с вилкой, а сам уселся напротив.

Скиверс наклонился над едой, чуть не уткнувшись в неё носом, и понюхал.

— Добро! — усмехнулся он.

Телвин разломил краюху белого хлеба пополам и передал ему. Скиверс взял её скрюченными, но относительно чистыми пальцами и принялся, шамкая, пережёвывать своими двумя оставшимися зубами.

— Знаешь, эльф, почему я сюда хожу? — проскрипел он.

Телвин, улыбнувшись, покачал головой, в ответ Скиверс приподнял уменьшившийся уже наполовину кусок.

— Вот из-за этого мягкого хлебушка. У старика осталось всего два зуба, а чёрствые корки, которые я нахожу на свалке, не прожуёшь, даже если их целый день в луже мочить! — он рассмеялся, Телвин же сдержанно улыбнулся.

— Какие новости, Скиверс? — вежливо поинтересовался он.

Старик вздохнул, отправил в рот хорошую порцию яичницы и продолжил, только тщательно прожевав.

— Кроме нашего скромного обиталища, почти по всему городу стали чистить улицы.

Телвин подумал, что это такой оборот речи для облав городской стражи, и поспешил уточнить:

— То есть?

— То есть в буквальном смысле. Не прошло и ста лет, как наместник всё-таки решил, что пора бы выгнать на улицы людей с мётлами и лопатами и заставить их прибираться в городе, — Скиверс кивал в такт словам, а его глаза чуть не блестели от слёз. — Гордость берёт за наш город. Теперь у нас почти цивилизация, — рассмеялся он.

Телвин вздохнул с облегчением, и не только потому, что речь шла не об усилении стражи. Ему и самому до ужаса надоело пробираться среди куч конского дерьма по улицам, больше похожим на степные дороги — комья земли, налипшие на колёса бесконечных повозок, въезжающих в Самван, с годами образовали такой слой грязи, что докопаться до некогда проложенной здесь брусчатки можно было только с помощью лопаты. В центр города и квартал богачей повозки не пускали, так что там дела обстояли получше, но в тех частях города прибирались слуги важных господ, а вот на улицах «для всех остальных» лучше было не ходить без сапог, натянутых по самые уши…

«Чистые улицы помогут и мне убегать от стражи, и страже гнаться за мной, — размышлял Телвин, — а ещё метельщики — это глаза и уши. И тоже могут помочь как мне, так и им. В общем, двоякая новость, но то, что дерьма на улице станет меньше, — всё равно добро».

— А насчёт Сатаса Тарина ничего не слышал? — решил сменить тему Телвин.

Скиверс перестал жевать, его передёрнуло. Он хотел было плюнуть на пол, но вовремя спохватился, заметив на себе убийственный взгляд мигом почувствовавшего неладное Олафа, и снова взялся за вилку.

— Эта тварь что-то замышляет. Ты знаешь, с тех пор, как он тут объявился, ребята стали пропадать с улиц, а потом мы узнали, что он тащил их к себе в застенки, чтобы поиздеваться, — Телвин кивнул, и Скиверс мрачно продолжил. — Так вот, это пару месяцев уже как прекратилось. Видно, поважнее себе занятие нашёл, шлюхин сын.

Эта новость подтверждала слова Ории. Телвин вздохнул, понимая, что Тарина пора убирать, и как можно скорее. Даже на роли посла чужого государства он заставлял страдать целый город. Не пристало, конечно, наёмному убийце размышлять о благополучии других, но возможность своим ремеслом принести пользу кому-то кроме заказчика подворачивалась столь редко, что её не стоило упускать.

— А так больше ничего особенно интересного не происходит. Цеха цапаются с золотодобытчиками за места в совете, но пока всё на словах. Уличные банды что-то притихли, по улицам шастает только шпана, которая всегда была сама за себя. Я вот недавно золотой самородок в куче тряпья нашёл, — похвастался Скиверс.

— Да? И что ты с ним сделал? — поинтересовался Телвин.

— Хе-хе, секре-ет, — протянул старый бродяга. Может, слухи и не врали насчёт него.

Телвин поблагодарил его за новости и понёс пустую тарелку к барной стойке. Возле неё он обнаружил двух господ профессионалов, которые о чём-то спорили. Телвин приблизился к ним и прислушался к разговору. Это оказались Сиплый, заядлый любитель собак, и Верзила — известный кошатник. Спорили они, как обычно, кто же лучше — собаки или кошки. Сегодня выясняли, кто умнее.

— Да говорю я тебе, — брызгал слюной, пытаясь, несмотря на особенности голоса, переспорить собеседника Сиплый, — собака втрое умнее твоего кота. Они и многих людей умнее.

— И коты умнее людей. Были б глупыми — ходили б строем да носили алебарды, — пробасил, усмехаясь, Верзила.

— Вот смотри, ухарь, ты видел, как пёс и кот дорогу перебегают? Пёс, не будь дурак, подождёт, пока телеги проедут, и спокойно трусит на другую сторону по своим делам. Не каждый людь так делает, вечно ведь под колёсами путаются, дебилы, особенно мальки. А коты что? Они как специально ждут, когда телега подъедет поближе и, сука, бросаются под неё, словно вот чтоб их наверняка раздавило. Ты сам посмотри как-нибудь.

— Ага, — рассмеялся Верзила, — пусть твоя собака попробует мышь поймать. Это ж хитрющие твари! Кошка умеет устроить на них засаду, обождать, а потом внезапно прыгнуть. А пёс может только бежать. Может вперёд бежать, а может вбок бежать. И кусать. Всё. А пусть он ещё попробует на крышу забраться…

— Ну, так не честно, — запротестовал Сиплый, — мы об уме говорили, а ты теперь о ловкости…

— Так вот я и говорю. Коты — они ближе к нам, убийцам. А собаки ближе к тем оглоедам, которые в дозорах вино хлещут. Вот оттого и понятно, почему ты собак больше любишь, — оскалился Верзила, намекая на происхождение Сиплого из семьи потомственных городских стражников.

Сиплый бахнул кулаком по барной стойке так, что тарелки и кружки подпрыгнули. Олаф резко обернулся к ним.

— Ну, ты знаешь, устраивать резню здесь я не буду, но очень хочется… — угрожающе произнёс Сиплый.

Верзила только усмехнулся.

— Вот опять в тебе собачья кровь говорит.

Сиплый в ответ выхватил откуда-то из-за пазухи ножик, а Верзила, несмотря на свою кажущуюся неповоротливость, резко отпрыгнул, словно спружинив, едва не сбив с ног шаркающего к стойке Скиверса. Верзила тоже выхватил кинжал и ждал нападения Сиплого. Народ повскакивал из-за своих столов, готовясь вмешаться, но тут в дело вмешался Олаф. Никто не заметил его движений, кроме, разве что, Телвина. Вот он вроде бы только что стоял и спокойно жарил яичницу, а вот он уже перемахивает, несмотря на свой небольшой рост, через барную стойку и сразу пускает в ход кулаки. Сначала в челюсть получает Сиплый, а через мгновение уже лежит на полу, хватая ртом воздух, Верзила, которому хозяин таверны прописал под дых. И вот уже Олаф стоит над ними, переводя дыхание, весь побагровев и трясясь от злости.

— Зубы потом соберёшь, Сиплый, — ворча, поднимал он баламутов за шкирку, словно нашкодивших мальчишек, — а может, я их Скиверсу подарю — пусть себе в рот воткнёт, чтоб было, чем мясо жевать.

Он вытолкал их обоих на улицу и одновременно окунул головой в корыто с дождевой водой.

— Остудились? Впредь разборки свои устраивайте на улице, мне это осточертело уже всё выслушивать каждый грёбаный день.

Верзила оттолкнул Олафа и, пошатнувшись, упал на землю, а Сиплый стоял, согнувшись и кашляя водой. Верзила вытер лицо, сплюнул и как ни в чём не бывало произнёс:

— Между прочим, я видел, как собаки тоже под колёса бросались.

Олаф закатил глаза и простонал, воздев кулаки к небу, а затем развернулся и зашёл обратно в таверну. Там он с удивлением обнаружил Телвина у огня, ножом поддевающего со сковороды яичницу.

— У тебя тут всё начало подгорать, так что я спас твои яйца, — с ухмылкой ответил эльф на немой вопрос в глазах Олафа.

---

1. Аттрика — недавно открытый южный континент, названный в честь старого языческого бога людей, олицетворяющего солнце, Аттра. На Аттрике распространены степи, перемежающиеся горными хребтами, южнее степей раскинулась пустыня, а земли за её пределами не изведаны.

2. Имрикка — континент к западу от Аттрики, родина людей, названа в честь языческой богини плодородия Имры.