На кончиках пальцев (гет)

Гермиона вздрогнула, когда рядом с ней на стол приземлилась сумка Гарри и вывела ее из глубины собственных мыслей. Гарри был крайне возбужден и спешил поделиться новостями. Сев по правую руку от нее и дождавшись, когда Рон — еще один их друг — сядет напротив, он слишком радостно начал пересказывать последние студенческие сплетни.

— Говорят, у нас новый преподаватель по Истории искусств.

— И что в этом такого удивительного, кроме того, что он перевелся в середине семестра? — скучающе поинтересовался Рон, которому было совершено все равно, кто именно читает лекции, если только это не красивая девушка.

— Так ведь он еще будет курировать студенческую газету. Гермиона, ты, кстати, не слышала об этом?

Ее от этого вопроса словно током ударило, но на это, казалось, никто не обращал внимания. Отовсюду послышались вопросы однокурсниц о новом преподавателе, но их больше всего интересовало насколько он симпатичен и каково его семейное положение. Гермиона лишь тяжело вздохнула и поспешила покинуть столовую, все больше наполнявшуюся сплетнями и предположениями, которые ей совсем не хотелось слушать.

Сама она уже знала, что из себя представляет новый преподаватель. Гермиона столкнулась с ним утром, когда забежала в редакцию газеты, чтобы внести последние правки и пойти на занятия. Там она и встретила нового профессора и куратора, про которого ей сообщили на днях, но попросили держать все в тайне.

Знакомство вышло неприятным: на ее вежливое приветствие ей ответили весьма нелюбезно, почти крича, а потом и вовсе выставили за дверь. Гермиона пыталась возмущаться, но ей не ответили, и, разозленная, она отправилась на занятия. День, который обещал быть неплохим, становился ужасней с каждой минутой, и гнев, что клокотал в душе Гермионы, желал вырваться наружу. Она, обычно ко всему относившаяся спокойно, теперь буквально не узнавала себя и свои эмоции, которые в ней породила короткая встреча с этим человеком.

Разговоры о новом профессоре не прекращались и в коридоре, что неимоверно раздражало, ей уже хотелось сбежать как можно дальше от всех этих людей и непрекращающихся разговоров. Но сильнее разговоров ее раздражало то, что лекция, до начала которой буквально несколько минут, была именно у нового преподавателя, да еще и парная с группой веб-дизайнеров, находившихся с графическими в состоянии холодной войны.

Тяжело вздохнув — в который раз за этот только недавно начавшийся день — Гермиона поспешила занять свое привычное место во втором ряду и попытаться хоть немного отрешиться от окружающего мира. Она и сама не понимала, что именно ее так разозлило и почему мысли о новом преподавателе продолжали держать ее в напряжении. Утром он был с ней груб, но на это ведь могли быть и свои причины. Она совершенно не знала его ни как человека, ни как учителя, а уже поспешила сделать выводы и обвинить его во всех бедах мира. Такое поведение было ей совершенно не свойственно.

Аудитория постепенно заполнялась студентами, которые не хотели пропустить появление лектора. Все начали немного успокаиваться, зато теперь более отчетливо слышался разговор группки студентов с другого факультета, особенно выделялся голос заносчивого Драко Малфоя, который сидел в противоположной стороне от Гермионы, закинув ноги на парту.

— Неужели еще никто не видел этого нового профессора? Надеюсь, он хотя бы не похож на Локонса, а то меня до сих пор преследует запах его духов, — насмешливо говорил он, но в этот самый момент появился профессор и настолько неожиданно оказался напротив Малфоя, что тот, резко дернувшись, упал со стула. По аудитории тут же прокатилась волна смеха из-за неудачи самопровозглашенного лидера, но сразу же смолкла, стоило лишь студентам попасть под строгий взгляд преподавателя. Разговаривать тоже никто больше не решался, и Гермиона наконец-то оказалась в столь желанной тишине.

Теперь все могли удовлетворить свое любопытство и рассмотреть профессора, про которого было столько разговоров весь день. Гермиона, несмотря на то, что уже встречалась с ним утром, смотрела крайне внимательно, пытаясь понять, что за человек перед ней, и могло ли получиться так, что она ошиблась на его счет. К ее сожалению, он оказался еще хуже.

— Меня зовут профессор Северус Снейп, и я буду преподавать у вас в этом году Историю искусств. Скажу сразу, я буду оценивать вас только на основании собственных выводов, и все, что о вас думают другие преподаватели, ничего для меня не значит. Советую не искать со мной дополнительных встреч помимо занятий. Если вы не успеваете, то это исключительно ваши проблемы, поэтому решайте их тоже сами. Я не потерплю опозданий, разговоров и любых других нарушений дисциплины, а так же вопросов, не касающихся моего предмета.

После такой эффектной и оглушающей речи он подошел к своему столу и, не дав студентам времени, чтобы прийти в себя, начал лекцию. Гермиона внимательно слушала — хорошо, что в тишине, вызванной словами профессора, это было легко сделать — и записывала самые важные факты, но иногда ее взгляд останавливался на Снейпе, который, казалось, преобразился на время лекции.

Гермиона отметила приятный глубокий голос. Он напоминал движение по волнам, плавно затягивал сознание в поток слов, непрерывно звучавший в голове. Взгляд черных глаз скользил по студентам, словно сканируя, и когда остановился на ней, она против своей воли вздрогнула, и рука прочертила резкую линию на полях конспекта. Тут же вспомнилось все раздражение, что накопилось за этот день, и она уверенно ответила на взгляд профессора, чего тот, очевидно, не ожидал, но, посмотрев на нее еще пару секунд, перевел свой взгляд на следующую жертву.

Как только лекция закончилась, все поспешили на выход в крайне подавленном состоянии. Никто больше не строил предположений о том, насколько красив и добр будет новый профессор. Теперь все обсуждали только то, что этот год станет для них настоящей пыткой, если занятия продолжатся в том же духе и возможность хорошо сдать экзамены сведется к минимуму. Гермиона, возможно, единственная не переживала по этому поводу, ведь с учебой у нее никогда не было особых проблем. Сейчас ее больше волновало другое: как она сможет уживаться с этим неприятным человеком не только в классе, но и на факультативе, который он будет вести вместо уволенного профессора Локонса, а также в редакции газеты.

Будет счастьем, если она сможет пересекаться с ним как можно реже, и тогда, возможно, все сохранится и останется в ее жизни неизменным. Осталось всего два года, а потом она сможет откинуть все волнения и переживания, что преследовали ее во время учебы, забыть о тех, кто ей их доставлял. Ведь, даже будучи уверенной, что этот год будет совсем непростым, Гермиона надеялась на лучшее.

* * *

Следующей и последней в этот день парой была живопись, а мысли о профессоре Снейпе все так же крутились в голове. После занятий Гермиона собиралась пойти в кабинет, отданный под деятельность студенческой газеты, раз не смогла все доделать утром. У нее, как ответственной за это мероприятие, были свои ключи, и она очень надеялась, что не застанет там снова нового куратора.

Видимо, она настолько глубоко задумалась, что не сразу почувствовала, как сидящий рядом Гарри трясет ее за плечо, пытаясь привести в чувство. Как только взгляд стал более осмысленным, он отпустил Гермиону, и она сразу наткнулась на раздраженную физиономию преподавательницы живописи Сивиллы Трелони. Так случалось почти на каждом занятии и стало вполне привычным. С ней отношения не заладились с самого первого дня и со временем лишь продолжали ухудшаться. Она, разделяющая идеологию хиппи, одевалась обычно в цветастые наряды, что в совокупности с ее возрастом смотрелось нелепо, старалась погрузить студентов атмосферу мира и любви, очень любила свой предмет, а вот для Гермионы вся эта возня с красками казалась пустой тратой времени.

Сейчас же она была особенно недовольна, и весь ее образ доброй и понимающей, всегда готовой помочь тетушки, рушился на глазах. Гермиона же совершенно не понимала в чем дело, но внимательней присмотрелась к преподавательнице и поняла причину ее возмущения. Была у профессора Трелони одна очень странная привычка: становиться очень близко к мольбертам и наблюдать за работой студентов. Это всегда очень нервировало, и неудивительно, что чаще всех такой чести удостаивалась она. Вот и сегодня это произошло, и, к несчастью преподавательницы, изменившей своим привычкам, Трелони была одета в белое платье.

Очевидно, Гермиона так глубоко ушла в себя, злясь на профессора Снейпа, что ничего не различала перед собой, а потому перепутала свой холст, который остался нетронутым краской, с платьем женщины, и так и продолжила рисовать, ничего не замечая вокруг. Теперь на некогда белоснежной ткани красовалась карикатура на профессора Снейпа, изобилующая черными потеками впитывающейся акварели. Нервный смешок вырвался как-то сам собой, а вот женщине было совсем не весело. Гермиона осмотрела группу, замечая, что многие (особенно студенты из другой группы, во главе с Малфоем) еле сдерживают смех из-за этого поступка, хотя виноватой она себя совсем не чувствовала.

— Это я сделала? — все еще неверяще спросила Гермиона, хотя кисточка в моих руках, продолжавшая упираться в живот Трелони, говорила все за меня. Со всех сторон одновременно стал раздаваться давно сдерживаемый смех, сквозь который до меня с трудом донеслось гневное: «Вон!», сказанное красной, как рак, преподавательницей.

Схватив сумку, она как можно быстрее захотела оказаться отсюда подальше, в редакции, в руках со свежим выпуском газеты, которая завтра будет встречать студентов у центрального входа. Уже выбегая из класса, Гермиона услышала голос Малфоя, который сейчас совершенно не раздражал, а даже заставил улыбнуться:

— Грейнджер, ты просто нечто! — и было это сказано настолько искренне, что ей и самой стало весело от всей этой ситуации.

Она нашла его взглядом, улыбнулась и подняла вверх большой палец, разделяя его веселость, а потом со всех ног побежала на самый последний этаж, чтобы заняться, наконец, любимым делом.

Вот только вся радость моментально куда-то улетучилась, стоило ей попасть в комнату и обнаружить там профессора Снейпа, внимательно изучающего новый номер газеты, лежащий на ее столе. Отвлекшись на шум, он поднял голову и посмотрел на нее таким взглядом, что она даже невольно попятилась назад, пока не ощутила спиной дверь.

— Мисс Грейнджер, что вы здесь делаете? Занятия еще не закончились.

— Меня отпустили пораньше, — произнесла она, злясь, что голос немного дрожит, выдавая, что сказанное не совсем правда, но тут же попыталась взять себя в руки и задала встречный вопрос. — А что вы здесь делаете? — и после короткой паузы поспешила добавить: — Профессор?

Несомненно, он заметил эту странную заминку, но это, по крайней мере, позволило Гермионе успокоиться, почувствовать себя увереннее, находясь вместе с ним в одной комнате. Она даже смогла пройти к своему месту и присесть на стул с совершенно независимым видом, хотя внутри все переворачивалось от страха и раздражения. Она поражалась такому сочетанию, но даже несмотря на то, что интуиция советовала не злить этого человека, врожденная независимость не желала подчиняться.

— Если вы не забыли, мисс, то напоминаю, что я ваш новый куратор и решил посмотреть, с чем мне придется иметь дело. Я удовлетворил ваше любопытство? — спросил он, даже не скрывая издевки в голосе, а вздернутая вверх левая бровь так и норовила уничтожить сарказмом.

— Не думала, что вы в этом разбираетесь, — сказала Гермиона уже более спокойно.

— Как я могу брать ответственность за то, в чем не разбираюсь?

— Просто профессор Локонс совсем не занимался всем этим, приходилось все делать самим.

— Снова это имя. Похоже, он был совсем некомпетентен, а мне теперь придется исправлять его ошибки, — сказал он крайне раздраженно. — Давайте сейчас каждый из нас займется своим делом, а потом решим, что делать дальше.

Ее ответа ему и не требовалось. Взяв нужные папки с прошлыми выпусками газет, он устроился на старом диване и, водрузив свою ношу на хлипкий журнальный столик, принялся внимательно изучать черно-белые страницы. Гермиона же проверяла новый номер и вносила последние правки. Подумав немного, решила, что стоило добавить небольшую статью о приходе нового преподавателя, ведь это было важное событие в институте, но тогда пришлось бы переделывать почти весь макет.

Уже заканчивая небольшую статью о профессоре Снейпе, она поняла, что не хватало самого главного — фотографии. Конечно, можно было бы обойтись без нее, но раз она загорелась идеей, то нужно идти до конца. Около пяти минут Гермиона неотрывно смотрела в сторону Снейпа, который почти закончил изучать подшивку газет и иногда делал какие-то пометки в блокноте и хмурился.

Она решила приглядеться повнимательней, чтобы понять, что же вызывало в ней такое раздражение по отношению к нему, ведь с характером, даже если он настолько ужасен, вполне можно смириться со временем. Но внутри все продолжало закипать, даже несмотря на усталость и понимание того, что он действительно справляется лучше Локонса и подошел к делу управления газетой с такой же серьезностью, как и к преподаванию, хотя мог оставить все так, как было раньше.

Взгляд сам собой отметил, что, несмотря на довольно молодой возраст (что-то около сорока лет), одевался преподаватель немного консервативно, но со вкусом. Темно-серый костюм-тройка с сюртуком вместо пиджака хорошо сочетался с зеленой рубашкой, делая лицо еще более бледным в сочетании с угольно-черными волосами. Рассматривать его было неожиданно интересно, даже несмотря на резкие черты лица, которые могли бы показаться грубыми, но очень шли Снейпу.

Из этих странных и даже неуместных мыслей Гермиону вывел немного разозленный голос самого профессора, без отрыва от своих записей заметившего, что за ним наблюдают. И ему это явно было неприятно.

— Вы что-то хотели, мисс Грейнджер? Я уже чувствую, как вы взглядом прожигаете во мне дыру.

— Простите, — пискнула она, — но мне, правда, нужна ваша помощь.

Теперь Снейп, на время отложив свои исследования, смотрел на нее, желая, чтобы она продолжила свою мысль.

— Мне нужна ваша фотография, — и, пока он не успел отказать, добавила: — Для статьи.

Увиденное на этом уверенном лице недоумение, пусть и всего на секунду, стоило того времени, что она собиралась потратить на переделку уже готового номера. Гермиона даже мысленно похвалила себя за эту идею и смогла отыграть несколько очков у своего раздражения.

— Не припомню, чтобы давал на это разрешение…

— Но профессор, как можно не отметить ваш приход, если это самое обсуждаемое событие за последнюю пару дней? Позвольте вас сфотографировать.

— Прямо сейчас? — сказал он с насмешкой, что стало совсем неожиданным в уже сложившемся о нем представлении, но, тем не менее, звучало как согласие, она не собиралась упустить такую возможность.

— Времени почти не осталось, а еще газету печатать, — сказала Гермиона, доставая специально купленный для таких срочных случаев фотоаппарат.

Пару минут он смотрел так, словно хотел испепелить на месте, но когда понял, что она даже не собиралась шутить, попытался повлиять с позиции преподавателя:

— Вы ведь понимаете, что не можете заставить меня? Я все-таки ваш профессор, а не приятель, чтобы соглашаться на столь сомнительное действо.

— А еще вы куратор этой газеты и хоть раз, но обязаны появиться на ее страницах, — она совершенно не собиралась отступать, но тратить драгоценное время на разговоры не было никакого желания.

— Очевидно, что у меня нет иного выхода, кроме как согласиться, — дождавшись ее кивка, он продолжил: — И что мне надо делать?

Как только он согласился, Гермиона, как гончая, почуявшая след, сразу приступила к делу, заставив устрашающего профессора ходить по комнате, пока искала наиболее удачный ракурс. Она понимала, что это всего лишь фото для студенческой газеты, но привыкла все и всегда делать по максимуму, поэтому и сейчас хотела, чтобы в этом фото отразилась хотя бы часть его личности. Наконец, спустя долгие двадцать минут поиска нужного ракурса, что для небольшой комнатки было настоящим приключением, она нашла именно то, что хотела. Кадр у окна, сделанный совершенно случайно, удивил не только ее, но и подошедшего со спины Снейпа и даже заслужил его одобрительное хмыканье.

— Надеюсь, что теперь вы довольны, мисс Грейнджер. Пора возвращаться к работе, если не хотим просидеть здесь всю ночь.

Прошло пару часов с того момента, как удалось сделать фотографию. За это время Гермиона переделала макет и, получив одобрение профессора Снейпа, приступила к печати. Газета, за счет того, что выходила раз в неделю, была небольшого формата, всего в пару-тройку разворотов. Статья о новом профессоре располагалась на первой странице вместе с фотографией, полученной с таким трудом. Она получилась даже лучше, чем она ожидала, и было приятно думать, что все волнения этого дня, в конце концов, окупились.

Уже было довольно поздно, но Гермиона часто забывала о времени, когда выпускала новый номер и действительно могла задержаться до поздней ночи, но почему профессор Снейп все еще оставался здесь, закончив со своими делами, было непонятно. Она посмотрела в окно. С деревьев уже опали листья, между серыми тучами то и дело показывались звезды. Часы говорили, что сейчас всего лишь начало десятого, но на улице уже стояла непроглядная темнота. Этим ноябрьским вечером стало понятно, что зиме в скором времени предстояло вступить в свои права. Пора было собираться домой, и в такие моменты казалось счастьем, что она жила всего в двадцати минутах ходьбы от здания института. Гермиона перевела взгляд на Снейпа, который сосредоточенно читал какую-то книгу, и наконец решилась спросить:

— Профессор, простите, но вам не пора домой?

— А вам, мисс? Уже поздно.

— Знаю, то есть, я уже собираюсь. Почему вы все еще здесь, если давно закончили все дела?

Длинные тонкие пальцы заложили в книгу закладку, и только после этого он ответил:

— Неужели непонятно, что я жду, пока вы закончите, чтобы проводить вас до дома?

Признаться, такого ответа Гермиона совсем не ожидала, поэтому теперь смотрела на профессора во все глаза. Это было настолько нереально, что казалось сном, но все было на самом деле. Против воли вырвался нервный смешок, за который тут же стало неловко, и она поспешила закрыться от пронзительного взгляда ладонью.

— Простите…

— Вы снова извиняетесь, прекращайте.

— Перед выпуском газеты я часто задерживаюсь допоздна, так что не стоило волноваться и ждать. Мой дом совсем рядом и я смогу сама дойти. Спасибо за беспокойство, сэр.

Он смерил ее довольно холодным взглядом:

— Я разве говорил, что беспокоюсь о вас?

— Нет, сэр.

— Тогда не надо приписывать мне чувств, которые я не испытываю в данный момент.

— Раз вы не беспокоились, то что? — раздражение, вкупе с усталостью от тяжелого дня, снова давало о себе знать.

— Неужели вы думали, что я смогу спокойно уйти, зная, что вы еще остаетесь, хотя на улице уже темень? Неважно, как часто вы возвращаетесь поздно домой одна, раз сегодня я здесь, то я могу побыть немного джентльменом и проводить вас.

— Хорошо. Пойдемте.

Гермиона схватила с вешалки свое пальто и одевалась буквально на ходу, желая как можно быстрее избавиться от этой компании и оказаться, наконец, дома, в теплой постели. Она подумала, что, возможно, ему нужно зайти в свой кабинет и захватить вещи, но, оказалось, профессор уже успел это сделать. Наверное, тогда, когда она с головой ушла в печать, и теперь он шел рядом, уже одетый в свое пальто, придерживая сумку, что так и норовила слететь с плеча.

Шли молча, профессор немного впереди, и звуки шагов глухо отражались от стен. Это было необычно. Когда Гермиона шла одна, то обычно затыкала уши наушниками, сквозь музыку не слышно шагов, а сейчас, идя рядом с кем-то, словно открыла этот мир по-новому. На улице они поравнялись и шли теперь рядом, но все так же молча. Это могло бы вызвать неудобство, если бы хоть одному из них был важен диалог, но этого не было. Она, как обычно, возвращалась домой, а он шел рядом, ведомый только ему понятным кодексом чести. Если его это устраивало, то почему она должна как-то обращать на это внимание.

Через двадцать минут (ровно по часам) показался ее дом. Проводив Гермиону до крыльца, он, очевидно, посчитал свою миссию выполненной, и, коротко попрощавшись, пошел дальше. Она ожидала, что он пойдет обратно, по направлению к институту, но профессор не собирался возвращаться, а шел дальше по той же улице, на которой располагался ее дом. Только в самом конце, где она еще могла его видеть, он повернул направо. Вполне возможно, он жил совсем рядом.

Ладно. Это ее не волновало. Сейчас самое желанное — это душ и еда, а потом несколько часов сна, и снова придется становиться той, которая всегда была слишком занята для чего-то, помимо учебы и факультатива.

Придя домой, она ощутила сильнейшую усталость, поэтому, быстро перекусив, завалилась спать, ни на секунду не задумываясь, почему новоприбывшие профессора провожают студенток до дома, жертвуя собственным временем. И совсем невозможными были мысли о том, что мрачный и грубый профессор на самом деле довольно элегантен, а его манерам стоит поучиться многим парням, чтобы производить на девушек такое же впечатление.

* * *

Этой ночью Гермиона спала беспокойно, постоянно ворочалась в кровати, то зарываясь с головой в одеяло, то откидывая его подальше. Во сне ее окутывала темнота, в ней она различала неясные тени, которые были сотканы из еще более плотной и непроницаемой тьмы, и теперь они наблюдали за той, что оказалась в их царстве.