Соль на языке (джен)

Уткнувшись в стекло, Лиза пыталась спрятаться от взглядов на заднем сидении провонявшего рвотой и потом автобуса. Улицы покрыла толстым одеялом ночь, но стоило всмотреться — деревья, одежда прохожих и рекламные плакаты расцветали красками, как днем.

Порция неприязненных взглядов Лизе все равно доставалась. Люди оборачивались, натыкались на нее, сморщивались, как при виде пакета с мусором. Она их понимала. Прекрасно знала, насколько отвратительно выглядит с самого утра: темные круги под глазами, бледная кожа, полубезумный взгляд. Все вокруг наверняка думали, что она только и мечтает, как бы закинуться таблетками, или поскорей перемотать локоть жгутом.

Лихорадило. Руки тряслись. Третий день закончился с час назад.

Лиза давно рассчитала: одной дозы хватало ровно на три, причем на третий резко становилось хуже. Она могла бы употреблять больше, но брала самый минимум. Лишь бы подольше хватило. Быть может, когда-нибудь она сможет держаться целых четыре дня, но пока у нее есть лишь три, и на третий она выглядит и ощущает себя, как конченая наркоманка.

В рюкзаке натирали спину холодная бутылка водки и пухлая книга. Бутылка — соседу-алкашу, чтоб завтра в обмен на нее сгонял на хозяйственный рынок за живой курицей или выводком цыплят. Еды больше не осталось. Для нее не осталось. Книга же… Сестра младшая дала. Дрянь любовная. Про вампиров. Самое забавное — Лиза и правда собиралась читать, чтобы отвлечься. Очередная история про стеснительную девочку и жестокосердного столетнего вампира. Он любит ее, она любит его, но они не могут быть вместе и оба страдают. Дерьмо. Не так это бывает, вампирам на любовь плевать, они думать-то только могут, что о…

Хорошо, что в автобусе мало людей. А еще хорошо, что за окном совсем темно. Лизу никто не увидит, если она пойдет по дорогам, не освещаемым фонарями.

Все начиналось совсем не так.

Лиза впервые повстречала их в клубе. Они улыбнулись ей. Почти одновременно. Близнецы вообще всегда ходили вместе и многое делали синхронно. Лиза нашла это совершенно удивительным. Их лица не совпадали до самой последней линии и ямочки, как копии, но оба они походили на две версии одного человека. Одинаково прекрасные. Неосознанно Лиза так и воспринимала их — как одно существо.

С ними было легко говорить, легко выпивать. Они доставали травку и угощали Лизу за просто так, не требуя ни денег, ни секса. Прошла неделя, прежде она пошла с ними на свидание. Неловкость охватывала ее лишь в первые минуты.

Одного звали Святослав, а второго так необычно — Герберт. У обоих — прозрачно-голубые глаза, мягкие кудряшки, носы с горбинкой и худые тела, словно у подростков. Хотя подростками они, конечно, не были, Лиза выяснила, сколько им, прежде, чем тащиться в постель. Знала бы она тогда, что их возраст будет наименьшей из ее проблем!

Ей так нравилось быть с ними двумя одновременно. В сексе они стремились сделать прежде всего приятно Лизе, а не себе. Они ублажали ее, шептали разную ерунду на уши. А потом они валялись втроем на кровати — иногда пьяные, иногда накуренные, но каждый раз — счастливые. Так казалось Лизе. Ей тогда много всего казалось неправильного. Словно близнецы умели напускать иллюзии, хотя они не умели. Сказали сами. Никто не умел из таких, как они.

Лиза сделала бы все, лишь бы сохранить те прекрасные, лучащиеся счастьем отношения. Она признала, что существует нечто помимо обычных людей. Научилась жить с этим, хотя по ночам бывало страшно. Научилась смотреть в наливающиеся краснотой глаза и давать острым клыкам кусать себя. Укусы зарастали медленно. От боли она плакала. Святослав обнимал ее, а Герберт шептал что-то утешительное. Про то, какая она молодец, как она будет счастлива, как «они вознаградят ее». Обещали, что будет так хорошо, как ни разу в жизни не бывало.

Она тогда совсем ничего не понимала. Дура.

Сейчас Лиза даже не могла ответить, отчего выпила темную соленую жидкость, поданную ей в бокале, словно дорогое вино. Она же не выяснила даже наверняка, что ее ждет! Она подозревала, но... Нет, зачем врать? Она знала все. От крови тянуло блевать. Тогда она еще не казалась божественным нектаром. Лиза понятия не имела, чья она — Герберта или Святослава? Могли они смешать ее? Близнецы. Одно целое. По части от каждого в ней самой.

Убили их тоже вместе. Лиза знала, за что, и они сами прекрасно знали, что за ними однажды могут прийти. Потому близнецы скрывались и учили Лизу скрываться тоже.

Она все время говорила себе — если увидит, как они убивают, то уйдет. Но понятия не имела, как поступит на самом деле. Те люди искали лишь Святослава с Гербертом. Что им девчонка, которую те трахали? Лиза сумела скрыться и осталась совсем одна.

В одиночестве она познала его.

Близнецы говорили — нужно обязательно есть, голод — штука не из приятных. Но еды всегда хватало на них троих, и даже когда запасы истекали, и им не везло, Лиза не доходила до худшего.

Голоса. Они пришли лишь однажды. Шептали непонятное что-то, выли внутри головы. Лучше бы Лиза их понимала. Тогда не вслушивалась бы отчаянно, не расцарапывала бы тело до крови от того, что не может понять.

Обычно же она могла сравнить голод со зверьком. Маленьким животным внутри себя, которое подожгли злые дети, и оно воет, скребет лапами и бесконечно агонизирует. Ничто не может помочь ему, ничто не может его умертвить, кроме крови, которую Лиза временами готова была слизывать с пола или высасывать из холодных кусков сырого мяса.

Последнее, кстати говоря, помогало мало. Потому Лиза покупала на рынке живых кур и, сворачивая им шеи, пила кровь — не такую вкусную, как человеческую, но зато сытную и горячую. Голод исчезал вместе с когда-то кажущимися волшебными силами, а солнце прожигало кожу до костей. И все равно, не счесть, сколько на совести Лизы птиц и передушенных кошек. На крайний случай оставалась еще бегающая на районе стая собак. Когда-то она бы их пожалела. Не теперь. Котята и щенки перестали вызывать жалость.

Иногда ничто больше не вызывало жалость.

Ее остановка. Лиза вырвалась из автобуса, будто из душного гроба и тут же, с оживленной улицы, нырнула в переулок. Она накинула на голову капюшон. Быть может, за ней следят прямо сейчас. Она найдет жертву, и кол пронзит ее сердце. Но не получалось думать ни о чем, кроме еды. Кровь. Кровь. Вцепиться зубами, обхватить со спины так, чтобы не видели лица. Заткнуть рот.

Тело на асфальте. Мертвое или обдолбанное. Клыки непривычно мешались во рту.

Глоток. Еще один. Она голодна, но сдержится. Она всегда держалась.

Мужчина у стены раскрыл глаза и захрипел. Лиза утерла губы рукавом и побежала. Она удержалась, это самое главное. Плевать на животных, на презрительные взгляды, на шепот, исходящий из самого нутра. Главное — она до сих пор никого не убила. Два месяца прошло, а она держится. И пусть ей кажется, словно чей-то взгляд неотрывно буравит спину, чье-то сердце за углом замерло в ожидании ее ошибки, она не даст повода людям с серебром прийти и за ней.