Решайтесь, профессор! (гет)

Они вернулись в Хогвартс, звёздное трио, еще почти дети, столько пережившие и столько потерявшие. С самого начала года Снейп наблюдал за ними, больше по привычке, нежели по необходимости, в задумчивости оценивая причины возвращения в школу в послевоенное время, ведь каждого из них приняли бы с распростёртыми объятиями в любое учебное заведение просто вследствие их популярности и известности.

Причиной, вне всякого сомнения, была кудрявая заучка, притянувшая за собой и Мальчика-который-успел-ему-надоесть, и рыжее недоразумение из семьи Уизли. Снейп был зол, и эта злость острыми иглами чувствовалась даже сквозь пелену охватившей его апатии. Мало того, что ему раз за разом перемывали кости в «Пророке» и на каждом переулке, нет, теперь еще придётся снова терпеть трёх красно-золотых идиотов, столь легковерно принимающих за чистую монету идеалы «добра» магического мира и столь безрассудно готовых подставить всех и себя в том числе ради воплощения этих самых сомнительных идеалов.

В какой-то степени всё, конечно, вернулось на круги своя. Снейп остался, остался просто потому, что всё шло уже по накатанной колее, потому что было, — нет, себе он в этом не признался, — страшно уходить, отпуская всё. Он не верил, что мог бы теперь найти собственную тропинку, слишком много времени утекло в пустоту и бессмыслицу политических дрязг и военных действий.

Оправданный и получивший орден Мерлина, он имел возможность сохранить жительство в магической Британии и преподавание в Хогвартсе в частности стараниями всё той же вечной троицы — был бы Снейп гриффиндорцем, он всенепременно швырнул бы чёртов орден в лица выдающих и порекомендовал засунуть вещицу себе в… впрочем, одним из слабоумных красно-золотых птенцов Снейп не был, потому краткое гневное желание подавил без особого труда, перенеся все тяготы награждения с характерной для него сардонической усмешкой.

Преподавание никогда не было стезёй, которую бы он выбрал из собственного желания, но мольбы Минервы, хитрые нашёптывания Дамблдора с картин и понимание, что идти особо некуда, сыграли не последнюю роль в непростом решении.

Учителей катастрофически не хватало. Самое обидное, что должность преподавателя по ЗОТИ ему по-прежнему не дали, отдав желанное место новенькой учительнице, еще девушке, мисс Гретхен Тенетур. Снейп даже практически не злился на МакГонагалл, чьи уголки губ озорно поднялись, когда та озвучивала несчастному зельевару своё решение. Вспышка закономерного недовольства была успокоена обещанием «подумать» на следующий год, но таким обещаниям Снейп совершенно не доверял.

Хорошо еще, что бывший Пожиратель смерти считал свой долг перед Поттером исполненным, иначе всё это — навалившееся-продолжавшееся — было бы чрезмерным грузом.

Он и так устал. Даже воспоминания о Лили словно бы выцвели и поблёкли, утеряв свой изначальный нежный смысл, так что, по правде говоря, он опасался, что вызов патронуса более недоступен ему. Проверять не хотелось. Да и жить тоже. Вечера остатков лета он провёл, в основном, пялясь в потолок больничной палаты в густой бессмысленной тишине, а в голове крутились воспоминания, скрывая под собой душащий, скользкий страх.

Всё закончено, его жизнь, его долг, Северус Снейп умер тогда, в Визжащей Хижине, а в серых расцветках реальности бродил по Хогвартсу его тусклый двойник, лишённый души и целей. Тогда, на полу, на самом краю от потери сознания, он ощутил необходимое ему спокойствие и умиротворение. Своеобразное прощание и прощение.

Но всё закончилось, он достиг некогда такой желаемой и далёкой цели быть живым и свободным, и он почти расклеился, теряя остатки самообладания и самоуважения — если еще было что терять после преданной огласке истории.

Он хотел умереть. Целиком, по-настоящему, навсегда, забывая набившие оскомину чувства сожаления и гнева за спасённую жизнь.

Спасённую.

Гермиона Грейнджер. Девочка-спасшая-профессора-Снейпа.

Шёл печальный плаксивый октябрь, и мрачный декан Слизерина сидел на завтраке, в которой уже раз косясь на троицу, поглощавшую завтрак с возмутительной для людей, прошедших кровь и страдания войны, безмятежностью.

Если бы не Гермиона Грейнджер, вытащившая его окровавленное тело из Хижины, оставившая друзей вести последний бой без неё — удивительная жертва ради слизеринского ублюдка, — если бы не она, он бы не наблюдал их сейчас перед своими глазами, если бы не она, ему не пришлось бы нести и дальше весь этот груз, он бы спал теперь спокойно в могиле, забывшись мёртвым сном, не думая о том, как стараниями Гарри Поттера его имя и его священную, тайную любовь к Лили, полощат на каждом углу. Северус едва зубами не заскрипел от злобы, чем вызвал лёгкий испуг профессора Трелони, сидевшей по правую руку от него.

Но с Поттера — что с него возьмёшь, так и нужно было, так и было запланировано, еще старик Дамблдор оказал ему своеобразную услугу, мерзкую и бесполезную, наверняка включив огласку в свою изощренную стратегию. И Снейп был готов простить их всех одним махом — но лишь перед смертью.

Только вот планы оказались разрушенными, потому что косматой глупой девчонке понадобилось спасать его, вытаскивать с того света, наблюдать его слабость, сидеть с бессознательным телом, сжимая ладонь и говорить, говорить… будь она проклята.

Гермиона Грейнджер. Во всём виновата Гермиона Грейнджер.

* * *

Занятие с семикурсниками проходило почти спокойно, если не считать Лонгботтома, то и дело порывавшегося кинуть в котёл тонкие полупрозрачные крылышки пикси.

Снейп наблюдал за классом молча, сидя за столом и уткнувшись носом в сомкнутые замком желтовато-белые паучьи пальцы, насквозь за последние полгода пропахшие валерианой и чемерицей — пополнять запасы успокаивающих зелий по очевидным причинам приходилось чаще, чем во время войны. Снейп наблюдал за классом с постной миной и потухшими глазами, даже вымещать резкие болезненные уколы раздражения не было никакого желания. Вот Лонгботтом портит своё зелье, вызывая где-то внутри слабое подобие не то тоскливого сочувствия, не то глухого неудовольствия, вот Драко, косясь по сторонам, пытается списать у Забини рецепт — зельевар насмешливо скривил губы в формальном подобии ухмылки, потому что минут пять назад проходился между рядами и знает, Блейз ошибся, — вот Поттер с самоуверенным видом, так напоминающим Джеймса, перебирает ингредиенты, вызывая смесь отторжения, отвращения и отголосков старой боли, и даже эти чувства лучше чем безмолвное кошмарное ничто, так что Снейп задерживает на нём взгляд немного дольше положенного, а формальная улыбка застывает, будто приклеенная, вот Уизли, который сидит с разинутым ртом, как последний идиот, вот заумная выскочка Грейнджер… Грейнджер. Девочка-стараниями-которой-он-всё-еще-здесь.

У магглорождённой отточеные, аккуратные движения и внимательный взгляд. Снейп скользнул взглядом в котёл: оптимально-розовый цвет зелья. Он неспешно поднялся, прошёлся взад-вперёд между партами и, остановившись позади Гермионы, с любопытством смотрел на лёгкие движения тонких изящных пальцев, бросающих в развёрнутый зев крылья пикси. Раздражающе точна, как и всегда.

Засмотрелся, задумался: из неё выйдет однажды неплохой специалист, если бросит дурачиться со своими отвратительными друзьями, начнёт прислушиваться к рекомендациям, перестав быть такой выскочкой, забудет про заучивание учебников и воспользуется собственной головой — потенциал-то есть. Только вот, нет никакого шанса, что такое случится, глупая она, эта девочка из враждебного факультета. Даже обидно, что её талант так пропадает.

Пришла бы Грейнджер сама, попросилась бы — не отказал бы, взял бы её на поруки, даже несмотря на то, что придётся потом еще вечность терпеть её бестолковых друзей. Этим, впрочем, можно просто запретить вход в подземелья. Ассистировать не так сложно, а Снейп столько мог бы передать внимательному ученику, отдать всё, что у него есть — не жалко, и зелья с ней готовить будет приятно, такая сосредоточенная девочка, даже смешно…

— Гм.

Всего один звук, а каков эффект — не заметившая ни его приближения, ни того, как он наклонился над ней, Гермиона дёрнулась и в котёл ссыпалось всё, что у неё было в руке. Снейп едва успел выхватить палочку, остановить котёл от взрыва, — застывшая испорченная масса бурого цвета успела лишь немного пролиться на пол, — и отпрянув от девочки, он с лёгкой досадой проговорил:

— Решили взять пример с Лонгботтома? Котёл будете чистить сами, без применения магии. Минус пять баллов Гриффиндору за порчу школьного имущества. В семь. Отработка у меня, мисс Грейнджер.

* * *

Она задержалась после урока, махнув рукой собиравшимся подождать её друзьям. Тень раздражения еще лежала на её юном свежем лице, и в душе зельевара всколыхнулось любопытство: что ей может быть нужно настолько, чтобы наступить на горло своим ребяческим обидам? Знания?

— Сэр? Я хотела у вас попросить.

Снейп вскинул голову и выжидательно поднял бровь. Надо же. Грейнджер замерла, и, кажется, даже чуть задрожала — он привычно предположил, что от страха перед ним. Снейп снова опустил голову и дописал краткую пометку на полях книги о зельях пера Артура Ди.

Зависшее между ними молчание чувствовалось кожей, тягучий кисель тишины охватил его. Северус молчал. Гермиона тоже. Он поймал себя на мысли о странной интимности тишины на двоих в предвечернем сумраке подземелий и поспешно прогнал её, как нелепую, настолько поспешно, что, мелькнувшая, она и вовсе прошла мимо сознания, оставляя лишь слабый след в памяти.

Девочка просто боялась, так и должно быть.

— Не тяните время, мисс Грейнджер, — наконец, недовольно уронил он, не поднимая головы. — Что вы хотели?

— Мне нужна книга…

— Я похож на библиотекаря? — вскинул бровь маг и снова посмотрел на девочку, чуть прищурившись. — Вы явно ошиблись кабинетом.

Она едва слышно вздохнула, а по щекам побежали алые пятна.

— Мне нужен Ибн Сина «Трактат о ядах и противоядиях», — терпеливость в её голосе истощалась на глазах, с каждым произносимым звуком, она так нервничала, словно засунула голову мантикоре в пасть и ждёт: вот-вот и челюсти чудовища сомкнутся, лишая её жизни. Снейп хмыкнул и отставил перо, которым делал пометки на полях книги, в сторону. Грейнджер неуверенно продолжила. — Вы не могли бы мне дать… эту книгу? Я знаю, что она у вас есть. В библиотеке сейчас нет ни одного экземпляра.

Снейп сложил руки на груди. Не первый эпизод за новый начавшийся год, когда к нему неожиданно подходили дети с мелкими просьбами, распространённая Поттером правда и присовокупившиеся к ней слухи сказались на его репутации совершенно отвратительным образом. К счастью, достаточно было вести себя как обычно, чтобы толпа желающих воспользоваться его помощью рассосалась.

Но Грейнджер — особое дело, как ни крути, он ей должен. Хотел теперь Снейп жить или не хотел, он здесь её трудами. Отказать. Нужно отказать. Снейп медлил.

— Пожалуйста, — настаивала девушка.

Северус фыркнул, но поднялся и прошёл в подсобку.

— Решили кого-то отравить? — иронически уточнил он, возвращаясь с книгой. — Берите. Попрошу вас об этом не распространяться.

Она пробормотала тихое «спасибо» и поспешно вышла. Снейп проводил её взглядом.

* * *

Сложив руки в замок, он сосредоточенно, не мигая, смотрел на склонившуюся над чугунной посудиной девочку. Девушку. Подвёрнутая белая рубашка складками проходилась по юному телу, огибая контуры, еще только начавшие свой долгий путь к взрослению, старению, смерти.

Девушка. Девочка. Такая наивная, юная, звонкая и серьёзная. Магглорождёная, гриффиндорка. Ведь куда осторожнее Поттера, куда интеллигентнее Уизли. И почему хорошие девочки всегда дружат с мерзавцами?

Глаза начали слезиться, и Северус моргнул, упустив момент, когда она, резко повернувшись, одарила его внимательным и раздражённым взглядом медовых омутов в окружении каштановой сумятицы волос. Преподаватель не знал, прошла ли минута или, может быть, вечность, с того мгновения, как их взгляды пересеклись.

— Никогда не любил мёд, — задумчиво пробормотал он, медленно приходя в себя, и тут же ужасаясь сказанному. Осознание того, насколько он жалок, насколько он расклеился, ударило по нему внезапно и болезненно. Да что это, в конце концов?

— Что? — в её голосе слышалось недоумение, и это тоже причиняло сильный дискомфорт, ему не следовало такого говорить, но и ей следовало вежливо не заметить. Проклятые гриффиндорцы. Неспособны выучить даже простейшие правила приличий. Северус раздражённо процедил сквозь зубы:

— Я спрашиваю, почему вы глупо таращитесь на меня, Грейнджер, вместо того, чтобы отрабатывать?

Девушка в точности скопировала его мимику, сжала зубы, нахмурилась, — эта, вне всякого сомнения, очередная дразнилка была даже обидной, представляя из себя искажённую пародию его собственного выражения лица, она отчего-то ранила еще какие-то оставшиеся куски разбитой души, напоминая о уродстве и неприглядности не столько даже внешнего, сколько внутреннего. Вздёрнув острый подбородок, Гермиона резко отчеканила:

— Потому что мне хотелось бы знать, почему вы таращитесь на меня? Мне, может, это мешает!

Снейп окаменел.

— Я слежу за тем, чтобы вы и в этот раз ничего не разрушили, раз вы способны испортить даже простейшее зелье для третьекурсников, — яда, разливавшегося в голосе, хватило бы и на две Нагайны, и формальностью это назвать на сей раз было нельзя, взметнувшаяся неожиданно ярость перекрыла серое уныние. — Минус пять баллов Гриффиндору за пререкания. Вы хотите получить еще одну отработку или предпочтёте вернуться к чистке котлов?

Грейнджер отвернулась, столь же резко, как и в первый раз, ничего не ответив. Снейп отвёл глаза. И зачем ему, действительно, понадобилось?..

* * *

Следующая их встреча не заставила себя ждать.

— …грязный сальноволосый ублюдок? — хихикал Уизли за стеной. Снейп поморщился, не замедляя шага и влетая в нишу в тот самый момент, когда…

— Перестань так говорить о Снейпе, ты не прав, — привычно отмахнулась Гермиона, и, увидев округлившийся в букве «о» рот друга, уточнила. — Что-то не так?

Рон часто и быстро закивал.

— Профессоре Снейпе, — несколько растерянно поправил девочку возвышавшийся за её спиной зельевар, но тут же озлобился, и на свою несуразную растерянность, и на этих двух глуповатых подростков, шушукавшихся в стенном углублении, и на тон, каковым Грейнджер сделала это своё замечание. Как будто ему нужна её проклятая жалость! — Двадцать баллов с Гриффиндора за нарушение дисциплины. Уизли, в башню; Грейнджер, за мной. — мстительно добавил он.

— До отбоя еще осталось время! — возмущенно отреагировала защитница «справедливости». Уизли, маячавший за её спиной, покраснел и пробормотал что-то вроде «ненадогермиона».

— Пока дойдёт до башни, как раз и время кончится, — ответил ей мрачный преподаватель зельеварения, кривя губы в холодной усмешке. — И еще минус пять баллов за пререкания. Следуйте за мной.

И что они делали перед самым отбоем в небольшой нише? Снейп знал, там часто прячутся школьники, ныкаются по тёмным местами, тискаясь и ласкаясь, будто маленькие безмозглые животные, так неужели этих двух из золотой троицы объединяет нечто сходное? О, неужели они там целовались? Ласкали ли жадные губы рыжего Уизли её аккуратные губы, тонкую белую шею? Запускал ли он пальцы в нелепое кудрявое гнездо на её голове? Профессор скривился собственным мыслям, несясь по коридорам так, что девочка едва поспевала за ним.

Он разделил их из вредности, не желая, чтобы они смогли совместно завернуть в уютную красно-золотую гостиную, ведь они могли продолжить начатое там… или еще где-то по пути… и как только девчонке не стыдно — староста и, якобы, приличная ученица, зажатая в углу, после отбоя: взъерошенные волосы, исцелованные красные губы, юбка, похотливым прикосновением чуть вздёрнутая наверх, и тот, кто касается её, чувствует жар её кожи, шепчет ей непристойности в тиши ночных коридоров Хогвартса… химерические развратные миражи, мелькавшие перед глазами, были слишком навязчивы, и занятый очищением разума Северус едва не пропустил нужную дверь.

— Медовый луг, — с омерзением бросил он пароль, снова задумываясь о тревожном взгляде карих глаз.

— Я поймал их после отбоя вместе с Уизли, — почти торжественно заявил он Минерве, а та подняла глаза и уставилась на него с ожидающей теплотой. — Так как это, прежде всего, ваша ученица и староста, будьте добры, займитесь её выговором сами.

Снейп было планировал покинуть кабинет, прекрасно зная, что МакГонагалл сейчас угостит явно расстроенную девочку конфетой и отпустит, — он не хотел при том присутствовать, — но его остановил её удивлённый голос:

— С момента отбоя только две минуты прошло, Северус…

Он остановился, медленно повернулся, случайно скользнув взглядом по стройным ногам ученицы, и спокойно поинтересовался, вскинув тёмную бровь:

— Значит ли это, что старостам дозволено злоупотреблять полномочиями, директор?

МакГонакал вздохнула, крыть было нечем, и отпустила его со словами «что ж, мы поговорим, до завтра, Северус». Захлопывая тяжёлую дверь директорского кабинета, Снейп услышал ласковые, утешающие нотки в обращении к Гермионе.

* * *

Толпа ребят ввалилась в кабинет зельеварения хаотично и шумно, — но Снейп при этом не присутствовал. Он пришёл к самому началу урока.

С распахнувшейся дверью выключился, как по щелчку, весёлый гомон, и учитель удовлетворённо прошёлся по классу, наслаждаясь испуганными взглядами ожидающих подвоха детей.

Урок бы даже прошёл практически спокойно, если бы преподавателя не обуревали совершенно странные, неуместные чувства, отличные от гнетущего равнодушия и ощущения полной бесцельности собственного существования, чувства, которым он сам не мог найти причины иной, нежели чем-то идиотское вторжение в его смерть, в его успокоение и долгожданное настоящее спасение от болезненной любви, от политических дрязг, от Поттера и от преподавания, каковое он так же ненавидел всей душой. Чувства тянущего вниз долга и глухой тоски, ворочавшейся где-то в селезёнке, смешанные в диковатом коктейле со странным беспокойством и головокружительным любопытством, они возникали всякий раз, когда на глаза попадалась Грейнджер.

На прошлом уроке Девочка-спасшая-Северуса-Снейпа испортила зелье, на этом крутилась и отвлекалась ежесекундно, помогая товарищам, что пробуждало отчего-то болезненную неприязнь к ней и её, якобы, острому уму — юная леди как была просто обыкновенной зубрилой, так таковой и осталась, а весь её интерес к учёбе являлся лишь пустым дутым шаром самоутверждения, и ему было поразительно горько думать об этом: всё же, он находил её способной.

Какое-то время он не выказывал никакого интереса внешне и не останавливал её, мрачно искоса наблюдая за тем, как она тихо переговаривалась с Поттером, — внимание к ней показалось ему излишним, притягивающим взгляды и постыдным, даже несмотря на то, что было в рамках его прямых должностных обязанностей, но когда дети начали переходить границы, мерзко лапая друг друга прямо на уроке, безо всякого понимания пределов приличий, — Поттер, конечно, просто положил ей руку на плечо, но разница сейчас казалась Снейпу формальной, — он не выдержал, и в долю секунды подскочив к ним, таким живым, улыбающимся и полностью замкнутым в своём небольшом уютном мирке, рявкнул:

— Грейнджер! Поттер! Лобзаться попрошу за дверью моего кабинета.

Грейнджер замерла, смущённо опустив покрасневшее лицо, а Поттер, сняв руку с её плеча, нахмурился.

— Я понимаю, что вам тяжело и всё такое, профессор, но…

— Вы рискуете, Поттер, — Снейп угрожающе прищурился.

— …вы могли бы не быть таким…

Ярость затапливала сердце, единственная доступная ему ныне эмоция. «Понимает» он, видите ли. Поттер. Понимает. И почему все проблемы в его жизни крутятся вокруг Поттеров?

Гермиона толкнула своего друга локтем и тот послушно замолчал, не договорив последнее слово.

— Довольно! — резко оборвал их суетливые шуршания зельевар. — Минус двадцать баллов с Гриффиндора за попытку срыва урока.

* * *

В этот раз она снова осталась, теперь уже гневно поджимающая губы.

— Вы мне мстите, профессор? — звонко спросила она. — Могу я хотя бы узнать за что?

— Я? Вам? — Снейп скривил губы в презрительной усмешке. — Вы заразились от Поттера синдромом пупа земли?

Лёгкая дымка горечи, странной, детской, смутно напоминавшей о чём-то, охватила его.

— Мне. За то, что я вытащила вас с того света? Или из Азкабана? — её голос набирал обороты.

О нет. Мстить ей действительно было не за что. Уж точно не за то, что она, вытащив его из ледяных объятий смерти, оставила доживать свой век в одиночестве подземных классов Хогвартса. Разве это её дело, каково ему — жить дальше со всем своим жутким клубком ошибок, размотать которые ему просто не под силам? Нет, не её.

Она просто спасла его, выполнила свой чёртов гриффиндорский долг, проявила благородство и заботу, которых он не был достоин.

Чувство вины пронзительно укололо в сердечную мышцу, но Северус не планировал так легко сдаваться.

— Вас об этом не просили, мисс Грейнджер, — ядовито выплюнул он, складывая руки на груди. — Если вы ждали потоков слёзных благодарностей или особенного отношения на уроках, вам следовало спасать кого-нибудь другого.

Гермиона посмотрела на него с неожиданной сочувственной печалью и вздохнула, в волнении сминая тонкими пальчиками рукава мантии, от чего привычное чувство отвращения к себе усилилось до почти физической горечи во рту и лёгкой тошноты.

— Сэр, пожалуйста…

— Вам пора на следующий урок, — прервал её Снейп холодно и указал пальцем на дверь. Она еще раз вздохнула и ушла.

Странному её поведению Снейп решил не придавать никакого значения.

* * *

Еще недавно он думал о гнетущей апатии, теперь же необычные чувства, словно разбуженный осиный рой, накрывали его и мешали дышать, так что Снейп крепко пожалел о подспудном желании исчезновения своей пустой равнодушной тоски.

Охваченный тяжёлыми мыслями, он курсировал по пустым ночным коридорам Хогвартса, когда тихий шёпот заставил его замереть, а затем развернуться в левый тупик. Невольно пришла на ум гриффиндорская зазнайка, раздражающие его картины с её участием, развратные, душные, выводящие из себя, но нет, то были двое шестикурсников, юноша, бледный и с горящими глазами, коленопреклоненный перед девушкой.

Снейп помнил их на своих занятиях, имена, фамилии, классические ошибки, совершаемые ими и такими же, как они, из года в год. Откровенно говоря, если бы эти двое прикладывали больше усилий к учёбе вместо своих легкомысленных похождений, их оценки были бы выше.

Девочка из Когтеврана мягко улыбалась сквозь слёзы своему возлюбленному, а тот — пуффендуец — восхищённо смотрел на неё с пола.

Боль и облегчение смешались в душе. Не Грейнджер, — и почему ему так важно, чтобы это была не она?

— Какая идиллия, — злорадно съязвил Снейп, выдавая себя. — По десять баллов с Когтеврана и Пуффендуя. В спальни, живо.

Дети разбежались, не забыв на прощание слегка пожать друг другу ладошки.

Снейп остался в коридоре в одиночестве, мрачной тенью, мучимый жгучим отчаянием, без желания возвращаться в собственные комнаты, безмолвные, одинокие и холодные.

В душе было отвратительно мертво, когда он коснулся трепетных и нежных воспоминаний о Лили. Благословенная пустота, поразительная и тихая, пришедшая взамен вечному шторму, с каковым приходилось справляться ежедневно, ежечасно. Долг отдан, Снейп прощён. Но сколько бы ни было отдано — ничто не вернёт её улыбку, и вина за её смерть всё еще придавливала Северуса к земле тяжёлым грузом.

Лили… Лили, о которой не сейчас, только не сейчас, только не в пустом коридоре, добраться бы до своих комнат, а там… будет ли там как обычно, или маска приросла к лицу настолько, что и чувств не осталось больше?

Но ведь дышится теперь всё же, дышится — точно бы она его простила, где-то из-за грани тёмных вод небытия мягко коснулась своими осторожными пальцами ко лбу, запечатлела мельком лёгкий поцелуй в щёку и исчезла, растворилась в зловещей тишине.

Дышится.

* * *

Когда он прошёл в свои покои, что-то смутило его, и этим чем-то была нарушенная система сплетённых вокруг охранных чар. Кто-то был здесь, и этим кем-то был точно не домовик.

Снейп хмыкнул, — несложно догадаться, кому может прийти в голову абсурдная идея проникнуть в спальню слизеринского декана. Так кто же это? Нахальный Поттер, которому мало потраченных на него впустую, безвозвратно впустую сил, мало воспоминаний, болезненных и горьких, что он видел? Рыжий Уизли, но зачем ему, этот ведь дрожит от страха, стоит только чёрной мантии «старой летучей мыши» мелькнуть в коридоре? Вся троица в сборе? — эта мысль была особенно возмутительна, его едва не передёрнуло от омерзения, когда он представил, как эти несносные дети копаются в его личных вещах. Или… одна Грейнджер? Дух захватило, а к горлу подступила нервная тошнота. Спасительница Грейнджер. В каждой бочке затычка, чтоб её.

Снейп захлопнул дверь и подозрительно уставился в прогал между косяком и шкафом.

Он протянул руку, ощупывая воздух, ожидаемо наткнулся на мягкую скользящую преграду и сдёрнул мантию невидимости.

Грейнджер.

Моментально стало будто бы меньше воздуха в маленькой аскетичной комнате профессора зельеварения. Сердце забилось сильнее. Ему определённо не везёт.

— Что вы здесь делаете? — он произнёс это почти по слогам, уже, конечно, зная ответ. Чудесная, правильная девочка Гермиона Грейнджер пришла воровать, как мило. И, самое главное, куда? В его личные покои. Страх в её глазах нервировал, тревожил, сжимал сердце неожиданной ледяной хваткой, и Снейп сделал невольный шаг вперёд, одурманенный гневным запалом.

Кровь кипела, жар охватывал тело, и так сложно было держать себя в руках, что кривая издевательская ухмылка была на тонкой грани от превращения в ожесточенный оскал.

— Я… я…

— Вы лишились дара речи, мисс Грейнджер? Что ж, это лучшее событие за сегодняшний день, если не брать в расчёт то, что я застукал вас на месте преступления.

Она покраснела и выпалила:

— Это не то, что вы думаете!

Снейп вскинул брови, в долю мгновения подумав, что она, определённо, не могла прийти по иным причинам. Да и каковыми они могли быть? Не соблазнять же старого уродливого зельевара она притащилась! Мысль эта отвлекла от злости, вызвала лёгкое смущение, вспыхнувшим румянцем пробежалась по щекам, быстро трансформировалась в новый горячий прилив гневной дрожи, и он сурово наклонил голову, делая еще один шаг вперёд.

— Мне не нужны ваши жалкие попытки объясниться, мисс Грейнджер, — отмёл он возражения в сторону. — Я даже знать не хочу, каких еще сомнительных приключений вы трое ищете. Меня это больше не волнует. Убирайтесь отсюда, пока я не…

Он запнулся, неожиданно в полной мере оценив всю странность и двусмысленность их положения. Они вдвоём, в его комнате, в его спальне, чёрт возьми. Преподаватель и… студентка. Если эта малолетняя дура была кем-то замечена, если кто-то знает о том, куда она направилась или увидит её за дверью после того, как она, наконец, уйдёт — немаленький воз идиотских слухов о нём обрастёт новой подробностью.

А ведь какая нелепость: думать, что он может сделать что-то непотребное с этой юной почти-еще-девочкой, сжимать её в своих объятиях, плавясь от сладкой страсти, точно прыщавый юнец — глупости, невообразимые глупости. Какие еще романтические приключения, ему, нелицеприятному одинокому человеку, отдавшему жизнь своей школьной любви и её отпрыску? Но нет, и не такую дребедень готовы распространять злоязыкие студенты, что уж говорить о неожиданном посещении маленькой мисс: увидят, додумаются и до изнасилования. Впрочем, и то реалистичнее, чем тайные любовные встречи, ведь с чего бы этой зазнайке, выросшей в очаровательную популярную старосту, поддерживать столь сердечные отношения с совершенно не милым учителем зелий?

— Пока вы не — что? — уточнила стоящая перед ним девушка спокойно, буравя его любопытными глазами. Снейп очнулся, словно получив очередной рождественский снежок за шиворот от Мародёров. Это определённо была провокация. Издёвка. Неужели его лицо чем-то выдало мелькнувшие мысли? Она догадалась, прочла в его глазах то, о чём он только что подумал? И какого чёрта здесь так душно?

— Пока я не выставил вас за дверь сам, Грейнджер, — Снейп некстати обнаружил, что шипел ей почти в лицо, отпрянул, снова залился краской. — Убирайтесь, немедленно.

Зельевар схватил её за тонкое запястье и потянул, намереваясь вытащить её из своей комнаты принудительно, раз она игнорирует его требования, но горячая кожа словно обожгла его. Он резко отдёрнул руку, кляня себя за неожиданную слабость, и сам даже чуть отступил.

— Подождите, профессор, — сказала она как-то грустно, подняла ладонь, словно останавливая его, и коснулась чёрной мантии. — Я всего лишь хотела узнать, всё ли с вами в порядке… мне показалось… я, наверное, правда вас обидела… — лепетала она.

Снейп недоумённо распахнул глаза. Даже сквозь одежду её нежное касание жгло огнём, заставляя жаждать, болезненно полыхать, стремиться… вот только куда? Стало жарко, так жарко, что кружилась голова, и весь огромный мир сузился до двух сияющих золотом глаз напротив.

В голове ворохом проносились мысли. Он отшатнулся от протянутой руки и нахмурился. Прикосновение, вызвавшее такой шквал эмоций, да что оно на самом деле: лишь очередная издёвка, насмешка над его слабостью, гнилая и омерзительная… жалость. Терзающая изнутри боль раздирала потрёпанную душу на кусочки.

— Не трогайте меня, мисс Грейнджер. Вы переходите границы. Убирайтесь.

Теперь она послушала его, понуро опустила голову, подобрала мантию-невидимку, выскользнула прочь, и когда дверь тихо закрылась за девушкой, Северус устало опустился на кровать и пустым взглядом упёрся в пол.

Она была не виновата в том, что жалеет его. Признаться честно, он, со всем непереносимым грузом воспоминаний, с некрасивой внешностью и отвратительным характером, считал, что заслуживал её ангельской сочувственной жалости всесторонним уродством, но закономерно ненавидел это сострадание ровно в той же степени, в каковой считал, что оно оправдано его собственной презренной слабостью.

Гермиона — юная и прекрасная, словно нимфа из греческого сада, — снизошедшая со своей наивной бесхитростной заботой до него, до бывшего Пожирателя смерти, предателя, человека, который собственными руками толкнул свою единственную любовь к смерти, человека, который до сих пор не прочь экспериментировать с Тёмными искусствами, отравителя, убийцу, и, в конце концов, жалкого труса — о, каким это было абсурдом, и какую странную, дикую жажду прощения это вызывало в нём…

Всё было не так. Всё было совершенно неправильно.

* * *

Момент осознания был страшен. Настолько страшен, что хотелось бросить всё и сбежать, как можно дальше от Хогвартса, как можно дальше от Грейнджер.

Северус мерил шаги, наворачивая не первый километр за бессонную ночь, зная, что наверху, над его пыльной холодной комнатой встаёт солнце и совсем скоро придётся отправиться на урок зельеварения у первокурсников. Страх сковывал движения.

Женщины в жизни Снейпа — много ли тут можно сказать? Лили, светлый образ, ведущий его через ночь гибкой ланью его собственного патронуса, но та не любила, никогда не любила его. Знала ли она о его чувстве? Снейп не был уверен точно, но предполагал, что знала. Безумная несчастная Беллатриса — омерзительный адюльтер госпожи Лейстрендж по приказанию Лорда, неловкий и лишённый чувственности, одно воспоминание о котором заставляло содрогаться в неприязни, впрочем, сама Беллатриса тоже избегала его при жизни частично и по этой причине.

А теперь всё повернулось так. Дико, ужасно. Невероятно.

Как — как это возможно — после стольких лет… сложив руки за спину, Снейп метался из угла в угол. «Еще одна грязнокровка из Гриффиндора, а, Северус?» — глумливо шептал в голове собственный внутренний голос, подозрительно напоминавший сейчас Тёмного Лорда. Сердце болезненно стучало, напоминая о себе сквозь поток чернейших, грязных мыслей: услышь хоть одну сама виновница эмоционального всплеска, наверняка пожалела бы, что свидетельствовала на Визенгамоте в его пользу.

Прижать к стене, — к той самой, близ которой они «беседовали» с мистером Уизли, — прижать, и целовать, хотя бы просто целовать до умопомрачения. На смену быстро приходили иные картины, поджатые губы, слёзы в глазах — боль, но хотел ли он причинять ей боль? Совсем нет. Всё что угодно, лишь бы сияла на её милом лице трогательная нежная улыбка… никогда она не будет обращена ему, никогда. А кому? Кому отдано это счастье, находится подле? Снейп мрачно думал, ворошил в памяти воспоминания: с кем она? Неужто правда с рыжим болваном, Аваду ему в спину?

Заманить бы её хитростью, подмешать Амортенцию, заставить, принудить её жаждать его так же, как жаждал теперь и мучился он сам. Запустить руки в каштановые кудри, лаская, целуя в горячий лоб, объясниться во всём…, а потом Обливиэйт, забытьё, смотреть на неё, вспоминая снова и снова…

Какая мерзость. Нет. Нет.

Может, это лишь кажется? Не чувство, лишь фикция, болезнь, временное помешательство. О, если бы оно оказалось так — Северус сейчас бы многое отдал за то спокойствие, иметь которое ему практически не посчастливилось, но он не мог спутать эту проклятую ненормальную горячку ни с чем другим, и эта однозначность ложилась на него тяжёлым грузом.

Снова. Как, мантикора раздери, его угораздило — снова?

Её руки… её касания… он помнил их, помнил еще с той поры, когда почти без сознания лежал в палатах Святого Мунго, где она читала ему «Пророк» своим смешным звонким голосом, приходила ежедневно, — это он выяснил позже, конечно, — пока он сам не прогнал её, как только очнулся после двухмесячного полубреда. Ласковая, добрая, она одаривала его своим вниманием совершенно бескорыстно — или нет, рассчитывала на поблажки на уроках? трогательная наивность! — её нежная кожа, её запах, он вспоминал их ныне с болезненной тоской и свивающимся в низу живота томлением.

Нет! Хватит!

Лучше думать о другом, отвлечься, занять себя, подумать о зельях, о первокурсниках, о Том-кого-нельзя-называть, о троллях, о Поттере, о рыжем идиотском Уизли, — чёрт возьми, в тот раз мерзкий мальчишка наверняка лапал её в коридоре, они вместе, точно, вместе, может, убить его осторожно, скрытно, в конечном счёте, существуют малозаметные яды; подумать над этим лучше, чем думать о ней, хотя бы так, хотя бы не напрямую, яды, Зелье Тихой смерти подойдёт?

…а книгу-то она занесёт, вдруг они останутся наедине и… вдруг! Шанс, такого шанса не бывает, нет, он должен был умереть там, в Визжавшей хижине, простившись с миром, закрыть чёрные глаза навечно, а не мечтать о том, чтобы она снова коснулась его, милостивая, не мечтать о том, как притянулась бы к нему с поцелуем и восхищением в глазах вместо клятой жалости, как охотно отвечала бы на его ласки и…

— Проклятье.

Собственное шипение привело его в чувство.

Он встряхнулся, выпрямился острой спицей — пора, надо брать себя в руки, идти на урок, к тяжести эмоционального бремени несбыточной любви ему не привыкать — и какая злая ирония, однако.

Выходя, бросил мельком взгляд на зеркало в гостиной: из туманной глубины отражающей пластины на него смотрел невыспавшийся мужчина с тёмными кругами под глазами, бледным желтоватым лицом в обрамлении тяжёлых маслянистых прядей волос и с чрезвычайно озлобленным видом, а наглухо застёгнутая мантия с закрывающим шею воротом скрывала красный шрам.

Смотреть на себя было неприятно. Снейп с горечью усмехнулся — отражение обнажило кончики желтоватых зубов в гримасе, близкой скорее к выражению страдания, нежели чем к улыбке — и вышел, напоследок хлопнув тяжёлой дверью.

* * *

Грейнджер. Он следил за ней, когда юная волшебница попадалась ему на глаза, отводя жадный взгляд только когда девочка чувствовала его на себе. На обеде она о чём-то переговаривалась с друзьями, и Снейп крепко пожалел, что не наложил на отданную книгу подслушивающие чары: можно было бы услышать её разговоры, её резковатый, весёлый голос, узнать тайны, которыми она делится, прочувствовать шелест страниц, когда она читает книгу, трогая их своими изящными пальцами, смотря на них любовно своими медовыми глазами.

Подслушивающие чары. Да.

Снейп сжал руки, покоящиеся под столом на коленях, в кулаки, в отчаянном желании сдержаться, не выдать себя. Каштановые волны волос, звонкий смех, Снейп вслушивался, вглядывался, пил каждое мгновение рядом с ней, даже если это «рядом» определялось метрами от её места до преподавательского стола.

Пусть одиночество его удел, пусть она не узнает никогда, но он всегда может быть рядом, до своей смерти, оберегая её с той же нежностью, как некогда оберегал Лили, сокрытый в тенях. Да только не уберёг.

Так что лучше бы сбежать, прочь, прочь, держаться подальше от неё, от искушения выдать себя, ловить её взгляды и целовать её пальцы, ему, проклятому еще до рождения, не иначе — да только он не мог, та ночь словно бы что-то переключила в голове, выстроила в голове твёрдое и ясное понимание о чувстве, корнями уходящем во времена его выздоровления, и если бы не познания в зельеварении и волшебстве, он был бы уверен, что в самом деле околдован.

Подслушивающие чары. Да.

Северус Снейп торопливо вышел из обеденного зала, не дожидаясь окончания трапезы.

* * *

Еще неделя у него ушла на поиски различных возможностей для слежки.

Он, как идиот, упрямо прятался за нелепыми рыцарскими украшениями, вылавливая в толпе её звонкий голос — просто чтобы послушать его вновь и вновь, перерывал информацию об особенных следящих чарах, копался в маггловедении в поисках неочевидных волшебнику простых, работающих в Хогвартсе решений, — хоть она и магглорожённая всезнайка, с одиннадцати лет она почти не соприкасается с немагическим миром.

Всё привело его к старому, малоизвестному заклятью прослушки, изобретённому в 12-м веке несчастным влюблённым. К слову говоря, Тёмным магом, и само колдовство тоже было на грани, желание контролировать и заполучить объект пристрастия было одним из факторов успешной реализации заклятья. Ирония его даже смогла позабавить, вызвав кривую усмешку на худом, бледном лице.

Во время своих поисков он обращался и к библиотеке, так что ему довелось несколько раз столкнуться с предметом воздыхания в книгохранилище Хогвартса, наполненном волнующим безмолвием и запахами старых пергаментов.

В библиотечной тишине Гермиона каждый раз наблюдала за ним, он видел, как неумело она бросает взгляды искоса или сидит, полуобернувшись к нему. Снейп сжимал челюсти и упрямо делал вид, что не замечает, проклиная себя и всё на свете, но стоило ей отвернуться, как в его собственном взгляде, направленном на неё, обнаруживалась глухая, печальная нежность.

Грейнджер была настоящей умницей. Внимательно наблюдая, он выяснял о ней всё, ловил каждый вздох, каждое движение алых губ, каждый жест. Он изучал её с бережной теплотой, всё не отваживаясь и даже не разрешая себе приблизиться, позволяя лишь псевдослучайные касания: задеть нечаянно краем мантии, сунуть на занятиях крючковатый нос в котёл, бегло ласково пройтись пальцами по парте. Незаметные, малозначимые касания, он лелеял каждое в своей памяти, и берёг, с задумчивой улыбкой наслаждаясь такой хрупкой и сладкой ретроспекцией событий, наслаивая и создавая воздушные воображаемые картины, трогательно чарующие и болезненно далёкие от реальности.

Было — такое уже было. И не должно было повториться, никогда.

Но повторилось.

* * *

План был несложен. Всего лишь подменить перо. Несколько занятий ушло на тщательное изучение особенностей предмета: скрупулезная невербальная проверка, искоса бросаемые взгляды. Гермиона ничего не замечала, только краснела — от гнева ли? от смущения? — когда он нависал над ней, близко, едва не дыша в ухо, имитируя со всей возможной реалистичностью интерес к зельям, что она готовила, и, конечно, исключительно в целях изучения фазаньего пера, которым она писала.

Но нет, он не мог обманывать себя в этом, со всей горечью осознавая, что изучение её пера есть лишь предлог, чтобы принюхиваться к тонкому благоуханию её духов и мягко, бархатисто рокотать ей в ухо с нежной насмешкой: «А вы, мисс Грейнджер, раз уж предполагаете, что знаете всё на свете, то на это занятие у меня будет для вас отдельное задание», как было в последний раз — за подобную несдержанность Снейп в последующем успел изрядно себя заклевать, но сделанного не воротишь.

Вторым этапом стала подмена. Аккуратно смахнуть перо со стола невербальным заклятием, отвлечь вовремя заданным вопросом классу, подсунуть под парту подделку.

— Чарующее зелье не проходят на седьмом курсе. Поэтому готовить вы его не будете, — вкрадчиво мурлыкал зельевар, параллельно творя беспалочковую магию — но знать рецепт обязаны. Кто-нибудь скажет, что входит в состав?

Гермиона молчала, опустив голову. Снейпа выводило из себя — что же она не посмотрит на него? Почему не вскакивает, как обычно тарабаня зазубренные учебники? Вид у неё был усталый, точно бы девушка плохо спала этой ночью.

— Мисс маленькая всезнайка на этот раз не тянет руку? Надо же, — фыркнул он, нездорово сверкая глазами на девушку. — Отвечайте.

Гермиона медленно перевела тревожный взгляд на него и произнесла:

— Листья Гиенового дерева, настойка горькой полыни, ягоды омелы, перо колибри и… частица от человека, которого нужно заполучить.

— Неплохо, мисс Грейнджер, — сухо хмыкнул он, жадно ловя её взгляд, надо сказать, с радостными искрами изумления за полученную похвалу, — Один балл Гриффиндору. Но должен предупредить, если вы будете разбрасывать свои вещи по кабинету, придётся снять пять.

Он удовлетворённо кивнул удивлённой девушке на пол, где поблёскивало фазанье перо.

* * *

В тот день Снейп вернулся в комнаты крайне быстрым шагом, торопливо запер дверь, наложил охранные заклинания и вожделенно вслушался в передающий амулет. Поскрипывающая тишина, короткий вздох и шелест страниц возвели его на пик восторга. Она одна, не будет никаких навязчивых Поттеров и Уизли. Северус с тоскливой нежностью погладил холодную округлость голубого камня костлявыми пальцами и пробормотал, пробуя на вкус её имя:

— Гермиона… моя… Гермиона…

Он прижал амулет к губам, закрыл глаза, замер, беззвучно страшась каждой секунды, каждого действия, испуганной ланью прислушиваясь ко звукам.

Тихое, едва слышное дыхание.

Вздох.

Шелест страниц.

Резкий скрип двери.

Снейп дёрнулся и разочарованно открыл глаза.

— Пс-с-ст, Гермиона, — раздался тихий голос.

— Привет, Гарри, — тепло ответила она.

Гарри Поттер. Определённо, Северус не всё хотел знать, жизнь хорошо научила его не совать свой крючковатый нос слишком далеко. Он пробормотал кодовое «сакраментум» и отложил камень прочь. Раздражение душило его, но когда через пять минут он не выдержал и снова восстановил связь, его встретила полнейшая тишина.