Гастрономический оргазм (джен)

Невыносимо страшно

взрослеть в одиночестве, потому

тянешься во все стороны, липнешь то к одному,

то к другому, в надежде найти себе

если не спутника, то балласт.

Чтоб потом этой связью тыкать в лицо судьбе

ради права на бункер, прочный как пенопласт.

© Сталкер слова

(Клишировано-высокий уровень самопровозглашенности достигнут. Разблокировано новое достижение: «Хочешь прочесть что-то восхитительное? Напиши сама, это проще, чем найти».)

Драма с летальным исходом перестает казаться достаточно душераздирающей, когда понимаешь, что продолжать жить может быть сложнее. Доморощенность гамлета, совсем как доморощенность гения, недостаточно огранена, чтобы её обнажать.

Лирика отпугивает чаще всего, еще Остин это подмечала. Как можно спорить с классиками? По примеру суфражисток — по сей день и во славу господа анклава?

(Не путать с конклавом магов и взвешенными решениями Рейстлина!)

(Поздние выходцы из клуба плоской земли бывают агрессивны.)

* * *

Я редко говорю о себе.

Сначала меня это устраивает, я думаю, что завоевываю лояльность собеседника, что узнаю его получше, прежде чем открыть о себе что-то, что люди говорят направо и налево, а я почему-то скрываю и преувеличиваю ценность. Потом я начинаю переживать, что моей жизнью не интересуются и никто действительно не имеет представления о том, что влияет на мое поведение. Но я ничего не меняю.

* * *

Все фильмы про рак одинаковые, все друзья рано умерших упорные и целеустремленные.

Светловолосый мальчик двадцати лет рассказывает о рыжеволосой девочке, в которую был влюблен ровно до того момента, как она умерла от лейкемии. Он говорит, что тогда поругался с богом и перестал молиться. Он говорит, что у него своя ай-ти-компания, зарплата, которую стыдно называть, и куча девушек. Он выкуривает по пачке в день и всегда пьян и весел, и я его не осуждаю. Это моя задача здесь — не осуждать. Я думаю, что так заведу друзей.

(Я была бы довольно глупой главной героиней с паршивым повом.)

(Потому что наслоение смыслов приторно, клиповость мышления влияет на глубину просмотра, но самоирония победит даже Таноса.)

* * *

Студенческое общежитие учит не реагировать на орущую по поводу и без (четыре года — стопроцентно) пожарную тревогу и подписывать всякие бумажки и журналы в знак какого-то там инструктажа. Это такая себе основа грядущей жизни. Не сгоришь, так наэмэмэмлят.

Зубы простудно чешутся, пыль под кроватью копится, инверсия амортизируется. Экономические шутки надо куда-то шутить, чтобы анекдотичность жизни не сводилась к невидимости (небесных супергероев или рук).

(В одной из социальных сказок Гофмана лет девять назад я читала только главы кота-грамотея. Ещё тогда мне следовало понять, что ёмкость скобок — не преимущество.)

* * *

В машине холодно, но на улице холоднее. Я сижу на заднем сидении и наблюдаю за парой спереди. Они настолько милые, что в какой-то момент мне хочется их сфотографировать, чтобы запомнить не людей, но картинку.

* * *

Девочка девятнадцати лет говорит:

— А потом он украл мой телефон.

— Украл?

— Ну, мы были вместе, я оставила телефон, а потом он его не отдал. Хотя всем говорит, что купил. Уж я-то знаю.

— Хм.

Сказать действительно нечего. Это история из серии «люди на это не ведутся» и «так не бывает», но они звучат как правда и ощущаются как исключение. Мне говорят это, потому что я вызываю доверие или потому что мы больше не увидимся?

— Потом мы окончательно расстались, и он меня преследовал, я подавала в суд…

— И ему запрещено подходить к тебе на десять метров?

— Почти. Ему запрещено мне писать, слать смс.

— А бумажные письма? Как маньяки обычно шлют?

— Вырезки из газет?

— Да.

— Думаю, ему никто не помешает, если он вдруг решит мне послать записку печатными буквами из газет.

Атмосфера веселит и вовсе не ощущается напряженной.

Она улыбается и щелкает зубами, демонстрируя прикус. Прикус жутко неправильный, ряды зубов будто выгнуты так, что, соединяясь, похожи на незакрывающийся рыбий рот. Я никогда раньше такого не видела.

У неё в квартире над кроватью с одной стороны висит портрет бабушки, а с другой — копия «Джоконды».

Она смотрит ну будто прямо в душу, я не могу заснуть под таким взглядом. Поэтому смотрю на «Джоконду».

* * *

У меня лицо будто обрезано. Круглое. Возможно, это можно назвать коротким подбородком. Ну, в симсе я бы такое лицо потянула за подбородок вниз, чтобы сделать овальным. Но я не в симсе.

Когда все учились смотреть на себя с любовью, я учила физику, которую ненавижу. Сейчас физику я благополучно забыла, но смотреть на себя не научилась. Это существенный минус моего воспитания, один из.

(Актуальность шутки — величина, исчисляемая только для тех, кто не обладает эйдетической памятью.)

Я люблю имбирный чай. Мать говорит, что я все время лежу и ничего не делаю, и пора худеть и найти работу и какого черта. Мои рассказы читают анонимы. Она о них не знает. Точнее, о них знают все, кроме неё.

(Логорея бывает уместной, а несовпадение категориального аппарата говорит о плохом выборе окружения.)

(Не о статусе «лишнего человека»!)

(Правоту Сартра подтверждаю.)

Я приезжаю, чтобы получить деньги, и сразу же уезжаю. Когда она спрашивает, где конкретно я прохожу практику, я говорю город. Она его знает. Она хочет, чтобы ей было что говорить тем, кто у нее спрашивает обо мне. Я говорю — говорить город, потому что это отражает глубину наших взаимоотношений.

* * *

Моя подруга детства рассказывает о женихе.

— Я залезла в его телефон, потому что он постоянно общается с какими-то бабами, а я не дура. Я же не дура? Я смотрела его переписки. Он постоянно смотрит мои переписки. А еще я люблю гулять. А он повернут на своей машине и не разрешает мне гулять одной. Он все время меня забирает и отвозит. А я хочу погулять по городу, пройтись ногами. А еще он смотрит только свой футбол. Помнишь, я раньше с папой смотрела много фильмов? Я ему предлагаю посмотреть, а он не хочет, он смотрит свой футбол. Папа развелся со своей новой женой и живет у бабушки. Говорит, что бросил пить. Но развелся-то именно поэтому. Мама уехала от своего зека. Сейчас живет с человеком, которого просит считать отчимом. Он приставал к нам, когда она не видела. Я рада, что сейчас живу с женихом. Не знаю, как там сестра. А еще я забеременела, но у ребенка не сформировался череп, и пришлось сделать аборт. Я считаю, для женщины это самое тяжелое. Жених говорит: ничего, мы все преодолеем, и уже через полгода-год можно будет попытаться снова. Конечно, мы это не планировали. Но так получилось, и теперь это кажется вполне реальным.

В моей голове — сплошные знаки вопроса. И цепляет слово «ребенок».

* * *

На каком-то странном курсе люди говорят мне, что я жирная. Это упражнение. Сказать, что в человеке не нравится.

Я сажусь на барный стул в центре комнаты и протираю штаны, поворачиваюсь то к этому, то к другому.

Я понимаю, что не нравлюсь людям.

Мальчик по имени Паша с огромным кривым носом говорит «сойдет и уксус», когда на странном дурацком курсе спрашивают, трахнул ли он бы меня.

(Чувствую себя жующей резиновый пирожок с вокзала на собачьем холоде.)

* * *

Мои глазные яблоки хотят быть яблоками. Я принимаю душ с закрытыми глазами, я стираю носки с закрытыми глазами, я ем с закрытыми глазами.

Знаете это чувство, когда весь день сидел в компе по чужим делам, а сейчас сидишь по своим и думаешь матами? Когда ложишься и чувствуешь, как мышцы отлипают от костей, и расслабляешься. Это даже не литературно, не то что анатомично. Но это есть.

* * *

Ко мне приезжает та, к кому приезжала я. Мне страшно, и я плююсь сарказмом. Мать говорит, что я не так держу вилку.

(Когда я говорю «дико извиняюсь», я знаю, что никто не задумывается о возвратности глагола и отсутствии извинения как такового.)

* * *

На странном дурацком курсе красивая девочка двадцати лет говорит, что её парень бьет её. Ей вообще нравится испытывать боль, но мы спрашиваем, нравится ли ей, что её парень бьет её, и она говорит — нет. Он держал её ладони над работающей конфоркой.

(Морализаторство привлекает латентных аморалов.)

* * *

Сейчас все пытаются что-то делать, куда-то впихнуться. Ищут компании. Я прохожу практику не по специальности, планирую писать диплом не по специальности. Меня это все не волнует, потому что я не планирую зарабатывать на этом деньги. Я верю, что смогу написать бестселлер. Но я его не пишу. Я могу лишь набросать набор фраз, окупающий один талант.

Я ненавижу, когда в фильмах вскрывают трахею.

Информация — это ответственность возможности её исказить.

Характерный актер может умереть без угрозы для сюжета.

Смысл человеческого существования в драме, поэтому так важно подать драму красиво оформленной.

Перед сном хочется заскринить мысли.

В общем, этот текст должен быть о дружбе.

(Выше упомянут тот талант, который не пахнет.)

В мире, в котором кто-то до сих пор считает мат показателем невоспитанности, ты что, не можешь сделать выбор между Райанами?

(На общажной кухне соседка разговаривает по блядскому телефону с младшим братом (по содержанию беседы — явно младше четырех лет) и я это слышу, и меня это бесит).

Я часто повторяю: «Не друг». И вслух, и мысленно. Я вспоминаю Си.

Не друг.

Мантра.

Иногда люди говорят со мной о друзьях. Иногда я думаю, что это знак вселенной.

Кей говорит, что Ю ревнует её к Эн и претендует на гораздо более близкие и требовательные отношения, чем Кей готова дать и о чем неоднократно говорила.

Мэй говорит, что Ди встретила её у подъезда дома её парня и не предупредила об этом, и что это похоже на сталкерство, и что её парень прямо спрашивал, не лесбиянка ли она.

«Это грубый вопрос. Это личное дело каждого, я бы не всякому ответила. Но да, это не совсем в рамках нормы».

Я выступаю слушателем другой стороны. Никто из тех, кто ведет себя так, не говорит со мной об этом. А я думаю, что мне еще есть куда падать (и что я туда еще не упала, что плюс).

Не друг.

(Неприличное количество абзацев влияет на причисление к лику бестселлеров в стиле легенды о блудном сыне.)

* * *

Старый знакомый здоровается в маршрутке и подсаживается, чтобы поговорить. Я сама на дух не переношу долгие разговоры в маршрутках, по телефону или нет — мне жаль людей, сидящих рядом. Но я делаю скидку на эксклюзивность момента.

Он много говорит, перечисляет случайные работы, девушек. Неплохо шутит. Упоминает, что не пьет, не курит и не ругается матом (и ходит в церковь, а нет, это он шутит), как будто я не стану слушать его, если он делает что-то из этого. Случайно думаю о том, какой была десять лет назад. Настолько ужасной?

Спрашивает про меня. Говорю про два языка и смену одной профессии, о существовании которой он не знает, на другую профессию, о существовании которой он не знает. Упоминаю бесплатную практику и пытаюсь объяснить суть.

Он показывает сорокасантиметровую белку для ключей, которую купил кому-то в подарок на день рождения. Я пару секунд ищу фото белки из смолы и соломы в Алматы (его должны были сжечь на масленицу), чтобы показать и пошутить про горящие деньги налогоплательщиков. Потом решаю не говорить.

* * *

Я рассматриваю и запоминаю детали. Я подмечаю их вслух. Говорят: «Не смотри на меня так».

Как?

То, что я подмечаю, должно было быть комплиментом.

Это я абьюзер в отношениях?

(Кто-то в общаге долбит пианино однобокой мелодией на грани фола.)

Я падаю с лошади в галопе. Это поворот, и меня выносит с седла из-за хренового баланса, а лошадь тут же останавливается. Представляете себе деревянную изгородь с тремя горизонтальными бревнами, как в фильмах про ранчо? Нижнее бревно сломалось после моего падения.

А я содрала кожу рядом с ногтем.

Си не пробует галоп, но у неё выходит охренительная рысь. Я чувствую стыд. Потому что у неё опять получается лучше, чем у меня.

Стыд — самое бесполезное чувство. Стыд не проходит, он залегает на дно.

Не друг.

(Я не обнажаю живот ни перед кем.)

(Растерянность, подвешенность, откровенность — три столпа воспеваемой уникальности.)

(Вот эти все новые исполнители с тупыми текстами и однородной музыкой — они получают удовлетворение от своего творчества? На какую аудиторию они работают? Люди действительно такие?..)

* * *

Она говорит, что новая девушка её бывшего шлет ей сообщения, что уже выяснила, как писать смс из одной страны в другую, когда её заблокировали во всех соцсетях, и что с электронной почты можно отправить текст на мобильный, что та девушка написала её маме, что её (не маму) уже трясет от каждого сообщения.

* * *

Ноут не тянет новую часть моей любимой серии игр. Я не помню, как прикусила язык, и кончик чертовски жжется.

(Успешное стимулирование межрасовых браков избавило бы нас от одного повода для войны через лет двести?)

(Nothing ruins comedy like arenas

That is a well-established fact...)

(Тим Минчин тоже прав.)

* * *

Она говорит:

— Я не прочитала твой текст, потому что я была заперта два дня. Он не отходил от меня. Я даже думала выпрыгнуть в окно, потому что я вообще-то приехала в эту страну не только к нему, но еще и к семье. Он забрал телефон и не отдавал мне, проверял, кто мне пишет. Я как лягушка в медленно подогреваемом молоке, которая не замечает, как поднимается температура. Мой любимый диснеевский мультик «Красавица и Чудовище».

В моей голове — сплошные знаки вопроса.

— Я не хочу, чтобы ты шутила на эту тему.

Я киваю.

* * *

Моя любовь к людям подгорает.

* * *

Я слушаю истории о том, как это выглядит для другого человека. Что навязчивость вызывает злость и недоумение, обидчивость — чувство вины, а потом осознание, что твоей вины вообще-то нет. А потом люди приходят к тому, что отношения нужно деформировать. И я пытаюсь их деформировать. Пытаюсь отказаться от… От чего? От привязчивости или требовательности, от того, что ищу в лучшем друге этакую маму-наседку, которой всегда будет не плевать на меня?

* * *

— Иди посмотри.

Не хочу. Это мерзко.

— Кира, иди посмотри!

— Я не хочу!

— Иди посмотри и помажь мне там, где надо!

— Я не буду!!!

— Не будет она, бессовестная. Я тоже не буду! Иди посмотри!

Молчу и внутренне рычу, потому что бешусь, но не могу выразить.

— Кира!!!

Покорно иду.

Она лежит на диване боком и без трусов. Толстое тело похоже на упавшую на бок шахматную ладью — такой цилиндр, — похоже на мое чертово одеяло-полторашку, где черт поймешь, где длина, где ширина (это она поджала ноги под себя).

У неё геморрой, делали операцию пару дней назад, и она хочет, чтобы я посмотрела, что у неё там как. Вот это называется размытые границы, а не то, что пишут в интернете про мир фэнтези, внезапно попавший в наш.

Я наклоняюсь и смотрю. Потемневшая кожа и — она придерживает ягодицу рукой, чтобы обзор был лучше — тёмно-розовое нечто, что выглядит как… не знаю… лысый нераскрывшийся бутон розы?

— Всё нормально.

Мне мерзко.

— Никаких покраснений? Гноя?

Киваю. Мне плевать. Меня выворачивает от самой ситуации и невозможности что-то возразить. Типа семья. Твою мать, и вот это останется у меня в памяти до конца жизни или начала маразма!

* * *

Я слышу истории, которые должны бы случаться только в кино или только с крайне тупыми людьми.

Я нахожу действительно смешной фильм про рак с песней «Losing my religion» в саундтреке.

(Надо было идти в Йель.)

Это все прожито и больше не болит?

Не друг.

Нет, это звучит в моей голове каждый день.

* * *

Мне завтра вставать и идти смотреть в экран.