На кончиках пальцев (гет)

Гермиона вздрогнула, когда рядом с ней на стол приземлилась сумка Гарри и вывела ее из глубины собственных мыслей. Гарри был крайне возбужден и спешил поделиться новостями. Сев по правую руку от нее и дождавшись, когда Рон — еще один их друг — сядет напротив, он слишком радостно начал пересказывать последние студенческие сплетни.

— Говорят, у нас новый преподаватель по Истории искусств.

— И что в этом такого удивительного, кроме того, что он перевелся в середине семестра? — скучающе поинтересовался Рон, которому было совершено все равно, кто именно читает лекции, если только это не красивая девушка.

— Так ведь он еще будет курировать студенческую газету. Гермиона, ты, кстати, не слышала об этом?

Ее от этого вопроса словно током ударило, но на это, казалось, никто не обращал внимания. Отовсюду послышались вопросы однокурсниц о новом преподавателе, но их больше всего интересовало насколько он симпатичен и каково его семейное положение. Гермиона лишь тяжело вздохнула и поспешила покинуть столовую, все больше наполнявшуюся сплетнями и предположениями, которые ей совсем не хотелось слушать.

Сама она уже знала, что из себя представляет новый преподаватель. Гермиона столкнулась с ним утром, когда забежала в редакцию газеты, чтобы внести последние правки и пойти на занятия. Там она и встретила нового профессора и куратора, про которого ей сообщили на днях, но попросили держать все в тайне.

Знакомство вышло неприятным: на ее вежливое приветствие ей ответили весьма нелюбезно, почти крича, а потом и вовсе выставили за дверь. Гермиона пыталась возмущаться, но ей не ответили, и, разозленная, она отправилась на занятия. День, который обещал быть неплохим, становился ужасней с каждой минутой, и гнев, что клокотал в душе Гермионы, желал вырваться наружу. Она, обычно ко всему относившаяся спокойно, теперь буквально не узнавала себя и свои эмоции, которые в ней породила короткая встреча с этим человеком.

Разговоры о новом профессоре не прекращались и в коридоре, что неимоверно раздражало, ей уже хотелось сбежать как можно дальше от всех этих людей и непрекращающихся разговоров. Но сильнее разговоров ее раздражало то, что лекция, до начала которой буквально несколько минут, была именно у нового преподавателя, да еще и парная с группой веб-дизайнеров, находившихся с графическими в состоянии холодной войны.

Тяжело вздохнув — в который раз за этот только недавно начавшийся день — Гермиона поспешила занять свое привычное место во втором ряду и попытаться хоть немного отрешиться от окружающего мира. Она и сама не понимала, что именно ее так разозлило и почему мысли о новом преподавателе продолжали держать ее в напряжении. Утром он был с ней груб, но на это ведь могли быть и свои причины. Она совершенно не знала его ни как человека, ни как учителя, а уже поспешила сделать выводы и обвинить его во всех бедах мира. Такое поведение было ей совершенно не свойственно.

Аудитория постепенно заполнялась студентами, которые не хотели пропустить появление лектора. Все начали немного успокаиваться, зато теперь более отчетливо слышался разговор группки студентов с другого факультета, особенно выделялся голос заносчивого Драко Малфоя, который сидел в противоположной стороне от Гермионы, закинув ноги на парту.

— Неужели еще никто не видел этого нового профессора? Надеюсь, он хотя бы не похож на Локонса, а то меня до сих пор преследует запах его духов, — насмешливо говорил он, но в этот самый момент появился профессор и настолько неожиданно оказался напротив Малфоя, что тот, резко дернувшись, упал со стула. По аудитории тут же прокатилась волна смеха из-за неудачи самопровозглашенного лидера, но сразу же смолкла, стоило лишь студентам попасть под строгий взгляд преподавателя. Разговаривать тоже никто больше не решался, и Гермиона наконец-то оказалась в столь желанной тишине.

Теперь все могли удовлетворить свое любопытство и рассмотреть профессора, про которого было столько разговоров весь день. Гермиона, несмотря на то, что уже встречалась с ним утром, смотрела крайне внимательно, пытаясь понять, что за человек перед ней, и могло ли получиться так, что она ошиблась на его счет. К ее сожалению, он оказался еще хуже.

— Меня зовут профессор Северус Снейп, и я буду преподавать у вас в этом году Историю искусств. Скажу сразу, я буду оценивать вас только на основании собственных выводов, и все, что о вас думают другие преподаватели, ничего для меня не значит. Советую не искать со мной дополнительных встреч помимо занятий. Если вы не успеваете, то это исключительно ваши проблемы, поэтому решайте их тоже сами. Я не потерплю опозданий, разговоров и любых других нарушений дисциплины, а так же вопросов, не касающихся моего предмета.

После такой эффектной и оглушающей речи он подошел к своему столу и, не дав студентам времени, чтобы прийти в себя, начал лекцию. Гермиона внимательно слушала — хорошо, что в тишине, вызванной словами профессора, это было легко сделать — и записывала самые важные факты, но иногда ее взгляд останавливался на Снейпе, который, казалось, преобразился на время лекции.

Гермиона отметила приятный глубокий голос. Он напоминал движение по волнам, плавно затягивал сознание в поток слов, непрерывно звучавший в голове. Взгляд черных глаз скользил по студентам, словно сканируя, и когда остановился на ней, она против своей воли вздрогнула, и рука прочертила резкую линию на полях конспекта. Тут же вспомнилось все раздражение, что накопилось за этот день, и она уверенно ответила на взгляд профессора, чего тот, очевидно, не ожидал, но, посмотрев на нее еще пару секунд, перевел свой взгляд на следующую жертву.

Как только лекция закончилась, все поспешили на выход в крайне подавленном состоянии. Никто больше не строил предположений о том, насколько красив и добр будет новый профессор. Теперь все обсуждали только то, что этот год станет для них настоящей пыткой, если занятия продолжатся в том же духе и возможность хорошо сдать экзамены сведется к минимуму. Гермиона, возможно, единственная не переживала по этому поводу, ведь с учебой у нее никогда не было особых проблем. Сейчас ее больше волновало другое: как она сможет уживаться с этим неприятным человеком не только в классе, но и на факультативе, который он будет вести вместо уволенного профессора Локонса, а также в редакции газеты.

Будет счастьем, если она сможет пересекаться с ним как можно реже, и тогда, возможно, все сохранится и останется в ее жизни неизменным. Осталось всего два года, а потом она сможет откинуть все волнения и переживания, что преследовали ее во время учебы, забыть о тех, кто ей их доставлял. Ведь, даже будучи уверенной, что этот год будет совсем непростым, Гермиона надеялась на лучшее.

* * *

Следующей и последней в этот день парой была живопись, а мысли о профессоре Снейпе все так же крутились в голове. После занятий Гермиона собиралась пойти в кабинет, отданный под деятельность студенческой газеты, раз не смогла все доделать утром. У нее, как ответственной за это мероприятие, были свои ключи, и она очень надеялась, что не застанет там снова нового куратора.

Видимо, она настолько глубоко задумалась, что не сразу почувствовала, как сидящий рядом Гарри трясет ее за плечо, пытаясь привести в чувство. Как только взгляд стал более осмысленным, он отпустил Гермиону, и она сразу наткнулась на раздраженную физиономию преподавательницы живописи Сивиллы Трелони. Так случалось почти на каждом занятии и стало вполне привычным. С ней отношения не заладились с самого первого дня и со временем лишь продолжали ухудшаться. Она, разделяющая идеологию хиппи, одевалась обычно в цветастые наряды, что в совокупности с ее возрастом смотрелось нелепо, старалась погрузить студентов атмосферу мира и любви, очень любила свой предмет, а вот для Гермионы вся эта возня с красками казалась пустой тратой времени.

Сейчас же она была особенно недовольна, и весь ее образ доброй и понимающей, всегда готовой помочь тетушки, рушился на глазах. Гермиона же совершенно не понимала в чем дело, но внимательней присмотрелась к преподавательнице и поняла причину ее возмущения. Была у профессора Трелони одна очень странная привычка: становиться очень близко к мольбертам и наблюдать за работой студентов. Это всегда очень нервировало, и неудивительно, что чаще всех такой чести удостаивалась она. Вот и сегодня это произошло, и, к несчастью преподавательницы, изменившей своим привычкам, Трелони была одета в белое платье.

Очевидно, Гермиона так глубоко ушла в себя, злясь на профессора Снейпа, что ничего не различала перед собой, а потому перепутала свой холст, который остался нетронутым краской, с платьем женщины, и так и продолжила рисовать, ничего не замечая вокруг. Теперь на некогда белоснежной ткани красовалась карикатура на профессора Снейпа, изобилующая черными потеками впитывающейся акварели. Нервный смешок вырвался как-то сам собой, а вот женщине было совсем не весело. Гермиона осмотрела группу, замечая, что многие (особенно студенты из другой группы, во главе с Малфоем) еле сдерживают смех из-за этого поступка, хотя виноватой она себя совсем не чувствовала.

— Это я сделала? — все еще неверяще спросила Гермиона, хотя кисточка в моих руках, продолжавшая упираться в живот Трелони, говорила все за меня. Со всех сторон одновременно стал раздаваться давно сдерживаемый смех, сквозь который до меня с трудом донеслось гневное: «Вон!», сказанное красной, как рак, преподавательницей.

Схватив сумку, она как можно быстрее захотела оказаться отсюда подальше, в редакции, в руках со свежим выпуском газеты, которая завтра будет встречать студентов у центрального входа. Уже выбегая из класса, Гермиона услышала голос Малфоя, который сейчас совершенно не раздражал, а даже заставил улыбнуться:

— Грейнджер, ты просто нечто! — и было это сказано настолько искренне, что ей и самой стало весело от всей этой ситуации.

Она нашла его взглядом, улыбнулась и подняла вверх большой палец, разделяя его веселость, а потом со всех ног побежала на самый последний этаж, чтобы заняться, наконец, любимым делом.

Вот только вся радость моментально куда-то улетучилась, стоило ей попасть в комнату и обнаружить там профессора Снейпа, внимательно изучающего новый номер газеты, лежащий на ее столе. Отвлекшись на шум, он поднял голову и посмотрел на нее таким взглядом, что она даже невольно попятилась назад, пока не ощутила спиной дверь.

— Мисс Грейнджер, что вы здесь делаете? Занятия еще не закончились.

— Меня отпустили пораньше, — произнесла она, злясь, что голос немного дрожит, выдавая, что сказанное не совсем правда, но тут же попыталась взять себя в руки и задала встречный вопрос. — А что вы здесь делаете? — и после короткой паузы поспешила добавить: — Профессор?

Несомненно, он заметил эту странную заминку, но это, по крайней мере, позволило Гермионе успокоиться, почувствовать себя увереннее, находясь вместе с ним в одной комнате. Она даже смогла пройти к своему месту и присесть на стул с совершенно независимым видом, хотя внутри все переворачивалось от страха и раздражения. Она поражалась такому сочетанию, но даже несмотря на то, что интуиция советовала не злить этого человека, врожденная независимость не желала подчиняться.

— Если вы не забыли, мисс, то напоминаю, что я ваш новый куратор и решил посмотреть, с чем мне придется иметь дело. Я удовлетворил ваше любопытство? — спросил он, даже не скрывая издевки в голосе, а вздернутая вверх левая бровь так и норовила уничтожить сарказмом.

— Не думала, что вы в этом разбираетесь, — сказала Гермиона уже более спокойно.

— Как я могу брать ответственность за то, в чем не разбираюсь?

— Просто профессор Локонс совсем не занимался всем этим, приходилось все делать самим.

— Снова это имя. Похоже, он был совсем некомпетентен, а мне теперь придется исправлять его ошибки, — сказал он крайне раздраженно. — Давайте сейчас каждый из нас займется своим делом, а потом решим, что делать дальше.

Ее ответа ему и не требовалось. Взяв нужные папки с прошлыми выпусками газет, он устроился на старом диване и, водрузив свою ношу на хлипкий журнальный столик, принялся внимательно изучать черно-белые страницы. Гермиона же проверяла новый номер и вносила последние правки. Подумав немного, решила, что стоило добавить небольшую статью о приходе нового преподавателя, ведь это было важное событие в институте, но тогда пришлось бы переделывать почти весь макет.

Уже заканчивая небольшую статью о профессоре Снейпе, она поняла, что не хватало самого главного — фотографии. Конечно, можно было бы обойтись без нее, но раз она загорелась идеей, то нужно идти до конца. Около пяти минут Гермиона неотрывно смотрела в сторону Снейпа, который почти закончил изучать подшивку газет и иногда делал какие-то пометки в блокноте и хмурился.

Она решила приглядеться повнимательней, чтобы понять, что же вызывало в ней такое раздражение по отношению к нему, ведь с характером, даже если он настолько ужасен, вполне можно смириться со временем. Но внутри все продолжало закипать, даже несмотря на усталость и понимание того, что он действительно справляется лучше Локонса и подошел к делу управления газетой с такой же серьезностью, как и к преподаванию, хотя мог оставить все так, как было раньше.

Взгляд сам собой отметил, что, несмотря на довольно молодой возраст (что-то около сорока лет), одевался преподаватель немного консервативно, но со вкусом. Темно-серый костюм-тройка с сюртуком вместо пиджака хорошо сочетался с зеленой рубашкой, делая лицо еще более бледным в сочетании с угольно-черными волосами. Рассматривать его было неожиданно интересно, даже несмотря на резкие черты лица, которые могли бы показаться грубыми, но очень шли Снейпу.

Из этих странных и даже неуместных мыслей Гермиону вывел немного разозленный голос самого профессора, без отрыва от своих записей заметившего, что за ним наблюдают. И ему это явно было неприятно.

— Вы что-то хотели, мисс Грейнджер? Я уже чувствую, как вы взглядом прожигаете во мне дыру.

— Простите, — пискнула она, — но мне, правда, нужна ваша помощь.

Теперь Снейп, на время отложив свои исследования, смотрел на нее, желая, чтобы она продолжила свою мысль.

— Мне нужна ваша фотография, — и, пока он не успел отказать, добавила: — Для статьи.

Увиденное на этом уверенном лице недоумение, пусть и всего на секунду, стоило того времени, что она собиралась потратить на переделку уже готового номера. Гермиона даже мысленно похвалила себя за эту идею и смогла отыграть несколько очков у своего раздражения.

— Не припомню, чтобы давал на это разрешение…

— Но профессор, как можно не отметить ваш приход, если это самое обсуждаемое событие за последнюю пару дней? Позвольте вас сфотографировать.

— Прямо сейчас? — сказал он с насмешкой, что стало совсем неожиданным в уже сложившемся о нем представлении, но, тем не менее, звучало как согласие, она не собиралась упустить такую возможность.

— Времени почти не осталось, а еще газету печатать, — сказала Гермиона, доставая специально купленный для таких срочных случаев фотоаппарат.

Пару минут он смотрел так, словно хотел испепелить на месте, но когда понял, что она даже не собиралась шутить, попытался повлиять с позиции преподавателя:

— Вы ведь понимаете, что не можете заставить меня? Я все-таки ваш профессор, а не приятель, чтобы соглашаться на столь сомнительное действо.

— А еще вы куратор этой газеты и хоть раз, но обязаны появиться на ее страницах, — она совершенно не собиралась отступать, но тратить драгоценное время на разговоры не было никакого желания.

— Очевидно, что у меня нет иного выхода, кроме как согласиться, — дождавшись ее кивка, он продолжил: — И что мне надо делать?

Как только он согласился, Гермиона, как гончая, почуявшая след, сразу приступила к делу, заставив устрашающего профессора ходить по комнате, пока искала наиболее удачный ракурс. Она понимала, что это всего лишь фото для студенческой газеты, но привыкла все и всегда делать по максимуму, поэтому и сейчас хотела, чтобы в этом фото отразилась хотя бы часть его личности. Наконец, спустя долгие двадцать минут поиска нужного ракурса, что для небольшой комнатки было настоящим приключением, она нашла именно то, что хотела. Кадр у окна, сделанный совершенно случайно, удивил не только ее, но и подошедшего со спины Снейпа и даже заслужил его одобрительное хмыканье.

— Надеюсь, что теперь вы довольны, мисс Грейнджер. Пора возвращаться к работе, если не хотим просидеть здесь всю ночь.

Прошло пару часов с того момента, как удалось сделать фотографию. За это время Гермиона переделала макет и, получив одобрение профессора Снейпа, приступила к печати. Газета, за счет того, что выходила раз в неделю, была небольшого формата, всего в пару-тройку разворотов. Статья о новом профессоре располагалась на первой странице вместе с фотографией, полученной с таким трудом. Она получилась даже лучше, чем она ожидала, и было приятно думать, что все волнения этого дня, в конце концов, окупились.

Уже было довольно поздно, но Гермиона часто забывала о времени, когда выпускала новый номер и действительно могла задержаться до поздней ночи, но почему профессор Снейп все еще оставался здесь, закончив со своими делами, было непонятно. Она посмотрела в окно. С деревьев уже опали листья, между серыми тучами то и дело показывались звезды. Часы говорили, что сейчас всего лишь начало десятого, но на улице уже стояла непроглядная темнота. Этим ноябрьским вечером стало понятно, что зиме в скором времени предстояло вступить в свои права. Пора было собираться домой, и в такие моменты казалось счастьем, что она жила всего в двадцати минутах ходьбы от здания института. Гермиона перевела взгляд на Снейпа, который сосредоточенно читал какую-то книгу, и наконец решилась спросить:

— Профессор, простите, но вам не пора домой?

— А вам, мисс? Уже поздно.

— Знаю, то есть, я уже собираюсь. Почему вы все еще здесь, если давно закончили все дела?

Длинные тонкие пальцы заложили в книгу закладку, и только после этого он ответил:

— Неужели непонятно, что я жду, пока вы закончите, чтобы проводить вас до дома?

Признаться, такого ответа Гермиона совсем не ожидала, поэтому теперь смотрела на профессора во все глаза. Это было настолько нереально, что казалось сном, но все было на самом деле. Против воли вырвался нервный смешок, за который тут же стало неловко, и она поспешила закрыться от пронзительного взгляда ладонью.

— Простите…

— Вы снова извиняетесь, прекращайте.

— Перед выпуском газеты я часто задерживаюсь допоздна, так что не стоило волноваться и ждать. Мой дом совсем рядом и я смогу сама дойти. Спасибо за беспокойство, сэр.

Он смерил ее довольно холодным взглядом:

— Я разве говорил, что беспокоюсь о вас?

— Нет, сэр.

— Тогда не надо приписывать мне чувств, которые я не испытываю в данный момент.

— Раз вы не беспокоились, то что? — раздражение, вкупе с усталостью от тяжелого дня, снова давало о себе знать.

— Неужели вы думали, что я смогу спокойно уйти, зная, что вы еще остаетесь, хотя на улице уже темень? Неважно, как часто вы возвращаетесь поздно домой одна, раз сегодня я здесь, то я могу побыть немного джентльменом и проводить вас.

— Хорошо. Пойдемте.

Гермиона схватила с вешалки свое пальто и одевалась буквально на ходу, желая как можно быстрее избавиться от этой компании и оказаться, наконец, дома, в теплой постели. Она подумала, что, возможно, ему нужно зайти в свой кабинет и захватить вещи, но, оказалось, профессор уже успел это сделать. Наверное, тогда, когда она с головой ушла в печать, и теперь он шел рядом, уже одетый в свое пальто, придерживая сумку, что так и норовила слететь с плеча.

Шли молча, профессор немного впереди, и звуки шагов глухо отражались от стен. Это было необычно. Когда Гермиона шла одна, то обычно затыкала уши наушниками, сквозь музыку не слышно шагов, а сейчас, идя рядом с кем-то, словно открыла этот мир по-новому. На улице они поравнялись и шли теперь рядом, но все так же молча. Это могло бы вызвать неудобство, если бы хоть одному из них был важен диалог, но этого не было. Она, как обычно, возвращалась домой, а он шел рядом, ведомый только ему понятным кодексом чести. Если его это устраивало, то почему она должна как-то обращать на это внимание.

Через двадцать минут (ровно по часам) показался ее дом. Проводив Гермиону до крыльца, он, очевидно, посчитал свою миссию выполненной, и, коротко попрощавшись, пошел дальше. Она ожидала, что он пойдет обратно, по направлению к институту, но профессор не собирался возвращаться, а шел дальше по той же улице, на которой располагался ее дом. Только в самом конце, где она еще могла его видеть, он повернул направо. Вполне возможно, он жил совсем рядом.

Ладно. Это ее не волновало. Сейчас самое желанное — это душ и еда, а потом несколько часов сна, и снова придется становиться той, которая всегда была слишком занята для чего-то, помимо учебы и факультатива.

Придя домой, она ощутила сильнейшую усталость, поэтому, быстро перекусив, завалилась спать, ни на секунду не задумываясь, почему новоприбывшие профессора провожают студенток до дома, жертвуя собственным временем. И совсем невозможными были мысли о том, что мрачный и грубый профессор на самом деле довольно элегантен, а его манерам стоит поучиться многим парням, чтобы производить на девушек такое же впечатление.

* * *

Этой ночью Гермиона спала беспокойно, постоянно ворочалась в кровати, то зарываясь с головой в одеяло, то откидывая его подальше. Во сне ее окутывала темнота, в ней она различала неясные тени, которые были сотканы из еще более плотной и непроницаемой тьмы, и теперь они наблюдали за той, что оказалась в их царстве.

Утром после ночных кошмаров Гермиона чувствовала себя измученной и разбитой. От трели будильника разболелась голова, но она все же заставила себя встать и пойти в ванну. После освежающего душа и быстрого завтрака стало намного лучше, но ее все еще продолжала одолевать изматывающая слабость, которая в мгновение была забыта, стоило лишь пересечь порог института. Занятия должны начаться лишь через час, поэтому встретить студентов в это время было практически невозможно. У Гермионы же были свои причины, чтобы прийти так рано: вечером она так устала, что разносить газеты не было никакого желания, а профессор Снейп и так потратил много времени, чтобы ее дождаться. Не хотелось злоупотреблять его терпением еще больше, поэтому и пришлось прийти пораньше, чтобы успеть сделать все, что не доделала вчера.

К удивлению, когда она зашла в кабинет за готовыми газетами, то застала там Драко, просматривающего новый выпуск. На самом деле, в его присутствии не было ничего необычного. Драко являлся ее помощником и главной пишущей силой всего предприятия, поэтому и у него имелся ключ от кабинета, но об этом никто не знал, кроме клуба журналистики. Они неплохо общались, но так как учились на враждующих факультетах, не показывали открыто свою дружбу.

— Драко, что ты делаешь здесь так рано?

Он резко обернулся и теперь смотрел на Гермиону несколько напряженно, держа в руках газету, где на первой полосе расположилась статья о новом профессоре.

— Хотел поговорить с тобой до начала занятий, а теперь вижу, что все еще хуже, чем я себе представлял.

— Не понимаю, о чем ты, — она повесила свое пальто и бросила взгляд на часы на стене. — Давай только быстро. Еще надо разнести газеты.

Он согласно кивнул и продолжил, глядя прямо на нее:

— Я видел, во сколько ты вчера вернулась, — и после небольшой паузы добавил, — и с кем.

Гермиона хотела возмутиться, но тут же поняла, что он имел в виду. Конечно же, он знал, что вчера она задержалась намного дольше, чем обычно. Было бы трудно этого не заметить из окон соседнего здания и из-за привычки Драко контролировать, во сколько Гермиона приходила домой в «день Х». И вчера он видел, что она вернулась не одна, а в сопровождении нового профессора. Вот черт! Неужели он подумал, что она с ним возвращались совсем не с занятий, а со свидания?

Гермионе резко стало нехорошо, и она почти упала на диванчик от такого предположения. Было гадко от того, что друг мог додуматься до такого. Это было настолько неожиданно, что не хватало сил даже возмутиться, как следует.

— Гермиона, что с тобой? Тебе плохо? — Драко опустился передо ней на колени и заглядывал в побледневшее лицо, которое в сочетании с красными от недосыпа глазами выглядело совсем болезненно. И казалось, что хуже уже быть не могло, но в этот момент дверь кабинета резко открылась, а на пороге застыл профессор Снейп, явно не ожидавший увидеть здесь кого-нибудь. Его холодный взгляд перемещался с нее на Драко, отмечая довольно странную позу, и профессор, извинившись, так же быстро исчез за дверью, громко ей хлопнув.

— Теперь и он решит, что у нас роман! Драко, ты просто идиот! — резко вскочив на ноги, набросилась на него с криками.

— Да какая разница, что решит только что пришедший преподаватель, — возмутился быстро раздражающийся Драко. — Многие студенты встречаются друг с другом и преподавателям до этого нет никакого дела.

— Для тебя, может, и нет никакой разницы, а обо мне ты подумал? — от возмущения Гермиона вновь почувствовала, что сознание куда-то утекает, но высказать все Драко было важнее, чем собственное здоровье. — Мне, вообще-то, не все равно, чертов эгоист.

Он, наконец, заметил ее состояние и вновь хотел предложить помощь, но время уже поджимало. Поэтому Гермиона схватила стопку газет и быстро направилась к выходу. Драко за ней не пошел, предупрежденный злым взглядом и их давним договором не светиться вместе в коридорах. Утро было окончательно испорчено, и осуждающий взгляд профессора Снейпа был последней каплей в чаше раздражения, которое, очевидно, будет преследовать постоянно.

Хлопок двери заглушил тихо сказанное «прости», а она продолжала идти вперед. Пусть он и был ее другом, но иногда так сильно раздражал, что это было тяжело вынести. Позже она обязательно поговорит с ним, может, даже попросит прощение за столь бурную и совершенно непонятную реакцию, но все это будет потом. Сейчас следовало подумать о своих обязанностях и занятиях, пережить очередной день, где все разговоры снова будут о профессоре Снейпе, а также объясниться с ним самим.

* * *

Казалось, что мир резко перевернулся и стал вращаться вокруг профессора Снейпа. Весь день студенты говорили только о нем, делясь не только личными впечатлениями, но и цитатами из написанной статьи, что раздражало еще больше. Слушая все это, Гермиона пыталась вспомнить, что заставило ее написать именно такие слова, которые на тот момент казались вполне обычными, а сейчас приобрели чуть ли не благоговейные оттенки.

Гарри и Рон, которые тоже слышали все эти разговоры, искренне не понимали, с чего все взяли, что редактор газеты чуть ли не влюблена в нового профессора, но все же смотрели в ее сторону несколько настороженно. Они хорошо научились различать настроение, когда Гермиону лучше не трогать, и старались не злить ее еще больше. Драко ощущал себя виноватым, но не мог позволить себе подойти к «врагам», лишь иногда бросая раскаивающиеся взгляды, на что она демонстративно отворачивалась. Гермиона еще не готова была его простить.

Но помимо друзей, которые не могли даже подумать о таком, были и те, кто, и правда решил, что она влюбилась в профессора Снейпа, и теперь бросали крайне подозрительные и ревнивые взгляды. Несмотря на тяжелый, и даже грубый характер профессора, который он продемонстрировал на парах, некоторые студентки прониклись к нему симпатией и уже мечтали поймать его в свои сети. Она же не обращала ни малейшего внимания на эту шумиху, надеясь, что через пару дней все забудется само собой.

Сам же профессор ничего этого не видел, потому что сидел, заперевшись в своем кабинете, и не пришел даже на обед. После того, что произошло утром, Гермионе было очень стыдно встречаться с ним, поэтому она только радовалась его затворничеству, но ровно до того момента, как не подошла очередь его пары, где она с трудом поборола желание сесть на задние ряды. Занятие снова было совмещено с группой Драко, который злобно смотрел на Снейпа, а Гермиона искренне пыталась понять, за что же он его так невзлюбил.

Тем временем пережить само занятие было очень уж непросто. Профессор Снейп вновь одаривал всех тяжелыми неприятными взглядами, от которых мороз шел по коже. Всех, кроме нее. При этом Гермиона почувствовала такое разочарование, что в груди неприятно закололо. Его пренебрежение заставляло чувствовать себя виноватой, постепенно это чувство заполняло все сильнее, хоть разумом она и понимала, что ни в чем не провинилась. Поэтому, когда пара, наконец, закончилась, Гермиона постаралась уйти как можно быстрее, но голос профессора остановил ее у самых дверей, буквально пригвоздив к месту. Друзья смотрели с непониманием, и даже Драко бросил обеспокоенный взгляд, а Гермиона просто не могла пошевелиться, словно ее что-то держало, не давая даже глубоко вздохнуть. Отмереть она смогла только тогда, когда за последним студентом закрылась дверь, и перевела взгляд на преподавателя.

Профессор сидел за столом и деловито перебирал бумаги, демонстративно не обращая внимания. Гермиона ничего не понимала и уже была готова развернуться обратно, решив, что просьба остаться после занятия ей послышалась, но не успела сделать и шага, как тот же властный голос приказал сесть и подождать. Хотелось возразить, но сразу вспомнилось, как вчера он ждал ее, и, решив, что это справедливо, она присела за первый ряд парт, стараясь не смотреть на преподавателя.

Если честно, Гермиона не понимала, что здесь делала, и о чем пойдет их разговор. Очень не хотелось, чтобы он касался утреннего инцидента, но также она понимала, что стоило разрешить это недопонимание как можно быстрее. Она и сама не осознавала, почему это было так важно, но вновь видеть в глазах профессора это пренебрежение не хотелось. Всего за один день он смог, если не всецело расположить к себе, то вызвать уважение, которое она мало к кому из преподавателей испытывала, и не хотелось его разочаровывать. Именно этим чувством Гермиона объясняла свою теперешнюю неловкость от нахождения рядом с ним, а не выдуманной влюбленностью, о которой сегодня трещали на каждом шагу. Ей такой вариант даже в голову не мог прийти. Влюбиться в своего преподавателя? Это же полнейший абсурд. Конечно, они уже не дети, и преподаватели тоже люди, некоторые даже привлекательные, но сама такая связь казалась ей неправильной.

В аудитории, по которой до этого разносились шорохи перекладываемых бумаг, резко стало тихо, что заставило Гермиону оторваться от созерцания столешницы перед собой и посмотреть на Снейпа, который так же внимательно смотрел на нее. Сразу стало немного не по себе, а от витавших в голове мыслей, приправленных сплетнями, еще и неловко.

— Мисс Грейнджер, я хотел обсудить с вами несколько вещей касательно газеты, — слегка хриплый голос заставил ее вздрогнуть, но все внимание зацепилось за его слова.

— Конечно, сэр.

— Итак, — он сделал небольшую паузу, — у меня есть несколько предложений, которые могли бы усовершенствовать то, что имеем, — перед ним открылся блокнот, в котором он вчера делал заметки. — Вы можете с ними ознакомиться.

Чтобы «ознакомиться с содержимым», пришлось вставать и идти к преподавательскому столу под пристальным взглядом профессора. С некой неуверенностью, за которую сама себя корила, она взяла блокнот из его рук и принялась изучать выведенные аккуратным почерком строки. Предложений было немного, но все они опирались на слабые места и их устранение. Если честно, было удивительно видеть такое рвение в совершенно чужом человеке, но это сильно подкупало, прибавляя все больше уважения к нему самому, а ей — стыда. Когда она закончила, он просто забрал блокнот и положил его на стол.

— Я бы хотел, чтобы вы обдумали мои предложения. Возможно, у вас появятся и свои идеи, которые мы можем обсудить. Я уверен, что этим мы только сделаем газету лучше, что, должно быть, важно для вас.

Гермиона кивнула, но так как он на нее не смотрел, то и не заметил этого.

— Еще у меня есть вопросы по поводу сайта. Новости появляются там очень редко. Такое ощущение, что им вообще никто не занимался, и мне было бы интересно пообщаться с тем, кто за него отвечал.

В голове сразу представился этот разговор и вид обозленного Драко, который как раз и занимался сайтом. Придется обрадовать его такой приятной новостью. Но Гермиона отвлеклась, уже пропустила часть речи профессора и смотрела на него несколько непонимающим взглядом.

— Простите, можете повторить?

Осознание совершенной ошибки пришло мгновенно, и она внутренне подготовилась, что сейчас услышит о себе много неприятного. Профессор, как она уже успела заметить, слишком быстро выходил из себя, когда его не слушали.

— Мисс, я думал, что вы будете внимательней относиться к делу.

— Простите, сэр. Этого больше не повторится.

— Надеюсь на это, а теперь продолжим. Я говорил о том, что хотел бы увидеть всех участников, вы же не одна этим занимаетесь?

— Конечно же, нет, — она снова начала раздражаться на пустом месте. Весь этот разговор и ее нелепые ответы бесили неимоверно, словно это была и не она вовсе. И почему каждый раз, оставаясь с профессором наедине, она вела себя так странно?

— Тогда общее собрание устроим послезавтра в редакции сразу после пар. Вы же должны подумать над моими предложениями, завтра мы их обсудим, а теперь можете идти.

Гермиона только и рада была уйти, но у двери вновь задержалась. Ей отчаянно хотелось высказаться, чтобы не видеть этого холодного разочарования.

— Профессор, сегодня утром вы все не так поняли. Мы с Драко просто друзья, — хотелось сказать еще что-нибудь, но ей не дали.

— Мне совершенно неинтересны ваши отношения. Прощайте.

Слова повисли в воздухе, а холод ощущался намного явственней. Гермиона старалась убедить себя, что все это неважно, что слова постороннего человека не должны так западать в душу, но обида лишь разрасталась, а вместе с ней и злоба на свое странное поведение. Неправильное поведение.

* * *

Гермиона буквально вылетела из кабинета и сразу же столкнулась с Гарри и Роном, но, отмахнувшись от них, побежала дальше, стараясь не замечать странных взглядов, которые на нее бросали все, еще не покинувшие институт студенты. Хотелось пойти домой прямо сейчас, но прежде чем выходить на улицу, стоило хоть немного успокоиться и привести чувства в равновесие. Не хотелось признавать, но слова профессора задели ее настолько, что она с трудом сдерживала слезы разочарования в себе самой. Вчерашний успех и зародившееся доверие были перечеркнуты одной нелепой и неправильно понятой ситуацией.

Открывая дверь редакции, она уже начала немного остывать, понимая, что злиться из-за всего этого глупо и совершенно не похоже на нее, но до полного успокоения было еще далеко. Гермиона не удивилась, увидев в редакции Драко, и поняла, что отмахнуться от него будет намного сложнее, чем от Гарри и Рона, потому что он знал больше и понимал ее гораздо лучше. Не говоря ни слова, он подошел к ней и просто обнял, легко поглаживая по спине, и ничего не говорил, но тут и не требовалось слов. Его объятия были такими родными, не несли никакого романтического посыла, он делился с ней дружеской поддержкой, и это давно знакомое чувство понимания переносило Гермиону на несколько лет назад, где Драко так же обнимал, успокаивая, когда она упала с велосипеда и сильно поранила руку. Тогда тоже хотелось плакать, но лишь одно его присутствие помогало быть сильной. В то время все было по-другому, они не скрывали своей дружбы, и все казалось намного проще. Невозможность открыто общаться с Драко из-за выдуманной борьбы между разными факультетами убивала.

Простояв так некоторое время, пока Гермиона не успокоилась окончательно, Драко отпустил ее, придерживая за плечи. Она позволила себе улыбнуться, показывая, что все в порядке, и сама поняла, что действительно так и есть. Гермиона вернулась к своему обычному рациональному состоянию и старалась не думать о том, что с ней было.

— Ты можешь меня отпустить. Со мной уже все хорошо.

— Знаю, но мне очень интересно, что с тобой было. Мне показалось, что ты готова заплакать.

— Наверное, просто много нервничала в последнее время, вот и не справилась с эмоциями.

Драко слегка прищурился, сделав вид, что поверил в отговорку, но также знал, что в ее словах много правды. Было немного неловко видеть этот понимающий взгляд на его лице, который настолько отличался от того, как обычно Драко смотрел на нее при остальных студентах.

— Расскажешь, что от тебя хотел новый профессор?

— Ничего особенного. Это касается газеты, и завтра я должна предоставить свои идеи для ее улучшения, — проговорила она быстро, стараясь, чтобы Драко не услышал в голосе раздражения, но он все же заметил.

— Тебе дали «домашнее задание» и ты так из-за этого расстроилась? Не поверю. Колись, что еще между вами случилось?

Гермиона подняла глаза на Драко и буквально задохнулась от его самодовольства. Вновь вспомнилась вся злость на последние слова профессора, которая требовала выхода, и в этот момент очень хотелось ударить друга, который тоже частично был виноват в ее плохом настроении. Пришлось отойти от него подальше и занять чем-нибудь руки, для чего идеально подошли папки со старыми выпусками, которые накануне изучал профессор Снейп.

— Я попыталась извиниться за то, что случилось утром, а он даже не стал меня слушать, буквально выставив за дверь. Вот я и разозлилась. Доволен?!

— И что такого произошло утром, за что следовало бы извиняться? Я вообще-то тебе помочь пытался, не думаю, что наша дружба должна хоть кого-нибудь касаться.

— Ты не понимаешь, — она снова почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Он оказал мне доверие, которого я теперь могу лишиться из-за того, что он посчитал мое поведение недостойным. Для меня важно, чтобы он ценил то, что я делаю. Он не похож на других преподавателей. Для него смысл жизни в работе, и это просто прекрасно, такая увлеченность… — напряжение все-таки достигло пика и ее голос сорвался, слезы потекли по щекам. В этот момент Гермиона ненавидела себя как никогда сильно.

Драко вновь приобнял ее за плечи, но успокоение не спешило приходить. Наоборот, ее трясло все сильнее и Гермиона чувствовала, как что-то тяжелое покидало ее вместе со слезами.

— Скажи, ты влюбилась в нашего нового профессора? — еле слышный вопрос Драко поразил в самое сердце, моментально прекратив истерику. Она посмотрела на него, удивляясь, как он вообще смог произнести эти слова, желая увидеть насмешку, но он был серьезен.

— Ты снова ничего не понял, — усмехнулась Гермиона и, вытерев слезы тыльной стороной руки, покинула редакцию.

Был ранний вечер, и от холодного ветра закололо мокрые от слез щеки, но она даже не обращала на это внимания, раздумывая над словами Драко и задаваясь лишь одним вопросом: «Неужели он прав?»

Вернувшись домой, отключила телефон и принялась за свое «домашнее задание», вспоминая все то, на что просил обратить внимание профессор Снейп. Здраво порассуждав в спокойной обстановке, Гермиона все же согласилась, что стоило сделать упор на сайт, нежели на печатную газету. Выпуски можно было сделать компактней, новости бы узнавались быстрее, а времени на разработку уходило меньше. Это все было настолько просто, что она корила себя за то, что не додумалась сама до такого простого решения. Видимо, взгляд и правду был слишком замылен, и газета сможет стать лучше с приходом “новой крови”.

Размышления о работе быстро привели в чувства, и Гермиона уже подумывала включить телефон, но находиться в такой, почти обволакивающей тишине было настолько приятно, что она решила продлить это ощущение. Сейчас она была абсолютно собрана и уравновешена, и было дико вспоминать свое состояние еще пару часов назад. Слезы, истерика, непростой разговор с Драко, который окончательно вывел из равновесия, бегство — все это было совершенно ей несвойственно, и теперь было стыдно. Она обязательно разберется со всем этим и объяснит, что всему виной нервы и изматывающее желание вечно все успеть и поскорее, но теперь она — это снова она, и такого больше не повторится. Возможно, еще раз попытается поговорить с профессором Снейпом, если он захочет ее выслушать, но даже если и нет, то ничего страшного не произойдет.

Гермиона подумала о своих отношениях с Драко, и ей в очередной раз стало больно от того, что в стенах института им приходилось скрывать свою дружбу. Дружбу, намного более крепкую и преданную, чем с Гарри и Роном. Ей надоело прятаться, она хотела открыто признаться в том, что их связывало с Драко, даже если от нее отвернулись бы все остальные. Она знала, что Драко понимал ее и согласился бы с ее решением. Минус один повод, чтобы нервничать понапрасну.

С такими мыслями Гермиона включила телефон, но, даже не глядя на пропущенные вызовы и сообщения, направилась спать, решив, что посмотрит их утром. Сейчас ей было слишком хорошо: она чувствовала такую легкость, что хотелось продлить это ощущение как можно дольше. Ложась спать, Гермиона надеялась, что этой ночью ей не будут сниться кошмары.

Том Реддл, профессор философии, был человеком интересным и неординарным. Он очень много знал и мог поддержать разговор на любую тему. Ему было несвойственно отказывать в своем обществе, к тому же он всегда стремился помочь студентам с их проблемами, но, кроме всего прочего, «философ» был еще и руководителем театральной студии, и если этому человеку в голову приходила очередная идея гениальной постановки, то в поисках единомышленников он становился сущим кошмаром. Обаятельный с виду Реддл вмиг превращался в немного нервного маньяка с горящими глазами, крайне увлеченного тем, чтобы воплотить на сцене очередной свой замысел. Так как уже был ноябрь, то очень скоро профессор должен был начать подготовку к рождественским каникулам, а, следовательно, и спектаклям, поэтому многие уже сейчас стали обходить его стороной, чтобы не попасться под горячую руку этому гению.

Гермиона находилась все еще в смешанных чувствах, поэтому не сразу заметила приближение профессора Реддла, а в следующую секунду оказалась ловко поймана за руку и только после этого поняла, что слишком расслабилась и потеряла всю бдительность.

— О, Гермиона! Ты-то мне и нужна! — довольно жизнерадостно сказал он, а тонкие пальцы только сильнее сжались вокруг ее запястья. Бежать уже было бесполезно.

Оставалось лишь глубоко вздохнуть и повернуться к нему. Было совсем неудивительно, что он обратился к ней по имени: в театральной студии он практиковал равные отношения между всеми, что казалось не таким сложным, ведь Реддл выглядел достаточно молодо для своих сорока пяти лет, а из-за своего характера и излишней эмоциональности легко находил общий язык со многими студентами.

В любое другое время она бы с радостью пообщалась с ним, но сейчас хотелось побыть наедине со своими мыслями, а присутствие рядом слишком жизнерадостного человека только раздражало. Но просто так уйти было бы невежливо, и Гермиона решила быстро узнать, в чем дело, и отправиться дальше по своим делам.

— Зачем вы искали меня, профессор Реддл?

— Ну, сколько можно повторять, чтобы ты звала меня просто Том? — на его лице отразилось мученическое выражение, но это было частью игры, с которой начинался каждый их разговор.

— Боюсь, ваша жена не оценит такого обращения со стороны студентки, — и они вместе засмеялись, так как Беллатриса Реддл была поистине уникальной и совсем не ревнивой женщиной, так как и она, и все окружающие знали, что в сердце мужа есть место только для нее, и никто больше не привлекал его, насколько бы дружелюбным он ни был.

— Ладно, сейчас не об этом речь, — отсмеявшись, продолжил Том, сверкнув своими синими глазами. — У меня появилась идея для рождественского вечера.

— Еще один спектакль? И что будем показывать на этот раз?

Глаза Реддла зажглись торжеством, словно он только и ждал этого момента. Не хватало только, чтобы он начал потирать руки, коварно глядя на нее, а то будет готовая иллюстрация для демонстрации исполнения дьявольского замысла.

— Костюмированный бал!

— Но разве это не подходит больше для Хеллоуина? — честно, Гермиона не понимала, что в этом такого необычного, но Реддл как-то немного сник после ее слов.

— Это будет не просто вечер с переодеваниями, а самый настоящий бал: с танцами, костюмами и музыкой, объединённый одной темой и стилистикой, и мне очень хочется, чтобы он прошел на высшем уровне. Для этого я даже организую курсы бальных танцев, чтобы все желающие могли научиться правильно двигаться, а Белла мне в этом поможет. Скажи, ты же поддержишь меня и обеспечишь информационное содействие? — он посмотрел на нее умоляющим взглядом, который просто невозможно было проигнорировать, и Гермиона кивнула, соглашаясь с его затеей. Реддл расплылся в улыбке еще больше и стал совсем походить на довольного жизнью кота. — Тогда зайди ко мне после занятий, и я подробнее расскажу тебе свою идею.

— Хорошо, профессор, — он кивнул, и уже в следующий миг словно испарился в воздухе, отправившись на поиски новой жертвы своей гениальной задумки.

Надо признать, что его идея не была лишена красоты. Она была довольно необычной, казалось, что именно такого мероприятия и не хватало в стенах, где рождается искусство. Было интересно, как отнесутся к его затее студенты и преподаватели, ведь наверняка никто не останется в стороне. Она погрузилась в мечты, и в голове уже играла классическая музыка и возникла картина, где пары в старинных нарядах кружатся в танцах, а над их головами распускаются цветы омелы и остролиста.

Из фантазий Гермиону вырвал резкий рывок в сторону, и, оглядевшись, она узнала небольшой тупик, из которого не было видно остального коридора. Напротив стоял Драко, всем своим видом выражавший крайнюю степень возмущения, и она приготовилась выслушать его гневную отповедь.

— Почему ты не отвечала на звонки, я же места себе не находил от волнения? — его руки на ее плечах дрожали, и Гермиона накрыла их своими, чтобы успокоить. Небольшой отдых помог легче воспринимать тревогу Драко, и хотелось побыстрее помириться с ним, чтобы в будущем не осталось недопонимания.

— Мне просто хотелось побыть наедине со своими мыслями и принять много важных решений. Ты зря волновался, ничего страшного со мной не произошло после нашего разговора, — сказала она, уверенно заглядывая ему в глаза, как бы подтверждая, что со ней все в порядке. Видимо, разговор с профессором Реддлом привел Гермиону в равновесие и немного отвлек от сумбурных мыслей.

— Мне немного стыдно за вчерашние слова, но ты должна понять, что я волновался о своем друге и …

— Кстати, об этом я хотела с тобой поговорить. Я больше не хочу скрывать нашу дружбу. Постоянные переживания о том, чтобы не выдать наши настоящие отношения и все остальное, сильно влияют на меня совсем не в хорошем смысле. В общем, если ты согласен, я бы хотела сбросить с себя этот груз и общаться с тобой, как раньше в школе.

— О, Гермиона, я только за! — и, не сдержав своих чувств, Драко обнял ее и лучезарно улыбнулся. Гермиона тоже улыбнулась, осознав, что действительно стало легче, но затем отстранилась.

— А теперь мне нужно бежать, столько дел образовалось, да еще меня только что поймал профессор Реддл с очередной задумкой.

Он понимающе посмотрел на нее, уже представляя, что и ему, возможно, не избежать встречи с Томом, поэтому уже сейчас готовился ко всему самому худшему.

— Мы же увидимся вечером, чтобы отпраздновать? — почти прошептал Драко, неуверенно улыбаясь.

— Я напишу, как освобожусь. И еще, передай всем, что завтра собрание в редакции. Наш новый куратор хочет со всеми познакомиться.

Драко слегка скривился при этих словах, но все же кивнул, а Гермиона направилась на очередной урок живописи, размышляя, что же на этот раз приготовила для них профессор Трелони.

* * *

После занятий Гермиона, как могла, спешила к профессору Реддлу, но когда потянула ручку двери его кабинета на себя, выяснилось, что она заперта. Она попробовала еще раз, но результат был тот же. На стук так же никто не ответил, и она принялась размышлять, куда мог запропаститься профессор, если сам же назначил встречу.

Время поджимало, и Гермиона больше не могла его ждать, нужно было срочно бежать к профессору Снейпу, чтобы не прослыть совсем уж безответственной в его глазах. Все же назначать встречи на одно время слишком глупо, и утром стоило отказаться от предложения Тома или попросить встретиться в обед. А теперь это привело к тому, что она, не выполнив одного своего обещания, вынуждена бежать на другую встречу с все возрастающим волнением, не зная, как оправдать свой поступок.

Буквально влетев в двери редакционной комнаты, понимая, что это совершенно неприемлемо, Гермиона еще несколько секунд пыталась восстановить дыхание, когда взгляд наткнулся на профессора Реддла, который до ее фееричного появления спокойно общался с профессором Снейпом, а теперь оба смотрели на нее широко раскрытыми глазами. И, возможно, со стороны это показалось бы даже забавным, но Гермионе было совершенно не до смеха, еще и потому, что внутри разгоралось возмущение на одного профессора философии, потому как последний абсолютно забыл о встрече с ним, из-за которой она себе уже места не находила.

— Гермиона, — от звука собственного имени ее словно по лбу щелкнуло, отметив, как недобро посмотрел профессор Снейп, — вы искали меня? Простите, видно я совсем заболтался со своим старым другом и забыл о нашей встрече. Но мы уже закончили. До встречи, Северус!

Том уже почти подошел к ней, чтобы вернуться в свой кабинет, но в этот самый момент профессор Снейп повернулся к ним и голосом, который Гермиона у него еще никогда не слышала (с нотками стали) проговорил:

— Вообще-то, сейчас у нас встреча с мисс Грейнджер, — четко выделив ее фамилию, он продолжил спокойней, — по поводу газеты.

Гермиона совершенно не понимала, что происходит, но чувствовалось, что атмосфера в небольшой комнатке накаляется, и нужно было срочно это остановить. Положение спас, что неудивительно, Реддл, разбавив тяжесть своим неубиваемым оптимизмом.

— Так и мы хотели поговорить о газете, точнее, о том, что Гермиона должна разместить в ней одно объявление.

Снейп сложил руки на груди и оперся на спинку дивана, на котором сидел. Вид его все еще оставался крайне недовольным, как и взгляд, что было совершенно непонятно, ведь еще недавно он был настроен более благодушно.

— И что же это за объявление? Я должен знать, как новый куратор, что размещается в вверенном мне издании.

— Поверить не могу, что через столько лет ты остался все таким же занудой, что был в школе, — сев рядом с ним, посетовал Том, не переставая при этом улыбаться.

Наблюдать за общением этих людей было необычно. Их словно связывала какая-то особая магия, которую нельзя было нарушать, чтобы все не рухнуло, как карточный домик, и Гермиона просто застыла, смотря на них, пока из раздумий ее не вывел голос профессора Снейпа.

— Может, вы уже присядете куда-нибудь, мисс Грейнджер, — на секунду показалось, что он произносит ее имя с какой-то особой издевкой, словно желая вызвать недовольство и привлечь внимание, — и не будете вызывать в нас чувство невоспитанности.

— Да, конечно, — просто ответила она и прошла к своему столу, стараясь не показывать, что уловила в его словах.

— Вот теперь можем нормально поговорить. Что у тебя за идея, Реддл?

Том слегка скривился так же, как в те моменты, когда студенты отказывались называть его по имени, но через секунду в его глазах заполыхал знакомый азартный огонек, и теперь профессора будет уже сложно остановить, пока он не расскажет о своем новом «детище» все.

— Как я уже говорил Гермионе, — Реддл продолжал называть ее по имени, словно не замечал, как при этом по лицу его собеседника пробегала мрачная тень, — я собираюсь организовать настоящий рождественский бал и устроить его по высшему разряду. Для этого даже организую курсы танцев и этикета, чтобы моя затея не провалилась, а объявление в газете привлечет внимание к моей идее, соответственно, и желающих в ней поучаствовать.

— Я тебя понял, но нужно больше конкретики, чтобы правильно подать твою мысль людям.

— Это будет костюмированный бал, а темой вечера станет «Миры Тима Бертона!» Как тебе?

— Тим Бертон? Ты серьезно? Твой бал будет похож на фарс, а не на высокое общество. С такой темой твоя затея провалится, даже не начавшись, ведь никто из студентов не согласится разодеться, как его герои.

В словах профессора чувствовалось такое раздражение и уверенность в собственной правоте, что хотелось опустить его с небес на землю и сказать, что он не прав. Гермиона поначалу тоже отнеслась к этой идее скептически, но только потому, что представляла именно возвышенно-приторное торжество без грамма оригинальности, но сейчас рассматривала ее с позиции студентов и признавала, что это станет глотком свежего воздуха в привычной жизни института, и поэтому с радостью была готова поддержать Тома. В ее голове уже начали проноситься знакомые с детства образы любимых героинь этого режиссера, она невольно примеряла их на себя, и оставалась довольной результатом, поэтому поспешила вмешаться в разговор, высказав, как надеюсь не только свое мнение, но и всех студентов.

— Я считаю, что идея профессора Реддла гениальна, и от лица всех студентов утверждаю, что его затея будет воспринята на «ура».

Ее вмешательство привлекло внимание профессоров, и теперь они оба смотрели на нее: Реддл с благодарностью, а Снейп, словно не верил, что она говорила это всерьез.

— Спасибо, Гермиона, — подлетел к ней Том и, подняв на ноги, принялся кружить ее по комнате. — Мы с Беллой подберем тебе замечательный наряд. Я прямо уже вижу тебя в одном образе. Ты покоришь всех, — наконец, остановившись, отвесил шутливый поклон, — а теперь мне пора удалиться и рассказать все Белле.

Как только они остались одни, Гермиона почувствовала себя крайне неуютно, словно в комнате резко похолодало на несколько десятков градусов. Профессор Снейп продолжал сверлить ее взглядом, пока она пыталась прийти в себя от проявления эмоций со стороны профессора Реддла. Отчего-то закрадывалось чувство, что она в чем-то виновата, хотя совершенно не понимала, в чем. Возможно, так на нее повлиял разговор с Драко, и Гермиона старалась анализировать все, что было связано с рядом сидящим Снейпом. Именно анализировать, а не полагаться на слепые эмоции. И пока все было очень неоднозначно, чтобы делать хоть какие-то выводы. Хотя она могла представить, как может влюбиться в профессора, ведь его обаяние говорило само за себя, но ей вот, наоборот, такое казалось совершенно невозможным, когда внутренний голос кричал: «А так хотелось».

* * *

— Думаю, что сегодня уже поздно о чем-либо говорить, — посмотрев на часы, тихо сказал Снейп. — Мне бы не хотелось задерживать вас дольше, тем более, что ничего нового я вам не скажу, а лишь хотел бы услышать ваше мнение. Вы можете просто сказать, к каким выводам вы пришли, а обсудим уже завтра, когда здесь соберутся все.

— Я согласна со всеми вашими предложениями по улучшению. Видимо, мы и, правда, занимались по старой схеме, раз не смогли сами понять, что именно стоило бы изменить. Уверена, что остальные тоже не будут против нововведений.

— Вы всегда так уверенно говорите за других? За сегодня это уже второе ваше утверждение, где вы говорите не только от своего имени. Вам не кажется это слишком самоуверенным?

— Я во многом понимаю своих друзей и сокурсников, и, в случае, если мое мнение созвучно с их, я позволяю говорить от их лица, но я никогда и никому не навязываю свои мысли и идеи, если другие их не поддерживают.

— Тогда я не могу понять, — он повернулся и теперь смотрел на нее, — как так получилось, что понимая потребности окружающих, вы так плохо справлялись с газетой в последнее время. Настолько, что понадобилось мое вмешательство, дабы указать вам на ваши ошибки?

— Я уже признала, что меня подвела моя самоуверенность и нежелание ломать устоявшиеся традиции. Надеюсь, это будет единственный прокол, в котором вы сможете меня уличить.

Разговор становился все напряженней, что ей совершенно не нравилось. Стоило закончить его побыстрее, чтобы в пылу эмоций не сказать чего-нибудь лишнего или на очередное едкое замечание не ответить откровенной грубостью. Зная свой характер, она могла вытворить и не такое, но продолжала себе повторять, что перед этим человеком стоит держать лицо, и не только потому, что он преподаватель, а из-за того, что вызывал в ней настоящее восхищение, несмотря на характер.

— Все же уже довольно поздно. Если хотите, я могу вас проводить, — он поднялся с дивана и принялся одевать пальто.

— Со всем уважением к вам, не думаю, что провожание студентки до дома будет правильно воспринято остальными. Тем более, меня ждет Драко, и он вполне в состоянии меня проводить.

Заметив, как он нахмурился, у нее в голове бегущей строкой проносилась только одна мысль: «Боже, что я несу!». Еще не хватало вмешать сюда Драко, чтобы профессор потом мог вывалить на него все презрение, которое он сейчас испытывает.

— Мистер Малфой — ваш друг? — он запнулся, но лишь на долю секунды, лишь на полтона изменился его голос, непонятно, из-за чего, а глаза стали совсем безжизненными. Это пугало.

— Я уже говорила вам, что мы просто друзья. Лучшие друзья, и не нужно искать намеков на что-то большее, чего никогда не было и не будет.

С этими словами Гермиона развернулась и чуть ли не бегом помчалась вниз, на первый этаж, где ее действительно ждал Драко, проявлявший временами просто чудеса гиперопеки. Обычно это раздражало, но сейчас хотелось почувствовать себя нужной, чтобы старый друг позаботился обо всех моих проблемах и не задавал лишних вопросов. Возможно, что-то изменится, когда они откроют остальным, как относятся друг к другу на самом деле, зная, что многие не поймут и не примут. И на их мнение было абсолютно плевать, ну, может, кроме Гарри и еще пары людей, главное, чтобы лучший друг всегда был рядом.

Первое декабря, воскресенье. Единственный свободный день за последние две недели, который в круговороте важных и не очень дел показался чуть ли не чудом, но Гермиона совершенно не знала, как его провести. Что-то делать совершенно не хотелось, для чтения тоже не было настроения, а для прогулок не совсем располагала погода. Возможно, впервые с начала учебного года, она была абсолютно полностью предоставлена сама себе и эта свобода не вдохновляла ее, а душила. Промучившись до обеда, пришла к выводу, что если не найдет себе занятия сию же минуту, то до вечера просто сойдет с ума, ненавидя всех и в первую очередь себя, за то, что совершенно не умеет расслабляться и отдыхать.

Бросив очередной взгляд в окно и отметив, что ветер на улице стал лишь сильнее и срывал с деревьев последние листья, она решительно застегнула ворот теплого пальто и быстро вышла за дверь, чтобы не успеть передумать. После нескольких часов безделья, идея с прогулкой под холодным ветром и временами накрапывающим дождем, показалась ей не такой плохой, как утром. Душа, как ни странно, требовала именно этого, и в один момент ее желания перевесили даже здравый смысл, говорящий, что после такой прогулки вполне реально заболеть.

Куда пойти, Гермиона даже не задумывалась. С самого переезда сюда, она облюбовала небольшой парк в нескольких кварталах от своего дома и пыталась выбираться туда при каждой удобной возможности, которых с годами становилось все меньше и меньше. Больше всего в этом парке ей нравилась небольшая площадка с качелями, которая находилась несколько вдалеке от основных дорожек парка и на ней каждый раз создавалось ощущение уединенности от большого шумного города.

Гермиона не могла не понимать, насколько это безумно, но все мысли улетучились из головы, стоило только сесть на качели и начать понемногу раскачиваться. Это просто непередаваемое чувство, когда оказываешься высоко над землей и от ощущений полного полета отделяет только крепкая хватка на мощных цепях, не дающая упасть. Она всегда любила это ощущение, каким бы детским оно не могло показаться. Гермиона еще несколько минут взлетала и опускалась, пока отталкиваться от земли стало совсем уж невозможно, так сильно ее развезло от непрекращающегося дождя. Она остановилась, все так же не открывая глаз и слегка улыбалась, ощущая, как ее душа буквально растворяется в этом моменте счастья, но вдруг ее размышления прервали.

— Не помешаю? — раздался слева от Гермионы знакомый бархатный голос, а прямо над головой капли дождя перестали падать ей на лицо, ударяясь о любезно подставленный зонт. Она нехотя открыла глаза и посмотрела на профессора Снейпа, который оказался рядом со ней каким-то неведомым образом. Взгляд сам собой зацепился за непривычный вид профессора, из-за которого она сначала его не признала. Черная куртка — косуха из тяжелой на вид кожи, джинсы и ботинки на толстой подошве придавали обычно строгому Снейпу немного дикие нотки, и Гермиона почувствовала себя неуютно.

— Конечно же, нет, профессор.

Он сел на соседние качели, но, повернувшись в другую сторону, продолжал держать над ее головой зонт, хотя дождь уже практически прекратился. Гермиона не собиралась смотреть на него, но через пару минут, проведенных в полной тишине, все же повернулась к нему, не прекращая удивляться его виду. Видимо, придется взять ситуацию в свои руки и либо просто уйти, либо завести ничего не значащий разговор. Сидеть в тишине было утомительно.

— Дождь уже закончился, может, стоит убрать зонт? — спросила и сама удивилась, насколько неуверенно и хрипло прозвучал ее голос. Сразу же захотелось замолчать и больше ничего не произносить. Профессор тоже был немного удивлен, но скорее тем, что она завела разговор, а не тем, как звучит ее голос.

— Ваш голос звучит не как обычно, вы заболели?

— Нет, — попыталась отмахнуться от его странного вопроса, но внимательный взгляд черных глаз и требовательно поднятая бровь словно говорили, что ответ был неудовлетворительным. — Не думаю, — поспешила исправиться она.

— Можно узнать, мисс Грейнджер, что вы делаете в парке в такую ужасную погоду?

— Гуляю, профессор, — как можно спокойней ответила та. С недавнего времени мне стало казаться, что профессор старался произносить ее фамилию как можно саркастичнее, что тут же выводило ее из себя. — На самом деле, мне очень нравится такая погода.

— Мне тоже, — ответил профессор, и снова стало немного неловко, даже показалось, что он улыбнулся.

— Вы сегодня сами на себя не похожи, сэр.

— Почему же?

Гермиона задумалась на минуту, чтобы четче сформулировать ответ в своей голове, прежде чем выдать его.

— Ваша одежда и поведение не такие, как обычно, — но увидев, что он нахмурился, поспешила пояснить. — Не подумайте плохо, вы по-прежнему внушаете страх, но выглядите не так строго. Боже, что я несу... Простите!

— Вам совершенно не за что извиняться. Я понял, что вы хотели сказать, и рад, что в любом своем виде нагоняю на окружающих страх.

И тут произошло, пожалуй, самое невероятное, что она видела в жизни. Профессор Снейп улыбнулся, и совсем не саркастично, а вполне искренне.

— Так почему вы так одеты, сэр? — не выдержав вновь установившегося молчания, спросила Гермиона.

— Это эксперимент нашего уважаемого философа.

Синхронно раздавшийся тяжелый вздох дал понять, что профессор Реддл не только студентов вынуждал спасаться бегством в периоды своего приподнятого настроения. Ей даже стало жаль профессора, вспоминая, сколько раз сама была на его месте.

— Думаю, что мне пора возвращаться домой.

— Я могу вас проводить. Нам все равно по пути.

— Спасибо, профессор.

Гермиона направилась к выходу из парка, выбирая более короткий путь к своему дому. Профессор шел рядом и, видимо, о чем-то сосредоточенно думал, погрузившись в свои мысли, и молчал. Хотелось сказать ему что-нибудь, пусть они уже и поговорили больше, чем за последнюю неделю. Почему-то сейчас не ощущалось той нервозности, что в институте, но все равно было немного не по себе.

— Что вы думаете о бале? — не выдержав, все же спросила Гермиона.

— Очередная безумная затея Реддла. Не думаю, что будет такой успех, которого он ожидает.

— Надеюсь, что вы ошибетесь в своих прогнозах, иначе все мои усилия и занятия ничего не будут стоить.

Профессор посмотрел на нее немного сурово, словно она сказала глупость, но потом смягчился и вновь пошел по дорожке:

— Занятия, в которые вкладывают усилия, не могут быть напрасными, — сказал он ей, стоило вновь с ним поравняться. — Они уже сами по себе несут некий опыт. Вы в любом случае выиграете, даже если ничего не получится.

— Спасибо, профессор. Вы меня немного успокоили.

* * *

— Вы живете где-то рядом? — задала Гермиона вопрос, как только они вышли из парка. Погода успела немного улучшиться, ветер с дождем стих и можно было спокойно говорить, идя рядом.

— Почему вы так решили, мисс Грейнджер?

— Вы уже второй раз провожаете меня до дома. Может, это просто вежливость, но люди редко так поступают, если живут достаточно далеко и не имеют в запасе свободного времени.

— Что ж, вы правы, я действительно живу в этом районе, но не думаю, что «жить» — верное слово для моей ситуации.

Ответ показался ей несколько зловещим и от этого более таинственным. Видя, что она не совсем понимает, о чем он говорит, профессор сказал лишь два слова, но зато каких:

— Королевский Дом.

Она замерла так резко, что даже дыхание перехватило, и во все глаза уставилась (другого слова и не подобрать) на профессора Снейпа, а рука сама собой вцепилась в его предплечье. Гермиона была очень шокирована его ответом.

— Вы… Вы живете в доме с привидениями?! — от нахлынувших чувств она не могла связно говорить и начала заикаться, все еще не восстановив дыхание, а профессор оставался таким невозмутимо спокойным, что оставалось только позавидовать.

Они простояли так минуту или больше, время для нее словно перестало существовать. Гермиона все еще находилась во власти собственных мыслей и чувств и, только вынырнув из них, обратила внимание, что все так же держится за руку профессора, а он даже и не подумал ее убрать. Сразу стало как-то стыдно за свой срыв, но не получалось думать о Королевском Доме спокойно, даже сейчас по коже словно пробегали электрические искорки.

Этот Дом — самое старое здание нашего города, а возможно, и всей страны, которое сохранилось настолько хорошо, будто было построено в прошлом веке, а не полтысячелетия назад. О нем ходит множество легенд, но никто не знает, что на самом деле скрывает за своими стенами Королевский Дом. Вот уже больше ста лет никто не переступал его порог, даже представители власти, так как Дом является частной собственностью, и попасть туда могут лишь члены семьи, а вот так услышать, что в нем кто-то живет — просто невероятно!

Она слышала рассказы об этом Доме с самого детства и мечтала в него попасть, но все попытки терпели неудачу. Гермионе хотелось изучить его историю и просто побродить по нему, впитать в себя его дух. Это было самое заветное желание, настолько сильное, что если бы оно исполнилось, то она бы больше ничего не смогла бы пожелать. Она бы была безмерно счастлива!

Даже в Хогвартс Гермиона поступила только из-за того, что рядом располагалась ее заветная мечта, и можно было иногда приходить и любоваться этим мрачным и загадочным зданием, когда нужно было принять верное решение. Энергетика этого Дома, даже скрытого ото всех высокой оградой, невероятно ее успокаивала.

Очевидно, она так ушла в себя, что совсем не слышала, как ее уже некоторое время звал профессор. Только когда он обхватил свободной рукой ее плечо и немного встряхнул, Гермиона смогла перевести на него все еще затуманенный взгляд, но уже четко слышала его настойчивый и, как показалось, беспокойный голос.

— Мисс Грейнджер, с вами все в порядке?

— Да, профессор, — ответила она тихо и попыталась отстраниться, но профессор не позволил сделать ей и шага, продолжая ненавязчиво прижимать к себе. — Вы уже можете отпустить меня.

— Не думаю, что в вашем состоянии вы сможете удержаться на ногах, мисс Грейнджер!

И снова он произнес ее имя с усмешкой, что разом привело Гермиону в чувство.

— Со мной уже все в порядке, так что прошу меня отпустить.

Руки профессора в тот же миг отпустили меня и, убрав их за спину, он чопорно-театрально поклонился и еще более едко произнес:

— Как скажете, мисс! — и пошел дальше, даже не оглянувшись.

Вся эта ситуация была такой неправильной, что ей сразу стало стыдно за то, что она так категорично высказалась, но его слова и прикосновения так взволновали, что Гермиона не могла ему позволить увидеть это. Постояв немного и понаблюдав за его удаляющимся темным силуэтом, она не выдержала и побежала за ним.

— Профессор! Профессор, простите меня! — начала Гермиона, преграждая ему путь. — Я не должна была так грубо разговаривать с вами!

Он только смерил ее внимательным взглядом и, кинув приглушенное: «Забудем», попытался обойти ее, но теперь она не собиралась так просто его отпускать.

— Может, в качестве извинения, вы согласитесь выпить со мной чаю?

— Уже довольно поздно для чая, не находите? — и при этих словах левая бровь профессора саркастично изогнулась.

— Тогда, может, какао? — даже не глядя на часы, предложила Гермиона.

Она почувствовала какой-то азарт и сама не понимала, почему так настойчиво пыталась затащить этого мрачного человека в гости, но не собиралась останавливаться и, наверно, это отразилось в ее взгляде, так как профессор через несколько секунд сдался с протяжным вздохом:

— На какао я, пожалуй, согласен, — с ничего не выражающим лицом, будто делая ей немыслимое одолжение, проговорил он.

Но Гермиона уже не замечала всех этих выражений и взглядов. Ей словно стало легче дышать, когда профессор наконец согласился на ее позднее приглашение и все казалось невероятно правильным.

* * *

Оказавшись в квартире, Гермиона, не включая света, поспешно задернула тяжелые шторы на окнах и только после этого щелкнула выключателем. Комната сразу же озарилась ярко-желтым светом, и она оказалась под непонимающим взглядом темных глаз профессора Снейпа.

— Пожалуй, нужно объяснить такое странное поведение.

— Было бы неплохо, — сказал он, снимая свою куртку и вешая в прихожей.

— Это чтобы Драко не узнал, что я уже дома, — несколько неуверенно проговорила она.

— Драко?

— Да, он живет напротив и часто следит, во сколько я возвращаюсь домой. Иногда приходиться принимать против него такие меры, чтобы потом избежать лекции о том, как опасно девушке одной ходить поздно по улице.

— Не очень хорошо у него получается вас образумить.

— Как видите, — она позволила себе улыбнуться.

Видеть на своей кухне профессора Снейпа, который был одет в тонкий черный свитер, было несколько необычно и будто происходило с кем-то другим. Он разглядывал шкаф с книгами, который был у нее даже на кухне, пока она готовила обещанное какао, и ее застал врасплох его вопрос:

— Как так получилось, что вы с Драко живете напротив?

— Мы с ним дружим с самого детства, практически никогда не расставались надолго и когда вместе поступили в Хогвартс, родители сделали нам такой подарок, чтобы мы и здесь никогда не разлучались.

— Вы были рады такому подарку?

Гермиона задумалась:

— Сначала, конечно, очень обрадовалась, но потом, — вздох, — понимаете, Драко часто ведет себя как старший брат и иногда это немного раздражает.

— У меня нет ни братьев, ни сестер, но думаю, я могу понять, что вы чувствуете, — профессор слегка усмехнулся и от этого его лицо стало выглядеть чуточку теплее.

Она поставила перед ним большую чашку с изображением какого-то мультяшного героя, которую на прошлое Рождество ей подарил Невил. Профессор на это только странно фыркнул, но какао все равно попробовал.

— М-м-м… Вкусно!

— Спасибо.

— Не думал, что вы увлекаетесь комиксами.

— Я и не увлекаюсь. Это подарок от Невила. Я даже не знаю, кто здесь изображен.

Профессор кивнул, и казалось, погрузился в свои мысли, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза. Гермиона не собиралась разглядывать его, но взгляд то и дело останавливался на нем. Профессор выглядел так непривычно расслабленным, а теплый свет так падал на его лицо, что визуально заострял скулы, которые так и хотелось зарисовать, но тут Снейп открыл глаза, и магия момента исчезла.

— Так вы мне расскажете, почему у вас была такая странная реакция, когда вы услышали о моем доме?

— Не было никакой особой реакции, — она попыталась уйти от ответа и не смотреть ему в глаза.

— Вы буквально застыли и выглядели так, словно перед вами открылись врата ада, и черти уже готовы вас туда затащить.

Такое сравнение показалось Гермионе очень необычным, особенно, произнесенное человеком, от которого подобных метафор совершенно не ожидаешь.

— Вы верите в ад?

— Нет, но это не значит, что я не могу представить такой ситуации, — было сказано со всей серьезностью, а она ощутила облегчение от его ответа.

— На самом деле, все не так мрачно, как вам показалось, профессор. Я просто была ошеломлена известием, что в этом доме кто-то живет, ведь он пустовал очень много лет. Если честно, я уже давно мечтаю попасть в этот дом.

— И насколько давно? — на мгновение показалось, что его голос дрожит, но ощущение быстро ушло.

— Думаю, столько, сколько я себя помню.

Сказав это, Гермиона опустила взгляд на свои пальцы, которые все еще сжимали чашку с остатками какао, и не видела, с каким удивлением посмотрел на нее профессор. Было немного неловко признаваться в своем заветном желании практически незнакомому человеку, но слова уже были сказаны.

Тихий звук опустившейся на стол чашки выдернул Гермиону из размышлений и она посмотрела на профессора, который тоже смотрел на нее.

— Думаю, мне пора. Спасибо за какао.

Не оборачиваясь, он направился к прихожей и уже был одет, когда она появилась из кухни, чтобы проводить его.

— Было приятно с вами поговорить, профессор, — он только кивнул, и она закрыла за ним дверь.

Вздохнув, Гермиона села прямо на пол. Не было сил дойти даже до кресла. Ей все время казалось, что в глазах профессора она увидела разочарование, когда он уходил. Так не хотелось оказаться правой. Подумаешь, рассказала о своей мечте, возможно, единственному человеку, который может ее исполнить. Не стоит волноваться, что теперь он может посмеяться над этим, хотя не думается, что профессор из таких людей, которые смеются над теми, кто открывает им душу.

Очередной тяжёлый вздох оборвала трель телефона. Звонил Драко, и взгляд сам собой упал на часы, которые показывали девять вечера. Уверенная, что Драко не успокоится, пока не поговорит с ней, и лучше сделать это по телефону, чем лично, она ответила на звонок.

— Гермиона, — раздался в трубке громкий голос, — почему из твоего дома только что вышел профессор Снейп?

"Черт", — только и успела подумать она. Нужно было срочно придумать правдоподобное оправдание, но как всегда ничего путного в голову не приходило.

— Я пригласила его выпить какао, — выпалила Гермиона, только потом осознав, что сказала правду.

— В девять вечера? Немного странное время для какао.

— Когда я его приглашала, было не так поздно. Мы пересеклись на улице, а сегодня такая мерзкая погода, что как-то само вырвалось, — начала она оправдываться, хотя ничего плохого не сделала.

— Надеюсь, вы только какао пили? — спросил Драко строго, но уже гораздо спокойнее.

— Мы ещё и разговаривали. Пить какао в тишине немного странно, не находишь?

— Хорошо, но мне все равно это не нравится. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Драко! — сказала Гермиона и отключилась. Иногда ей не нравилось, что друг ведет себя как старший брат, опекая и ревнуя ко всему на свете, но сегодня это было даже забавно. День определенно заканчивался интересней, чем начинался, а завтра снова занятия, заботы и подготовка к балу.

После того внезапного вечера за какао, время, словно давшее небольшую передышку, понеслось стремительно, увлекая в свой водоворот.

Несмотря на приближающееся торжество и праздники, экзамены никто не отменял и теперь все трудились, не зная сна и отдыха, чтобы все успеть. У графиков, также как и у художников, все сводилось к просмотру всех работ с начала года, которые оформлялись в виде небольшой выставки в одном из предназначенных для этого классах. Гермиона не сильно волновалась по поводу предстоящего просмотра. Она уже давно оформила все работы в аккуратные рамы и продумала их размещение, чтобы добиться нужного восприятия. В каждой работе прослеживался общий стиль, в котором легко узнавалась Гермиона, но последнее задание выбило ее из привычной колеи.

Администрация решила всех перемешать и поставить их работать в парах, причем это распространялось на все факультеты, кроме, пожалуй, ландшафтников и архитекторов, которые вообще мало пересекались с другими, и результат такой совместной работы мог быть непредсказуем. Работа в паре, как объяснили, все равно оставалась индивидуальной для каждого студента и была направлена на то, чтобы понять другого человека, выйдя за привычные рамки своей работы. По все тем же словам преподавателей, это должно было подготовить их к работе после окончания учебы, когда придется воплощать в жизнь чужие идеи с чужим же видением.

За две недели до экзамена вывесили списки пар, хотя не все остались довольны таким решением, но понимали, что жаловаться бесполезно, впрочем, возмущаться тоже. Без этой работы не будут оцениваться и остальные. Возможно, это было несправедливо, особенно смотря на пару Малфоя и Поттера, которые на дух друг друга не переваривали. Кто-то, в таком якобы «случайном» решении, видел попытку примирения парней, из-за противостояния которых нередко страдали и окружающие.

Гермиона постаралась забыть сцену, что развернулась в коридоре, когда два ее близких друга узнали, что их поставили в пару. Взаимные оскорбления переросли в драку, а когда она попыталась их остановить, то ее с силой сбили с ног, но упасть она так и не успела. Гермиону поддержал подоспевший на шум профессор Снейп, который и прекратил, в конце концов, драку, но по горящим глазам Драко и Гарри было понятно, что парни так и не успокоились.

Сама же Гермиона своей парой оказалась довольна, но немного озадачена. С Луной Лавгуд она до этого только виделась в коридорах и не могла сказать о девушке что-то однозначное. Луна (со своими длинными белоснежными волосами и мечтательным взглядом голубых глаз) казалась настолько нереальной, что выделялась даже среди всех творческих фриков, которые наполняли Хогвартс. Они были друг для друга как представители слишком далеких миров, но общий язык нашли на удивление быстро и стали больше, чем просто напарники по проекту, но и подругами.

А вот у Гарри и Драко дела совсем не складывались, парни постоянно были злы на весь свет, но все равно старались работать, как бы странно это не звучало. Оба понимали, что иначе только себе сделают хуже. Но даже это понимание не смогло избавить их от желания время от времени помахать кулаками, если их не успевали развести по разным углам. И вокруг всем становилось понятно, что их насильственное сближение только ухудшило отношения между этими двумя.

Все передохнули только тогда, когда последняя работа была просмотрена и оценена, и все теперь могли посвятить все свое время предстоящему балу и своему образу. Смотря на довольного и больше обычного взволнованного профессора Реддла, все тоже начинали немного переживать, предвкушая. Сама же Гермиона нисколько не переживала по поводу своего наряда, ведь все заботы о нем взяла на себя сама миссис Реддл, которая по совместительству была родной тетей Драко, а она уже давно поняла, что лучше довериться вкусу и фантазии этой женщины, чем пытаться что-то сделать самой со своей внешностью.

* * *

Утро воскресенья пошло совсем не по плану Гермионы, хотя она ожидала нечто подобное, но только не в такую рань. Было одиннадцать часов, когда ее резко поднял настойчивый звонок в дверь, не прекращался до тех пор, пока она не открыла. На пороге, что совсем неудивительно, стояла Беллатриса Реддл или просто Белла, нагруженная таким количеством пакетов, что ее сложно было за ними разглядеть.

— Может, ты меня уже впустишь, а то руки сейчас просто отвалятся?

— Да, конечно, — поспешила отойти в сторону, пропуская ту в квартиру. — Я не ждала тебя так рано.

— Это не рано, а уже поздно. У нас ещё столько дел, а времени на все практически нет. И сколько раз мне повторять, чтобы ты звала меня тётушкой?

— Столько же раз, сколько я буду повторять, что мы с Драко только друзья и никогда не будем вместе?

Этот спор продолжался уже несколько лет и сейчас стал больше традицией, чем и правда чем-то серьезным. Когда-то Белла действительно мечтала, что они с Драко рано или поздно осознают, что их дружба совсем не то, и на самом деле они любят друг друга и будут вместе до конца жизни. Но ее коварные замыслы так и остались мечтами, а они с Драко продолжают быть пусть и лучшими, но просто друзьями.

— Да я уже давно с этим смирилась, — несколько театрально вздохнула Белла. — Тем более я думаю, у меня появится для этого более подходящая кандидатура, и Драко, наконец, познакомит меня со своей девушкой.

— У Драко появилась девушка?!

От этого известия Гермиона чуть не выронила стакан с водой, который протягивала Белле. Она была просто в шоке и не могла до конца поверить, что это правда. В ней боролись радость за друга, почти брата, и злость на него же, за то, что она до сих пор об этом ничего не знала. Белла, казалось, понимала ее в этот момент и улыбалась успокаивающе.

— Значит, тебе он тоже ничего не сказал, а я уже была готова обидеться, что про меня все забыли. Не злись сильно на Драко, даже Нарцисса узнала только вчера, но я уверена, что сегодня он нас всех познакомит на балу. Жду не дождусь!

— Белла, я не собираюсь злиться на него, но от серьезного разговора ему не отвертеться.

Глаза миссис Реддл загорелись веселым огнем, она тоже уже предвкушала, как будет расспрашивать Драко обо всем, а еще щекотать. Драко очень боялся щекотки и Белла пользовалась этим всегда, когда племянник от нее что-то скрывал, и неважно, что он давно не ребенок.

— У нас совсем нет времени отвлекаться, поэтому ты отправляешься в душ, а я готовлю легкий завтрак и после начнем делать из тебя красавицу.

— Отличный план, — сказала Гермиона, обнимая Беллу и быстро отправляясь в сторону ванны, чтобы не испытывать терпения «тетушки».

Через почти час, потому что выйди она раньше и Белла бы загнала ее обратно, аргументируя это недостаточным временем для придания «человеческого вида», закутавшись в теплый махровый халат и в тапочках с кроликами, Гермиона была готова предстать на своеобразный суд. С кухни аппетитно доносился запах фирменных блинчиков Беллы и зеленого чая с мятой и утро сразу показалось самым чудесным за последний месяц.

— Присаживайся скорей и я тебе поведаю о сегодняшнем вечере, — с предвкушающей улыбкой начала Белла. — Для начала, ты весь вечер будешь звать меня тетушкой, потому что, когда ты увидишь, что я для тебя приготовила, то ты просто потеряешь дар речи. На время, а еще мне будет это очень приятно.

— Хорошо, тетушка Белла! — и та счастливо улыбнулась.

— Во-вторых, я прошу мне сегодня помочь. Предполагаются не только танцы, но и конкурсы. Том просто не смог удержаться от этого, но ничего сложного и, конечно, я расскажу, что делать. И последнее, я попросила кое-кого быть твоим партнером на вечер, ведь это все-таки бал и мои уроки танцев не должны пропасть даром. И никаких возмущений, — пригрозила она, увидев ее реакцию, — многие будут в парных костюмах и ты с твоим партнером тоже, так что это будет выглядеть вполне гармонично. И он не так ужасен, как ты уже успела подумать. Вечером увидишь.

На этом можно было легко закрывать тему, ведь Белла точно больше ничего не скажет и действительно не потерпит возражений, поэтому Гермиона просто смирилась. В любом случае, это ведь не означало, что она должна весь вечер танцевать только с одним человеком только из-за костюма, но пара танцев все же небольшая плата за то, чтобы Белла была довольна.

— Раз ты уже позавтракала, пойдем, я покажу тебе твой наряд. Только, давай, ты закроешь глаза!

Прежде чем закрыть глаза, Гермиона одарила ее крайне недоверчивым взглядом, на что та не обратила никакого внимания, поглощенная другими мыслями. До комнаты было всего пару шагов, которые легко пройти закрытыми глазами и без поддержки, но Белла все равно приобняла ее одной рукой, а второй прикрыла глаза от подглядывания.

— Все, теперь можешь открывать! — торжественно провозгласила она, остановившись возле кровати.

Открыв глаза и взглянув перед собой, Гермиона замерла. На кровати лежало чудесное золотое платье, украшенное кружевом и шнуровкой, белые перчатки и расшитый розами теплый плащ с глубоким капюшоном. Было сложно не узнать из какого фильма Тима Бертона взят этот образ. Сегодня она преобразится в Катрину Ван Тассел из «Сонной лощины», и руки от предвкушения немного задрожали. Это был один из ее любимых фильмов и одно из любимых платьев, и от того, что Белла выбрала для нее именно этот образ, хотелось ее обнять и не прекращать говорить спасибо, но вместо этого, Гермиона смогла выдохнуть лишь одно слово:

— Тетушка… — и все же ее обняла.

— Я рада, что оно тебе понравилось, — та, казалось, тоже была на грани того, чтобы расплакаться.

— Оно чудесно! Как ты узнала, что я всегда мечтала примерить такое платье?

— Сказала бы, что все это моя чудесная интуиция, но на самом деле, спросила у Драко. Он, оказывается, все прекрасно слышит и запоминает, даже когда ты думаешь обратное. Но это еще не все подарки, — она протянула небольшую коробку, — это от Нарциссы. Ручная работа, так же как и платье.

Казалось, что изумиться сильнее просто нет сил, но как же Гермиона ошиблась, лишь заглянув внутрь. На бархатной подложке лежал прозрачный бежевый корсет, весь расшитый золотыми и серебряными нитями. Он казался настолько невесомым, что к нему даже было страшно прикоснуться. Это был слишком дорогой подарок, мама Драко наверняка потратила на него пару недель своей жизни, чтобы получилась такая красота, и от осознания этого по щекам все же потекли несдерживаемые больше слезы.

— Ну-ну, дорогая, не плачь! Мы тебя расстроили?

— Чувствую себя Золушкой! Ваши подарки настолько красивые, что мне страшно принимать их.

— Не стоит, ты же знаешь, что мы с Нарси любим тебя и давно считаем частью нашей семьи, даже без всех этих глупостей о женитьбе на Драко, поэтому не стоит удивляться, что мы готовы посвятить немного своего времени, чтобы создать действительно что-то важное и красивое для тебя. Ты лучше подумай о том, как сейчас будем надевать на тебя всю эту красоту и сможешь ли ты после этого дышать!

После слов Беллы и правда стало легче, она всегда могла лишь парой слов привести в чувство, и Гермиона была ей за это благодарна. Теперь стоило привести мысли в порядок и приготовиться к тому, что для нее это и правда будет настоящий бал, даже корсет имелся, и партнер, имя которого она еще не знала, и добрая «тетушка», которая еще и близкая подруга. Этот вечер просто обязан быть чудесным!

— А теперь нам действительно пора одеваться!

* * *

Оказывается, наряд включал в себя не только корсет и платье, но и чулки, и даже нижнюю юбку с панталонами, так что когда все это одели, Гермиона чувствовала себя переместившейся во времени. Белла совсем не шутила про невозможность нормально дышать, даже учитывая то, что для начала она затянула ее в корсет довольно слабо, чтобы она немного привыкла. Пока Белла переодевалась в свой наряд миссис Ловетт из «Суини Тодда», Гермиона училась двигаться изящно, когда тело несколько скованно, и даже немного поняла, как делать это правильно. После такого привыкания, она прониклась к Белле еще большим уважением, ведь та ходила в корсетах каждый день по нескольку часов и не только потому, что являлась театральной актрисой, но и еще по своему личному убеждению. Может, если Гермиона и переживет сегодняшний вечер и ей понравиться, то она тоже обратится в ее религию.

С прической не возникло особых проблем: у Катрины в фильме она была довольно простой, опускаясь на спину легкими локонами. К трем часам дня они были практически готовы, потому что Гермиона до сих пор ходила практически в нижнем белье: то есть в панталонах, чулках и корсете. Перед тем как наступила очередь платья, Белла туже затянула корсет, и ощущение невозможности вдохнуть вновь вернулось. Даже так платье сидело достаточно плотно и она стала сомневаться, что вообще бы в него влезла без дополнительной помощи. Но сразу поняла, что все это того стоило, только посмотрев зеркало и увидев свое отражение и не узнавая себя.

Ровно в четыре часа на улице под окнами остановился лимузин, из которого показался Люциус Малфой, на что Белла, лишь скривившись, фыркнула:

— Лимузин, как банально, ведь просила же найти карету!

— Думаю, что это было бы уже слишком, тетушка.

— Возможно, ты и права, мы бы вряд ли в нее все поместились. А вот и Нарцисса выходит, значит, и нам пора.

Накинув богато украшенные теплые плащи и в последний раз проверив, что ничего не забыли, Гермиона с Беллой вышли из квартиры и направились к лифту. Она чувствовала себя очень необычно, стараясь подражать Белле в ее величественной спокойной походке, но почему-то сбивалась на каждом шагу. И не могла даже самой себе объяснить, почему так нервничала. Из-за бала или того, что скоро познакомится с девушкой Драко, а может, потому, что боялась сделать в этом платье лишнее движение, чтобы с ним ничего не случилось. Слишком много мыслей в голове.

На улице было холодно, но не настолько, чтобы сразу же развернуться и побежать в тепло квартиры. Может, так воспринималось из-за того, что в плащах было комфортней переносить холод или общего количества одетых вещей, но погода воспринималась не так, как обычно.

Люциус выглядел настоящим франтом в своем длинном камзоле и тростью, впрочем, его образ мало отличался от повседневного. И уж точно он не изображал какого-то персонажа из фильма, а просто соответствовал общей атмосфере, в отличие от Нарциссы, которая была ее «киношной» мачехой, что угадывалось по подолу черно-серебристого платья, выглядывающего из-под переливающегося плаща.

Подойдя к ним, Люциус склонил голову в поклоне, никогда не отличаясь многословностью, а вот Нарцисса заключила ее в довольно крепкие объятия:

— Гермиона, я так соскучилась по тебе, надеюсь, тебе понравился мой подарок?

— Он невероятен! Спасибо!

— Драко спустится через минуту с одной очень очаровательной девушкой. Она мне очень понравилась!

В тот же момент, словно подслушивая под дверями, из соседнего дома вышел Драко, но его было почти не узнать в элегантном фраке и прямых брюках в мелкую полоску. Особое внимание привлекали его волосы, которые отчего-то были черными, и Нарцисса, перехватив взгляд, поспешила успокоить, что к завтрашнему дню краска сотрется, не оставив и следа. Рядом с Драко шла девушка в белом пальто в пол, под которым виднелось кружевное платье, и почему-то в фате с длинными голубыми волосами. Она была на голову ниже Драко и казалась очень знакомой, но разглядеть ее лицо Гермиона смогла только тогда, когда они подошли вплотную.

— Луна?

Та улыбнулась и откинула фату назад, загадочно и весело улыбаясь. Это действительно была она, хотя и выглядела несколько необычно со слегка голубоватой кожей, но подруге все это удивительно шло и, казалось, лишь дополняло ее природную необычность.

— Прости, Гермиона, что мы не сказали тебе раньше. Надеюсь, ты не обижаешься на нас с Драко? — певуче произнесла она.

— Я за вас только рада, честно!

— Спасибо, Гермиона, — Драко казался таким расслабленным, словно с него слетел тяжёлый груз тайны и, конечно же, он был невероятно счастлив.

— Если мы не поедем прямо сейчас, то либо замёрзнем, либо опоздаем, — нетерпеливо произнес Люциус, которому уже надоело стоять посреди улицы и ничего не делать. Никому не хотелось раздражать его ещё сильнее, поэтому все поспешили залезть в машину.

Дорога ожидалась совсем недолгой, поэтому и никакого связного разговора не получилось. Время для общения будет предостаточно на балу, но приятно было наблюдать, как Драко внимателен к Луне, отчего их пара казалась очень естественной и гармоничной. Наблюдая за ними, Гермиона думала о своем партнёре, о котором совершенно ничего не знала и мучилась ожиданием, строя самые невероятные теории. Конечно, она не думала, что Белла приведет кого-то, кто и двух слов связать не сможет, доверяя ей и ее интуиции, но все равно было страшно.

Так, незаметно для самих себя, они приехали к месту назначения. Хогвартс выглядел невероятно, сверкая огнями на деревьях и фасаде, словно его атаковали тысячи светящихся фей. Люциус галантно помог Белле и Нарциссе выбраться из лимузина и, подхватив их под руки, направился к главному входу, не дожидаясь их. Драко повторил действия отца, и вот уже они с Луной, окружив его с двух сторон, ловили на себе внимательные взгляды стоящих неподалеку студентов.

Как только они прошли через высокие двери главного входа, их встретил швейцар и предложил проводить до главного зала и прилегающей к нему гардеробной. В замке, несмотря на то, что было значительно теплее, чем обычно, все равно было немного прохладно, и Гермиона с Луной, как и остальные, не спешили расставаться с тёплыми плащами.

В холле начали собираться студенты и было видно, что они постарались ради этого бала, многие костюмы угадывались с полувзгляда и выглядели очень креативно. Когда до предполагаемого начала осталось минут десять, появились Гарри с Джини и Рон с Лавандой. Гермиона сразу перевела настороженный взгляд на Драко, но он был совершенно спокоен и даже вежливо поздоровался, когда компания подошла ближе. Неизвестно, повлияла на него так успешно законченная совместная работа или сжимающая его руку Луна, но таким спокойным в присутствии Гарри Драко давно не был.

— Шикарно выглядишь, Гарри. Дай угадаю, кто ты, — начала его поддразнивать Гермиона, — Джек-повелитель тыкв, верно?

— Признайся, это было просто, Гермиона, тем более не узнать Салли в Джинни довольно сложно. А Рон, вообще, Безумный шляпник! Мы решили не изобретать велосипед и примерить образы, не слишком выходящие за рамки собственной внешности. И ты тоже выглядишь невероятно! Ты хоть можешь дышать в этом платье?

— С трудом, если честно, но на что не пойдешь ради танца с прекрасным партнёром.

— И где он, твой партнёр?

— Я с ним ещё не познакомилась!

Дружный смех, казалось, разнёсся по всему небольшому помещению, гулко отражаясь от стен, и именно в этот момент мимо нас прошли профессора Реддл и Снейп. Последний выглядел даже более хмуро, чем обычно, и явно был на кого-то зол. Профессора и присоединившаяся к ним Белла, остановились у дверей главного зала и замерли в ожидании, когда раздался громкий стук каблуков.

Все оглянулись и обратили внимание на единственную женщину, которая решалась носить высоченные шпильки в этом каменном царстве — заместителя директора Хогвартса и талантливого и строгого куратора избранной группы архитекторов Минерву МакГонагалл!

Ее наряд поражал всякое воображение, даже в сравнении с ее обычным стилем ретро, смешанного с БДСМ. Лакированные шпильки, облегающие кожаные брюки, словно прошитые неровными стежками, и то ли плащ, то ли накидка — тоже из кожи с длинными рукавами и глубоким декольте, не оставляющим полета фантазии и развевающимися до пола фалдами. На голове, дополняя образ женщины-кошки, поблескивали аккуратные ушки, а верхняя половина лица была скрыта жёстким кружевом. За спиной мисс МакГонагалл неизменной тенью шел Виктор Крам в черном военном мундире, самый лучший студент среди архитекторов, на которого у Минервы были большие планы. Многие в Хогварте поговаривали, что у этих двоих роман, но так как Крам был даже старше основной массы студентов и обучался практически индивидуально, то всем было абсолютно все равно до его личной жизни, тем более заместительница директора была вполне эффектной и достаточно молодой женщиной.

Она остановилась, внимательно оглядела всех и, произнеся слова приветствия и пожелания приятного вечера, распахнула тяжёлые двери. Бал официально начался!

* * *

Большой зал утопал в мрачной роскоши и в первые несколько секунд все замирали и осматривались по сторонам с изумлением на лицах. Шахматный мраморный пол, обычно скрытый слоем пыли из-за редкой уборки, теперь сверкал так, что в нем легко было разглядеть свое отражение. У стен стояли небольшие столики, освобождая достаточно места в центре для танцев. На каждом из них вместо обычных светильников стояли канделябры на три свечи, а напротив входа у больших арочных окон задернутых темно-фиолетовым занавесом расположилась сцена.

Как только все разместились за столиками, на сцену с единственным микрофоном, какие часто показывают в старых фильмах, вышел Том Реддл и постучал пальцем, ожидая, когда на него обратят внимание. Гермиона сидела почти у самой сцены за столиком вместе с Драко и Луной, и, скинув плащ, готовилась слушать речь Тома, когда к ней подошла неизвестно откуда появившаяся Белла и, что-то быстро зашептав на ухо, повела ее к импровизированным кулисам у сцены. Из мешанины еле слышимых слов, Гермиона смогла разобрать только то, что Белла с Томом будут открывать бал, а потому она хотела побыстрее представить ей партнера, чтобы их пара составила им компанию. Гермиона не сопротивлялась, помня о своем обещании самой себе, но и слишком большой радости не испытывала, а между тем по залу разнесся голос Реддла:

— Я так рад приветствовать вас здесь на этом балу и очень благодарен, что с вашей помощью моя мечта стала реальностью! Столько красивых костюмов и счастливых лиц! Веселитесь, отдыхайте и готовьтесь к конкурсам, а теперь, позвольте Суини Тодду пригласить на танец свою миссис Ловетт!

Пока он говорил, за его спиной на сцену выходили и занимали свои места музыканты, одетые, как и все присутствующие в немного мрачно-театральной манере. Понять, в каком именно жанре они играют, по одним только инструментам было сложно, но больше было похоже на сочетание рока с современной классикой.

Заиграла музыка и сильный женский вокал разнесся над залом мелодичным сопрано, разом зажглись сотни лампочек в форме свечей на трех больших люстрах, свисающих с потолка, а в центре зала уже закружилась в своем танце пара, смотря на которую, не хотелось отводить взгляд. Вслед за ними на мраморный пол буквально выпорхнула пара блондинов, выглядящая не менее эффектно и совершенно элегантно. Родители Драко, танцевали, казалось, не касаясь пола, а плывя над ним во всем своем великолепии. Когда по мраморному полу процокали высокие шпильки Минервы под руку с Виктором, студенты тоже решились присоединиться к танцующим.

Гермиона, как и все в зале, завороженно наблюдала за ними и не сразу увидела протянутую из тени руку. Только когда до нее донесся звук приятного и такого знакомого бархатного голоса, она вернулась в реальность и теперь смотрела прямо перед собой, пытаясь понять, что происходит. Белла оставила ее на этом месте ровно в тот момент, когда Том закончил свою речь, и сразу убежала, ничего не объяснив и так не познакомив с партнером для танцев, а после все так стремительно началось, что зачарованная Гермиона совершенно об этом забыла. И вот теперь, видя перед собой профессора Снейпа в наряде, очень напоминающего образ Икабода Крейна из «Сонной лощины», Гермиона все поняла. Именно хмурый в начале вечера профессор и был ее партнером, с которым так спешила «познакомить» ее Белла, и который теперь протягивал к ней изящную ладонь, приглашая на танец, а она смотрела на него во все глаза и не верила. Не поверила даже тогда, когда сама протянула ладонь и мягко коснулась руки Снейпа и шла за ним, под удивленными взглядами, вливаясь в круг танцующих пар.

— У вас хорошая техника, но вы очень напряжены, — проговорил Снейп, смотря куда-то поверх ее плеча. — Расслабьтесь.

— Скажите, профессор, вы знали, что это буду я? — тоже не глядя на него, спросила еле слышным голосом. Оцепенение от близости Снейпа не хотело проходить, особенно, когда вспоминался последний раз нахождения с ним наедине.

— Нет, но предполагал нечто подобное из разговоров с Томом. Он часто говорил, что его жена любит и опекает вас, как родную. Но лишь увидев вас сегодня, в этом наряде и без явной пары, я понял, к кому вели все намеки.

Его голос звучал очень сухо и спокойно, из чего можно было сделать лишь один вывод, что он разочарован. Гермиона и не думала, что профессор, который последние недели (да и большую часть времени) старался держаться от нее на приличном расстоянии, теперь обрадуется возможности вместе потанцевать на балу, но все равно было немного обидно. Снейп был идеальным партнером для бала, какими они были раньше. Он уверенно вел в танце и был интересным собеседником, даже по росту они подходили друг другу идеально, и со Снейпом Гермиона чувствовала, что может отпустить себя, довериться и не думать ни о чем постороннем. Вот только все это не имело значения, ведь в реальной жизни они были преподавателем и студенткой, которым запрещалось испытывать друг к другу что-то, помимо профессионального нейтралитета. Поэтому Гермиона отвернулась, стараясь совсем не смотреть на него, чтобы он не разглядел в ее взгляде отголоски неподобающих мыслей, и отсчитывала секунды до окончания танца.

— Но я не разочарован, что это оказались именно вы!

Гермиона вскинула голову и вопреки своим планам, посмотрела Снейпу прямо в глаза и действительно не разглядела там разочарования, но понять, что именно было в этих антрацитово-черных глазах на самом деле было очень сложно. Музыка смолкла, и Снейп резко отстранился, напоследок коснувшись пальцев Гермионы мимолетным поцелуем и растворяясь в толпе студентов, оставляя ее, ничего не понимающей, посреди зала.

* * *

Гермиона слегка нетвердым шагом вернулась обратно к своему столику, пытаясь осознать, что только что произошло, и каждое новое предположение было безумней предыдущего. Что означали слова Снейпа о том, что он не разочарован? И этот поцелуй, простая дань вежливости или что-то иное? Может, он просто проникся общей атмосферой и вжился в роль своего слегка чудаковатого, но обходительного персонажа?

Терзать себя и дальше Гермиона уже не могла, и пусть она уже немного успокоилась и даже согласилась станцевать с Драко, а мысли ее все равно возвращались к одному мрачному профессору.

От туго стянутого корсета не получалось глубоко вдохнуть и Гермиона пыталась дышать размеренней, ощущая, как покалывает в боках, но только эта своеобразная медитация мало помогала. Воздух вокруг казался таким густым, что хотелось вдохнуть хоть немного свежести и, подхватив свой плащ, Гермиона направилась к еле заметной дверце у дальнего конца сцены, о которой ей давно рассказала Белла. Проход от дверцы вел к небольшой застекленной галерее, но даже несмотря на это, там постоянно гулял сквозняк и место не пользовалось особой популярностью в холодное время года.

Гермиона все время твердила себе, что вовсе не сбегает от любопытных взглядов, которые преследовали ее после того первого танца, что бал еще в самом разгаре и ее небольшую отлучку никто не заметит и не укорит в том, что она не желает наслаждаться торжеством. Она старательно убеждала себя, что ей на самом деле дурно и нужен просто глоток свежего воздуха, чтобы привести себя в норму и ни о чем странном не думать, когда она вновь вернется к своим друзьям. Но правда заключалась в том, что она действительно хотела сбежать и думать, думать о том, что всегда считала неправильным. И что Белла своим сюрпризом подарила ей надежду на что-то и от этих мыслей собственное сердце замирало, а потом начинало биться быстрее.

Гермиона не сразу заметила человека, который прятался в тенях галереи, но когда она осознала, что даже тут ей не найти уединения и возможного порицания, поспешно развернулась, намереваясь искать другое место для утешения, но вновь этот голос, что обосновался в мыслях, остановил ее.

— Мисс Грейнджер, прошу, не уходите! — Снейп вышел из тени, словно был вампиром и остановился на расстоянии пары шагов. Было в его голосе что-то странно мягкое, что заставило прислушаться к просьбе и замереть на месте.

— Я вышла лишь подышать воздухом, но думаю, что мне уже пора, — за такое жалкое оправдание самой себе хотелось залепить пощечину.

— Вы позволите задать вам вопрос? На самом деле, я думал об этом с того момента, как ушел от вас тем вечером, но потом навалилось много дел, — почти извиняющаяся улыбка появилась буквально на секунду.

— Да, конечно. Что вы хотели узнать?

— Том, точнее, профессор Реддл рассказывал, что ваши родители много путешествуют по миру из-за работы и не всегда имеют возможность вернуться к Рождеству, а вы встречаете праздники с Драко и его семьей. Не думайте, что это обычная тема в наших разговорах, но просто Белла упоминала, что возможно и в этом году ваши родители не приедут на каникулы, и я хотел узнать, не согласитесь ли вы провести вечер Рождества со мной в «Королевском доме»?

— Это шутка? — еле смогла выдавить Гермиона. Этот вечер, так похожий на сказку, преподнес ей новый сюрприз и сейчас, по всем законам жанра, она должна была проснуться и понять, что все это происходило лишь в ее воображении.

— Если не верите мне на слово, то вот ваше приглашение, — он протянул средних размеров карточку матово-бежевого картона, на котором четко значилось ее имя, место и время встречи, назначенной на послезавтра. Пробежав глазами по этим ровным изящным строчкам, явно написанных от руки, Гермиона поняла, что все реально и в следующую секунду потеряла сознание…

Примечание:

Вдохновилась Минервой с этой картинки https://i.pinimg.com/736x/cb/70/a0/cb70a060215e04d0955d1809584dd09d.jpg поэтому у меня она в возрасте слегка за 30 с весьма оригинальным стилем)

Северус Снейп всегда был достаточно сложным человеком, нелюдимым и очень строгим в первую очередь по отношению к себе самому, а еще гордым. С самого детства он из рассказов матери знал, что принадлежал к очень древней и богатой семье, но не понимал тогда, почему они жили в небольшом старом домике и почему никто из этой «семьи» не хотел им помочь. Рассказы матери, ненавидящей свою семью, лишь убеждали маленького Северуса в том, что ничего хорошего в этой семье не было. Вместо богатства и влияния, мать выбрала любовь, сбежав с его отцом буквально накануне собственной свадьбы с выбранным для нее парнем, которого она даже не знала.

Вспоминая свое детство и юность, пока была жива мать, Северус считал этот выбор неверным или что правильней, неудачным, потому что не было красивой сказки в его семье, а были лишь взаимные оскорбления, страх и пустые надежды, сопровождавшиеся частым рукоприкладством со стороны отца и безвольным смирением матери в последние годы.

Когда мать умерла, стало только хуже. Отец, никогда не одобрявший его увлечение живописью (ведь это недостойно настоящего мужчины), выгнал Северуса из дома, совсем не заботясь, что станет с несовершеннолетним парнем. Тогда спасла лишь собственная упертость и единственный друг, который был намного старше самого Северуса, но им никогда это не мешало, чтобы общаться друг с другом на равных и уважать друг друга.

Когда Северус только поступил в Хогвартс на отделение живописи, будучи младше остальных со своего курса на пару лет и обладая несравнимо большим талантом, его считали настоящим гением, но сам он был просто рад, что имеет возможность свободно заниматься своим делом и ни на кого не обращал внимания. Северус был слишком замкнут, чтобы попытаться подружиться с кем-нибудь, и слишком самодостаточен, чтобы обходиться без друзей вообще. В начале было много желающих с ним подружиться, стараясь наработать себе базу полезных знакомств как можно раньше, а в Северусе чувствовалось что-то неоднозначное, что не заставит его мириться с должностью штатного художника в каком-нибудь второсортном издании, а стремиться выше, пока не достигнет самой вершины, и многим хотелось быть рядом в этот момент. Только вот Северус прекрасно видел: и эти оценивающие его взгляды, и алчный блеск особо наглых особ, поэтому не желал иметь с ними ничего общего. И со временем количество тех, кто с треском обламывал об него свои зубки, становилось все меньше и меньше, пока, наконец, его не оставили одного, чего он и желал.

Подпустить к себе кого-то близко Северус смог лишь однажды и до сих пор об этом не жалел, хоть и это было совсем нелегко. Когда к ним прислали на практику Тома Реддла, Северус воспринял это сообщение со всем своим равнодушием, не собираясь ни оценивать потрясающую внешность помощника профессора, как преобладающие в их группе девушки, ни расположить к себе, ради лучших оценок походом в бар, что обсуждали парни. Северус просто продолжал сидеть в отдалении от всех, размышляя, как довести свою работу до совершенства, и по очень старой привычке сгрызая кончик кисти.

Когда слева от него раздался звук придвигаемого стула, он просто решил не обращать на это внимания, боковым зрением подмечая, что это был новенький, но пока он сидит тихо и не мешает, вполне можно сделать вид, что он его не замечает. И стоит заметить, что Том не подвел. Он не пытался заговорить или как-то по-другому мешать, просто сидел рядом и наблюдал за муками Северуса, который продолжал, практически не мигая, смотреть перед собой и иногда тихо вздыхая.

Следующая встреча состоялась через несколько дней в кафетерии, где Северус снова сидел в отдалении от всех, время от времени делая глоток из чашки с кофе и что-то правя в своих лекциях, когда ситуация повторилась, и на стул рядом с ним опустился, довольно улыбаясь, Том. Северус бросил на него лишь один предупреждающий взгляд, который раньше очень хорошо действовал на тех, кто искал его внимания, заставляя их сразу же разворачиваться и идти куда подальше, вот только с Томом такая тактика не сработала, и он даже не поморщился на это. Вместо этого он протянул руку в надежде, что ее пожмут и просто сказал: «Привет».

Северус на это никак не отреагировал, продолжая что-то писать в своем конспекте, когда Том вновь попытался привлечь к себе его внимание:

— Меня зовут Том.

— Я еще не жалуюсь на память.

— А ты, Северус!

— А у вас хобби такое, говорить людям очевидные вещи? — Северус раздражался все больше, не понимая, что от него хотят, но ему это уже заранее не нравилось.

— Видимо, как у тебя, грубить всем подряд?

— Это обычная манера речи и я не «грублю», как вы выразились, а просто не желаю с вами общаться.

— И чем же я не устраиваю тебя как собеседник? — на лице Тома, наконец, проскользнуло хоть какое-то раздражение, и Северус был уже готов себя поздравить очередной победой над жаждущим его внимания, осталось лишь нанести последний удар.

— Тем, что существуешь, — и с гордым видом, на какой только был способен в свои семнадцать лет, подхватил тетрадь с лекцией и направился к выходу из кафетерия, оставляя Тома смотреть ему вслед. Северус был уверен, что Том больше никогда не заговорит с ним, но забыл, что всем людям порой случается ошибаться.

Несмотря на то, что первое знакомство прошло ужасно, да и второе, и что уж лукавить, еще много и много попыток Тома подружиться с Северусом, заканчивались неважно и каждая превращалась в настоящее язвительное испытание, из которых победителями выходили с переменным успехом то один, то второй, но постепенно общий язык находился, и к концу года знакомства они могли назвать друг друга если не друзьями, то приятелями точно. Для Северуса это был большой шаг вперед, так же как и для Тома, хоть он и не всегда это показывал. Том просто был рад, что смог найти подход к Северусу, который заинтересовал его с первого взгляда и перед глазами словно неоновая вывеска зажглась, говоря, что именно он станет его лучшим другом на всю оставшуюся жизнь, а Том привык доверять своей интуиции.

Том в очередной раз оказался прав и его не пугали даже сложности, которая несла в себе эта дружба, а когда он смог доказать ее, предоставив Северусу жилье, даже не спрашивая, что случилось, а позже помогая ему устроиться в жизни, но делая это мягко, чтобы друг не чувствовал себя обязанным. Северус был ему за это искренне благодарен, и пусть Том и говорил, что в дружбе никто ничего не должен, но он вернул ему все до последнего пени, и, придя в себя настолько, чтобы быть точно уверенным в завтрашнем дне, нашел работу и уехал в другой город, в котором ничто не напоминало о прошлой жизни, даже на время прекратив общаться с Томом, но не забывая.

Северус жил, работал и совершенно не вспоминал о своей семье и ее легендарном наследии, надеясь, что и она о нем забудет, тем более он не был вхож во все это высшее общество и тому прочее, но он снова ошибся.

Северус по обыкновению праздновал свой день рождение в одиночестве за ужином собственного приготовления и бутылкой любимого вина. Днем звонил Том, который прекрасно знал, что в этот день Северус всегда берет выходной. И Том, и Белла, с которой он познакомился несколько лет назад и сразу принял, удивив немало Тома, поздравляли его с тридцать седьмым днем рождения и желали много традиционных благ в любви и личной жизни, на что Северус лишь посмеялся. Это была уже своеобразная традиция, желать глупости, которые так никогда и не сбудутся, потому что не были никому нужны. Все детство, имея перед глазами пример неудачного брака, Северус не спешил обзаводиться семьей, и не потому, что считал, что у него будет также, просто не хотел никого видеть в своей жизни. Ему вполне хватало счастья Тома и Беллы, единственных своих друзей, а на себя он уже давно махнул рукой.

Именно тогда, когда он уже собирался приступить к непосредственному празднованию, его и прервал телефонный звонок с неизвестного и главное, не местного номера. Поразмышляв пару секунд, не представляя, кто может ему звонить в такой час и главное зачем, Северус все же взял трубку и сразу же об этом пожалел.

Звонивший, сухим и официальным голосом представился адвокатом его семьи, той, которой Северус не знал и знать не хотел, и просил о встрече для очень серьезного разговора. Сказано все было так пренебрежительно, что Северус хотел тут же бросить трубку и не затягивать этот фарс, но голос продолжал говорить, а он так и не исполнил своего желания, дослушав до конца и даже согласившись на встречу через два дня в офисе адвоката, для чего придется вернуться в тот город.

Возвращаться в родной город даже на день, по крайней мере, Северус надеялся, что лишь на день, было странно, но он уже давно не был тем несчастным и странным подростком, которого выгнал из дома собственный отец. Теперь он стал мужчиной, который смог пережить все старые трудности, но по сути так и остался нелюдимым и замкнутым человеком, что уже наверное не сможет изменить.

Адвокат встретил его в своем офисе с точностью до минуты и пригласил в свой кабинет, отделанный в строгом стиле без раздражающих деталей. Сам мужчина, представившийся просто мистером Ноттом, сразу же приступил к делу, ради которого пришлось пару часов пролететь в самолете. Северусу очень понравилась эта черта и он даже проникся к тому уважением, насколько бы сильно не расстроило его содержание беседы.

Все обстояло до необычайного просто, но все равно странно. Некогда многочисленный род Принцев стал постепенно гаснуть и, если не считать дяди матери Северуса, который сейчас находился в больнице, то единственным оставшимся членом семьи, являлся он сам и это несло свои обязательства. Северус сразу понял, что до этого жил вполне себе тихой и спокойной жизнью, которая могла измениться в любой момент. Этот самый «дядя» и прочее, перед тем как попасть в больницу, составил завещание на Северуса, которое вступит в силу, как только родственник умрет. Врачи не давали почти никаких гарантий и от силы полгода или год, но даже со всей медицинской помощью они не обещали шансов на выздоровление. Северус внутренне застонал, такого он совсем не ожидал, но когда перед ним появилось завещание, хотелось и вовсе побиться головой об стену.

— По закону, я не вправе вам его показывать, но я уже очень давно работаю на семью Принц и переживаю о ее наследии и благополучии, поэтому хочу, чтобы вы знали, к чему вам готовиться. Желаете прочесть сами или мне лучше самому объявить важные детали?

— Я бы для начала послушал.

— Хорошо. Итак, есть несколько основных пунктов, которые вам придется выполнить после вступления в силу завещания.

Первое: вы обязаны прожить в «Королевском доме» не менее трех лет, не покидая его дольше, чем на две недели, и не чаще раз в полгода. Также вы должны переехать в течение недели после вступления в силу завещания.

— Можно узнать, зачем это требуется?

— Дом — это фамильное гнездо, и пусть считается, что там никто не живет, но это не так. Раньше все дети семьи жили и обучались, привыкали к традициям, если вам так удобней, с рождения до достижения семи лет. Так было до середины прошлого века, после правила изменились и теперь этот срок составляет три года непрерывного нахождения в доме и возраст ребенка был более сознательным. Ваша мать тоже так обучалась и обязана была передать на обучение и вас, но она порвала все связи с семьей. Вы, конечно, не ребенок, но закон есть закон.

— Меня тоже будут обучать традициям? — в эту фразу Северус попытался вложить весь свой сарказм, который разве что из ушей не валил.

— В доме большая библиотека и, да, вам придется ознакомиться с историей своего наследия, — мистер Нотт на это даже бровью не повел.

— Что там дальше? — этот адвокат уже начинал раздражать своей непробиваемостью.

— Второе условие: вы, как последний из рода обязаны жениться и завести наследника, — видя, как Северус разозлился, поспешил добавить: — Это не обязательно исполнять сразу же, но лучше в течение нескольких лет, и на вас не распространяется закон о договорном браке на выбранной девушке более старшими членами семьи, ведь по сути, это вы и есть.

Северус старался дышать через нос, очень медленно, чтобы не задушить адвоката на месте. С каждым новым условием он все сильнее хотел послать к черту это завещание и никогда больше ничего не слышать о семье Принцев, чертовых аристократах. Оценивая уровень мата в своих мыслях, который обычно никогда не использовал, Северус понимал, насколько он сейчас взбешен и что в руках его удерживала лишь тонюсенькая нить здравого смысла и не до конца задушенных детских мечтаний о «семье».

— Хоть в чем-то повезло, но полагаю, что это еще не все.

— Есть последнее обязательное условие, — с готовностью ответил мистер Нотт. — на территории поместья постоянно проживает и работает семья Лестрейнджей, уже несколько поколений. Их нельзя ни уволить, ни выгнать, только в случае очень серьезных преступлений, но никогда еще такого не случалось. Пусть вам их положение кажется странным, но это еще одна традиция «Королевского дома».

— Звучит так, словно я принимаю дом с рабами в двадцать первом веке и мне это не нравится.

— Они не рабы, а свободные и самостоятельные люди, и, несмотря на прошедшие сквозь века договоренности, мы с вами живем в современном мире, и когда придет время, вы просто составите договор о найме с проживанием. В поместье работают лишь те, кто этого желает и так же можно нанять еще людей, если вам это понадобится. Когда придет время, я вас представлю.

— Хорошо, я вас понял. Это все, что вы хотели мне сказать?

— Из обязательного, да. Остальное будет решаться позже и по мере важности.

— Тогда, очевидно, что следующая наша встреча будет уже официальной и, надеюсь, не скорой.

Северус поднялся из кресла и, не прощаясь с мистером Ноттом, поспешил к выходу, на ходу вызывая такси. Ему предстояло много обдумать и сейчас он стоял перед сложным выбором: сделать это в одиночестве, вернувшись тотчас же домой или огорошить своим визитом Тома и понадеяться на его поддержку?

* * *

Тогда Северус все же вернулся домой, здраво решив, что сначала нужно самому во всем этом разобраться, прежде чем сваливать на друга, который, конечно же, поможет, но лучше пусть это произойдет со знанием полной картины происходящего.

Итак, Северус понял, что попал, и попал крупно, и может и можно от этого как-то отвертеться, но что-то внутри не позволяло пустить на ветер то, что существовало несколько столетий. Ему, как признанному искусствоведу, не позволяла это сделать совесть и профессиональная этика, ведь наверняка в его владении окажется не только легендарный дом, но и много чего еще интересного.

Можно сказать, что с домом он смирился и даже с постоянными работниками. Чем это отличалось от аристократичных семей со всеми дворецкими и прочей прислугой? Ничем! Но вот спокойно принять пункт о собственной женитьбе, пусть и не в данный момент, а когда-нибудь в будущем, все равно напрягало. Северусу вполне хорошо жилось одному, он, кажется, за всю свою жизнь и не влюблялся никогда, даже в юности, зачем переживать об этом сейчас. Вот только опасения, что после принятия наследства на него накинутся все, кому не лень с явными планами на его личную жизнь, бесили неимоверно. В любом случае, стоило всему позволить идти своим чередом и, возможно, ему повезет встретить свою судьбу и изменить собственное отношение к этому вопросу.

Кое-как разложив в голове мысли о предстоящем наследстве, Северус начал думать о работе, которую в любом случае придется сменить и искать новую уже на месте. Возможно, стоило попробовать подать заявление в Хогвартс, Том часто жаловался, что преподаватели «истории искусств» там сменяются, как перчатки. Осталось лишь как-то подготовить почву для будущего ухода, ведь еще даже неизвестно, сколько у него на все будет времени и лучше некоторые вопросы решить заранее, чтобы потом не мчаться со скоростью бешеного паровоза.

Теперь у Северуса был минимальный план дальнейших действий, и он мысленно даже поблагодарил адвоката, что тот заранее ему сообщил некоторые моменты и дал время все обдумать. Действительно, если бы его огорошили этими новостями в один момент, дав лишь неделю на сборы, он бы послал всех к черту.

Постепенно время шло, и Северус уже надеялся, что все обойдется без его участия. Летом он даже взял пару недель отпуска и отправился к Тому, чтобы уже вместе с ним и Беллой отправиться на побережье Италии, где у миссис Реддл были запланированы театральные мастер-классы. Тогда-то Северус им все и рассказал, получив обещание поддержки, как только она ему понадобится. Поздравлять пока не стали, да Снейп и не хотел, чтобы его поздравляли, просто, чтобы поняли, что жизнь его скоро изменится.

В ожидании новостей прошло лето и первый месяц осени, и Северус уже расслабился, надеясь, что с его родственником все обошлось, но в середине октября ему позвонил мистер Нотт с сообщением о смерти его дяди и вступлении в силу завещания. Теперь у Северуса была лишь неделя, чтобы уладить все дела здесь и переселиться в семейное гнездо. Хорошо, что он уже давно и заранее об этом позаботился, так что сборы заняли даже меньше времени, чем было ему было отведено.

Он сразу же сообщил обо всем Тому и попросил узнать о работе преподавателя в Хогвартсе, на что получил обнадеживающий ответ, что место освободится довольно скоро, так как нынешний преподаватель впал в какую-то истерию и может быть опасен не только для студентов, но и для себя. Северус на это радостное заявление мог только догадываться, что же случилось с нынешним преподавателем, что он дошел до такого состояния, и какое отношение к этому могут иметь студенты.

Так или иначе, а переехал Северус быстро и даже подал свое заявление в Хогвартс, теперь ожидая ответа и обживая новое место обитания. Назвать этот почти музей и памятник архитектуры чем-то иным, пока язык не поворачивался. Домом для него он точно еще не стал. Познакомился с Лейстренджами, которые на удивление оказались очень приятными людьми.

Их семья состояла из пяти человек. Глава семейства следил за садом и территорией, его жена заведовала кухней и не просто потому, что любила готовить, а специально этому обучалась и даже имела награды и приличный опыт работы во многих ресторанах мира. Как она сама объясняла, когда в доме никто постоянно долго не проживал, они вольны делать все, что захотят, только ее муж оставался в поместье постоянно, так как территория требовала много ухода. Северус также познакомился с их сыновьями Родольфусом и Рабастаном, которые по образованию оказались врачами и работали в больнице неподалеку. И оставалась Алиса, жена Рабастана, которая следила за домом.

В общем и целом, Северус не заметил, что эти люди были хоть чем-то недовольны своим положением и, пообщавшись с ними немного, легко принял вынужденное соседство, тем более, что они не настаивали на совместных обедах и ужинах, вполне комфортно чувствуя себя в отведенной для них части дома. И поэтому, обновив их договора, предварительно все внимательно прочитав, также как и завещание, Северус больше не беспокоился об этом.

* * *

В начале ноября пришел ответ из Хогвартса, где его соглашались принять, предварительно пригласив на встречу для более обстоятельного разговора, когда ему будет удобно. Северус решил не тянуть и договориться о встрече уже завтра, через Тома.

Собеседование с директором Дамблдором проходило очень странно — так, что Северус решил, что именно у его собеседника не все в порядке с головой, настолько чудным он был, но на работу его все-таки приняли, навесив сверху еще газету, которая, кроме ее «журналистов» мало кому была нужна. На это Северус лишь промолчал, хотя у него и было что сказать по поводу дополнительного времени, что он проведет в стенах Хогвартса, но потом пришло осознание, что «дома» ему находиться хотелось еще меньше и он согласился на все условия.

В тот же день, осматривая свое новое рабочее место, как кабинет, так и небольшую комнатку, гордо именуемую редакцией газеты, Северус не планировал ни с кем пересекаться, ведь для занятий было еще слишком рано, но видимо, девушка, с которой он столкнулся в дверях, выходя из комнатки, была ранней пташкой. Она, видно, тоже не ожидала никого здесь увидеть, поэтому застыла на пороге, тем самым заблокировав выход, но все же опомнилась довольно быстро и пробормотала что-то извиняющееся. Правда, Северус не слушал, что она пыталась ему сказать. По утрам у него часто бывало не лучшее настроение, а после того, как он увидел, в каком беспорядке находились учебные программы, оставленные предшественников и сколько ему потребуется времени, чтобы все это привести в норму, оно еще больше ухудшилось. Поэтому он поступил самым глупым и бесчестным способом: сорвал свое раздражение на первом встречном человеке, даже не задумавшись на секунду, насколько это неправильно.

Когда пелена раздражения уже не застилала глаза, а нервы немного успокоились, Северусу стало немного жаль ту студентку, которая очевидно входила в состав его будущих подопечных-журналистов. Первое впечатление он произвел явно отрицательное, но, с другой стороны, он считал, что лучше дать людям увидеть в тебе и плохую сторону, чем стараться быть тем, кем не являешься.

Душевное равновесие частично восстановилось к обеду, что было очень кстати, ведь у Северуса на это время была назначена первая лекция с двумя объединенными группами, которым его предмет преподносился больше в качестве факультатива, почти никак не влияющим на итоговую аттестацию. Но даже так он не собирался делать им поблажки и спускать на тормоза неуважительное отношение.

В лекторный зал Северус зашел вместе за звонком, что было привычкой еще с собственной учебы, и сразу же оглядел студентов строгим взглядом. Его внимание сразу же привлек нагловатого вида блондин, который сидел в первом ряду, раскачиваясь на стуле и вещавшем о каком-то Локонсе. Падение мальчишки даже позабавило, но стоило уже перейти к самой нелюбимой Северусом части и представиться студентам. Несколькими емкими и жесткими фразами Северус сразу дал понять, что он не из тех преподавателей, с которыми стоило искать дружбы и понимания, выстраивая между собой и студентами чисто профессиональные отношения.

Северус, будучи всю жизнь довольно нелюдимым человеком, не любил говорить о себе и открываться, поэтому представление себя, будь то собеседование, вступление перед лекцией на мероприятии или вот знакомство со студентами, каждый раз давалось ему нелегко. То, что ему действительно нравилось, так это учиться новому и, как ни странно, преподносить свои знания и искренне ценить тех, кто в состоянии принять этот дар, поэтому, как только с представлением было покончено, Северус, не теряя зря времени, приступил к лекции, внимательно наблюдая за всем залом.

В зале повисла тишина, прерываемая только голосом лектора да быстрыми движениями ручек по бумаге. Северус обводил взглядом зал, останавливаясь на каждом на несколько секунд и подмечая реакцию. Многие, уставившись в конспект, даже не замечали его взглядов, другие, желая не нервировать профессора, отводили взгляд, и только одна студентка, встретившись с его взглядом, упрямо смотрела в ответ. Стало даже интересно, чего она хотела добиться этим.

Теперь, когда злость не ослепляла сознание Северуса, а свет ламп ярко освещал аудиторию, он смог внимательней разглядеть студентку, с которой за неполный день столкнулся уже дважды и понял, что знает ее по рассказам Тома, который недавно говорил о своем театральном кружке и показывал фотографии. Гермиона Грейнджер так же была на них, а еще она возглавляла газету, помимо еще кучи дополнительных занятий. Наблюдая за Гермионой, Северус вспоминал себя во время учебы, когда он точно так же загружал себя занятиями, чтобы не идти домой, но у нее наверняка нет таких проблем, какие были у него.

Время лекции подошло к концу довольно быстро, а больше на сегодня занятий у него не запланировано и можно было спокойно заняться другими делами, например, разобраться с газетой, которую на него с такой легкостью повесили. Имея небольшой опыт работы в типографии, Северус замечал недочеты, которые отвлекали от содержания статей, и он пометил их в своем блокноте. Северус понимал, что газета была своеобразной практикой для тех, кто хотел раскрыть свой потенциал или подготовкой к будущей работе. Если это так, то он своими советами постарается помочь, ведь тексты были довольно грамотными и интересными. Он даже заглянул на сайт, ожидая увидеть что-нибудь интересное, но крупно ошибся. Было ощущение, что им давно не занимались и это он тоже постарается исправить, сам не зная, зачем.

Увлекшись своим делом, Северус не обрадовался, когда его прервали. Снова Грейнджер, но только поведение отличалось от того, что было в классе, словно она его опасалась. Северусу не понравилось это чувство, он хотел, чтобы его уважали, а не боялись, но видимо утренняя несдержанность так повлияла. Северус подавил в себе желание извиниться и вернулся к работе, заметив, что девушка тоже чем-то занята.

Когда Северус ощутил на себе внимательный взгляд в первый раз, то решил не обращать внимания, но когда это повторилось... Зудящее в районе лба чувство буквально сводило его с ума, заставляя поинтересоваться, чего от него хотят. А хотели фотографии под странным, но убедительным предлогом, так что он в конце концов согласился, хоть ненавидел фотографироваться еще сильнее, чем говорить о себе. Немного позже, смотря на стрелки наручных часов и опускающуюся темень за окнами и оживленно работающую Гермиону, Северус принял решение подождать, пока она закончит и проводить до дома. Не то чтобы он всегда так поступал, просто это было правильно и ответственно. Северус бы никогда не признался даже самому себе, что в компании Гермионы ему было комфортно, как если бы рядом была Белла, и это его успокаивало.

Уже позже, лежа в постели, Северус вспоминал прошедший день и часто мыслями возвращался к Гермионе, которая никак не желала быть в его мыслях мисс Грейнджер и почему-то волновала его, хотя он знал о ней лишь из рассказов Тома. У нее были умные глаза, одно из немногих качеств, которые всегда нравились Северусу в женщинах, и сильная воля, а главное, от нее он не чувствовал угрозы, хотя, что она могла ему сделать? Северус тихо засмеялся, понимая, как глупо он сейчас выглядит, размышляя о собственной студентке и приравнивая ее к Белле, единственной своей подруге. Это отдавало каким-то сумасшествием.

* * *

Северус и сам не мог объяснить, почему он так разозлился, увидев на следующий утро Гермиону в компании раздражающего блондина, который оказался племянником Беллы, сидящего перед ней на коленях и поглаживающего ее руку. Все его существо буквально затопила ярость и обида, когда он представил, что эти двое встречаются, и эти чувства напугали его. Хотелось посоветоваться с Томом, которого, как назло, сегодня не было, может, даже позвонить Белле, но вместо этого он просто старался держать все в себе, сидя в своем кабинете и готовясь к лекции.

На Гермиону он старался не смотреть лишний раз, но ему все равно надо было с ней поговорить о газете. Присутствие рядом Гермионы давалось Северусу нелегко, совсем не так, как было накануне и его это беспокоило. Хотелось, чтобы не было вокруг повисшего напряжения, но как только становилось немного легче дышать, перед глазами всплывала утренняя сцена и все закипало по новой.

Когда Гермиона попыталась извиниться, он ее прервал, не дав закончить. Не хотелось услышать чего-то в стиле «извините, что не сдержали своих чувств» или «вас не касаются наши отношения». Северус был уверен, что они встречаются, и даже утверждения, что их связывают лишь дружеские отношения, не изменили его мнения.

Северус осознал всю глубину своей ошибочности, когда поговорил с Беллой, которая подтвердила слова Гермионы о дружбе под тихие смешки Тома, который весь вечер бросал на него подозрительные взгляды, а потом и вовсе заявил, что вся эта злость вызвана влюбленностью. Самое невероятное предположение, которое только можно себе представить. Именно так Северус им и сказал, прежде чем уйти домой.

Потянулись однообразные тоскливые дни, которые скрашивала лишь очередная безумная затея Тома об устройстве рождественского бала, которую поддержали довольно много людей, но Северус ставил на то, что не все заинтересованные останутся такими до конца. В числе поддержавших была и Гермиона, чему Северус опять же не удивился, зная, какие теплые отношения связывали ее с женой Тома, которая тоже приложит к балу свою ручку. Северус опасался такого энтузиазма, зная друзей слишком хорошо и ожидая любого подвоха, например, что его самого пристроят к работе над этим праздником жизни.

Он все это время старался держаться подальше от Гермионы, контактировать и общаться с ней как можно меньше и только по делу, отрицая любые эмоции в ее сторону. Он успешно со всем справлялся на протяжении трех недель, но потом случилась та встреча в парке и приглашение на чашку какао, и Северус понял, что Том оказался намного проницательней его, раз смог разглядеть еще не оформившееся чувство по нескольким фразам.

Тот вечер вернул спокойствие от присутствия рядом Гермионы, которое заглушало даже внутренний голос, кричащий о том, что влюбиться в собственную студентку, которая почти на двадцать лет младше, плохая идея. И Северус бы с этим согласился и забыл, если бы не было даже крохотной надежды на то, что чувство может оказаться взаимным, и пока он все не узнает, не станет отказываться от этих новых ощущений.

Когда Северус пришел к Тому и Белле, чтобы поделиться своими чувствами и признать их правоту, друзья поддержали его и это было странно, ведь он ожидал, что подруга возмутиться хоть немного. Из рассказов Беллы Северус понял, что она искренне заботилась о Гермионе, считая ее частью семьи, и даже их давняя дружба не являлась гарантией того, что она примет его в качестве возможного спутника для девушки. Но друзья были рады и у них даже созрел целый план, чтобы помочь Северусу немного раскрыться Гермионе и показать себя с более лучшей стороны, чем в их первую встречу.

План был до смешного прост и имел много спорных моментов, но главное заключалось в том, что Белла уговорит Гермиону быть его партнершей на балу под многими глупыми предлогами, на которые способна лишь женщина. А так же она обещала подготовить место, о котором почти никому не известно, чтобы они могли поговорить, но Северус должен был сам придумать, как привлечь внимание Гермионы, чтобы она согласилась уйти подальше от любопытных глаз.

С каждым словом Северус все больше поражался характеру этой женщины и не мог понять его до конца. Белла всегда была искренней и сейчас он не сомневался, что она действительно поддерживала его, желая ему счастья со своей почти племянницей, которую очень любила. И Северус был благодарен этой поддержке, благодаря судьбу, что у него есть такие друзья.

Бал приближался и когда Северус увидел свой наряд, принесенный Беллой, услышал ее рассказы о том, какое платье она подготовила для Гермионы, он сразу понял, что ему делать. Почти случайно оброненная Беллой фраза о том, что родители девушки и в этом году задержатся с приездом, подала Северусу неплохую идею для подарка. Пригласить ее в свой дом, в который Гермиона мечтала попасть с детства на празднование Рождества, казалось правильным и волшебным. Даже если у Гермионы и не было к нему никаких чувств, исполнить ее мечту он может.

Уже надев на себя костюм и готовясь ехать в Хогвартс, Северус нервничал. План был обговорен и продуман, а в кармане ждало своего часа приглашение, но какая-то тревога не отступала. Смотря на себя в зеркало, Северус повторял, что ему надо лишь быть самим собой, но не тем нелюдимым подростком, а мужчиной, который не станет делать ничего, что смутит его даму.

Быть джентльменом, ведь он все-таки едет на бал!

Северус заметил ее сразу же, но старался держаться в тени и не подходить слишком близко, пока двери в большой зал не откроются и он не займет свое место за занавесом. Именно сюда Белла должна была привести Гермиону, чтобы не привлекать лишнего внимания, если что-то пойдет не так. Стоя там и слушая речь Тома, а главное, наблюдая за тем, как в пока еще полумраке Белла идет под руку с Гермионой, Северус наслаждался тем, как она выглядела. Белла постаралась вложить в это платье свою душу и Гермиона тоже это понимала. Она была такой красивой и юной, что у Северуса сердце замирало от переполнявших его чувств, но он готов был от всего отказаться, если увидит в глазах Гермиона хоть каплю разочарования.

Заиграла музыка, и Том с Беллой первыми вышли в центр, открывая бал. За ними поспешили Нарцисса и Люциус и должны были вступить Северус с Гермионой, но та, казалось, не замечала ничего вокруг, не отрывая взгляда от танцующих. И тогда Северус решился обозначить свое присутствие, протянув слегка подрагивающую ладонь. Он был рад, когда, немного поколебавшись, Гермиона все же ответила на приглашение, вложив свою ладонь в его, в то время как Северус внимательно следил за ее глазами. В них было удивление и неверие, но разочарования не наблюдалось и это дарило небольшую надежду на то, что когда она придет в себя, то не оттолкнет его первым делом.

Танцевать с Гермионой, иметь возможность касаться ее волос, заглядывать в глаза и понимать, что сейчас в своих руках держал единственную девушку, которая смогла покорить его сердце, было волшебно. Сразу вспоминались слова Гермионы о том, что она не очень хорошо танцует, но видимо просто не было подходящего партнера, чтобы раскрыть скрытый в ней потенциал. Когда музыка стихла, Северус даже и сам не осознал, что делает, действуя больше на эмоциях, чем удивил не только себя, но и остановившихся неподалеку друзей, а так же всех, кто находился поблизости.

Коснуться пальцев Гермиона в легком невесомом поцелуе и сказать, что он не жалеет, после исчезнуть в тенях за сценой, словно его тут и не было, а потом ждать в продуваемой ветрами галерее и надеяться, что она придет. Все теперь зависело только от того, в каком эмоциональном состоянии он ее оставил и вспомнит ли Гермиона об этом месте.

Она пришла спустя почти час, и дышала так, словно пробежала марафон и никак не могла успокоиться. Северус сразу вспомнил, что Белла затянула ее под платьем в корсет и, видимо, слегка перестаралась. Он хотел уже подойти к ней и помочь присесть, но Гермиона дернулась в сторону и собралась уйти обратно в зал, когда разглядела вышедшего из тени Северуса. Тогда он понял, что у него остался последний шанс начать разговор, только продуманные слова сразу же вылетели из головы, и он говорил все подряд, чувствуя себя настоящим влюбленным идиотом.

В его устное приглашение Гермиона ожидаемо не поверила, посчитав шуткой, и только когда Северус протянул отпечатанную копию своих слов, она поняла, что все реально, а потом потеряла сознание, напугав этим Северуса до глубины души. Он, не зная, что делать, подхватил Гермиону на руки и направился к большому залу, где точно нашлись бы люди, знающие как привести ее в чувство. Его совершенно не заботило, как он будет выглядеть, когда ворвется в центр танцующей толпы с Гермионой на руках и крайне озабоченным видом, только хотел, чтобы ей помогли.