Метаморфозы (гет)

Доре едва исполнилось одиннадцать, когда она стала звать себя Тонкс, и буквально через год ее уже звали так все вокруг. Конечно, кроме родителей, упорно продолжавших называть ее Нимфадорой. Дурацкое и нелепое имя! Раздражающий отголосок маминых традиций!

В тринадцать Тонкс твёрдо решила идти в авроры, а в пятнадцать мама начала активно ее отговаривать. Андромеда Тонкс могла переупрямить любого человека — блэковское упрямство было все-таки фамильной чертой. Любого, кроме собственной дочери. Тонкс была непреклонна. Маме пришлось капитулировать, под сочувствующие взгляды отца.

Позади школа, Тонкс стукнуло восемнадцать, и она всё-таки поступила в Аврорат. Легко и играючи, как и жила до этого. То, что ее вытянула метаморфомагия, она рассказывала потом как анекдот. Да, она была неуклюжа, когда чувствовала себя в безопасности, зато кто, кроме неё, мог изобразить у себя на лице утиный нос?

* * *

Она учится легко, так же легко идёт работать в отдел. Тонкс искренне верит в то, что она делает. Тонкс уже двадцать, и она молча восхищается своим наставником — «Грозным глазом» Грюмом. Тонкс всего двадцать, и она с испугом смотрит на однокурсниц, выходящих замуж. И даже в двадцать один год она ещё ни разу не влюблялась. Детское увлечение старшекурсником не считается же? Тонкс копирует его в зеркале, пытаясь вспомнить, что в нем зацепило ее, но не может.

Тонкс немного пугает это, но зато она не плачется на чужом плече из-за измены мужа, как недавно ее самая близкая подруга — Анна МакДугалл. Безмятежное состояние Тонкс немного нарушается побегом одного из опаснейших приспешников Того-кого-нельзя-называть, Сириуса Блэка, игравшего с ней, когда ей было пять. Мама нервничает, мама разрывается. Блэк выдал Поттеров, а мама двенадцать лет назад готова была поклясться чем угодно, что Сириус этого не делал. Тонкс упрашивает уже вышедшего на пенсию Грюма посодействовать тому, чтобы ей дали возможность покопаться в архиве. Скрипя зубами, ей идут навстречу, но не скрывают, что ей явно недовольны.

Тонкс сидит в пыльном архиве, и все слова, даже те, за которые «мыло-в-рот», у неё заканчиваются. Над Блэком не было суда. Над гребаными Лестранжами — был! А палочку Сириуса даже не проверяли на заклинания. Тонкс находит лишь одно упоминание о ней — «сломана при аресте». А где опись, обломки? Где протокол допроса?

Ее волосы меняют цвет с ярко-розового на угольно-чёрный. В какой-то момент она неосознанно копирует маму, когда та злится, и этим пугает дежурного по архивам до чёртиков. Уже зайдя в туалет, она видит своё отражение: ну вылитая безумная Беллатрикс. Тонкс немного нервно смеётся и принимает свой обычный облик. Она видит в деле Блэка явные нарушения, но начальство только орет на неё. Даже не так. Начальство ее начальства на нее орет тоже и грозит чуть ли не Азкабаном за чрезмерное рвение. Начальник ее группы отводит ее в сторонку и наставительно просит не лезть больше в это дело. Блэк признался сам, Блэка надо поймать и арестовать. Точка. В архив ее больше не пускают, даже когда ей нужны материалы по делу, никак не связанному с Блэком. Приходится просить коллегу и выпрашивать у отца бутылку Огденского огневиски для смотрителя архива. Папа все равно его не пьет, хотя виски ему и дарят, а зарплата Тонкс еще не настолько велика. К тому же уйма средств уходит за аренду отдельной квартирки в пригороде Лондона.

В архив ее пускают, когда все данные по Блэку надёжно спрятаны. Мама сочувственно вздыхает, Тонкс же хочет докопаться до истины. Начальству начальства, кажется, Тонкс надоела. Ее переводят из Лондона в Уэльс, под видом командировки, на полгода. Мама и папа в ужасе: в Кардиффе последнее время неспокойно. Тонкс недовольна, что ей не дали разобраться в деле Блэка, но в столице Уэльса происходят стычки, и это обещает быть интересным.

Ожидания Тонкс не оправдываются — она занимается скучной работой в офисе. На настоящие дела ее почти не берут — там хватает и своих. Все свободное время, а его с избытком, Тонкс проводит в тренировочном зале, отчаянно швыряясь заклинаниями. Скучно!

Она возвращается обратно и оказывается в патруле. По делу Блэка никаких подвижек. Осенью девяносто четвертого года Тонкс так нагружена бесконечным патрулированием Лютного, что у нее не хватает сил на поддержание переписки с наставником: прийти домой, упасть на кровать, что-то ответить родителям, заснуть, с утра снова на работу.

Под Рождество на нее привычно орет начальство: оказывается, она нагрузила себя внеурочными. Тонкс этого не помнит, но уже привыкла к такой жизни. К несовпадениям выходных — ее и родителей, ее и друзей. К несовпадениям с наставником, ныне преподающим в Хогвартсе. С общественной точкой зрения на Блэка.

Турнир Трёх Волшебников идёт как-то мимо неё, и о трагичном финале она узнаёт от отца. Когда отец сообщает Тонкс о воскрешении Волдеморта, той кажется, что она не помнит, как дышать. Это настолько невероятно и пугающе, что в это не хочется верить. Как не верит в это министр Магии.

Она пишет Грюму, и тот приводит ее буквально за руку в Орден Феникса.

И первая ее реакция: на автомате наставить палочку на Блэка. Тот смеется безумным лающим смехом и смотрит на нее запавшими темно-серыми, почти черными глазами. Тонкс ловит себя на мысли: она полагала, что у Сириуса глаза как у мамы, темно-карие. Это несовпадение кажется ей очень странным, она на автомате копирует его внешность. Сириус смеётся ещё громче, только в этом смехе почти нет веселья.

Блэка оттесняет его друг. Изможденный, усталый, тот кажется старше своих лет. Тонкс смотрит в его светло-карие глаза, и внутри что-то щелкает. Во взгляде Ремуса гораздо больше, чем во всех остальных. Тонкс не может четко сформулировать, чего именно больше. Доброты? Тоски? Сострадания? Всего сразу?

После этого она ловит себе на мысли, что хочет еще раз увидеть этот взгляд. Что хочет понять его, хочет ощутить его на кончиках пальцев, как ощущает свой метаморфизм. Как-то инстинктивно Тонкс пытается пересекаться с ним почаще. С ним можно шутить и дурачиться так спокойно, что куда-то уходит ее неуклюжесть. Кажется, в этом нет смысла, но Тонкс чувствует некую глубинную связь. С ним ей тепло, от него самого в сознании Тонкс исходит ровный свет, и другого ей не надо. Этот свет настолько уместен в ее жизни, что она не хочет идти дальше без него. Как невозможна мама без ее педантичной аккуратности, так Люпин неотделим от этого света.

В какой-то момент Тонкс ясно осознает — это оно. То, что называют любовью. Это емкое и всеобъемлющее откровение не является на самом деле откровением, а только его формулировкой. Тонкс осознает это одним осенним днем, когда они тайком от всех выгуливают Сириуса. Мамин кузен в образе огромного черного пса, а они с Ремусом — ей нравится называть его Ремом — в этот момент похожи на семейную пару. От этой простой мысли ей хочется смеяться и петь, меняя облики, как картинки калейдоскопа. Ремус, кажется, ничего не замечает, вспоминая и рассказывая ей о своей работе в школе — а Тонкс чувствует только нежность и желание провести по его гладко выбритой щеке. Ощутить его кожу на кончиках пальцев.

«И шерсть волка», — приходит к ней неожиданная мысль.

Рождество омрачается ранением Артура Уизли. Кроме этого, Тонкс чувствует невнятную тоску — кажется, она не интересна Рему. Кажется, она опять не совпала с кем-то.

«Придётся снова привыкать к несовпадению», — вздыхает она у себя в квартире, рассматривая огни соседних домов.

Странное дело, Тонкс по-прежнему ощущает на себе ласковый взгляд Рема, когда тот думает, что она не видит. Но на любой ее шаг вперёд он делает два-три назад. Она зовёт его на прогулку — он занят. Выпить чаю после дежурства на площади Гриммо — срочные дела. Тонкс бы махнуть рукой на это все и обратить внимание на скромного парнишку из какого-то скучного отдела в министерстве, который постоянно пытается с ней заговорить, но ей смешно от самой этой мысли. Она просто пытается привыкнуть к самому значимому несовпадению в своей жизни. Пытается быть готовой к его очередной причине отказа. А ведь она чувствует, что небезразлична ему. Сириус точно не помнит, что Тонкс не любит молоко, терпеть не может кофе, а обожает чай с бергамотом. И тем не менее, если на Гриммо она застаёт Ремуса, то всегда в доме есть любимый чай, любимые соленые крекеры. Эти мелочи настолько редко кто-то помнит, ну, кроме мамы с папой и наставника, что в первый раз у неё скребёт в горле.

«Не хнычь!» — говорит она себе, смотрясь в зеркало. Оно послушно отражает то лицо мамы, то лицо профессора МакГонагалл. Только этим лицам не идёт тоска самой Тонкс.

Весной Тонкс не выдерживает. Как-то раз она приходит на Гриммо, умудрившись даже не сшибить эту троллью подставку. В кухне слышны голоса Сириуса и Рема. Тонкс тихо крадётся туда, стараясь даже не дышать.

Ремус очень удачно стоит к ней спиной. Искушение слишком велико. Она закрывает ему глаза руками.

— Дора, — тихо выдыхает Ремус, — ну… Ну зачем?

Тонкс тяжело вздыхает. Ремус поворачивается к ней, и она целует его. Несколько мгновений Рем отвечает ей, а потом шарахается.

— Дора, — он смотрит с тоской на Тонкс, — Дора, я нищий оборотень и к тому же стар для тебя.

Тонкс набирает воздуха, чтобы ответить, но Сириус напоминает о себе с ухмылкой:

— Я вам не мешаю, Лунатик?

Люпин дергает челюстью и выходит из кухни. Тонкс злится на себя и выбегает из этого дома, почти мгновенно аппарируя куда-то в лес Дин. Там она до изнеможения выхаживает из себя все эмоции. Когда уже совсем не остаётся сил, она перемещается домой и падает на кровать, забываясь нервным коротким сном.

Она больше не появляется на Гриммо, не может. Она привыкает к несовпадению взглядов ее и Люпина на него самого же. Привыкает, чтобы понять, как это изменить. Лето сменяет весну, а на душе у Тонкс, несмотря на всю ее браваду, в лучшем случае ранняя весна.

Сообщение о ловушке для Гарри заставляет ее действовать. Все происходит слишком неожиданно. Безумная сестра ее матери убивает Сириуса. Убивает, сталкивая его в Арку Смерти оглушающим заклинанием. На долю секунды Тонкс видит на лице женщины, до ужаса похожей на ее мать, жуткую смесь боли, удивления и дикой радости. Странно, что та не пыталась убить саму Тонкс. Тонкс шокирована и подавлена. За этот год она незаметно для себя подружилась с Сириусом и, отлеживаясь в Мунго после ранения, она с трудом верит в его смерть. Тонкс пытается утешать себя мыслью, что Сириус погиб как хотел: в бою, защищая Гарри. Это не уменьшает той пустоты, которая образовалась в ней, но в этой мысли кроется горькое спокойствие.

Вскоре после больницы она приходит к Люпину. Потихоньку вступает в свои права июльская ночь. Где-то там министерство признало факт существования Волдеморта и героизм Блэка. Если бы это что-то меняло!

Ремус молча смотрит на неё, застыв на пороге своего дома. Кажется, он достался ему от родителей. Рем горько улыбается. Тонкс шепчет:

— Молчи, — целуя его. По щекам текут слёзы. Ее или его?

Утром он смотрит на неё с неизбывной любовью, со своим светом. Взгляд меняется на горький.

— Дора, — выдыхает он, — Дора, — и хочет продолжить, но:

— Молчи, — снова яростно шипит она, — Молчи!

Он осекается, наблюдая, как Тонкс собирает свои вещи.

— По просьбе Дамблдора я отправляюсь к оборотням, — роняет он, делая слабый жест рукой: не то пытаясь ее остановить, не то — поторопить.

Тонкс чувствует, как мир вокруг неё раздувается и лопается, как больший мыльный пузырь. Она аппарирует, едва застегнув рубашку.

Больше она не ищет встреч с ним. Постепенно ее магия метаморфа даёт сбой. Превращения ей больше неподвластны. Зато она теперь знает, как выглядит на самом деле. Значит, волосы у неё — в папу.

Где-то в августе у неё меняется Патронус, а у неё нет сил даже удивиться этому. Был жизнерадостный заяц, стал волк. Тонкс охраняет школу, на автомате выполняя свои обязанности. Вроде бы с кем-то общается, где-то рядом мелькает Гарри, тоскующий по Сириусу. Происшествия в школе немного выбивают ее из колеи: то проклятие девочки, то отравление Рона. Что стоит за всем этим? Постоянно отлучающийся куда-то Дамблдор не улучшает общей картины. Весна приносит Тонкс надежду — Ремус вернулся живой, хотя и не добившийся ничего в стане оборотней. Тонкс начинает надеяться, что все обойдётся.

Не обходится. Все заканчивается тем, что Пожиратели Смерти оказываются в Хогвартсе и Снейп убивает Дамблдора. Это не укладывается в голове. Это же Дамблдор, он не может умереть! Тонкс стоит около постели Билла и завидует Флёр. Когда появляется Рем, она срывается на крик:

— Видишь?

По его глазам она понимает: не видит, но принимает. И к этому несовпадению привыкнуть легче всего!

Молли что-то говорит про Дамблдора и любовь, они что-то ей отвечают. Глаза Ремуса устало спрашивают:

«Уверена?»

Глаза Тонкс отвечают: «Всегда».