Горькая наука (джен)

Мерзкий звук отходящих газов затих, и Санс позволил себе весело хмыкнуть.

— Хах, старый трюк с подушкой-пердушкой. Никогда не подводит!.. — он быстро умолк, потому что человеческий ребёнок даже не моргнул, стискивая кости его ладони. — Эм, по правилам ты должен был рассмеяться.

Но ребёнок ничего не сказал, совсем ничего. Он смотрел мёртвым, ничего не выражающим взглядом, пустым и скучающим, как у дохлой, давно протухшей рыбины, — никаких ассоциаций с Андайн, просто Санс обладал хорошей памятью и частенько заглядывал на свалку.

Ребёнок разжал пальцы, и Санс быстро убрал руки в карманы. Ощущение дискомфорта стремительно росло.

— Или, знаешь, проявить хоть какую-то эмоцию?.. — он и сам не знал, зачем это произнёс. Лишь бы нарушить повисшую тишину?

Ребёнок дёрнул плечами и тоже спрятал ладони. Чёрт, ну и задала же старая леди задачку!

— Ладно, ладно, у каждого есть право на своё чувство юмора, не так ли? — это ничего, что собеседник молчит, как утопленник. Санс в совершенстве владел умением болтать за двоих! — Я Санс, скелет. И я тут вроде как должен следить за тем, чтобы ни один человек не прошёл...

А ребёнок, который — вот же совпадение века! — был человеком, только ещё раз дёрнул плечами. Его зрачки расширились, расфокусировавшись, и Санс понял, что может хоть прямо тут, на мосту, в пляс пуститься — а тот даже не обернётся в его сторону. Очнулся ребёнок, только когда Санс заметил Папируса и предложил пройти сквозь ворота. Это была очередная попытка расшевелить безмолвное дитя. Санс успел всерьёз обеспокоиться, что ребёнок попросту не понимает речь (и как тогда сдвинуть его с дороги?), как вдруг тот ожил, получив прямое руководство к действию.

Санс сказал:

— Давай, пройди сквозь эти чересчур широкие ворота!

И человеческий ребёнок покорно исполнил его требование. Более живым он от этого не стал, нет, Санс ясно различил посыл: "Я сделаю всё, что угодно, лишь бы ты от меня отстал".

— Быстрее, прячься за ту поразительно-подходящую-по-твоей-форме лампу!

Санс указал на фиолетовый высокий торшер, старый и потрёпанный, работающий на честном слове да на старой-доброй магии. Ребёнок послушно сделал шаг к лампе, как вдруг дрогнул, будто ошпаренный, нахмурился и застыл на месте.

— ...Ну, думаю, тебе не обязательно прятаться, — пробормотал Санс, испытывая смесь лёгкого раздражения и смятения. Дитя так хочет попасться его брату?

Но Папирус не признал в нём человека, даже стоя прямо напротив. Его младший братец влетел на поляну, спросил, нашёл ли Санс нарушителя, и, едва получив положительный ответ, ускакал калибровать свои обожаемые пазлы.

Мёртвый взгляд ребёнка скользнул по его черепу, и Сансу внезапно очень сильно захотелось призвать один из бластеров, чтобы поставить жирную и сияющую точку в этой истории здесь и сейчас. Он не понимал ровным счётом ничего из происходящего, и эти безжизненные глаза пробуждали в его душе что-то очень неприятное. Ребёнок отвернулся и направился дальше по тропе, следом за Папирусом, и Санс не сдержался.

— Слушай, я буду с тобой откровенен, — Санс честно попытался сохранить в голосе радушие, но вместо этого прозвучал особенно резко. Ребёнок остановился и оглянулся на него с чем-то, похожим на смутное удивление во взгляде. — Мой брат очень хочет посмотреть на человека. Так что сделай мне одолжение, окей? Постарайся притвориться одним из них.

Ладони ребёнка сжались в кулаки, лицо окаменело. Его глаза широко распахнулись, потемнели, и Санс вдруг ощутил такую чистую, незамутненную ярость, исходящую от человека, что потребовалась собрать всю свою волю, чтобы сама его сущность не ослабела перед таким натиском. В этот момент Санс осознал, что если бы люди могли убивать одной лишь силой своей Решительности, то он бы умер на месте, где стоял.

Безумный леденящий шквал чужого гнева оборвался так же резко, как и возник: ребёнок громко выдохнул сквозь стиснутые зубы, его руки безвольными плетьми повисли вдоль тела. Ощущение ярости схлынуло, и Санс смог наконец-то отмереть: все эти двадцать секунд он не дышал, готовый к нападению и обороне.

Ребёнок медленно отвернулся и вновь побрёл по тропе. И только на третьем шагу он вдруг произнёс звонким девичьим голосом:

— Катись ты в ад, скелет.

Санс недоуменно моргнул. Девчонка?.. Ох уж эти люди! Всё не как у нормальных монстров устроено. Вежливость тоже хромает. Вот и что это было, а? Что с ней не так? Он ведь был милым, честно исполнял обещанное своему дорогому другу. Стоило бы проверить этого ребёнка сразу, но он совсем запамятовал. С такой-то реакцией человека на знакомство немудрено было забыть посмотреть его статистику. Тихо чертыхнувшись, Санс поспешно, пока девчонка не исчезла из поля зрения, создал заклинание вывода чужих параметров…

Привычная улыбка свела челюсти до боли.

— Какого… — то, что он увидел… не поддавалось никакому объяснению.

Душа Санса вгрызлась в его глотку, словно россыпь взбешённых гвоздей. Он неверяще смотрел то на таблицу в воздухе, то вслед ушедшей человеческой девчонке.

Один-единственный параметр, который должен был — нет, обязан был! — оказаться нулевым, он… отличался.

Будь Санс проклят, если знал, какое обещание должен был сдержать.

Будь он проклят.