Достойный шар на соответствующей верёвочке (джен)

В тот год, когда рост Би стал равен половине роста его отца Урра, Би испытал настоящее горе: от изматывающей болезни лёгких умерла его мама. Вернее, это Би чуть позже сказали, что он испытал горе — сам он помнил маму и её смерть смутно, а, может, и не помнил вовсе, но сделал частью своих воспоминаний рассказы многочисленных родственников и знакомых.

Би и Урр жили в старой и ржавой (впрочем, как и всё на Плюке) закопанной в песок едва ли не по крышу железной коробке, и день, когда он испытал горе, вроде бы должен был как эта коробка в песок все глубже и глубже уходить в прошлое, но этого не происходило, потому что Урр упорно не давал о нём забыть.

— Сегодня мы идём к маме! — твёрдо заявлял он каждые шесть дней, а Би не смел ему возражать, потому что отец всегда был для него непререкаемым авторитетом.

Поход «к маме» заключался в том, что нужно было вылезти из дома на рассвете, пока жара не станет невыносимой, и долго-долго, увязая в песке по щиколотку, идти на кладбище, где колыхался на слабом ветру шар с последним маминым выдохом.

Шаров было много, они тянулись до самого горизонта, и нужный шар находился в пятьдесят третьем ряду на сто двадцать восьмом месте. К верёвочке, удерживающей шар, была привязана маленькая оранжевая тряпочка (очень редкая и очень ценная вещь), что позволяло чуть легче ориентироваться в этом мрачном месте.

Би и Урр садились возле шара и молчали до самого заката.

Би всё время хотелось пить, есть и спать, а ещё очень хотелось вернуться домой и заняться там чем-нибудь обычным в свой единственный выходной — поиграть с друзьями в «гордых пацаков», полазить по заброшенной фабрике, поорать песни, но отец ментально ему приказывал на кладбище думать только о маме, и Би изо всех сил пытался это делать.

После возвращения с кладбища отец на пару дней становился нормальным и даже иногда улыбался.

— От той звезды по центру отсчитываешь три звёздочки влево, семь звёздочек вниз и одну вправо, и вот она — Кицуна! — сказал Урр, когда он и Би лежали на полу и смотрели сквозь открытый люк на ночное небо.

— А что там? — спросил Би, старательно произведя все необходимые операции по поиску нужной звезды.

— Там много всего… замечательного… — загадочно ответил Урр. И мы туда обязательно когда-нибудь полетим!

— Полетим! — радостно согласился Би.

Урр рассказывал не только про Кицуну, но и про другие звезды и планеты. Больше всего Би нравилось слушать истории про планету Ёрс, на которой много-много воды и еды, а ещё там, по слухам, можно достать аж несколько больших коробок КЦ, но, скорее всего, это была просто легенда, сочинённая нищим народом, измученным жизнью в песчаной пустыне. А ещё Урр очень любил рассказывать о том, как управлять пепелацем, куда устанавливать гравицапу и что нужно делать, чтобы мгновенно переместиться в любой из миров Тентуры. Би мечтал хотя бы об одном подобном путешествии, и отец вроде бы тоже об этом мечтал, но мечтал всё больше пассивно или вовсе не в ту сторону.

Сначала Би верил в то, что отец когда-нибудь сможет купить не только пепелац, но и гравицапу, но, когда рост Би составил две трети от роста отца, он начал понимать, что этого никогда не произойдёт: все заработанные ими чатлы уходили на еду, жильё и оплату места для маминого шара на кладбище. Шар можно было бы закрепить и в любом другом, бесплатном, месте, но это считалось недостойным покойной жены уважаемого пацака и настоящим позором.

* * *

Сколько Би себя помнил, он всегда был рядом с отцом, и, будучи ещё совсем маленьким мальчиком, стал ходить вместе с ним на работу на старый, смердящий двумя десятками труб завод.

Цех, в котором они трудились, производил эцихи: чуть попроще — без гвоздей, чуть посложнее — с гвоздями. Снаружи это был простой металлический ящик, похожий на гроб, а внутри — тюремная камера на двух человек с нарами, столом и туалетом. Би иногда задавался вопросом, почему технология изготовления предметов, которые внутри больше, чем снаружи, не применяется для создания жилья для обычных жителей Плюка, но только когда его рост почти сравнялся с ростом отца, узнал, что эта технология вывезена контрабандой с одной далёкой-далёкой планеты, засекречена и используется исключительно карательными органами для уплотнения тюрем.

Эти самые карательные органы платили за каждый произведённый эцих по тринадцать чатлов Урру и по пять чатлов Би, и этого им едва-едва хватало на жизнь.

Металл для производства эцихов привозили откуда-то из пустыни в огромных полуразвалившихся вагонах и разгружали с помощью подъёмных кранов. Из груды металлолома нужно было выбирать более-менее приличные куски, расправлять их кувалдой, а потом клепать из них ящик по определённым размерам.

Би работа совсем не нравилась: жарко, душно, темно, шумно и абсолютно безнадёжно. Удивляло, что Урра как будто всё устраивало и ничего менять в своей жизни и жизни сына он не хотел. Би думал, что если у него когда-нибудь будут дети, он не хотел бы для них такой судьбы.

И вот в череде одинаковых дней случился день, когда Би испытал горе по-настоящему: трос подъемного крана лопнул, и груда металла весом с два десятка эцихов упала на Урра.

Би, на глазах которого всё и произошло, отстраненно подумал, что в такой ситуации не удастся получить последний выдох отца, и ему не нужно будет устанавливать ещё один шар на кладбище.

Однако выяснилось, что шар с «последним выдохом» — это «необходимая ритуальная абстракция» (так сказали уважаемые пацаки, и у Би не было оснований им не верить), поэтому у отца он должен быть не только достойным, но и иметь соответствующую ему верёвочку.

Так у Би появился ещё один «родной шар», а на оплату двух мест на кладбище теперь уходила большая часть зарабатываемых им чатлов.

Про даже подержанный пепелац с гравицапой пришлось временно забыть, а путешествия к другим мирам — отложить на неопределённый срок.

* * *

Би сидел на песке, смотрел на два колышущихся на слабом ветре шара, думал об отце и заставлял себя думать о маме. Мысли разбегались и всё время соскальзывали на то, что пластиковая каша опять подорожала и такими темпами ему скоро придётся голодать.

Внезапно Би услышал чьи-то шаги за спиной, обернулся и увидел шедшего к нему чатланина в малиновых штанах. Би тут же вскочил и с положенным энтузиазмом воскликнул:

— Ку! Ку!

— Угу, — буркнул чатланин в ответ на приветствие. — Смотрю, пацак, ты часто сюда приходишь, — чатланин пристально посмотрел Би в глаза и констатировал: — И мысли у тебя хорошие! В общем, есть предложение.

— Какое? — удивился Би.

— Иди ко мне работать. Жильё и еду предоставлю, а чатлы как-нибудь сам сообразишь.

Би, не думая, согласился.

О работе на кладбище мечтали почти все молодые пацаки, и в этом был шанс Би хоть на какие-нибудь изменения.

Новая работа Би заключалась в основном в том, что днём он проверял шары и поддувал начинавшие сдуваться из баллона специальным (очень вонючим) газом, а ночью — охранял кладбище от всяких тёмных личностей, которых оно так и приманивало.

Чатлы же можно было получить от родственников усопших: кому-то за дополнительную плату предложить улучшенную верёвочку или более крепкий шар (и шар, и верёвочка ничем не отличались от стандартных, но кто ж проверит), кому-то — пообещать лучше присматривать за шаром, кого-то проводить до нужного места и обратно…

* * *

Спустя три сотни дней Би инспектировал дальний угол кладбища и вдруг увидел, как низенький и пухленький чатланин срезает шары, сдувает их и складывает в кучку на тропинке. За места для этих шаров давно никто не платил, и сами шары были совсем старые и потрёпанные, но всё равно никому, кроме кладбищенских работников, не позволялось их срезать и, тем более, сдувать (что за кощунство!).

Единственной причиной, почему Би не вызвал эцилоппа для поимки наглого вора (а у него имелся карманный пульт с кнопкой), было то, что чатланин прилетел на пепелаце. Силуэт пепелаца чётко выделялся на фоне звёздного неба и буквально манил Би. Он уже мысленно разработал план его угона, но вор не отходил от него на достаточно безопасное расстояние. Убийство же чатланина (впрочем, как и любого другого живого существа) Би считал совершенно неприемлемым методом получения того, что он так страстно желал.

Вор не видел Би и продолжал своё грязное дело. Он срезал около двух десятков шаров, собрал их, отнёс в пепелац и улетел.

Би вздохнул, подумал немного про недоступный Ёрс с несколькими коробками КЦ и решил выкинуть вора с его пепелацем из своей головы.

Однако вор вернулся всего через четыре дня и снова принялся срезать шары. Би, глядя на это, опять метался между желанием угнать пепелац и долгом вызвать эцилоппа, но так ни на что и не решился.

После того, как чатланин улетел, Би потребовалось очень долго думать и мечтать, чтобы найти хоть какое-то душевное равновесие, но, кажется, у него это так и не получилось.

Прошло тридцать семь дней, прежде чем чатланин вернулся.

В этот раз он приземлился там же, где обычно, но, углубляясь в ряды шаров, отошёл довольно далеко.

Би зажмурился, сделал глубокий вдох и побежал к пепелацу, стараясь производить как можно меньше шума.

Дверь была не заперта.

Пепелац внутри неожиданно оказался примерно втрое больше, чем снаружи, и Би растерялся. По рассказам отца, здесь где-то должен был быть «центральный рычаг», который заводил двигатель, но ничего даже отдалённо похожего на него видно не было.

— Нет здесь никаких центральных рычагов! — зло буркнул появившийся в этот момент чатланин.

— Я… — начал было оправдываться Би, но сразу осёкся: чатланин уже прочитал все его мысли, и теперь им обоим нужно было найти выход из создавшейся ситуации, потому что у Би до сих пор была возможность вызвать эцилоппа, а у чатланина, которого, к слову, звали Уэфом, не было никакого оружия.

Би и Уэф смотрели друг на друга и молчали.

Пауза затягивалась.

— Полетишь со мной, пацак? — спросил Уэф. — Далось тебе это кладбище!

— Полечу.

— Выкидывай кнопку.

Би выкинул кнопку вызова эцилоппа в открытую дверь, Уэф её закрыл, а потом, потянув нужные рычаги в нескольких местах пепелаца, взлетел.

* * *

Где только не побывали Би с Уэфом и чего только не делали! Занятий для двух бедных авантюристов в мирах Тентуры хватало с избытком.

Однако каждые сто девяносто четыре дня Уэф приводил пепелац на кладбище и шёл к одному из шаров в центре, а Би навещал могилы своих родителей. После они оплачивали ещё сто девяносто четыре дня обслуживания этих могил и улетали.

Би как-то хотел спросить, кого навещает Уэф (тот об этом не говорил и не думал), но однажды уловил тень его мысли со словом «сын» и всё понял.

Уэф умер то ли от голода, то ли от усталости, то ли от старости, то ли от всего сразу, и очень не вовремя: у них на тот момент не было ни чатлов, ни идей, как их заработать, ни вещей, которые можно было продать, однако у Уэфа, как у чатланина, должен был быть исключительно достойный шар с последним выдохом.

Би прилетел на кладбище и через какое-то время узнал, что, чтобы оплатить шар для Уэфа, а также внести плату за другие свои шары, ему придётся продать пепелац, а после нищенствовать или вовсе помирать от голода.

Нищенствовать с мыслью о том, что у него когда-то была возможность отправиться практически куда угодно, было намного тяжелее, чем если бы такой возможности не было в принципе.

Би просидел возле шаров мамы и папы почти до ночи и всё обдумал.

Он достал из кармана маленький ножик и перерезал обе верёвочки. Освобождённые шары, красиво подсвеченные позднезакатными лучами, направились в небо.

Би проводил их взглядом, а потом поднялся и пошёл к пепелацу.

— Не нужен тебе никакой шар, Уэф! — громко подумал он. — Я буду о тебе помнить просто так! Постоянно! Бесплатно!

* * *

Владимир Николаевич шёл по парку со своим пятилетним внуком Матвеем. Людей вокруг было очень много, ведь это был первый по-настоящему тёплый майский день.

Высокий седой старик надувал разноцветные шарики, крутил из них фигурки и продавал за вполне приемлемую плату.

Старик показался Владимиру Николаевичу смутно знакомым, но он никак не мог вспомнить, где он его видел.

Тут старик надул длинный шарик, ловко скрутил из него что-то похожее на ромашку, протянул Матвею и воскликнул:

— Держи, родной!

После этого он посмотрел на Владимира Николаевича, подмигнул и добавил:

— Подарок от фирмы.