Лучший друг (гет)

Я был уверен, что выбрал правильное место. Самое правильное, какое только может быть. Стоя у нее во дворе под тенью раскидистой липы, я не мог хотя бы один раз не оглянуться на старый двухэтажный сарай для лодок. Там покрывался вековой пылью старый рыбацкий катерок отца Клэри и несколько моторных лодок, на которых они всей семьей выходили на рыбалку, когда Клэри и ее брат были помладше. На втором этаже, куда нужно было подниматься по скрипучей деревянной лестнице, было довольно много места, но нельзя было встать в полный рост, чтобы не стукнуться макушкой о покатую крышу. Но зато из окна с пыльным стеклом открывался вид на дом, лужайку, гараж, липу и немного — на озеро. Просто замечательное место.

— Стив! Ты меня хоть слушаешь?

— А? прости, задумался.

Клэри ела пирожные эклеры и говорила с набитым ртом. На ее лице плясали тени от листьев липы, а по верхней губе размазалась сладкая глазурь. Она выглядела очень мило. Мне захотелось слизнуть эту глазурь с ее губ, одновременно прощупав все трещинки и изгибы собственным языком. Но я вспомнил о том, что лежит там, в лодочном сарае, возле пыльного окна, накрытое старой тряпкой и только улыбнулся ей в ответ.

— Что ты спрашивала?

— Ты будешь эклер?

— Ага, — мне не хотелось эклер, но это была замечательная возможность заткнуть себе рот на пару минут и не мучиться от ужасающей неловкости, которая накатывала на меня каждый раз, когда я разговаривал с Клэри.

— Держи. Этот с апельсиновой глазурью, а этот с киви. Какой будешь?

Я знал, что Клэри всегда считала киви страшной гадостью, поэтому и взял с киви. По зубам захрустела слишком сладкая глазурь, булочка заставила растянуться щеки, я подумал, что выгляжу отчаянно нелепо и попробовал улыбнуться.

— Вкусно? — засмеялась Клэри, слизывая, наконец, эту глазурь с губы.

— Ошшень!

Рядом оказался Томми, двенадцатилетний брат Клэри и попросил кусочек эклера. На нем была забавная футболка с черепашками-ниндзя, волосы взъерошены и торчат во все стороны. Клэри было зажала эклер, но Томми вырывал у нее коробку с оставшимся пирожным и убежал. Сладость эклера с киви ударила мне в мозг, мне казалось, он сейчас потечет из ушей от такого передоза глюкозы. Нет, не потек. Клэри погрозила Томми кулаком, но это для виду, и потащила меня вниз, через заросли ежевики к озеру. Она была в школьной кружевной блузке с короткими рукавами — крылышками и я видел застежку ее бюстгальтера через просвечивающую ткань. Она бежала передо мной, и я смотрел на эту застежку, а еще на ее тонкую веснушчатую шею, прямо на то место, где заканчивают расти длинные рыжие волосы, любовался ею, как завороженный и не заметил, что одна из колючек разодрала мне щеку до крови.

На берегу озера она повернулась ко мне и удивленно сказала:

— Стив! У тебя на щеке кровь!

— Правда?

Кровь я чувствовал, она текла по щеке до подбородка, потом по шее и вниз тонкой-тонкой струйкой, но я и не думал ее вытирать. Мне хотелось, чтобы ее вытерла Клэри, если она, конечно, захочет.

Клэри размазала кровь пальцем (прикосновение ее пальца к моей щеке было теплым и легким). Потом приказала мне промыть озерной водой. Я, конечно же, замочил свою лучшую белую рубашку, в которой должен был завтра ехать в колледж. Клэри сказала, что пятно отстирается, и мы покидали камешки на берегу с полчаса. Волосы Клэри раздувал ветер, пахнущий гниющими водорослями и тиной, они обнимали ее щеки и плечи, скользили по спине. Клэри смеялась и кидала камешки блинчиком. У нее получилось заставить камешек прыгать восемь раз. Я кидал с отцом до двадцати раз, но ради Клэри мой камень прыгал не больше пяти раз. Я хотел, чтобы она наслаждалась своей победой. Потом мы пошли в дом.