Одна маленькая месть и её последствия (гет)

Огромными шагами перескакивая через разливающиеся под ногами лужи и кутаясь в тёмный намокший плащ, Рональд Уизли спешил как можно скорее добраться до назначенного места. На тёмно-сером, почти чёрном небе то и дело мелькали золотистые всполохи, вырисовывая на нём неровные искрящиеся узоры. Ещё не успевшие украситься листвой деревья покачивались в такт ветру, сбрасывая на землю тонкие ветки.

Заветное крыльцо, скрытое плотной завесой дождя, возникло из ниоткуда, словно выскочивший из засады зверь. Рон от неожиданности даже остановился. В это же мгновение очередная золотистая вспышка, сопровождаемая сильнейшим раскатом грома, от которого заложило уши, расколола небо надвое. А тяжёлые дождевые капли ещё сильнее заколотили по крыльцу, козырьку, земле и самому Рону. Он недовольно поморщился, будто буквально ощущая, как сотня расшалившихся садовых гномов колотит его своими крошечными кулачками, желая во что бы то ни стало превратить в отбивную. Рон глубоко вздохнул прохладный влажный воздух и, в два шага преодолев высокие ступени, оказался перед массивной тёмно-коричневой дверью с небольшим окошечком посередине.

Окошечко это доходило Рону лишь до груди, и если бы ему пришло в голову заглянуть в него, как он любил делать в детстве, то ему бы пришлось встать на колени или неудобно согнуться пополам.

Прямо над дверью переливалась мерцающим светом нежно-голубая вывеска, гласившая о том, что трактир "Свет Патронуса" приглашает заблудившихся путников посетить сию скромную обитель.

Снова загрохотало, да так сильно, что Рону показалось, будто деревянное крыльцо задрожало под ним и вот-вот развалится на части. А капли дождя то и дело доставали до него, норовя попасть в глаз или нос, не обращая внимания на то, что теперь он находился под покатым козырьком трактира.

Приятного в этом было мало, и Рон толкнул дверь. Поддалась она не сразу, а лишь после того, как он хорошенько навалился на неё всем своим весом. Редко смазываемые петли жалобно взвизгнули.

В лицо Рону сразу же дохнуло теплом камина и запахом готовящейся пищи. Только оказавшись внутри, окутанный почти домашним теплом, Рон понял, как сильно он успел замерзнуть, пока добирался сюда из Лондона.

Потирая заледеневшие ладони и неприятно ежась в мокрых, облепивших его тело одеждах, Рон стал протискиваться среди столов, вертя головой во все стороны и орошая многочисленных посетителей мокрыми каплями, падающими с его волос. Свободные места ещё были, и Рону не составило большого труда, чтобы найти подходящий столик, расположенный подле окна — подальше от входной двери. Быть сегодня замеченным в его планы совершенно не входило.

Приземлившись на стул, Рон позволил себе осмотреться более основательно.

Достаточно просторный зал трактира был плотно заставлен одинаковыми круглыми столами серебристого цвета, стоящими на тонких, закручивающихся внутрь ножках. Светло-коричневые стены были украшены странными картинками в сине-голубых тонах, изображения которых были понятны лишь немногим посетителям. Несколько больших каминов, не жалея сил, пыхали своими огненными языками, а каменные колонны, украшенные густорастущими зелёными растениями, спиралями подпирали деревянный потолок, под сводом которого сотни маленьких Патронусов кружились в своём замысловатом танце. Рон и раньше бывал здесь с Гермионой и, открыв рот, наблюдал за этими крошечными светящимися созданиями, которые, не обращая ни на кого никакого внимания, продолжали парить в воздухе.

Но сегодня Рону было не до того. Всё его внимание было приковано к залу.

Посетителей в зале было более чем достаточно — мало нашлось желающих устраивать неспешные променады по улицам Хогсмида. Студентов же Хогвартса Роном замечено не было. Он удовлетворённо выдохнул — кажется, успел первым.

Его начало немного знобить. Одежда промокла насквозь. Рон встал, стянул с себя мантию и, выхватив из кармана волшебную палочку, принялся усердно её сушить.

После того, как мантия стала лишь слегка влажной, он расположил её на соседнем стуле и только после этого принялся за остальную одежду — правда, снимать он её не стал и водил кончиком палочки вдоль — вверх-вниз до тех пор, пока не почувствовал, как его тело медленно начинает наполняться колючим теплом.

Официантка весь вечер носилась по залу, левитируя огромные подносы перед собой. К Рону она подошла минут через пятнадцать. К этому моменту он не только успел высохнуть и согреться, но и начал здорово нервничать, то и дело косясь на входную дверь. За последние пятнадцать минут она распахнулась уже не один десяток раз, оглушая зал громким противным визгом. В трактир то и дело вваливались всё новые и новые вымокшие с головы до ног посетители. Тёмные мантии, цветные шарфики да нашивки с лёгкостью определяли в них студентов Хогвартса.

Рон в очередной раз испытал немалое разочарование, не обнаружив нужных ему людей. Он оттянул рукав свитера и нервно посмотрел на часы, на циферблате планеты вращаясь и вальсируя, указали ему, который час. Тридцать пять минут пятого.

И тут его прошибла простая, но ранее не приходящая в голову мысль: а вдруг они вообще сегодня не придут? Вдруг Джинни ему соврала? Или они решили пойти в какое-нибудь другое место? А может, Гермиона решила не тащиться в Хогсмид по такой отвратительной погоде и отложила свой коварный замысел на другой день? А сейчас сидит себе в тёплой гостиной опустевшего замка, завернувшись с тёплый плед, и читает книгу.

Нет. Рон упрямо тряхнул головой и отпил огромный глоток сладкого шоколада. Горячий напиток, приятно пощекотав горло, скользнул внутрь и медленно растекся по всему телу, окуная Рона в приятную негу и погружая в лёгкую полудрёму.

А может, ну его? Сейчас бы вернуться домой в свою тёплую квартирку, принять горячий, до ломоты в костях, душ и, набрав целую горку шоколадных лягушек и тыквенных пирожков, завалиться на кровать...

Из мечтаний Рона вырвал очередной громкий визг, оповещающий о том, что кто-то вошёл. Две худощавые фигурки, обмотанные красными гриффиндорскими шарфами и укрытые капюшонами мантий, заскочили внутрь "Света Патронуса" и были чуть не сшиблены тяжёлой своевольно закрывающейся дверью. Потолкавшись немного у порога, они стали протискиваться мимо столов в поисках свободного местечка. Рон лениво проследил за ними взглядом и сладко зевнул. За то время, что он здесь находился, народу заметно прибавилось, и слабо верилось, что эта влюблённая парочка — как мысленно нарёк их Рон — сможет найти пустующий столик. Ещё не дай Мерлин, подсядут к нему — то-то ему будет счастье пялиться на лобызающихся школьников и слушать их слащавые разговорчики.

Но беспокойство Рона оказалось напрасным. Побродив немного по залу, парочка наткнулась на мужчину, который встал, собираясь уйти.

Рон с облегчением выдохнул и отвернулся, постепенно возвращаясь к собственным мыслям. Он ещё раз взглянул на часы. Без пятнадцати пять. Похоже, дальше ждать было бессмысленно — они не придут.

По крайней мере, вместе. Или, может быть, Джинни всё-таки его провела?

Подождав ещё пятнадцать минут и допив свой шоколад, Рон нещадно забарабанил пальцами по столу. Сидеть дальше не было никакого смысла. Сграбастав успевшую полностью высохнуть одёжку, Рон резко поднялся из-за стола, да так и замер, намертво сжимая пальцами несчастную мантию и взглядом впечатываясь в сидевшую за одним из столиков Гермиону. И, разумеется, была она там не одна.

Прямо напротив неё, чуть ссутулившись, сидел худощавый парень. Его светло-русые, ещё влажные после дождя волосы, немного кучерявясь, спадали на тонкие плечи. Густая неровная чёлка то и дело падала на лицо, закрывая один глаз, и время от времени превращала парнишку в одноглазого пирата с маггловских картинок.

Рон, вдруг осознав, что он всё ещё стоит и огненным исполином возвышается над посетителями трактира, сел. С Гермионой и её спутником его разделяли добрых три столика, каменная колонна, украшенная множеством зелёных растений, и единиц пятнадцать в человеческом эквиваленте.

Рон низко склонил голову и спрятался за спину сидящей за соседним столиком упитанной девочки с пышным жёлтым бантом в пепельных волосах. Укрытие, казалось, на первый взгляд, более чем надёжным. Удручало лишь одно — девчонка оказалась ужасно неугомонной. Сидя в окружении своих подружек, многие из которых были в мантиях с нашивками Хаффлпаффа или желто-чёрных шарфах, она то и дело склонялась то к одной, то к другой, и что-то им говорила. А ещё она энергично махала руками и подпрыгивала на месте, так что Рону, чтобы остаться незамеченным, приходилось всё время синхронно дёргаться всем телом в ту же самую сторону.

Но все усилия Рона были напрасны. Ведь Гермиона даже не смотрела в его направлении. Казалось, она была так увлечена своим собеседником, что даже не заметила, если бы Рон прошёлся по их столу прямо перед её носом. Рон зло клацнул челюстями, когда Гермиона положила свою ладошку на руку худощавого ублюдка и тепло ему улыбнулась, чуть склонив голову набок.

Рон не мог видеть выражения его лица, но готов был побиться об заклад, что тот расплылся в самодовольной улыбке. Ну, ещё бы, ведь сама Гермиона Грейнджер, одна из самых красивых и известных девушек Хогвартса — да и не только его — нежно коснулась его своими тонкими пальчиками.

Девчонка-хаффлпаффка снова нагнулась к одной из своих подруг, и Рон практически со стопроцентной точностью проделал этот же самый манёвр. Правда, уже без лишнего энтузиазма. Скорее, по привычке.

К столику Рона подошла официантка и поинтересовалась, будет ли он ещё что-нибудь заказывать. Но он лишь рассеянно мотнул головой. Забрав опустевший стакан, официантка исчезла среди столов.

Гермиона убрала свою ладошку с руки худощавого, и Рону немного полегчало. Правда, весёлый и изрядно смущенный взгляд, которым она одаривала своего спутника, не давал ему расслабиться окончательно.

Рон в очередной раз извернулся, повторяя движения хаффлпаффской девчонки. Теперь он почти что лежал на столе, неудобно скрючив шею. Зато лицо спутника Гермионы стало видно лучше и отчетливее. Вот только Рону это мало что дало. Он его категорически не узнавал. Правда, на несколько неуловимых мгновений лицо парня показалось ему отдалённо знакомым, но почти сразу же это смутное ощущение рассеялось в тёплом воздухе трактира. И было это ужасно странно. Ведь то, что парень был студентом не только Хогвартса, но и Гриффиндора — понятно без лишних слов. На спинке его стула подсыхала школьная мантия с красной подкладкой, а из кармана торчала кисточка от гриффиндорского шарфа.

А среди гриффиндорцев Рон не знал только первые-вторые курсы. Но этот вариант отпадал сам собой.

Рон снова просканировал худощавого глазами. Но опять безрезультатно. Вот если бы подобраться к ним поближе...

И тут горячая обжигающая вспышка, совпавшая с очередным всполохом молнии за окном, пронзила сознание Рона. И как же он раньше об этом не подумал! Рон подскочил на стуле. Затёкшая от долгого сидения в неудобном положении шея предательски хрустнула. Да так громко, что Рон, в очередной раз за сегодня, возблагодарил многочисленных посетителей трактира — хруст потонул в их звонком многоголосье, бесследно растворяясь.

Рон схватил свою аврорскую сумку — тёмно-коричневый кожаный рюкзак с поблескивающей аврорской эмблемой, которой он так гордился. Из недр сумки он извлёк переливающийся серебристый кусок ткани, который он ещё утром предусмотрительно позаимствовал у Гарри. Мантия могла понадобиться при погоне за грабителем, совершающим преступления только после того, как он принимал изрядную долю "Феликса Фелициса", и прозванный среди авроров Неуловимым Феликсом. Но мантия не понадобилась. Неуловимый Феликс в очередной раз скрылся лишь в одном ему известном направлении, оставив целую команду подготовленных авроров с носом.

Но теперь-то мантия могла сыграть свою значительную роль. Рон аккуратно сжал струящуюся ткань, млея пред её великолепием. Мантия всегда действовала на него как-то гипнотически. Завораживала и сбивала с мыслей, как чёртова вейла. Он сглотнул и снова поднял глаза на воркующую парочку. Гермиона маленькой ложечкой ела малиновое пирожное и что-то бойко тараторила в перерывах между очередными кусочками. Парень слушал её с интересом, время от времени стряхивая то и дело сползающую на глаз чёлку.

Ох, если бы Рон не знал настоящую причину того, почему они сюда пришли, то он давно бы начистил самодовольную рожу худощавого.

План, возникший в голове Рона, приобретал всё более чёткие очертания. Спрятав мантию-невидимку обратно в сумку и отодвинув стул, он с как можно более безразличным видом, натянул на себя свою аврорскую мантию и накинул капюшон. То, что Гермиона его заметит, он больше не боялся, но его рыжая голова на всякий случай должна быть надёжно укрыта. Рон забросил сумку на плечо и, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, прошмыгнул к небольшой овальной дверце, ведущей в туалетные комнаты.

Пройдя очень узким, извилистым коридорчиком, то и дело задевая плечами стены, Рон с горем пополам, добрался до небольшого, но гораздо более просторного холла. С одной и другой стороны было ещё две двери, смотрящие прямо друг на друга: мужской и женский туалеты. Рон зашёл в нужную ему дверь.

У рукомойника топтался невысокий упитанный мужчина и что-то бодро насвистывал себе под нос. Он мыл руки в раковине, энергично разбрызгивая воду.

Рон занырнул в одну из туалетных кабинок и замер, дожидаясь, пока толстяк уйдёт.

Лишь минуты через три вода была выключена, и мужчина, так и продолжая свистеть, испарился в неизвестном направлении, оставив Рона в одиночестве. Впрочем, именно этого он и хотел.

На всякий случай убедившись, что ни в одной из кабинок не затаился кто-то наподобие его самого, Рон поставил сумку на пол и бережно извлёк на свет мантию-невидимку.

В этот раз времени на созерцание этого чуда света не было вовсе. Гермиона в любой момент могла уйти, прихватив с собой своего приятеля.

Рон накинул мантию-невидимку, убрав аврорскую мантию в сумку, после чего придирчиво осмотрел себя в зеркало. Он не хотел ни единым клочком одежды, ни прядью волос выдать своё присутствие.

Уже через две минуты дверь мужской туалетной комнаты приотворилась, и Рон, скрытый мантией-невидимкой, стал осторожно продвигаться по узкому извилистому коридорчику, молясь только об одном, чтобы ни одной живой душе в ближайшие несколько минут не пришло в голову воспользоваться туалетом. Овальная дверь, представшая пред глазами Рона, отозвалась в его сердце, будто старая подруга, которую он не видел вот уже тысячу лет. Но когда его рука практически коснулась дверной ручки — дверь отворилась сама. Гурьба взволнованных и громко болтающих старшекурсниц, среди которых Рон узнал свою недавнюю знакомую, за спиной которой он провёл добрых полчаса в засаде, ворвалась в коридор. Рон в панике отшатнулся назад. Развернуться и убежать? Вряд ли он сможет сделать это бесшумно. И Рон не придумал ничего лучше, как присесть и плотно впечататься в стену. Мимо почти мгновенно замелькали разномастные девичьи ножки. Будь он немного в другом положении, он бы обязательно воспользовался ситуацией и рассмотрел их со всем пристрастием. Но сегодня ему было несколько не до того. Сердце, как ненормальное, бухало в груди. В висках стучали крошечные молоточки, прогоняющие всё разумное, что было в нём. В этот момент он состоял из одних лишь инстинктов, ощущая себя загнанным в ловушку тушканчиком.

И тут сумку, которую он держал в руках прямо перед собой, кто-то резко дёрнул. И Рон совсем перестал дышать, чувствуя себя разоблачённым.

— Ай, Викки, можно поаккуратнее, ты мне затяжку поставишь! — недовольно прогундосила какая-то девчонка.

— Вообще-то я тебя даже не трогала. Вечно идёшь, запинаешься. Под ноги лучше смотри.

Тихо переругиваясь, девчонки наконец-то миновали Рона и скрылись за ближайшим поворотом. Только после этого Рон задышал, жадно хватая губами воздух. Да он ещё ни на одной аврорской миссии так не нервничал!

Дверь так и осталась приоткрытой. И Рон, не желая дожидаться, когда ещё кто-нибудь сюда сунется, пулей выскочил в зал трактира.

Казалось, что с тех пор, как он ушёл отсюда, прошла целая вечность. Посетителей стало немногим меньше, а за окном темнее. Лишь дождь всё так же усердно лупасил по стеклам и карнизам, оставаясь чем-то постоянным и незыблемым в этом мире.

К великой радости Рона, Гермиона никуда не ушла. Но теперь выглядела она не так, как раньше: искристый блеск в глазах пропал, на смену же пришли грусть и разочарование.

Неужели этот длинноволосый ублюдок её обидел? Рон с силой сжал кулаки, ногтями впиваясь в кожу. Почувствовав боль, он немного пришёл в себя. Первый поток ярости схлынул, так и не достигнув своего пика.

Рон успокоился. Он как никто другой знал, что Гермиона может за себя постоять, и если бы этот тип сказал ей что-нибудь обидное — а тем более сделал бы больно, то он бы уж точно не сидел здесь с таким спокойным и умиротворённым видом, а испытал бы на себе всю мощь Гермиониной злости.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что он не привлекает к себе ничьё внимание, Рон снял с себя тяжёлые аврорские ботинки и, воровато высунув из-под мантии руку, поставил их в углу под кадкой с мандрагорой, надеясь, что их никто не стащит.

Гермиона и её длинноволосый приятель, к радости Рона, расположились не в центре зала, а у одной из толстых каменных колонн. Гермиона сидела к колонне спиной, и, находясь совсем неподалёку от неё, Рон не мог её видеть. Зато её приятель с лёгкостью мог рассмотреть Рона, если бы только тот дал бы ему такую возможность, стянув с себя мантию. Разумеется, он не стал этого делать.

Вместо этого он, стараясь создавать как можно меньше шума, ступая ногами по паркетному полу, начал прорываться в сторону сладкой парочки.

Аккуратно обойдя колонну, Рон взглядом упёрся в сидящую перед ним Гермиону, да так и врос в пол. Сердце замерло в глупой надежде, что Гермиона увидит его или почувствует его присутствие.

Но Гермиона даже не подняла головы, продолжая что-то чертить на лежащем перед ней пергаменте. Рону стало ужасно любопытно, чем таким интересным она может быть занята, что даже не смотрит на своего дружка. Правда, в этот момент голову она всё же подняла.

— Ну, как-то так. И по этой формуле работает большинство подобных заклинаний. Есть, конечно же исключения, но в основном... Вот, посмотри.

Она протянула пергамент худощавому, и они склонились над ним так низко, что почти соприкасались головами. И если бы Рон секунду назад не слышал то, что они обсуждали какие-то дурацкие формулы, и не знал того, о чём ему поведала Джинни, то такая интимная поза привела бы его в настоящее бешенство. Но сейчас единственное, что он способен был испытывать — это недоумение. Они что, действительно, делают уроки? В Хогсмиде? Да, сегодня не самая благоприятная погода для прогулок, но всё же...

— Да-да, теперь я, кажется, понимаю... — задумчиво пробормотал худощавый, щекоча свой нос пером. — А если вот здесь изменить, то это на что-нибудь повлияет?

— Ну, разумеется. Ты же заменяешь один компонент на другой, и результат получается другой, — мудро заметила Гермиона, тыча кончиком своего пера в написанные на пергаменте строчки.

Рон громко фыркнул и тут же осёкся. От разоблачения его спас очередной раскат грома, всей своей могучей мощью обрушившийся на беззащитный трактир.

Рон простоял так минут десять, то и дело заглядывая Гермионе через плечо, но ничего нового и интересного, помимо формул, так и не приметил. От обилия непонятных слов и мельтешения перед глазами букв его снова начало клонить в сон. Рон беззвучно зевнул. Нет, с этим нужно было что-то делать. А иначе, если он заснёт, то сохранить своё присутствие в тайне ему точно не удастся.

Рон сделал большой глоток воздуха, как перед погружением в воду, и медленно сел на корточки. Скатертей на столах предусмотрено не было, поэтому взгляд Рона наткнулся на ножки Гермионы, призывно выглядывающие из-под юбки. Гермиона сидела, положив одну ногу на другую, и нервно подергивала ими в такт своим словам. Рон сглотнул, чувствуя мучительный спазм в горле, мешающий дышать.

Его сознание под монотонный голос Гермионы и редкие реплики её дружка уносилось куда-то далеко-далеко отсюда, рождая в его голове картинки из ещё такого недалёкого прошлого.

Вот Гермиона лежит перед ним на кровати в одних трусиках и краем одеяла пытается прикрыть обнажённую грудь, надеясь найти в этом кусочке ткани защиту от возбуждённого взгляда Рона, блужающего по всему её телу. Рон же стоит рядом с кроватью, обнаженный по пояс. Джинсы снять он ещё не успел. Неспеша он присаживается на край кровати, и Гермиона пугливо отодвигается поближе к серединке — подальше от Рона. Рон хищно улыбается и, протягивая руку, касается смуглой ноги Гермионы. Тёплая. Нет, даже горячая, она нервно пульсирует под его пальцами, пока он властно скользит вверх и вниз по её гладкой коже. Его дыхание с каждым движением становится всё более рваным и порывистым...

Проваливаясь в бездну собственных воспоминаний, Рон и сам не понял, как коснулся рукой бедра Гермионы.

Гермиона резко подскочила, чуть не уронив стол и листки пергамента, и зло засверкала глазами. Рон одернул от неё руку, будто обжёгшись о каминное пламя, и съёжился, ожидая, как гнев Гермионы вот-вот рухнет прямо на его голову.

До Рона не сразу дошло, что Гермиона смотрела вовсе не на него, а на сидящего напротив неё длинноволосого типа. Он непонимающе таращился на неё своими светлыми, почти бесцветными глазами, приподняв тонкие дугообразные брови так высоко, что они исчезли под густой чёлкой.

— Ещё раз дотронешься до меня — от тебя и мокрого места не останется.

— Гермиона, прости, конечно, но не нужно выдавать желаемое за действительное, — белобрысый ухмыльнулся, скривив свои губы в сторону, отчего его лицо стало ещё более отвратительным и самодовольным.

— Что? — громко взвизгнула Гермиона, и головы посетителей трактира дружно повернулись в их стороны. Рону на мгновение даже показалось, что все эти люди смотрят именно на него, и он придирчиво себя оглядел — не сбилась ли на нём мантия-невидимка?

— Понимаешь, Грейнджер, думаешь, я не видел, как ты весь вечер только и делала, что строила мне глазки. Соблазнить пыталась? То рукой дотронешься, то плечом. Случайно, — длинноволосый игриво дёрнул бровями и склонился над столом, продолжая более тихим голосом: — Ты, конечно, не совсем в моём вкусе, но если тебе так хочется, то мы могли бы...

Он не договорил. Гермиона, всё это время так и стоявшая рядом со столом и не сводившая с него ошеломлённого взгляда, выхватила из складок мантии свою волшебную палочку. Её грудь непрерывно ходила ходуном, вздымая лежащей на ней галстук. А лицо раскраснелось так сильно, что казалось: ещё чуть-чуть, и оно взорвётся, не выдержав такого напряжения.

— Лучше заткнись. Ещё только одно слово...

Длинноволосый примирительно поднял руки. Хотя страха на его глупом довольном лице Рон так и не заметил.

— Как знаешь.

— Зря я тебе поверила. Зря. Правильно мне все говорили.

— Ты про Стейси? Так она сама виновата. Не нужно быть такой наивной дурой.

Стейси? Рон так и подпрыгнул на месте от снизошедшего на него озарения — Фрэнк Уиллсон. Гермиона встречалась с Френком Уилссоном. Вот только как она могла пойти в Хогсмид с такой дрянью? Даже если на время забыть про то, что она просто хотела его использовать.

— Действительно. Не нужно было связываться с таким ублюдком, как ты, — сказала Гермиона сквозь зубы.

— Слушай, Грейнджер, — на лице Уиллсона промелькнула злость, и он попытался встать, но Гермиона вновь направила на него свою палочку, которую уже успела опустить. Уиллсон повалился на стул и лишь раздражённо дёрнул челкой.

— Не думай, что я тебя боюсь. Просто не хочу связываться. Героиня войны всё-таки!

Рон глубоко вздохнул, борясь с острым желанием отбросить мантию-невидимку в сторону и высказать этому придурку всё то, что он о нём думает.

Гермиона спрятала палочку в карман. А после дрожащими руками сгребла со стола все свои пергаментные свитки и перья. Молча накинула на плечи мантию и, одарив Уиллсона прожигающим презрительным взглядом, бросилась вон из трактира.

Рон было уже дёрнулся следом за ней, но напоследок притормозил за спиной Фрэнка Уиллсона и отвесил ему такой крепкий подзатыльник, что враз стёр с его лица тупую ухмылочку. Это тебе за Стейси. И за Гермиону.

Уиллсон подскочил в воздухе и ещё долго озирался по сторонам, потирая ушибленную голову.