Как это все начиналось (джен)

— Ты прекрасно выглядишь, дорогая. Напоминаешь мне твою маму. Ты просто вылитая мама, такая же скромная и изящная, — сказал отец, поглаживая длинные черные волосы дочери. Та посмотрела в зеркало — в нем отражалась милая, невинная девушка в белом кружевном платье.

— Спасибо, — робко ответила она.

— Что-то не так? — обеспокоенно спросил отец, заметив на её лице грустную улыбку.

— Тебе действительно нужно это, отец? Ты в самом деле хочешь жениться на ней?

— Разве мы об этом не говорили, Садако? Пожалуйста, просто дай ей шанс. Ты полюбишь её, когда узнаешь лучше. Вот увидишь, — заверил отец и поцеловал дочь в лоб.

— Хорошо, — просто сказала Садако, приобняла отца и положила голову ему на плечо, мечтательно посмотрела на хорошо освещенную комнату, а потом закрыла глаза…

…И проснулась. Не в своей прекрасной комнате, рядом с любящим и все понимающим отцом, а на влажном, покрытом мхом дне колодца, в двенадцати футах под землей, где было мокро и темно. Садако посмотрела наверх и увидела мрачное и серое небо, и ей показалось, что оно раздавит ее — и тело, и душу. И ей понравилась эта греза, она теперь хотела умереть. Но смерть не была снисходительна к ней и продолжила мучить, и слезы и мольбы казались бесполезными, хотя Садако плакала от боли и отчаяния.

— Что ты тут делаешь, Садако? — спросил кто-то. Она ненавидела себя за то, что слышала этот голос, хотя и была глубоко под землей.

«Зачем тебе это? Зачем ты вновь истязаешь меня?» — подумала Садако и заплакала. Она хотела умереть, но все, что она могла, — гневно сжать кулак, зарыться пальцами в пыльную землю и произнести: «Мама…».

— О, так ты ещё жива? Какой ужас! Было бы лучше, если бы ты просто умерла там, чтобы я, наконец, смогла получить все твое богатство. Я не могу ждать, — сказала мачеха.

Она собиралась уйти от колодца, но не успела сделать и пары шагов, как услышала гортанный, хриплый голос:

— Клянусь... Я не умру, пока не вернусь к тебе…

— Ты что-то сказала? — спросила мачеха, пытаясь скрыть страх.

— Ничего, мама! — ответила ей Садако удивленно, так как не слышала — и не говорила — ничего.

— Очень хорошо, — сказала её мачеха и бросила чашку чая в колодец. Она упала прямо на сломанную руку Садако и разлетелась на осколки.

Когда Садако впервые увидела мачеху, то уже знала, что от нее не стоит ждать ничего хорошего. Она не была похожа на мать и никогда бы ее не заменила. Мать никогда бы не стала носить ярко-красное платье. Мать никогда бы не обняла отца, как какую-то скользкую змею. Мать никогда бы не смотрела на нее с отвращением в глазах. И мать никогда бы не убила отца и не бросила Садако в эту тошнотворную, влажную тьму.

Внезапно Садако услышала странный шум, а через мгновение на неё хлынула вода. Она подняла голову и поняла, что мачеха привела рабочих, и те безропотно стали заполнять колодец водой.

Когда вода поднялась по плечи, Садако попыталась встать, но безуспешно — у неё была сломана нога.

— Мама, пожалуйста, остановись, — попросила она, отплевываясь от попавшей в рот воды. Она попыталась приподняться, цепляясь за стены, но камни были слишком скользкими. И все-таки Садако смогла встать на ноги, но тут же наступила на осколки чашки, не увидев их под водой, и до крови поранила ступни.

Неожиданно вода прекратила литься.

— Почему вы остановились? Продолжайте, или я вышвырну вас вон, — приказала мачеха.

Эти люди знали Садако с раннего детства и любили её за то, что она была доброй, но это не могло сравниться с их страхом перед мачехой. Они продолжили заливать колодец водой, пока не увидели, что Садако утонула. Убедившись, что Садако мертва, мачеха остановила их. Затем она услышала чей-то стон, ей показалось, что это был стон Садако, и он заставил её оглянуться на колодец.

— Т-т-ты это слышал? — заикаясь, спросила мачеха у одного из рабочих.

— Что? — спросил рабочий в ответ.

— Ничего, теперь достаньте тело из воды, — распорядилась мачеха. Рабочие вытащили тело и положили его на землю. Лицо Садако выглядело искаженным, словно на нем оставили свои печати ужас и смерть.

Глаза Садако неожиданно открылись и уставились на мачеху. Та закричала и побежала прочь, в дом, визжа как сумасшедшая.

Ворвавшись в дом, мачеха бросилась прямо в свою комнату. Села на кровать, перевести дух, и посмотрела на картину на стене, на которой был изображен тот самый колодец…

Внезапно из колодца полилась вода, а потом с трудом вылезла темная фигура и ползла до края картины, пока не вывалилась из рамы.

Прямо в глаза своей мачехи смотрела Садако с безумной ухмылкой на лице, искаженном судорогой.