The Lord of The Nargles (гет)

Они по-прежнему были здесь и всё так же продолжали приносить ему, словно какому-то неведомому божеству, дары. Каждую ночь они задабривали Маркуса Флинта, оставляя на его постели подарки. В обычные дни они ограничивались одним-двумя подношениями, в праздники же Маркус начинал испытывать чувство обречённости уже накануне вечером.

А ведь ему всё это барахло возвращать.

Теперь вот нужно отыскать неудачника, который этот носок наверняка ищет. Кто-то может подумать, что по дракклову носку даже пол владельца определить можно с трудом, но Маркус уже давно владел искусством делать это с точностью до факультета. Судя по тому, как носок был растянут и протёрт в районе большого пальца, хозяин явно мальчишка, а размер позволял предположить курс второй или, скорее, первый, тут он ручаться не мог, ну и если добавить сюда расцветку, то начинать — как, впрочем, и всегда — следовало с Хаффлпаффа. Если и не удастся пропажу вернуть, так хоть на кухню заглянет.

Поначалу, когда это с ним началось, он их просил. Затем угрожал, пугал, после умолял и даже один раз расплакался. Пожалуй, становилось лишь хуже: они, глядя на него своими маслянистыми выпуклыми глазами, внимательно слушали, согласно попискивали высокими и хрипловатыми голосами, и, кажется, испытывали вину… и, словно бы в утешение, притаскивали ему в два, а то и в три раза больше.

Как-то раз, когда он в очередной раз сорвался и накричал на них, они умыкнули из кабинета директора Шляпу — Маркус чуть не поседел, проснувшись от её возмущённой отповеди.

Как он возвращал её тогда, ему долго снилось в кошмарах. Этот случай оказался единственным, когда он сумел их убедить вернуть подарок на место, а сам подарок — не распространяться никому о случившемся. Это стоило ему отдельного унижения, но об этом он предпочитал не вспоминать. С этими же… пришлось пойти на компромисс: больше не отвергать даров и позволять отличившимся спать в своей постели в ногах — словно кошкам. Слово своё он честно сдержал, и с тех пор вынужден был возвращать барахло самостоятельно — а что ему ещё было делать? Причём стараться это делать так, чтобы никто не заметил — сложно объяснить соседям по комнате, откуда у тебя вдруг появилась шёлковая ночнушка.

Впервые этих тварей он встретил, когда ему было семь. В то лето они гостили у маминой троюродной тётки в Ирландии (этого тогда он думал, что у неё гостили, и уже потом понял, что они прятались). Тётушка Гэлеш была рыжей, толстой, весёлой и обожала детей — она трепала Маркуса по щеке и закармливала домашней выпечкой и вареньем. Он терпел это всё стоически, но при каждом удобном случае сбегал играть туда, где его никто бы не стал искать. Когда его долго не было, мама ужасно пугалась, а потом долго не отпускала от себя. Впрочем, если не считать этих странностей, всё было просто чудесно. Дом был огромный, а сад таинственный и большой. Вот только отец появлялся ужасно редко, а Маркусу нестерпимо хотелось летать: уже тогда он грезил карьерой в квиддиче. И вот как-то вечером, снова не дождавшись отца, он решился залезть в чулан для метел, надеясь незаметно вытащить одну и полетать — невысоко, конечно. Но должен же он был тренироваться!

Там-то он их и увидел: небольших — не крупнее кошки — существ с кожистыми ушами трубочкой, показавшихся ему тогда забавными и дружелюбными, несмотря на украшающий их рты внушительный ряд мелких острых зубов.

Его новые друзья оказались удивительно прыткими и настойчивыми. Они могли достать, похоже, всё что угодно, если суметь им грамотно объяснить — тогда Маркусу подобная возможность показалась настоящим подарком, и он с радостью воспользовался им, прося достать ему то метлу, то кусок пирога, то журналы по квиддичу. А загадочные существа были только рады исполнять его детские прихоти.

Если бы он тогда знал, к чему его приведёт это знакомство, он сбежал бы от своих новых друзей со всех ног, но увы — способностями к прорицаниям Флинты никогда не блистали.

Весть о смерти Того-Кого-Все-Боялись, грянувшая той же осенью, для большинства жителей Волшебной Британии ознаменовала окончание войны — для Маркуса же это значило только то, что пора возвращаться домой.

Перед этим Маркус попрощался со своими маленькими зубастыми друзьями. Было жаль оставлять их там, но взять кого-нибудь с собой он не мог — вряд ли бы они поладили с отцовскими краппами.

Однако долго грустить по своим новым знакомцам ему не пришлось: на глаза они не попадались, но кто-то периодически оставлял на его подоконнике сладости и карточки от шоколадных лягушек, так что к одиннадцати годам он собрал две полные коллекции и заработал стойкую нелюбовь к шоколаду.

В следующий раз они показались ему на глаза уже в школе, и в первый момент Маркус им даже обрадовался — а на утро нашёл на своей подушке розовую заколку с застрявшими в ней тонкими тёмными волосами. Так и начался тот персональный кошмар Маркуса Флинта, который обещал закончиться только после выпуска — и то если ему повезёт.

Он, конечно, попытался донести до них, что чужого ему вовсе не надо, это ведь не слишком приятно, лишиться носка или учебника, но переговоры зашли в тупик, и к концу первой недели он мог похвастаться не только чужими перьями, но также перчатками и парой носовых платков. Он хотел было их просто выбросить — но сперва побоялся, что его с ними поймают, а когда всё же решился, снова обнаружил всё выброшенное в своей постели. Ещё повезло, что он всегда просыпался первым, иначе соседи по комнате его вряд ли бы поняли.

В общем, платки Маркус без зазрения совести отправил в камин, так как тогда ещё не владел Эванеско, а вот перчатки пришлось возвращать владельцу. На хорошую квиддичную экипировку рука у него просто не поднялась.

Так и повелось, и к концу первого курса, к удивлению Маркуса, у него образовалось целая куча знакомых — благодарных, а порой и не слишком, со всех четырех факультетов. Одних он мог попросить поделиться домашним заданием, а с другими почесать кулаки или обменяться при случае парой проклятий — в конце концов, не каждой потерянной вещи владельцы могут обрадоваться прилюдно. А уж если пропажа исчезла из чьего-нибудь тайника... Приходилось несколько раз подумать, стоило ли вообще связываться, но, в целом, от происходящего Маркус чаще выигрывал.

Но не всё было так радужно — даже чтоб решить, стоит ли возвращать вещь, требовалось отыскать владельца, и времени на это уходило с избытком — как, впрочем, и сил. Иногда их с трудом хватало ещё и на учебу. Будь он не столь смышлёным, Маркус вряд ли вытягивал бы основные предметы даже на «слабо» — но, по счастью, у него всё же вышло приспособиться. Впрочем, его основной талант проявился в полётах, и уже на втором курсе он попал в запасной состав факультетской команды по квиддичу, а с третьего и вовсе играл в основном центральным охотником, и времени катастрофически не хватало.

Вставать приходилось ещё до рассвета, и стараться избавиться от большинства вещей в течение дня, не привлекая внимания. Проще всего было с чужими учебниками: достаточно было отнести их в библиотеку и вручить мадам Пинс. Чужие же эссе и конспекты, которые, как правило, оказывались у него весьма кстати, он сперва внимательно изучал. Маркус достаточно быстро понял, что, если брать за основу работы учеников с других факультетов, то можно быть твёрдо уверенным в том, что тебя никто и никогда не поймает на этом. Он так и поступал — правда, всё-таки стараясь обращаться к данному средству не слишком часто. Учиться ему всё же нравилось — и потом, что же за волшебник из него получится, если он не сможет толком сам колдовать? Да и на уроках приходилось отвечать, не говоря уже о практической части. И всё же это сильно облегчало жизнь, особенно начиная с третьего курса, когда тренировки занимали почти всё его время.

А вот в личные дневники он заглядывал редко: чужие тайны его не слишком-то волновали, да и как ими воспользоваться, вопреки репутации своего факультета, он знал не всегда.

В целом, со временем Маркус привык не обращать внимания на мелких зубастых тварей, которые следовали за ним везде, и не вздрагивать, когда ему казалось, что они положили глаз на какую-нибудь безделушку, которую наверняка придётся тем или иным путём возвращать на другой день, однако ему ужасно хотелось найти хоть кого-нибудь, кто мучается так же, как и он. Или хотя бы того, с кем можно поговорить, и кто не посоветует ему завязывать с уже вечерними тренировками.

Мысль, о том, что он может оказаться единственным, пришла ему в голову далеко не сразу, и Маркус настойчиво и достаточно долго искал своих товарищей по несчастью — и был поражён, осознав, что никто больше этих тварей не видит в принципе. Случилось это аккурат перед отбором в команду, когда в раздевалке никто кроме него, просто не обращал внимания, как они деловито шныряют по шкафчикам, надеясь чем-нибудь поживиться. Им тогда приглянулись краги Теренса Хиггса, и Маркус едва успел сорвать ограбление. Он так перенервничал, что смазал пару бросков и на целый год застрял в запасном составе.

Затем Маркус попытался отыскать какую-нибудь информацию об этих никому, кроме него, не видимых тварях, в книгах. И… не нашёл. Ни слова. Будто бы даже явления такого не существовало в природе — и, если б не чужие вещи, он бы возможно, решил, что ему всё это вообще мерещится наяву — может быть, он болен, ведь даже среди волшебников видеть то, что не видят другие, симптом тревожный. Может, ему честно сдаться мадам Помфри? Но ведь вещи-то были! И вещи вполне реальные… или нет? Мерлин, вдруг и они ему тоже кажутся?! Впрочем, проверить это было как раз не сложно, так что Маркус к своему облегчению убедился, что их видят, как минимум, двое людей… Но вдруг это всё нереально? А если реально, то может, не было никаких тварей, и это он сам по ночам…

Тут-то он и сказал себе «стоп». Потому что если он продолжит так рассуждать, то точно рехнётся, даже если сейчас ему кажется, что ним всё пока нормально. В конце концов, даже если он продолжит — правду он, скорее всего, просто не узнает, зато заработает репутацию психа. Так что Маркус решил для себя, что наглые твари есть, и вещи чужие есть, и ему со всем этим придётся как-то мириться.

…После того, как Маркус пережил СОВ, шестой курс сперва показался ему курортом: его грудь украшал капитанский значок, в кармане лежали придуманные за лето схемы, и даже поступление легендарного Гарри Поттера прошло как-то мимо него — до тех пор, пока тот не умудрился попасть в сборную Гриффиндора в обход устоявшихся за века школьных правил.

Нет, конечно, старушку МакГонагалл можно было понять: у них приличного ловца не было с выпуска Чарли Уизли, и Вуду разве что волосы на голове оставалось рвать, глядя несколько лет подряд, как кубок уходит Слизерину. Впрочем, вряд ли от Поттера стоило ждать многого, если он метлу видел едва ли не первый раз в жизни. И с этой метлы его едва не сдувало ветром: в конце концов, квиддич — игра жестокая, и желторотикам в нём не место, а победитель Того-Кого-Нельзя-Называть даже по меркам ловца не дотягивал до норматива по весу. То, что он поймал снитч даже на Нимбусе, было, скорей, удачей — так думал Маркус ровно до матча Гриффиндор-Хаффлпафф. Как капитан, отрицать очевидного он не мог — талант у пацана был.

Отдавать кубок по квиддичу было обидно. Даже декан пару раз прошёлся по способностям Маркуса как капитана, и продуть ещё и кубок школы на этом фоне исключительно из-за каких-то сомнительных достижений мелюзги из Гриффиндора было не слишком приятно. Весь факультет шипел, словно рассерженное гнездо гадюк, но Маркуса это не слишком-то занимало. Он всей душой жаждал реванша и уже начал планировать, как разгромит сборную Гриффиндора в следующем сезоне и заставит Вуда грызть ручку своей метлы. В конце концов, это был его выпускной курс, и у Маркуса были большие планы.

Но он даже представить не мог, какие сюрпризы преподнесёт ему его последний год в Хогвартсе — и нет, речь шла вовсе не о щедром пожертвовании папаши Драко Малфоя и даже не о наследнике Слизерина…

Нет, мётлы пришлись очень кстати — в отличие от нагрузки в лице ловца: способности у Драко, несомненно, были, но вот ярко выраженный талант… К тому же, пришлось проводить дополнительные тренировки и перестраивать под него привычную схему игры. Первый матч они безобразно продули — впрочем, это не значило, что они не могли обойти Гриффиндор по очкам.

Но дальше становилось лишь хуже. Новый профессор ЗоТИ явно решил саботировать их подготовку к ТРИТОН, a какой-то псих начал нападать на студентов… Маркус был готов уже ко всему.

Почти ко всему.