Решайтесь, профессор! (гет)

Они вернулись в Хогвартс, звёздное трио, еще почти дети, столько пережившие и столько потерявшие. С самого начала года Снейп наблюдал за ними, больше по привычке, нежели по необходимости, в задумчивости оценивая причины возвращения в школу в послевоенное время, ведь каждого из них приняли бы с распростёртыми объятиями в любое учебное заведение просто вследствие их популярности и известности.

Причиной, вне всякого сомнения, была кудрявая заучка, притянувшая за собой и Мальчика-который-успел-ему-надоесть, и рыжее недоразумение из семьи Уизли. Снейп был зол, и эта злость острыми иглами чувствовалась даже сквозь пелену охватившей его апатии. Мало того, что ему раз за разом перемывали кости в «Пророке» и на каждом переулке, нет, теперь еще придётся снова терпеть трёх красно-золотых идиотов, столь легковерно принимающих за чистую монету идеалы «добра» магического мира и столь безрассудно готовых подставить всех и себя в том числе ради воплощения этих самых сомнительных идеалов.

В какой-то степени всё, конечно, вернулось на круги своя. Снейп остался, остался просто потому, что всё шло уже по накатанной колее, потому что было, — нет, себе он в этом не признался, — страшно уходить, отпуская всё. Он не верил, что мог бы теперь найти собственную тропинку, слишком много времени утекло в пустоту и бессмыслицу политических дрязг и военных действий.

Оправданный и получивший орден Мерлина, он имел возможность сохранить жительство в магической Британии и преподавание в Хогвартсе в частности стараниями всё той же вечной троицы — был бы Снейп гриффиндорцем, он всенепременно швырнул бы чёртов орден в лица выдающих и порекомендовал засунуть вещицу себе в… впрочем, одним из слабоумных красно-золотых птенцов Снейп не был, потому краткое гневное желание подавил без особого труда, перенеся все тяготы награждения с характерной для него сардонической усмешкой.

Преподавание никогда не было стезёй, которую бы он выбрал из собственного желания, но мольбы Минервы, хитрые нашёптывания Дамблдора с картин и понимание, что идти особо некуда, сыграли не последнюю роль в непростом решении.

Учителей катастрофически не хватало. Самое обидное, что должность преподавателя по ЗОТИ ему по-прежнему не дали, отдав желанное место новенькой учительнице, еще девушке, мисс Гретхен Тенетур. Снейп даже практически не злился на МакГонагалл, чьи уголки губ озорно поднялись, когда та озвучивала несчастному зельевару своё решение. Вспышка закономерного недовольства была успокоена обещанием «подумать» на следующий год, но таким обещаниям Снейп совершенно не доверял.

Хорошо еще, что бывший Пожиратель смерти считал свой долг перед Поттером исполненным, иначе всё это — навалившееся-продолжавшееся — было бы чрезмерным грузом.

Он и так устал. Даже воспоминания о Лили словно бы выцвели и поблёкли, утеряв свой изначальный нежный смысл, так что, по правде говоря, он опасался, что вызов патронуса более недоступен ему. Проверять не хотелось. Да и жить тоже. Вечера остатков лета он провёл, в основном, пялясь в потолок больничной палаты в густой бессмысленной тишине, а в голове крутились воспоминания, скрывая под собой душащий, скользкий страх.

Всё закончено, его жизнь, его долг, Северус Снейп умер тогда, в Визжащей Хижине, а в серых расцветках реальности бродил по Хогвартсу его тусклый двойник, лишённый души и целей. Тогда, на полу, на самом краю от потери сознания, он ощутил необходимое ему спокойствие и умиротворение. Своеобразное прощание и прощение.

Но всё закончилось, он достиг некогда такой желаемой и далёкой цели быть живым и свободным, и он почти расклеился, теряя остатки самообладания и самоуважения — если еще было что терять после преданной огласке истории.

Он хотел умереть. Целиком, по-настоящему, навсегда, забывая набившие оскомину чувства сожаления и гнева за спасённую жизнь.

Спасённую.

Гермиона Грейнджер. Девочка-спасшая-профессора-Снейпа.

Шёл печальный плаксивый октябрь, и мрачный декан Слизерина сидел на завтраке, в которой уже раз косясь на троицу, поглощавшую завтрак с возмутительной для людей, прошедших кровь и страдания войны, безмятежностью.

Если бы не Гермиона Грейнджер, вытащившая его окровавленное тело из Хижины, оставившая друзей вести последний бой без неё — удивительная жертва ради слизеринского ублюдка, — если бы не она, он бы не наблюдал их сейчас перед своими глазами, если бы не она, ему не пришлось бы нести и дальше весь этот груз, он бы спал теперь спокойно в могиле, забывшись мёртвым сном, не думая о том, как стараниями Гарри Поттера его имя и его священную, тайную любовь к Лили, полощат на каждом углу. Северус едва зубами не заскрипел от злобы, чем вызвал лёгкий испуг профессора Трелони, сидевшей по правую руку от него.

Но с Поттера — что с него возьмёшь, так и нужно было, так и было запланировано, еще старик Дамблдор оказал ему своеобразную услугу, мерзкую и бесполезную, наверняка включив огласку в свою изощренную стратегию. И Снейп был готов простить их всех одним махом — но лишь перед смертью.

Только вот планы оказались разрушенными, потому что косматой глупой девчонке понадобилось спасать его, вытаскивать с того света, наблюдать его слабость, сидеть с бессознательным телом, сжимая ладонь и говорить, говорить… будь она проклята.

Гермиона Грейнджер. Во всём виновата Гермиона Грейнджер.

* * *

Занятие с семикурсниками проходило почти спокойно, если не считать Лонгботтома, то и дело порывавшегося кинуть в котёл тонкие полупрозрачные крылышки пикси.

Снейп наблюдал за классом молча, сидя за столом и уткнувшись носом в сомкнутые замком желтовато-белые паучьи пальцы, насквозь за последние полгода пропахшие валерианой и чемерицей — пополнять запасы успокаивающих зелий по очевидным причинам приходилось чаще, чем во время войны. Снейп наблюдал за классом с постной миной и потухшими глазами, даже вымещать резкие болезненные уколы раздражения не было никакого желания. Вот Лонгботтом портит своё зелье, вызывая где-то внутри слабое подобие не то тоскливого сочувствия, не то глухого неудовольствия, вот Драко, косясь по сторонам, пытается списать у Забини рецепт — зельевар насмешливо скривил губы в формальном подобии ухмылки, потому что минут пять назад проходился между рядами и знает, Блейз ошибся, — вот Поттер с самоуверенным видом, так напоминающим Джеймса, перебирает ингредиенты, вызывая смесь отторжения, отвращения и отголосков старой боли, и даже эти чувства лучше чем безмолвное кошмарное ничто, так что Снейп задерживает на нём взгляд немного дольше положенного, а формальная улыбка застывает, будто приклеенная, вот Уизли, который сидит с разинутым ртом, как последний идиот, вот заумная выскочка Грейнджер… Грейнджер. Девочка-стараниями-которой-он-всё-еще-здесь.

У магглорождённой отточеные, аккуратные движения и внимательный взгляд. Снейп скользнул взглядом в котёл: оптимально-розовый цвет зелья. Он неспешно поднялся, прошёлся взад-вперёд между партами и, остановившись позади Гермионы, с любопытством смотрел на лёгкие движения тонких изящных пальцев, бросающих в развёрнутый зев крылья пикси. Раздражающе точна, как и всегда.

Засмотрелся, задумался: из неё выйдет однажды неплохой специалист, если бросит дурачиться со своими отвратительными друзьями, начнёт прислушиваться к рекомендациям, перестав быть такой выскочкой, забудет про заучивание учебников и воспользуется собственной головой — потенциал-то есть. Только вот, нет никакого шанса, что такое случится, глупая она, эта девочка из враждебного факультета. Даже обидно, что её талант так пропадает.

Пришла бы Грейнджер сама, попросилась бы — не отказал бы, взял бы её на поруки, даже несмотря на то, что придётся потом еще вечность терпеть её бестолковых друзей. Этим, впрочем, можно просто запретить вход в подземелья. Ассистировать не так сложно, а Снейп столько мог бы передать внимательному ученику, отдать всё, что у него есть — не жалко, и зелья с ней готовить будет приятно, такая сосредоточенная девочка, даже смешно…

— Гм.

Всего один звук, а каков эффект — не заметившая ни его приближения, ни того, как он наклонился над ней, Гермиона дёрнулась и в котёл ссыпалось всё, что у неё было в руке. Снейп едва успел выхватить палочку, остановить котёл от взрыва, — застывшая испорченная масса бурого цвета успела лишь немного пролиться на пол, — и отпрянув от девочки, он с лёгкой досадой проговорил:

— Решили взять пример с Лонгботтома? Котёл будете чистить сами, без применения магии. Минус пять баллов Гриффиндору за порчу школьного имущества. В семь. Отработка у меня, мисс Грейнджер.

* * *

Она задержалась после урока, махнув рукой собиравшимся подождать её друзьям. Тень раздражения еще лежала на её юном свежем лице, и в душе зельевара всколыхнулось любопытство: что ей может быть нужно настолько, чтобы наступить на горло своим ребяческим обидам? Знания?

— Сэр? Я хотела у вас попросить.

Снейп вскинул голову и выжидательно поднял бровь. Надо же. Грейнджер замерла, и, кажется, даже чуть задрожала — он привычно предположил, что от страха перед ним. Снейп снова опустил голову и дописал краткую пометку на полях книги о зельях пера Артура Ди.

Зависшее между ними молчание чувствовалось кожей, тягучий кисель тишины охватил его. Северус молчал. Гермиона тоже. Он поймал себя на мысли о странной интимности тишины на двоих в предвечернем сумраке подземелий и поспешно прогнал её, как нелепую, настолько поспешно, что, мелькнувшая, она и вовсе прошла мимо сознания, оставляя лишь слабый след в памяти.

Девочка просто боялась, так и должно быть.

— Не тяните время, мисс Грейнджер, — наконец, недовольно уронил он, не поднимая головы. — Что вы хотели?

— Мне нужна книга…

— Я похож на библиотекаря? — вскинул бровь маг и снова посмотрел на девочку, чуть прищурившись. — Вы явно ошиблись кабинетом.

Она едва слышно вздохнула, а по щекам побежали алые пятна.

— Мне нужен Ибн Сина «Трактат о ядах и противоядиях», — терпеливость в её голосе истощалась на глазах, с каждым произносимым звуком, она так нервничала, словно засунула голову мантикоре в пасть и ждёт: вот-вот и челюсти чудовища сомкнутся, лишая её жизни. Снейп хмыкнул и отставил перо, которым делал пометки на полях книги, в сторону. Грейнджер неуверенно продолжила. — Вы не могли бы мне дать… эту книгу? Я знаю, что она у вас есть. В библиотеке сейчас нет ни одного экземпляра.

Снейп сложил руки на груди. Не первый эпизод за новый начавшийся год, когда к нему неожиданно подходили дети с мелкими просьбами, распространённая Поттером правда и присовокупившиеся к ней слухи сказались на его репутации совершенно отвратительным образом. К счастью, достаточно было вести себя как обычно, чтобы толпа желающих воспользоваться его помощью рассосалась.

Но Грейнджер — особое дело, как ни крути, он ей должен. Хотел теперь Снейп жить или не хотел, он здесь её трудами. Отказать. Нужно отказать. Снейп медлил.

— Пожалуйста, — настаивала девушка.

Северус фыркнул, но поднялся и прошёл в подсобку.

— Решили кого-то отравить? — иронически уточнил он, возвращаясь с книгой. — Берите. Попрошу вас об этом не распространяться.

Она пробормотала тихое «спасибо» и поспешно вышла. Снейп проводил её взглядом.

* * *

Сложив руки в замок, он сосредоточенно, не мигая, смотрел на склонившуюся над чугунной посудиной девочку. Девушку. Подвёрнутая белая рубашка складками проходилась по юному телу, огибая контуры, еще только начавшие свой долгий путь к взрослению, старению, смерти.

Девушка. Девочка. Такая наивная, юная, звонкая и серьёзная. Магглорождёная, гриффиндорка. Ведь куда осторожнее Поттера, куда интеллигентнее Уизли. И почему хорошие девочки всегда дружат с мерзавцами?

Глаза начали слезиться, и Северус моргнул, упустив момент, когда она, резко повернувшись, одарила его внимательным и раздражённым взглядом медовых омутов в окружении каштановой сумятицы волос. Преподаватель не знал, прошла ли минута или, может быть, вечность, с того мгновения, как их взгляды пересеклись.

— Никогда не любил мёд, — задумчиво пробормотал он, медленно приходя в себя, и тут же ужасаясь сказанному. Осознание того, насколько он жалок, насколько он расклеился, ударило по нему внезапно и болезненно. Да что это, в конце концов?

— Что? — в её голосе слышалось недоумение, и это тоже причиняло сильный дискомфорт, ему не следовало такого говорить, но и ей следовало вежливо не заметить. Проклятые гриффиндорцы. Неспособны выучить даже простейшие правила приличий. Северус раздражённо процедил сквозь зубы:

— Я спрашиваю, почему вы глупо таращитесь на меня, Грейнджер, вместо того, чтобы отрабатывать?

Девушка в точности скопировала его мимику, сжала зубы, нахмурилась, — эта, вне всякого сомнения, очередная дразнилка была даже обидной, представляя из себя искажённую пародию его собственного выражения лица, она отчего-то ранила еще какие-то оставшиеся куски разбитой души, напоминая о уродстве и неприглядности не столько даже внешнего, сколько внутреннего. Вздёрнув острый подбородок, Гермиона резко отчеканила:

— Потому что мне хотелось бы знать, почему вы таращитесь на меня? Мне, может, это мешает!

Снейп окаменел.

— Я слежу за тем, чтобы вы и в этот раз ничего не разрушили, раз вы способны испортить даже простейшее зелье для третьекурсников, — яда, разливавшегося в голосе, хватило бы и на две Нагайны, и формальностью это назвать на сей раз было нельзя, взметнувшаяся неожиданно ярость перекрыла серое уныние. — Минус пять баллов Гриффиндору за пререкания. Вы хотите получить еще одну отработку или предпочтёте вернуться к чистке котлов?

Грейнджер отвернулась, столь же резко, как и в первый раз, ничего не ответив. Снейп отвёл глаза. И зачем ему, действительно, понадобилось?..

* * *

Следующая их встреча не заставила себя ждать.

— …грязный сальноволосый ублюдок? — хихикал Уизли за стеной. Снейп поморщился, не замедляя шага и влетая в нишу в тот самый момент, когда…

— Перестань так говорить о Снейпе, ты не прав, — привычно отмахнулась Гермиона, и, увидев округлившийся в букве «о» рот друга, уточнила. — Что-то не так?

Рон часто и быстро закивал.

— Профессоре Снейпе, — несколько растерянно поправил девочку возвышавшийся за её спиной зельевар, но тут же озлобился, и на свою несуразную растерянность, и на этих двух глуповатых подростков, шушукавшихся в стенном углублении, и на тон, каковым Грейнджер сделала это своё замечание. Как будто ему нужна её проклятая жалость! — Двадцать баллов с Гриффиндора за нарушение дисциплины. Уизли, в башню; Грейнджер, за мной. — мстительно добавил он.

— До отбоя еще осталось время! — возмущенно отреагировала защитница «справедливости». Уизли, маячавший за её спиной, покраснел и пробормотал что-то вроде «ненадогермиона».

— Пока дойдёт до башни, как раз и время кончится, — ответил ей мрачный преподаватель зельеварения, кривя губы в холодной усмешке. — И еще минус пять баллов за пререкания. Следуйте за мной.

И что они делали перед самым отбоем в небольшой нише? Снейп знал, там часто прячутся школьники, ныкаются по тёмным местами, тискаясь и ласкаясь, будто маленькие безмозглые животные, так неужели этих двух из золотой троицы объединяет нечто сходное? О, неужели они там целовались? Ласкали ли жадные губы рыжего Уизли её аккуратные губы, тонкую белую шею? Запускал ли он пальцы в нелепое кудрявое гнездо на её голове? Профессор скривился собственным мыслям, несясь по коридорам так, что девочка едва поспевала за ним.

Он разделил их из вредности, не желая, чтобы они смогли совместно завернуть в уютную красно-золотую гостиную, ведь они могли продолжить начатое там… или еще где-то по пути… и как только девчонке не стыдно — староста и, якобы, приличная ученица, зажатая в углу, после отбоя: взъерошенные волосы, исцелованные красные губы, юбка, похотливым прикосновением чуть вздёрнутая наверх, и тот, кто касается её, чувствует жар её кожи, шепчет ей непристойности в тиши ночных коридоров Хогвартса… химерические развратные миражи, мелькавшие перед глазами, были слишком навязчивы, и занятый очищением разума Северус едва не пропустил нужную дверь.

— Медовый луг, — с омерзением бросил он пароль, снова задумываясь о тревожном взгляде карих глаз.

— Я поймал их после отбоя вместе с Уизли, — почти торжественно заявил он Минерве, а та подняла глаза и уставилась на него с ожидающей теплотой. — Так как это, прежде всего, ваша ученица и староста, будьте добры, займитесь её выговором сами.

Снейп было планировал покинуть кабинет, прекрасно зная, что МакГонагалл сейчас угостит явно расстроенную девочку конфетой и отпустит, — он не хотел при том присутствовать, — но его остановил её удивлённый голос:

— С момента отбоя только две минуты прошло, Северус…

Он остановился, медленно повернулся, случайно скользнув взглядом по стройным ногам ученицы, и спокойно поинтересовался, вскинув тёмную бровь:

— Значит ли это, что старостам дозволено злоупотреблять полномочиями, директор?

МакГонакал вздохнула, крыть было нечем, и отпустила его со словами «что ж, мы поговорим, до завтра, Северус». Захлопывая тяжёлую дверь директорского кабинета, Снейп услышал ласковые, утешающие нотки в обращении к Гермионе.

* * *

Толпа ребят ввалилась в кабинет зельеварения хаотично и шумно, — но Снейп при этом не присутствовал. Он пришёл к самому началу урока.

С распахнувшейся дверью выключился, как по щелчку, весёлый гомон, и учитель удовлетворённо прошёлся по классу, наслаждаясь испуганными взглядами ожидающих подвоха детей.

Урок бы даже прошёл практически спокойно, если бы преподавателя не обуревали совершенно странные, неуместные чувства, отличные от гнетущего равнодушия и ощущения полной бесцельности собственного существования, чувства, которым он сам не мог найти причины иной, нежели чем-то идиотское вторжение в его смерть, в его успокоение и долгожданное настоящее спасение от болезненной любви, от политических дрязг, от Поттера и от преподавания, каковое он так же ненавидел всей душой. Чувства тянущего вниз долга и глухой тоски, ворочавшейся где-то в селезёнке, смешанные в диковатом коктейле со странным беспокойством и головокружительным любопытством, они возникали всякий раз, когда на глаза попадалась Грейнджер.

На прошлом уроке Девочка-спасшая-Северуса-Снейпа испортила зелье, на этом крутилась и отвлекалась ежесекундно, помогая товарищам, что пробуждало отчего-то болезненную неприязнь к ней и её, якобы, острому уму — юная леди как была просто обыкновенной зубрилой, так таковой и осталась, а весь её интерес к учёбе являлся лишь пустым дутым шаром самоутверждения, и ему было поразительно горько думать об этом: всё же, он находил её способной.

Какое-то время он не выказывал никакого интереса внешне и не останавливал её, мрачно искоса наблюдая за тем, как она тихо переговаривалась с Поттером, — внимание к ней показалось ему излишним, притягивающим взгляды и постыдным, даже несмотря на то, что было в рамках его прямых должностных обязанностей, но когда дети начали переходить границы, мерзко лапая друг друга прямо на уроке, безо всякого понимания пределов приличий, — Поттер, конечно, просто положил ей руку на плечо, но разница сейчас казалась Снейпу формальной, — он не выдержал, и в долю секунды подскочив к ним, таким живым, улыбающимся и полностью замкнутым в своём небольшом уютном мирке, рявкнул:

— Грейнджер! Поттер! Лобзаться попрошу за дверью моего кабинета.

Грейнджер замерла, смущённо опустив покрасневшее лицо, а Поттер, сняв руку с её плеча, нахмурился.

— Я понимаю, что вам тяжело и всё такое, профессор, но…

— Вы рискуете, Поттер, — Снейп угрожающе прищурился.

— …вы могли бы не быть таким…

Ярость затапливала сердце, единственная доступная ему ныне эмоция. «Понимает» он, видите ли. Поттер. Понимает. И почему все проблемы в его жизни крутятся вокруг Поттеров?

Гермиона толкнула своего друга локтем и тот послушно замолчал, не договорив последнее слово.

— Довольно! — резко оборвал их суетливые шуршания зельевар. — Минус двадцать баллов с Гриффиндора за попытку срыва урока.

* * *

В этот раз она снова осталась, теперь уже гневно поджимающая губы.

— Вы мне мстите, профессор? — звонко спросила она. — Могу я хотя бы узнать за что?

— Я? Вам? — Снейп скривил губы в презрительной усмешке. — Вы заразились от Поттера синдромом пупа земли?

Лёгкая дымка горечи, странной, детской, смутно напоминавшей о чём-то, охватила его.

— Мне. За то, что я вытащила вас с того света? Или из Азкабана? — её голос набирал обороты.

О нет. Мстить ей действительно было не за что. Уж точно не за то, что она, вытащив его из ледяных объятий смерти, оставила доживать свой век в одиночестве подземных классов Хогвартса. Разве это её дело, каково ему — жить дальше со всем своим жутким клубком ошибок, размотать которые ему просто не под силам? Нет, не её.

Она просто спасла его, выполнила свой чёртов гриффиндорский долг, проявила благородство и заботу, которых он не был достоин.

Чувство вины пронзительно укололо в сердечную мышцу, но Северус не планировал так легко сдаваться.

— Вас об этом не просили, мисс Грейнджер, — ядовито выплюнул он, складывая руки на груди. — Если вы ждали потоков слёзных благодарностей или особенного отношения на уроках, вам следовало спасать кого-нибудь другого.

Гермиона посмотрела на него с неожиданной сочувственной печалью и вздохнула, в волнении сминая тонкими пальчиками рукава мантии, от чего привычное чувство отвращения к себе усилилось до почти физической горечи во рту и лёгкой тошноты.

— Сэр, пожалуйста…

— Вам пора на следующий урок, — прервал её Снейп холодно и указал пальцем на дверь. Она еще раз вздохнула и ушла.

Странному её поведению Снейп решил не придавать никакого значения.

* * *

Еще недавно он думал о гнетущей апатии, теперь же необычные чувства, словно разбуженный осиный рой, накрывали его и мешали дышать, так что Снейп крепко пожалел о подспудном желании исчезновения своей пустой равнодушной тоски.

Охваченный тяжёлыми мыслями, он курсировал по пустым ночным коридорам Хогвартса, когда тихий шёпот заставил его замереть, а затем развернуться в левый тупик. Невольно пришла на ум гриффиндорская зазнайка, раздражающие его картины с её участием, развратные, душные, выводящие из себя, но нет, то были двое шестикурсников, юноша, бледный и с горящими глазами, коленопреклоненный перед девушкой.

Снейп помнил их на своих занятиях, имена, фамилии, классические ошибки, совершаемые ими и такими же, как они, из года в год. Откровенно говоря, если бы эти двое прикладывали больше усилий к учёбе вместо своих легкомысленных похождений, их оценки были бы выше.

Девочка из Когтеврана мягко улыбалась сквозь слёзы своему возлюбленному, а тот — пуффендуец — восхищённо смотрел на неё с пола.

Боль и облегчение смешались в душе. Не Грейнджер, — и почему ему так важно, чтобы это была не она?

— Какая идиллия, — злорадно съязвил Снейп, выдавая себя. — По десять баллов с Когтеврана и Пуффендуя. В спальни, живо.

Дети разбежались, не забыв на прощание слегка пожать друг другу ладошки.

Снейп остался в коридоре в одиночестве, мрачной тенью, мучимый жгучим отчаянием, без желания возвращаться в собственные комнаты, безмолвные, одинокие и холодные.

В душе было отвратительно мертво, когда он коснулся трепетных и нежных воспоминаний о Лили. Благословенная пустота, поразительная и тихая, пришедшая взамен вечному шторму, с каковым приходилось справляться ежедневно, ежечасно. Долг отдан, Снейп прощён. Но сколько бы ни было отдано — ничто не вернёт её улыбку, и вина за её смерть всё еще придавливала Северуса к земле тяжёлым грузом.

Лили… Лили, о которой не сейчас, только не сейчас, только не в пустом коридоре, добраться бы до своих комнат, а там… будет ли там как обычно, или маска приросла к лицу настолько, что и чувств не осталось больше?

Но ведь дышится теперь всё же, дышится — точно бы она его простила, где-то из-за грани тёмных вод небытия мягко коснулась своими осторожными пальцами ко лбу, запечатлела мельком лёгкий поцелуй в щёку и исчезла, растворилась в зловещей тишине.

Дышится.

* * *

Когда он прошёл в свои покои, что-то смутило его, и этим чем-то была нарушенная система сплетённых вокруг охранных чар. Кто-то был здесь, и этим кем-то был точно не домовик.

Снейп хмыкнул, — несложно догадаться, кому может прийти в голову абсурдная идея проникнуть в спальню слизеринского декана. Так кто же это? Нахальный Поттер, которому мало потраченных на него впустую, безвозвратно впустую сил, мало воспоминаний, болезненных и горьких, что он видел? Рыжий Уизли, но зачем ему, этот ведь дрожит от страха, стоит только чёрной мантии «старой летучей мыши» мелькнуть в коридоре? Вся троица в сборе? — эта мысль была особенно возмутительна, его едва не передёрнуло от омерзения, когда он представил, как эти несносные дети копаются в его личных вещах. Или… одна Грейнджер? Дух захватило, а к горлу подступила нервная тошнота. Спасительница Грейнджер. В каждой бочке затычка, чтоб её.

Снейп захлопнул дверь и подозрительно уставился в прогал между косяком и шкафом.

Он протянул руку, ощупывая воздух, ожидаемо наткнулся на мягкую скользящую преграду и сдёрнул мантию невидимости.

Грейнджер.

Моментально стало будто бы меньше воздуха в маленькой аскетичной комнате профессора зельеварения. Сердце забилось сильнее. Ему определённо не везёт.

— Что вы здесь делаете? — он произнёс это почти по слогам, уже, конечно, зная ответ. Чудесная, правильная девочка Гермиона Грейнджер пришла воровать, как мило. И, самое главное, куда? В его личные покои. Страх в её глазах нервировал, тревожил, сжимал сердце неожиданной ледяной хваткой, и Снейп сделал невольный шаг вперёд, одурманенный гневным запалом.

Кровь кипела, жар охватывал тело, и так сложно было держать себя в руках, что кривая издевательская ухмылка была на тонкой грани от превращения в ожесточенный оскал.

— Я… я…

— Вы лишились дара речи, мисс Грейнджер? Что ж, это лучшее событие за сегодняшний день, если не брать в расчёт то, что я застукал вас на месте преступления.

Она покраснела и выпалила:

— Это не то, что вы думаете!

Снейп вскинул брови, в долю мгновения подумав, что она, определённо, не могла прийти по иным причинам. Да и каковыми они могли быть? Не соблазнять же старого уродливого зельевара она притащилась! Мысль эта отвлекла от злости, вызвала лёгкое смущение, вспыхнувшим румянцем пробежалась по щекам, быстро трансформировалась в новый горячий прилив гневной дрожи, и он сурово наклонил голову, делая еще один шаг вперёд.

— Мне не нужны ваши жалкие попытки объясниться, мисс Грейнджер, — отмёл он возражения в сторону. — Я даже знать не хочу, каких еще сомнительных приключений вы трое ищете. Меня это больше не волнует. Убирайтесь отсюда, пока я не…

Он запнулся, неожиданно в полной мере оценив всю странность и двусмысленность их положения. Они вдвоём, в его комнате, в его спальне, чёрт возьми. Преподаватель и… студентка. Если эта малолетняя дура была кем-то замечена, если кто-то знает о том, куда она направилась или увидит её за дверью после того, как она, наконец, уйдёт — немаленький воз идиотских слухов о нём обрастёт новой подробностью.

А ведь какая нелепость: думать, что он может сделать что-то непотребное с этой юной почти-еще-девочкой, сжимать её в своих объятиях, плавясь от сладкой страсти, точно прыщавый юнец — глупости, невообразимые глупости. Какие еще романтические приключения, ему, нелицеприятному одинокому человеку, отдавшему жизнь своей школьной любви и её отпрыску? Но нет, и не такую дребедень готовы распространять злоязыкие студенты, что уж говорить о неожиданном посещении маленькой мисс: увидят, додумаются и до изнасилования. Впрочем, и то реалистичнее, чем тайные любовные встречи, ведь с чего бы этой зазнайке, выросшей в очаровательную популярную старосту, поддерживать столь сердечные отношения с совершенно не милым учителем зелий?

— Пока вы не — что? — уточнила стоящая перед ним девушка спокойно, буравя его любопытными глазами. Снейп очнулся, словно получив очередной рождественский снежок за шиворот от Мародёров. Это определённо была провокация. Издёвка. Неужели его лицо чем-то выдало мелькнувшие мысли? Она догадалась, прочла в его глазах то, о чём он только что подумал? И какого чёрта здесь так душно?

— Пока я не выставил вас за дверь сам, Грейнджер, — Снейп некстати обнаружил, что шипел ей почти в лицо, отпрянул, снова залился краской. — Убирайтесь, немедленно.

Зельевар схватил её за тонкое запястье и потянул, намереваясь вытащить её из своей комнаты принудительно, раз она игнорирует его требования, но горячая кожа словно обожгла его. Он резко отдёрнул руку, кляня себя за неожиданную слабость, и сам даже чуть отступил.

— Подождите, профессор, — сказала она как-то грустно, подняла ладонь, словно останавливая его, и коснулась чёрной мантии. — Я всего лишь хотела узнать, всё ли с вами в порядке… мне показалось… я, наверное, правда вас обидела… — лепетала она.

Снейп недоумённо распахнул глаза. Даже сквозь одежду её нежное касание жгло огнём, заставляя жаждать, болезненно полыхать, стремиться… вот только куда? Стало жарко, так жарко, что кружилась голова, и весь огромный мир сузился до двух сияющих золотом глаз напротив.

В голове ворохом проносились мысли. Он отшатнулся от протянутой руки и нахмурился. Прикосновение, вызвавшее такой шквал эмоций, да что оно на самом деле: лишь очередная издёвка, насмешка над его слабостью, гнилая и омерзительная… жалость. Терзающая изнутри боль раздирала потрёпанную душу на кусочки.

— Не трогайте меня, мисс Грейнджер. Вы переходите границы. Убирайтесь.

Теперь она послушала его, понуро опустила голову, подобрала мантию-невидимку, выскользнула прочь, и когда дверь тихо закрылась за девушкой, Северус устало опустился на кровать и пустым взглядом упёрся в пол.

Она была не виновата в том, что жалеет его. Признаться честно, он, со всем непереносимым грузом воспоминаний, с некрасивой внешностью и отвратительным характером, считал, что заслуживал её ангельской сочувственной жалости всесторонним уродством, но закономерно ненавидел это сострадание ровно в той же степени, в каковой считал, что оно оправдано его собственной презренной слабостью.

Гермиона — юная и прекрасная, словно нимфа из греческого сада, — снизошедшая со своей наивной бесхитростной заботой до него, до бывшего Пожирателя смерти, предателя, человека, который собственными руками толкнул свою единственную любовь к смерти, человека, который до сих пор не прочь экспериментировать с Тёмными искусствами, отравителя, убийцу, и, в конце концов, жалкого труса — о, каким это было абсурдом, и какую странную, дикую жажду прощения это вызывало в нём…

Всё было не так. Всё было совершенно неправильно.

* * *

Момент осознания был страшен. Настолько страшен, что хотелось бросить всё и сбежать, как можно дальше от Хогвартса, как можно дальше от Грейнджер.

Северус мерил шаги, наворачивая не первый километр за бессонную ночь, зная, что наверху, над его пыльной холодной комнатой встаёт солнце и совсем скоро придётся отправиться на урок зельеварения у первокурсников. Страх сковывал движения.

Женщины в жизни Снейпа — много ли тут можно сказать? Лили, светлый образ, ведущий его через ночь гибкой ланью его собственного патронуса, но та не любила, никогда не любила его. Знала ли она о его чувстве? Снейп не был уверен точно, но предполагал, что знала. Безумная несчастная Беллатриса — омерзительный адюльтер госпожи Лейстрендж по приказанию Лорда, неловкий и лишённый чувственности, одно воспоминание о котором заставляло содрогаться в неприязни, впрочем, сама Беллатриса тоже избегала его при жизни частично и по этой причине.

А теперь всё повернулось так. Дико, ужасно. Невероятно.

Как — как это возможно — после стольких лет… сложив руки за спину, Снейп метался из угла в угол. «Еще одна грязнокровка из Гриффиндора, а, Северус?» — глумливо шептал в голове собственный внутренний голос, подозрительно напоминавший сейчас Тёмного Лорда. Сердце болезненно стучало, напоминая о себе сквозь поток чернейших, грязных мыслей: услышь хоть одну сама виновница эмоционального всплеска, наверняка пожалела бы, что свидетельствовала на Визенгамоте в его пользу.

Прижать к стене, — к той самой, близ которой они «беседовали» с мистером Уизли, — прижать, и целовать, хотя бы просто целовать до умопомрачения. На смену быстро приходили иные картины, поджатые губы, слёзы в глазах — боль, но хотел ли он причинять ей боль? Совсем нет. Всё что угодно, лишь бы сияла на её милом лице трогательная нежная улыбка… никогда она не будет обращена ему, никогда. А кому? Кому отдано это счастье, находится подле? Снейп мрачно думал, ворошил в памяти воспоминания: с кем она? Неужто правда с рыжим болваном, Аваду ему в спину?

Заманить бы её хитростью, подмешать Амортенцию, заставить, принудить её жаждать его так же, как жаждал теперь и мучился он сам. Запустить руки в каштановые кудри, лаская, целуя в горячий лоб, объясниться во всём…, а потом Обливиэйт, забытьё, смотреть на неё, вспоминая снова и снова…

Какая мерзость. Нет. Нет.

Может, это лишь кажется? Не чувство, лишь фикция, болезнь, временное помешательство. О, если бы оно оказалось так — Северус сейчас бы многое отдал за то спокойствие, иметь которое ему практически не посчастливилось, но он не мог спутать эту проклятую ненормальную горячку ни с чем другим, и эта однозначность ложилась на него тяжёлым грузом.

Снова. Как, мантикора раздери, его угораздило — снова?

Её руки… её касания… он помнил их, помнил еще с той поры, когда почти без сознания лежал в палатах Святого Мунго, где она читала ему «Пророк» своим смешным звонким голосом, приходила ежедневно, — это он выяснил позже, конечно, — пока он сам не прогнал её, как только очнулся после двухмесячного полубреда. Ласковая, добрая, она одаривала его своим вниманием совершенно бескорыстно — или нет, рассчитывала на поблажки на уроках? трогательная наивность! — её нежная кожа, её запах, он вспоминал их ныне с болезненной тоской и свивающимся в низу живота томлением.

Нет! Хватит!

Лучше думать о другом, отвлечься, занять себя, подумать о зельях, о первокурсниках, о Том-кого-нельзя-называть, о троллях, о Поттере, о рыжем идиотском Уизли, — чёрт возьми, в тот раз мерзкий мальчишка наверняка лапал её в коридоре, они вместе, точно, вместе, может, убить его осторожно, скрытно, в конечном счёте, существуют малозаметные яды; подумать над этим лучше, чем думать о ней, хотя бы так, хотя бы не напрямую, яды, Зелье Тихой смерти подойдёт?

…а книгу-то она занесёт, вдруг они останутся наедине и… вдруг! Шанс, такого шанса не бывает, нет, он должен был умереть там, в Визжавшей хижине, простившись с миром, закрыть чёрные глаза навечно, а не мечтать о том, чтобы она снова коснулась его, милостивая, не мечтать о том, как притянулась бы к нему с поцелуем и восхищением в глазах вместо клятой жалости, как охотно отвечала бы на его ласки и…

— Проклятье.

Собственное шипение привело его в чувство.

Он встряхнулся, выпрямился острой спицей — пора, надо брать себя в руки, идти на урок, к тяжести эмоционального бремени несбыточной любви ему не привыкать — и какая злая ирония, однако.

Выходя, бросил мельком взгляд на зеркало в гостиной: из туманной глубины отражающей пластины на него смотрел невыспавшийся мужчина с тёмными кругами под глазами, бледным желтоватым лицом в обрамлении тяжёлых маслянистых прядей волос и с чрезвычайно озлобленным видом, а наглухо застёгнутая мантия с закрывающим шею воротом скрывала красный шрам.

Смотреть на себя было неприятно. Снейп с горечью усмехнулся — отражение обнажило кончики желтоватых зубов в гримасе, близкой скорее к выражению страдания, нежели чем к улыбке — и вышел, напоследок хлопнув тяжёлой дверью.

* * *

Грейнджер. Он следил за ней, когда юная волшебница попадалась ему на глаза, отводя жадный взгляд только когда девочка чувствовала его на себе. На обеде она о чём-то переговаривалась с друзьями, и Снейп крепко пожалел, что не наложил на отданную книгу подслушивающие чары: можно было бы услышать её разговоры, её резковатый, весёлый голос, узнать тайны, которыми она делится, прочувствовать шелест страниц, когда она читает книгу, трогая их своими изящными пальцами, смотря на них любовно своими медовыми глазами.

Подслушивающие чары. Да.

Снейп сжал руки, покоящиеся под столом на коленях, в кулаки, в отчаянном желании сдержаться, не выдать себя. Каштановые волны волос, звонкий смех, Снейп вслушивался, вглядывался, пил каждое мгновение рядом с ней, даже если это «рядом» определялось метрами от её места до преподавательского стола.

Пусть одиночество его удел, пусть она не узнает никогда, но он всегда может быть рядом, до своей смерти, оберегая её с той же нежностью, как некогда оберегал Лили, сокрытый в тенях. Да только не уберёг.

Так что лучше бы сбежать, прочь, прочь, держаться подальше от неё, от искушения выдать себя, ловить её взгляды и целовать её пальцы, ему, проклятому еще до рождения, не иначе — да только он не мог, та ночь словно бы что-то переключила в голове, выстроила в голове твёрдое и ясное понимание о чувстве, корнями уходящем во времена его выздоровления, и если бы не познания в зельеварении и волшебстве, он был бы уверен, что в самом деле околдован.

Подслушивающие чары. Да.

Северус Снейп торопливо вышел из обеденного зала, не дожидаясь окончания трапезы.

* * *

Еще неделя у него ушла на поиски различных возможностей для слежки.

Он, как идиот, упрямо прятался за нелепыми рыцарскими украшениями, вылавливая в толпе её звонкий голос — просто чтобы послушать его вновь и вновь, перерывал информацию об особенных следящих чарах, копался в маггловедении в поисках неочевидных волшебнику простых, работающих в Хогвартсе решений, — хоть она и магглорожённая всезнайка, с одиннадцати лет она почти не соприкасается с немагическим миром.

Всё привело его к старому, малоизвестному заклятью прослушки, изобретённому в 12-м веке несчастным влюблённым. К слову говоря, Тёмным магом, и само колдовство тоже было на грани, желание контролировать и заполучить объект пристрастия было одним из факторов успешной реализации заклятья. Ирония его даже смогла позабавить, вызвав кривую усмешку на худом, бледном лице.

Во время своих поисков он обращался и к библиотеке, так что ему довелось несколько раз столкнуться с предметом воздыхания в книгохранилище Хогвартса, наполненном волнующим безмолвием и запахами старых пергаментов.

В библиотечной тишине Гермиона каждый раз наблюдала за ним, он видел, как неумело она бросает взгляды искоса или сидит, полуобернувшись к нему. Снейп сжимал челюсти и упрямо делал вид, что не замечает, проклиная себя и всё на свете, но стоило ей отвернуться, как в его собственном взгляде, направленном на неё, обнаруживалась глухая, печальная нежность.

Грейнджер была настоящей умницей. Внимательно наблюдая, он выяснял о ней всё, ловил каждый вздох, каждое движение алых губ, каждый жест. Он изучал её с бережной теплотой, всё не отваживаясь и даже не разрешая себе приблизиться, позволяя лишь псевдослучайные касания: задеть нечаянно краем мантии, сунуть на занятиях крючковатый нос в котёл, бегло ласково пройтись пальцами по парте. Незаметные, малозначимые касания, он лелеял каждое в своей памяти, и берёг, с задумчивой улыбкой наслаждаясь такой хрупкой и сладкой ретроспекцией событий, наслаивая и создавая воздушные воображаемые картины, трогательно чарующие и болезненно далёкие от реальности.

Было — такое уже было. И не должно было повториться, никогда.

Но повторилось.

* * *

План был несложен. Всего лишь подменить перо. Несколько занятий ушло на тщательное изучение особенностей предмета: скрупулезная невербальная проверка, искоса бросаемые взгляды. Гермиона ничего не замечала, только краснела — от гнева ли? от смущения? — когда он нависал над ней, близко, едва не дыша в ухо, имитируя со всей возможной реалистичностью интерес к зельям, что она готовила, и, конечно, исключительно в целях изучения фазаньего пера, которым она писала.

Но нет, он не мог обманывать себя в этом, со всей горечью осознавая, что изучение её пера есть лишь предлог, чтобы принюхиваться к тонкому благоуханию её духов и мягко, бархатисто рокотать ей в ухо с нежной насмешкой: «А вы, мисс Грейнджер, раз уж предполагаете, что знаете всё на свете, то на это занятие у меня будет для вас отдельное задание», как было в последний раз — за подобную несдержанность Снейп в последующем успел изрядно себя заклевать, но сделанного не воротишь.

Вторым этапом стала подмена. Аккуратно смахнуть перо со стола невербальным заклятием, отвлечь вовремя заданным вопросом классу, подсунуть под парту подделку.

— Чарующее зелье не проходят на седьмом курсе. Поэтому готовить вы его не будете, — вкрадчиво мурлыкал зельевар, параллельно творя беспалочковую магию — но знать рецепт обязаны. Кто-нибудь скажет, что входит в состав?

Гермиона молчала, опустив голову. Снейпа выводило из себя — что же она не посмотрит на него? Почему не вскакивает, как обычно тарабаня зазубренные учебники? Вид у неё был усталый, точно бы девушка плохо спала этой ночью.

— Мисс маленькая всезнайка на этот раз не тянет руку? Надо же, — фыркнул он, нездорово сверкая глазами на девушку. — Отвечайте.

Гермиона медленно перевела тревожный взгляд на него и произнесла:

— Листья Гиенового дерева, настойка горькой полыни, ягоды омелы, перо колибри и… частица от человека, которого нужно заполучить.

— Неплохо, мисс Грейнджер, — сухо хмыкнул он, жадно ловя её взгляд, надо сказать, с радостными искрами изумления за полученную похвалу, — Один балл Гриффиндору. Но должен предупредить, если вы будете разбрасывать свои вещи по кабинету, придётся снять пять.

Он удовлетворённо кивнул удивлённой девушке на пол, где поблёскивало фазанье перо.

* * *

В тот день Снейп вернулся в комнаты крайне быстрым шагом, торопливо запер дверь, наложил охранные заклинания и вожделенно вслушался в передающий амулет. Поскрипывающая тишина, короткий вздох и шелест страниц возвели его на пик восторга. Она одна, не будет никаких навязчивых Поттеров и Уизли. Северус с тоскливой нежностью погладил холодную округлость голубого камня костлявыми пальцами и пробормотал, пробуя на вкус её имя:

— Гермиона… моя… Гермиона…

Он прижал амулет к губам, закрыл глаза, замер, беззвучно страшась каждой секунды, каждого действия, испуганной ланью прислушиваясь ко звукам.

Тихое, едва слышное дыхание.

Вздох.

Шелест страниц.

Резкий скрип двери.

Снейп дёрнулся и разочарованно открыл глаза.

— Пс-с-ст, Гермиона, — раздался тихий голос.

— Привет, Гарри, — тепло ответила она.

Гарри Поттер. Определённо, Северус не всё хотел знать, жизнь хорошо научила его не совать свой крючковатый нос слишком далеко. Он пробормотал кодовое «сакраментум» и отложил камень прочь. Раздражение душило его, но когда через пять минут он не выдержал и снова восстановил связь, его встретила полнейшая тишина.

Показалось ли ему, или школьная юбка Гермионы Грейнджер стала короче на добрых десять сантиметров, сравнявшись с юбкой Паркинсон, он не знал точно. Но, так или иначе, предположение вызвало в нём долю обиды — да тот же Уизли и так смотрит на неё бараньими глазами, так зачем — на кой леший ей прихорашиваться?

Впрочем, уверенность в том, что Грейнджер не знает и не желает знать о его тайной страсти, позволила зельевару отпустить комментарий на этот счёт.

— Не хватает лишнего внимания, решили привлечь таковое одеждой, мисс Грейнджер? — кисло заметил он, проходя мимо неё в коридоре.

Она только лишь улыбнулась, засияла неуместной радостью, но Снейп привычно списал это на жажду популярности, вне всякого сомнения, присущую каждому из троих знаменитых гриффиндорцев.

В течении всего тяжёлого дня его взгляд то и дело натыкался на её тонкие, стройные ноги, обтянутые чёрными гольфами.

* * *

Такой день никак не мог закончится хорошо, и уставший, тревожный Северус вернулся в свои покои в самом наихудшем расположении духа.

У него была припасена пара бутылок хорошего старого огневиски на чёрный день, просто на всякий случай. Случай этот касался скорее приходящих гостей, нежели чем самого бывшего двойного агента. Одна небольшая капля Веритасерума на бутыль погоды особой не делала, становясь лишь маленьким стимулом к раскрытию собеседника, да и лежали они уже много лет, по правде говоря, политический накал сделал их использование невозможным, так что Снейп, не долго думая, вытянул алкоголь из шкафа, справедливо рассудив, что это проще, чем аппарировать в Хогсмид в полпервого ночи.

Первый стакан он почти не заметил, вытянув ноги, он сидел в кресле и оценивал сложившуюся ситуацию ещё совершенно трезвым рассудком. От собственного трезвого рассудка хотелось бежать.

Второй стакан заставил его расстегнуть наглухо застёгнутый сюртук, и, обхватив голову, глухо застонать, проявляя, наконец, всю душевную боль в равнодушную холодную реальность.

Третий стакан… был прерван стуком в дверь. Было почти всё равно кто это: будет ли это МакГонакал или юный отпрыск Малфоев, оба варианта равноценны и обоих можно прогнать в любой момент. Кто может ещё зайти? Никто. Не могла же явиться к нему она — при этой мысли замирало в груди, и сладостные воображаемые картины кружили голову.

Явится — невероятным и невозможным видением, распахнёт свои карие глаза, улыбнётся тихо, нежно, даря своё очарование ему, недостойному, скажет какую-нибудь несусветную глупость. Глупость, которая так ему необходима, которая заставит его поверить, даст надежду, зажжёт свет в его мглистой тёмной жизни…

Нет.

Преступные, дрянные мысли. Прочь.

Поморщившись от собственных ожиданий, Снейп взмахнул рукой, и дверь распахнулась.

Он ошибся. Он ужасно, дьявольски ужасно ошибся.

За раскрытой дверью его встретила Гермиона Грейнджер, напряжённо переминавшаяся с ноги на ногу. Она, беглым живым взглядом обойдя всё помещение, остановилась на нём и удивлённо заморгала.

Снейп панически вскочил и принялся судорожно застёгиваться.

— Что вам нужно?! — где-то отстранённо-внутри заметил собственные нервные ноты в чуть дрогнувшем голосе. Пальцы никак не могли попасть пуговицами в петли.

Воплощение в реальность таких, казалось бы, далёких грёз, даже в столь отдалённой форме, ошарашило его. Нет, не этого он ожидал. Плавился в котле собственных несбыточных мечтаний, но ни на секунду не верил в воплощение хотя бы части их. Прозаичная реальность, злой рок, слепой Фатум — не для того ли все понятия существуют, чтобы разбивать вдребезги хрупкий хрусталь воображаемого?

— Я… я… — её взгляд снова запнулся о пуговицы, скользнул по полу-расстёгнутому сюртуку, но затем она взяла себя в руки и сделав смелый шаг вперёд, протараторила почти на одном дыхании, — я принесла вам книгу, профессор, я её прочитала.

— Оставьте её… — прошипел Снейп, упорно и неуклюже не сдаваясь в попытках выправить своё нелепое положение, от чего, как он чувствовал, он выглядел ещё нелепее, — и проваливайте.

— Позвольте вам помочь… сэр? — в её голосе слышалась нерешительность, но всё же она подошла ближе, аккуратно положив мимоходом книгу на журнальный столик.

Вообще говоря, он хотел сказать «нет, убирайтесь отсюда, Грейнджер», но губы как-то против воли выговорили проклятое тихое:

— Да.

В голове шумело, а сердце билось как сумасшедшее, когда её тонкие мягкие пальцы нежно застёгивали пуговицу за пуговицей, когда она случайно дважды коснулась оголённой кожи на шее, ласково чуть проведя по ней — или ему только почудилось? а там ведь шрам, проклятый уродливый шрам! — он думал, что не выдержит всего этого, свалится без чувств прямо здесь и сейчас, точно кисейная барышня из бульварного романа.

— П-перестаньте… — тихо взмолился мужчина в каштановую макушку. Гермиона подняла на него глаза и улыбнулась. Её правая рука до сих пор лежала чуть выше сердца, почти на плече, вызывая бешеное сердцебиение и противоречивое желание прогнать… и не прогонять. Щеки горели огнём, Снейпу оставалось только надеяться, что отвратительный румянец смущения не заметен в тусклом свете камина.

— Да уже всё. Вы в порядке?

— Нет, — признался хмурый взъерошенный зельевар, — и прекратите задавать мне вопросы, Грейнджер!

— Почему? — последовал удивлённый ответ. Снейп недовольно закатил глаза, стараясь не думать о том, кто перед ним, не поддаваться чарующему дурману опьянения, не притянуться жадно к её губам, не выдать себя, не признаться ненароком в этой постыдной, дурацкой любви под действием алкоголя и Веритасерума. Нет, лучше бы откусить себе язык, чем позволить унизительной правде проявить себя, а в следствие этого ощутить на себе всю полноту позора и испытать весь яд закономерных насмешек.

Её рука — нежная, мягкая — до сих пор лежала на чёрной мантии, и ощущение этой горячей тяжести заставляло его дышать чуть чаще обычного.

Голова кружилась.

— Веритасерум, — наконец, прошипел он, сохраняя максимально бесстрастное выражение лица.

— Но вы не… — начала было Гермиона, чем вызвала раздражённый вздох.

— Вам обязательно во всё сунуть свой дурацкий гриффиндорский нос? Количество зелья было весьма незначительным.

Она вскинула брови, но на немой вопрос о том, что заставило его пить сыворотку правды, он предпочёл не отвечать. Пауза длилась недолго, Северус уже хотел было убрать от себя столь волнующую его руку, и прогнать девушку прочь, как она заговорила, собравшись с духом.

— Я пришла поговорить с вами. Может, я и не вовремя, но это так важно… Я просто начну с самого начала, постараюсь. Я хочу, чтобы вы поняли… вы… ваши воспоминания, профессор, — она отвела взгляд, а Снейп снова раздражённо выдохнул, всё ещё стискивая зубы в отчаянном стремлении молчать, но тон беседы ему положительно не понравился, — мы все ужасно, ужасно ошибались в вас. И мне так жаль. То, что произошло с вами — несправедливо! И мы, мы тоже были к вам несправедливы. Пожалуйста, не обижайтесь на меня, мне так жаль, правда. В глубине души я всегда знала, я… когда вы умирали, я так боялась… и я поняла это ещё тогда… я… я вас…

— Перестаньте мямлить, Грейнджер! — прорычал он, отшатываясь, чувствуя себя непозволительно нетрезвым, непозволительно на грани, а от отвращения к себе и её жалости сводило зубы от злости. — Жизнь вообще несправедлива, когда вы уже это поймёте? Уберите от меня свои руки, и сами убирайтесь отсюда.

— Нет, я не уйду, — упрямство, проклятое гриффидорское упрямство, оно заставило её даже оскорбление съесть и не подавиться, хоть глаза и блеснули подступающими слезами, а голос дрожал. — Дайте мне договорить, сэр. Мне нужно это сказать. И пусть будет, что будет.

— Вы решили стать мне персональной спасительницей, мисс Грейнджер? Не слишком ли много вы на себя берёте? — он почти взял себя в руки, возвращая спокойный тон голоса, но тихое, сдавленное отчаяние по капле просачивалась в обманчивую нейтральность. — Уходите. Вы пожалеете, если не сделаете этого.

По правде говоря, он и сам не совсем понимал, зачем сейчас стоит и убеждает её уйти, вместо того, чтобы взять за шкирку и выставить за дверь, хотя и коснуться её вот так просто ныне казалось почти святотатством. Он был бы рад думать, что дело в алкоголе или в общей усталости, или в том, что она не отвяжется, будет мучить его своей жалостью зазря, если не дать ей понять достаточно чётко, а вовсе не в лёгком призраке надежды, такой уродливой, разрушительной и жгущей изнутри. Он был бы рад думать так, и потому находил причины, внутри смутно осознавая, что все они — лишь оправдания.

Она смешно насупилась, выслушивая последние его реплики, но хмурое упорство в её глазах говорило лучше, чем чтобы то ни было.

— Нет. Сначала выслушайте меня.

Снейп оценивающе хмыкнул и скрестил руки на груди в отчаянной надежде остановить себя от непоправимой ошибки.

— Вот как? Прекрасно. Не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Гермиона распахнула свои глаза, широкие, медовые озёрца — и он утонул, утонул беспросветно в пьяном мареве их глубины. Пока она собиралась что-то сказать, Северус сделал шаг вперёд и цепко, может, даже болезненно, схватив девочку за плечи — она изумлённо вскинула брови, ахнула, — притянул к себе, в неловкие, неумелые объятия.

Нет, ничего больше. Хотя бы просто обнять, почувствовать тепло её тела рядом.

Грейнджер подняла голову. Это было пугающе, волнительно, жарко: Лили никогда бы не остановилась с ним так, так близко, что мягкое дыхание грело бы ему губы. Ещё секунда и Снейп бы отпрянул, сбежал бы сам из собственных комнат, но то ли зельевара обманывала дымка нетрезвости, то ли чуть улыбнувшись, со светом в глазах, девушка сама качнулась вперёд, даря смазанный поцелуй.

Этого определённо не могло быть. Показалось, показалось в гулкой тишине, в коварном полумраке и хмельном дурмане.

Показалось… но он сам не верил себе. Не знал больше, во что верить, и был только свет её тёплой улыбки, слишком близко, так, что в глазах чуть двоилось, слишком остро, ярко, пронзительно, больно.

Понимание того, что резьбу срывает окончательно и бесповоротно, не останавливало от неправильного, кошмарного и грязного действия, а в голове было волшебно пусто, только сумасшедшие искры роились перед внутренним взором, когда он сам схватил её за плечи и жадно впечатался тонкими губами в мягкий рот. Это не первая святыня, на которую он покушался, и, если верить линии его страдальческой жизни, не последняя, ему, видевшему смерть, развращённому и прогнившему насквозь — ему ли бояться поцелуя с магглорождённой семикурсницей?

…да, ему.

Он отпустил её почти сразу, не дожидаясь… не дожидаясь, когда её мягкая, упиравшаяся ему почти в плечо рука проявит свою жесткость, и не оттолкнёт его прочь. Этот поцелуй был настолько лишен смысла. Снейп был отвратителен сам себе.

— Довольны, Грейнджер? — прошипел он, всё ещё цепляясь длинными желтоватыми пальцами за её плечи. — Не усложняйте мне всё ещё больше. Уходите.

Она стояла, широко раскрыв свои медовые, с завораживающими искрами, глаза и потерянно молчала.

Снейп, сжав зубы, практически вытолкнул её в коридор, цепко держа за плечо, и захлопнул дверь невербальным заклятием, припечатав сверху чарами тишины.

* * *

Очнулся он в кресле. Мрачным взглядом окинул комнату, вспоминая вчерашние события: после вынужденного ухода Гермионы он допил содержимое бутылки, а позже так и уснул в кресле, не раздеваясь.

От неудобной ночёвки тело болело, да и облик зельевара оставлял желать лучшего, о чём ненавязчиво напоминало старое доброе зеркало. Надо сказать, насмехалось в лицо. Молча, конечно, наложенное Силенцио не позволяло волшебному предмету высказать своё мнение, но Снейп и так догадывался.

Обрывки вчерашнего дня всё ещё были слишком свежи: касания, горячее дыхание на его губах, поцелуй. От воспоминаний тело пронзало искристым током, эйфорической радостью спутывало сознание, дурманило и опьяняло. О, только бы можно было повторить эти волшебные минуты!

Нельзя. Это было чистым насилием, вот чем явились те «волшебные минуты» для неё. Бедная девочка и слова не смогла проронить, видно, шокированная его поведением. И какого чёрта она притащилась? Нашла время, малолетняя идиотка!

Снейп застонал. Как он мог?

Он, конечно, не планировал с ней объясняться, но злой рок решил всё за него.

Уткнувшись крючковатым носом в «Чёрную розу», — периодическое издание по Тёмной магии, которое в свете последних событий едва удержалось на плаву, и поныне переживая нападки Министерства, а иногда и погромы, — тем же днём он медленно шёл по тихим подземельям. Тихими они были прежде всего по той причине, что в середине дня у его маленьких змеёнышей были уроки, и зельевар был уверен, что вероятность встретить здесь кого-то практически равна нулю, ну, кроме, конечно, Поттера, этот умеет появляться где угодно в наиболее неподходящий момент.

Он читал в стремлении отвлечься от настойчивых мыслей, уходил в переплетения новых Тёмномагических открытий, распутывал тонкие связи волшебства древних заклинаний, чарующей дорогой уводящих его мысли всё дальше от вихря потрясений последнего года.

Журнал действительно увлёк его. Зачитавшись, Снейп не заметил, как врезался во что-то мягкое, тёплое и ойкнувшее. Он оторвал взгляд от листов, собираясь было отчитать праздношатающегося, но…

Как назло, праздношатающейся оказалась Гермиона Грейнджер. От резкого налёта на задумчивого зельевара она брякнулась на пол, растеряв книжки, которые тащила с собой в охапке, беглый взгляд на обложки дал понять, что материалы в основном по трансфигурации и зельям.

— Какая встреча, — буркнул Снейп и неприязненно нахмурился. Будет ли она говорить о том, что он сделал? Промолчит ли она?

Грейнджер неловко собирала книги.

— Добрый день, профессор, — ответила девушка, с любопытством заглядывая ему в лицо с пола. Снейп отшатнулся.

— Был таким, — поправил он её, поднимая бровь и чувствуя, как непроизвольно, глупо, слишком заметно, растягивается на лице лёгкая мягкая улыбка. Поспешив скрыть досадно примечательное выражение лица, он замял возникшую растерянную паузу более конструктивным замечанием, указывая на одну из книг. — Корнелиус Фаррел напыщенный болван, и я не рекомендовал бы ни один его труд к прочтению.

Гермиона мило улыбнулась и кивнула.

— Спасибо за совет, сэр.

— Хорошего дня, мисс Грейнджер, — чуть наклонив голову, сказал он. Немного мягче, чем планировал.

— Подождите, сэр, — несколько тише пробормотала она, — вы… наверное, неправильно меня поняли в прошлый раз. Может, вы… мы поговорим, — она, покраснев, скосила глаза в сторону, — в вашем кабинете?

Северус вспыхнул. Она имеет в виду… нет, конечно, она не это имеет в виду, какой вздор. Шанс того, что эта девочка могла бы заинтересоваться им, равен нулю. Даже просто общаться с ней, дружить в ожидании чуда, как было с Лили, не представляется возможным, слишком велика пропасть возраста, служебного положения, его опасений и её жалости. И как же это безумно тяжело, видеть намёки там, где их быть не может просто по определению.

Всё же, после окончания школы можно предложить ей место ассистента, осторожно, ненавязчиво, чтобы не спугнуть или не получить резкий ранящий отказ.

Но лишь после.

Гермиона ждала ответа.

— Просто чтоб вы знали, — наконец сухо произнёс Снейп, — у меня нет времени на ваши глупости. И я не собираюсь перед вами объясняться, вы сами виноваты в произошедшем. Всего хорошего, мисс Грейнджер.

Он ретировался со всей возможной поспешностью, скрывая постыдную дрожь.

* * *

После того эпизода он старательно избегал собственную студентку. Конечно, как ему казалось, вряд ли бы она заметила это, увлечённая общением со своими друзьями — он всё ещё не мог понять, на кого пал её выбор в романтическом плане, но брак с Поттером стал бы прекрасным завершением её героического взлёта и в высшей степени издевательской насмешкой в жизни несчастного зельевара, а потому он терпеливо дожидался именно такого развития событий.

Северус не появлялся на приемах пищи, стараясь ужинать исключительно в своих покоях. И без того тощий, он похудел ещё больше, да и голод заставлял его чувствовать себя странно живым. От живости профессора страдали все, Слизерин с его лёгкой руки потерял пятьдесят баллов за месяц, что уж говорить про Гриффиндор и прочие два факультета. Минерва, в ответ усиленно пополнявшая копилку рубинов, жаловалась, что он перегибает палку, а на отработки впору было организовывать очереди.

Замечая Гермиону в толпе учеников в коридорах и на собственных уроках, он изредка поглядывал на неё. Грейнджер ударилась в учёбу ещё сильнее чем раньше, она почти не поднимала на него взгляд на уроках и тоже, казалось, избегала его.

Он было пришёл к мысли, что всё закончено, и был готов похоронить свои чувства глубоко внутри, лишь изредка наслаждаясь собственным волнением в одиночестве за прослушиванием дыхания читающей мисс Грейнджер по вечерам, а после окончания ею школы заглядывать в тёплые жёлтые окна их — с Поттером? С Уизли? — дома, и, может, всё же предложить ей уютное место работы подле себя через Минерву после окончания учебного года, но увы, в жизни Северуса Снейпа везению не было уготовано места.

Он столкнулся с ней снова на Святочном балу. Сроки проведения турнира были сдвинуты в честь победы, так что в этом году всё снова было охвачено праздничной суетой. Всё, что он знал, собирая мимолётные слухи вокруг знаменитого трио: она отказалась быть открывающей, хотя ей и предлагали двое из троих Чемпионов, и в тот самый момент, когда он протянул руку к двери, чтобы побыстрее исчезнуть, пока среди толпы не засияли знакомые глаза, дверь распахнулась, явив его взору саму виновницу его нынешнего побега.

Гермиону Грейнджер.

Гермиону Грейнджер в струящемся чёрном платье, с заколотыми волосами. От неожиданности и восторга снова застучало сердце: она была прекрасна. Возможно, кроме него, на неё обращали внимание не многие, возможно, не все находили её настолько совершенной — но это последнее, о чём станет думать влюблённый человек, глядя на предмет своего обожания.

Наоборот же, ревностно оглядывая её, Снейп внутренне заметил, что в этом чудесном платье она слишком хороша не только для него, но и для лучшего из всех тех оболтусов, что собрались сегодня в зале проводить своё время за идиотскими танцами и бессмысленными развлечениями.

— Вы так и собираетесь стоять в проходе, мисс Грейнджер? — вслух холодно спросил он, прожигая в ней дыру непроницаемым взглядом чёрных глаз. — Дайте мне пройти.

— Только если вы потанцуете со мной, профессор, — усмехнулась она с лёгкой печалью, и её глаза странно блеснули.

Жаркая волна прошла по его телу. Но танцевать, танцевать он совсем не умеет — и как нелепо он будет смотреться рядом со столь очаровательным созданием, разве она сама не понимает этого? Понимает, не может не понимать. Мысль о том, что это очередная гриффиндорская шутка создала совершенно обратный эффект, его будто окатили ледяной водой из ведра. Неужели мисс Грейнджер так не терпится выставить его на посмешище?

— Простите, мисс Грейнджер, — саркастично заметил он, — но я забыл свои волшебные танцевальные башмаки. А теперь перестаньте нести ерунду и позвольте мне пройти.

Она сжала зубы и посторонилась.

Конечно, теперь он никуда не ушёл, не смог уйти, вышел, вскоре снова вернулся, затаился в невзрачном углу, мрачно высматривая Гермиону в толпе разнаряженных студентов.

На балу она танцевала с Поттером, Уизли и Корнером, и прячущийся в тенях профессор искренне мечтал перетравить всех троих кавалеров или, как минимум, спровоцировать их исключение из школы — хотя это и не сработает с Золотым мальчиком, Корнер всё ещё самый обыкновенный ученик. Он ожесточённо раздумывал, прокручивая в голове разнообразные способы свершения преступных замыслов, точно так же, как некогда мечтал уничтожить обидчиков. Глядя, как рука рыжего Уизли поглаживает талию Грейнджер, Северус не удержался и от тихого возмущённого восклика.

Да как эта тупая рыжая обезьяна смеет, в конце концов!

Однако он не ушёл. Досмотрел до конца, и пару раз — ему показалось, лишь мельком, случайно — Грейнджер косилась в его сторону, а лицо её выражало совершеннейше возмутительное удовлетворение. И Снейп сжимал кулаки и снова то обещал себе втихую наслать проклятие на Уизли, то утихомиривал себя печальными картинами её семейного счастья, каковому он не имел права мешать.

После вечера Снейп вернулся к себе, и он долго не мог заснуть, прокручивая в голове изящную лёгкость движений девушки, мучился от ядовитой ревности, ворочался в кровати, а наутро был ещё мрачнее обыкновенного.

* * *

Рождественские каникулы кончились, всё реже приходилось собирать нетрезвых студентов по закоулкам Хогвартса и медленно, но верно всё приходило в привычный монотонный учебный покой, если, конечно, ежедневные ученические выходки можно было бы считать таковым. Впрочем, относительно нынешнего бурного Рождества, очень даже можно было.

В тот злополучный день он проверял заданную в самом начале семестра контрольную, не ожидая в построждественское затишье никаких новых «подарков» злой тётушки Судьбы.

Когда на его стол мягко опустилось знакомое перо, внутри всё похолодело. Страх быть разоблачённым привычно пронзил всё его естество, принуждая собраться и взять себя в руки. Умненькая Гермиона. Догадалась. Снейп сжал зубы и поднял голову, стараясь сохранять спокойствие.

— По каким причинам вы шатаетесь здесь во внеучебное время? У Гриффиндора слишком много баллов и вы хотели бы сократить их количество, мисс Грейнджер? — уточнил он, глядя прямо ей в глаза, заперший чувства внутри за надёжным щитом окклюменции.

— Я думаю, вы могли бы мне кое-что объяснить, профессор, — сказала она. В её голосе смешались любопытство и осуждение.

Он поднялся, опёрся на стол ладонями, имитируя безразличное неведение, в то время как где-то внутри, закрытое-запечатанное, всё переворачивалось. К этому ему не привыкать. Снейп усмехнулся и допустил в голос больше ядовитой горечи:

— Мисс всезнайка неожиданно решила, что ей нужны чьи-то советы?

Да, так. Оттолкнуть, запутать. Всё же, вряд ли после того поцелуя она не догадалась обо всём, вряд ли она не насмехается над ним со своими дружками — почему всё в его жизни рушат именно Поттеры? — но острая надежда всё ещё заставляла его отступать.

— Вы знаете о чём я.

— Понятия не имею.

Он просто тянул время.

— На этом пере подслушивающие чары, — она неотрывно следила за выражением его лица. — Это заклятие двенадцатого века, изобретено Морбусом Брау. Брау был известным Тёмным магом и…

— О Брау я в курсе и без вас, — поморщился Снейп. Не хватало ещё, чтобы она провела нужные параллели. То, что он недооценил её, было приятным и жалящим одновременно: с одной стороны, юная волшебница показала свой многообещающий ум, распутав тонкую цепь событий, но, с другой, будь она Тем-кого-нельзя-называть, он бы уже лежал в луже собственной крови, не говоря уж о риске раскрытия его влюбленности.

— Значит, вы признаёте, что это вы их наложили? — интонации в её голосе были почти радостные. Довольна, что разгадала загадку, само собой.

— Что за чушь вы несёте, мисс Грейнджер? — фыркнул он. — Совсем последнего разума лишились. Разбирайтесь со своими тайными поклонниками сами, без моего участия.

Гермиона нахмурилась.

— С вами невозможно разговаривать.

— Так почему вы ещё здесь?

— Да, я тоже не понимаю, почему, — раздражённо ответила она — Вы… вы такой! Как вы можете быть таким злобным! Я знаю, что это были вы! Дайте мне уже сказать то, что я хотела!

— Мисс Грейнджер, — устало сказал он, почти не скрывая отвращения к себе, — вам мало было сидеть над моим телом в Мунго? Чего вы ещё от меня хотите? Благодарностей? Оплаты долга жизни? Не тратьте моё время, говорите, что вам нужно, и покончим с этим.

Она покраснела и сжала руки в кулаки. Сейчас скажет очередную гриффиндорскую глупость. Снейп нахмурился и произнёс:

— И давайте только без этого. Увольте меня выслушивать ваши…

— Вы мне нравитесь.

Повисла тяжёлая, длинная пауза.

Гермиона смотрела на него с тоской во взгляде.

Он замер. Даже дышать перестал на какую-то секунду. По телу пробежал радостный ток, такой дикий и восхитительный… Гермиона — его Гермиона — сама готова отдать своё сердце в его огрубелые руки, сама готова раскрыть ему свои объятия, так стоит ли раздумывать над этим хоть секунду?

Неужели всё это время доставая его, она пыталась сказать именно это? Не хотела от него завышения оценок из благодарности, не ждала показного героизма, не требовала оплаты долга жизни — а пыталась сказать о своих чувствах? Чувствах к нему? Да в себе ли она?

Нет. Это не может быть правдой.

Наконец, совладав с нахлынувшими эмоциями, Северус поднял бровь.

— Ваши шутки довольно жестоки, мисс Грейнджер, — холодно уронил он, с невероятным трудом преодолевая нервную дрожь.

— Я не шучу.

— В самом деле? — бросил он с небрежным сарказмом, и ни на секунду не допустил ни единого отблеска отчаянной жажды в тёмных тоннелях глаз.

Зато в её глазах она читалась. Гермиона не владела окклюменцией, Снейп знал это, скользнул лёгкой тенью в её сознание, поверхностно и незаметно. Нежность, сладкая нежность окутала его.

Он отступил назад, охваченный тревогой и желанием не останавливать её. Пусть. Плевать что это, проклятье, зелье, помешательство — всё равно. Пусть она приблизится к нему, станет его, будет любить его, дарить свою любовь, пока не развеются чары, приведшие её в объятия «уродливой летучей мыши», пусть ненавидит его потом, главное же — сейчас, сейчас она может быть его.

Нет.

— Вы действительно не шутите, — растерянно пробормотал он. — Но тогда…

Гермиона не успела опомниться, как он уже вёл её за руку по коридорам Хогвартса, шагая так быстро, что она едва не споткнулась, не успевая.

— Профессор… куда? — выдохнула она.

— Замолчите, Грейнджер, — прошипел он, чуть сильнее сжимая её кисть.

В голове билась одна единственная мысль: этого не может быть, не может быть, не может.

Он втащил её в кабинет мадам Помфри безо всякого такта и даже не постучавшись.

— Девочке нужно полное обследование, — резко заявил он с порога. — Сообщите мне, когда закончите.

* * *

Когда Помфри уведомила его, что девочка в полном порядке и душой, что называется, и телом, Снейп едва удержался, чтобы не пошатнуться. До своих покоев он добрался в полубеспамятстве, изрядно напугав своим бледным взвинченным видом каких-то четверокурсников.

Она — действительно?.. Не ударилась головой, не выпила подкинутую кем-то амортенцию, она — действительно!..

А он, он ведь оттолкнул её. Мучимый чувством вины, Снейп едва дождался утра, но она не появилась на занятиях. Он рвал и метал, вычел за её отсутствие пятьдесят баллов с факультета и вдоволь поиздевался над остатками золотого трио.

В свободное от занятий время он шатался по коридорам и взглядом выискивал ту самую девочку с каштановыми волосами. Но не находил.

Одинокий, отчаявшийся, после отбоя он отправился в Астрономическую башню, ни на что уже не надеясь, рассчитывая лишь на то, что умиротворяющий пейзаж хмурости лесных массивов и широта ночного звёздного неба успокоят его. Он не бывал там с момента смерти Дамблдора, истерзанная душа не выносила тяжкого груза воспоминаний, но до того момента он частенько посещал её, скрытый ночной тишиной.

И широкими бесшумными шагами достигнув цели, Снейп остановился, изумлённый.

Он был не один.

Она стояла, повернувшись к окну.

— Мисс Грейнджер, — со вкрадчивым торжеством произнёс он, бесшумно появляясь из-за её спины. Злая, хищная радость дрожью пробежала по телу, мелькнула в чёрных тоннелях глаз и ушла, рассыпалась под тяжестью предстоявшего разговора.

Девочка повернулась. Чуть покрасневшие глаза свидетельствовали о боли, что он ей принёс. Верно, его поступок казался ей насмешкой в той же степени, в каковой он обычно интерпретировал действия юных гриффиндорцев.

— Да, сэр, — холодно сказала она, — всё ещё мисс Грейнджер. Вряд ли за время нашей разлуки я бы успела сменить фамилию.

Брови зельевара поползли вверх. Гермиона обыкновенно не позволяла себе подобного в сторону учителей. Тем временем, она собралась уходить, шагнула прочь, и сердце сжалось в тревоге и желании остановить её.

— Стоять, — сколь уязвлённой она ни казалась, победить в кратком соревновании с бывшим Пожирателем смерти в ледяном шипении и зловеще нахмуренных бровях ей бы не удалось. — Я хотел бы побеседовать с вами, мисс Грейнджер.

— Нам не о чем говорить! — звонко воскликнула она, обернувшись, губы её жалко дрожали, а на глаза наворачивались слёзы. — До свидания, профессор.

И сделала ещё один шаг по направлению к выходу.

Снейп скривился, перед тем как выжать из себя недобрую ухмылку.

— Что ж, на этот счёт существуют определённые меры, — кивнул преподаватель. — Минус пять…

— Вы меня шантажируете, — обиженно возмутилась Грейнджер, тайком от него пытаясь вытереть слёзы.

Да, мантикора побери, он её шантажирует. Можно было бы и не озвучивать самоочевидного.

Всё что угодно, лишь бы она осталась. Нет, ему только лишь нужно донести до неё, достучаться до голоса разума, объяснить.

— …баллов… — монотонно продолжал он.

Нужно лишь объяснить, что жалость к нему, толкающая её на мысли о чувстве симпатии, просто ошибка.

…или же получить долгожданный шанс?

О нет.

— Конечно. Шантаж — это более чем в духе вашего факультета, профессор, — пробормотала она, наконец обернувшись, но с места не сдвинулась.

Каждый использует то, что имеет. Разве у него теперь есть выбор? Умолять её остаться?

— …с Гриффиндора, — договорил бывший Пожиратель Смерти и ухмыльнулся, делая ещё одну небольшую паузу. — Продолжить, или вы остаётесь?

Унижено выпрашивать?

Нет.

— Есть в вас хоть что-то человеческое? — с отчаянием спросила она.

Отблеск немой просьбы в чёрных глазах был подавлен с привычной беспощадностью. Хоть бы не заметила.

— Сдаётся мне, Гриффиндору в этом году не видать кубка, — ехидно произнёс он, сохраняя маску насмешливой бесстрастности наперекор всему. — А я тем временем теряю терпение, мисс Грейнджер, и, думаю, если вы уйдёте, меня некому будет остановить. Минус десять баллов…

— Вы! Хорошо же, вы сами напросились! — вскрикнула девушка. — Я слушаю!

Дрожь пробежала по телу. Этого ли он желал, к тому ли стремился?

Всё же, нельзя оставлять её одну, плачущую в тишине равнодушных коридоров, это слишком неправильно, больно, несправедливо…

Нужно объяснить.

— …с Гриффиндора, — не моргнув глазом, с садистским наслаждением закончил Снейп. — Прекрасно. Вернитесь к окну.

Выходка была хулиганской. Но так важно, чтобы она осталась — в конце концов, извиниться, ему просто нужно извиниться. Страх по-прежнему душил его. Впрочем, девушке этого видеть не стоило.

— Я лишь хотел извиниться, мисс Грейнджер, — мягко начал он, когда она подошла.

— За грязный шантаж или за то, что тайно следили за мной, да ещё и отказываетесь в этом признаваться? — она сложила руки на груди. — Или… о нет, вам и до завтрашнего дня не хватит времени, чтобы за всё попросить прощения!

Снейп печально усмехнулся, внутренне соглашаясь — не с глупыми её обвинениями в том, что он должен извиняться за слежку или за «грязный шантаж», нет, но с тем, что не только этой ночи, нет, и вечности не хватило бы, чтобы попросить прощения за всё.

— Только за то, что отправил вас к мадам Помфри, — неохотно признался он. — Вы ещё юны, ваше увлечение пройдёт, но я поступил с вами грубо, при том, что сам спровоцировал вас своими неосторожными действиями.

Гермиона удивлённо моргала.

— Я не понимаю, какое невообразимое скудоумие толкнуло вас к вашей симпатии, но это определённо не ваша вина, — сухо продолжил он после краткой паузы. — Вы глубоко ошиблись в выборе объекта пристрастий, моя маленькая мисс, и, надо сказать, у вас отвратительный вкус.

— Это неправда, вы красивый и… и умный, — едва слышно пробормотала она, резко смущаясь. — У вас прекрасные изящные руки, и я всегда мечтала посмотреть, как вы работаете. Ваши глаза невероятно завораживают, ваш голос заставляет трепетать и вы весь такой…

Снейп поморщился. Её слова неприятно резали по живому: как может она, чудесная девочка, находить его привлекательным? Вина, которая на нём лежала, груз, который могильной плитой перекрывал всю его жизнь, всё это, абсолютно всё, каждое мгновение его ничтожного существования — он знал о себе всё это, и он не мог слышать, как она невинно обманывает себя, пробуждая в нём хищное желание не разубеждать её в этой беспорочной нежной предвзятости.

— Хватит! Увольте меня выслушивать эти глупости, мисс Грейнджер.

— Нет уж, позвольте, я расскажу вам. Раз вы так хотели этого дурацкого разговора — хорошо, я расскажу вам всё. Я полюбила вас, ещё когда вы болели, вы лежали на постели, бледный, в вас не было ни кровинки, а я думала, что сойду с ума от волнения за вашу жизнь.

— А, так вы полюбили меня из жалости. Это всё объясняет, — хмыкнул Снейп. Внутри в единый ком сливались все переживания последних месяцев. Он был почти уверен, его руки дрожат от волнения. Гермиона смотрела в сторону, точно боялась взглянуть на него, она говорила тихо, но с неожиданной суровой уверенностью.

— Не перебивайте меня, пожалуйста. Я в октябре взяла у вас книгу о противоядиях… причины не важны, но я думаю, вы знаете, дело не в экзаменах…

— Дайте угадаю, Уизли или Поттера покусала ядовитая тварь из Запретного леса, куда вы сунулись, как обычно игнорируя все запреты, — вставил очередной язвительный комментарий зельевар.

Гермиона хмуро покосилась на него.

— Неважно, — пробормотала она. — Я пыталась сблизиться с вами. Но вы были так холодны ко мне. И только я хотела отдалиться, постараться всё забыть, но вы всё время смотрели на меня, точно бы полагали, что я не замечаю, за что-то сердились на меня, и я не могла перестать думать о вас ни на секунду! Я тогда ещё очень разозлилась, пришла к вам, наговорила ерунды, а вы… даже баллы не сняли…

В душе всё переворачивалось и бушевало.

Гермиона тем временем продолжила:

— В тот момент я подумала, может, вы… вы просто ревнуете и…

— Я ревную? Какой вздор! — прошипел Снейп, стремительно бледнея.

— …и я пришла к вам, чтобы объясниться во всём, но вы не стали меня даже слушать. Я решила больше не досаждать вам. Хотя вы иногда вели себя… так… — она немного покраснела и неуверенно смяла край мантии в руках. — Я всё думала…

— Вам это, видимо, тоже вредно, как и вашему дружку Поттеру, — снова высказался он, складывая руки на груди в жалком стремлении успокоиться.

— Да замолчите же! — недовольно воскликнула она.

Снейп молча поднял брови и медленно кивнул, позволяя ей договорить.

— Я пыталась привлечь вас, я… ох, неважно, — она покраснела, — и вы обратили на меня внимание… тогда я предположила, что у меня есть хотя бы крохотный шанс на вашу взаимность.

Снейп впился пальцами левой руки в своё предплечье, стараясь сохранять спокойствие.

— Той ночью я снова посетила ваши комнаты, вы были таким открытым в тот вечер — простите, сэр, — и вы… вы ответили на мой поцелуй, но вы всё же были пьяны, и я всё ещё не могла понять… но я была счастлива хотя бы тому, что вы просто ответили мне. Хотя бы разочек.

Ответил? Значит, ему не показалось тогда? Ком внутри всё сворачивался и сворачивался в единый дьявольский шевелящийся клубок, мешал дышать и здраво мыслить. Не показалось.

Нет. Хватит. Лучше не думать об этом.

Снейп молчал, только буравил её горящим взглядом.

— Сначала вы были таким дружелюбным на следующий день, улыбнулись и дали мне совет, но как только я заговорила о том, что мне нужно с вами поговорить, сразу же оттолкнули меня.

Ему снова стало душно, и рука нервно дёрнулась вверх, поправляя ставший таким тугим ворот сюртука.

— И я решила забыть вас, раз вы настолько не хотите иметь со мной ничего общего, что не готовы даже просто выслушать. Но ничего не помогало, даже то, что я ударилась в учёбу. Тренируясь, я обнаружила магию на собственном пере, и через некоторое время смогла выяснить, что это за заклинание. Я не стала снимать заклятие, чтобы не привлекать к себе внимание того, кто это сделал, но была осторожной. Понимаете, тогда я думала, что это, может быть, Малфой…

Он позволил себе лёгкую снисходительную усмешку и на долю секунды зло прищурился. Недалёкий капризный отпрыск Нарциссы — и следить за мисс Грейнджер? Да пусть только попробовал бы. Нарциссе бы не пришлась по вкусу кое-какая информация о собственном сыне, и перевод на домашнее обучение стал бы закономерным исходом небольшого семейного скандала.

— На Святочном балу я совершила ещё одну попытку сблизиться с вами, но я и сама не верила… только вот… вы остались, да ещё и так смотрели на меня, когда я танцевала… На каникулах я перерыла всю библиотеку в поисках того, откуда оно, послала несколько писем друзьям и через неделю узнала о Морбусе Брау, об истории его жизни, о том, как накладывается это заклинание — всё. Ни один из слизеринцев не прикасался к моему перу, да и остальные тоже, — в её голосе появился лёгкий задор, знакомый ему по многочисленным занятиям, проявляющий её извечную любовь к загадкам и стремление быть лучшей, — так что под подозрением оставалось не так много человек. Большинство из них позволили мне проверить свои палочки. Манера, с каковой это было сделано, заклятие, которое было выбрано, всё это говорило только об одном. Единственная реалистичная кандидатура, которая оставалась — вы. Тогда я окончательно сложила картину, я подумала, что вы, наверное, просто…

Снейп предупреждающе зашипел. Видит Мерлин, он совершенно точно не желал знать, что она подумала. Гермиона верно поняла его реакцию и тут же осеклась, проглотив часть фразы:

— …и тогда я, наконец, призналась вам.

Он едва удержал себя от тоскливого вздоха.

— Но вы надо мной посмеялись! — с неожиданной ожесточённостью заметила она, — А теперь вы извиняетесь… я действительно не могу понять.

Она смотрела на него с надеждой — надеждой, которую ему надлежало разрушить.

— Что ж, увлекательная история, мисс Грейнджер, но теперь я скажу вам.

Он принялся загибать пальцы, и её восхищённый взгляд на его руки не прошёл стороной, заставил в душе что-то болезненно дрогнуть.

Его жёлтые узловатые пальцы действительно мелко дрожали, Снейп подметил этот факт отстранённо и даже почти апатично, словно бы смотрел на кого-то другого, а не на себя.

— Во-первых, вы молоды, идеалистичны, красивы, умны… насколько это возможно для гриффиндорки… — поспешно фыркнул он вспыхнувшей румянцем смущения и улыбнувшейся Гермионе, — вам стоит пожалеть себя и не связываться с таким человеком, как я. Во-вторых, вы ничего обо мне не знаете. В-третьих, вы ещё студентка.

Гермиона что-то пробормотала.

— И, наконец, в-четвёртых, получив этот кажущийся сейчас необходимым опыт, — Снейпа перекосило, в его мыслях это выглядело не так отвратительно, как прозвучало в реальности, — вы упорхнёте прочь, не думая о том, с чем вы меня оставите.

— Но вы не сказали, что моя любовь безответна, сэр, — пробормотала она растерянно, подходя к нему.

— Если это заставит вас передумать… — мягко проговорил он.

— Вы просто боитесь, — её взгляд впился в глаза зельевара, словно ища там ответы на все вопросы, она говорила медленно, едва слышно, точно бы распутывая нить его собственной души. — И я знаю. Знаю, что вы никогда, — она зажмурила глаза, но Северус успел заметить блеск слёз, — никогда не полюбите кого-то так, как любили её. Но сейчас вы боитесь предать её память, боитесь шагнуть вперёд.

— Какая патетичная чушь, — иронично ответил он, но от упоминания о Лили сердце сжалось. Что это, как не самое большое предательство в его жизни? Комок боли где-то внутри всё сильнее терзал его острой, ядовитой резью, — почему вы не допускаете, что я в вас не заинтересован?

— Потому что… — она шептала, — потому что тогда вы бы остановили меня сейчас.

Грейнджер шагнула к нему и резко притянула его за мантию к себе, заглядывая ему в глаза. Северус чувствовал, что становится сложно дышать, а голова кружилось от недозволительной близости.

— Мисс Грейнджер… не надо, — прошептал он, наклоняясь, влекомый магнетической силой ближе и ближе. Она потянулась к нему и коснулась в поцелуе, обвила руками его шею.

Это было сладко, сладко и невероятно порочно, мучительно, жгуче, целоваться с ученицей в Астрономической башне, ласкать её губы языком, прикусывать их с нежностью и столь долго сдерживаемым вожделением, проникать внутрь горячего желанного рта, едва подавляя жадные стоны. Он стиснул её в объятиях, действительно не будучи в силах преодолеть тягучее побуждение касаться её, но, вскоре придя в себя, всё же оттолкнул её и заметался по круглой зале, стремясь успокоить разгорячённую кровь.

— Прекратите. Вы не понимаете, что делаете, глупая девчонка, — прошипел он. — Вы сведёте меня с ума!

— Так вы действительно любите меня? — Гермиона широко распахнула глаза, и она выглядела потрясённой. — Скажите же мне!

— Вы же были в этом так уверены? — хлёстко отозвался он и, остановившись, замерев, обхватил себя руками. Его глаза, обычно такие непроницаемые, вспыхивали тёмными углями, тая за собой страсть и отчаяние. Он с трудом сохранял остатки хладнокровия, но и те медленно утекали водой сквозь пальцы. — Будьте благоразумны, уходите.

Она выдохнула и какое-то время не отвечала.

— Я ничего не боюсь. Доверьтесь мне, пожалуйста. Мы могли бы…

— Конечно, вы истинная продолжательница своего идиотского факультета, — ядовито проворчал он, всё ещё держа себя за плечи, останавливая от того, что бы бросится к ней, целовать её руки и молить о прощении.

За что? За всё, чем он являлся; за боль, которую мог нанести ей; за страдания его матери в неудачном браке; за вечно пьяного отца; за смерть Лили; за все злые, отчаянные проклятья в спину Мародёров; за краткую дрянную связь с Беллатрисой; за каждый приказ Лорда; за двойное шпионство; даже за смерти магглов, единых с ней по крови… за всё, за всю ту мерзость, отвратительную болотную мерзость, из которой состояла его жизнь с самого начала и из которой ему не выбраться никогда, никогда — разве что она действительно простит его, даст ему надежду, новый свет в его тусклом существовании — вещи, о которых даже думать мельком, даже мечтать тайком было бесчестно по отношению к ней.

— Вы не понимаете, что вы творите… — тоскливо пробормотал он. Гермиона шагнула к нему, но его резкий торопливый возглас остановил её:

— Вам лишь бы сунуть свой любопытный нос куда не просили, и вы не понимаете, не желаете понимать, чем всё это оборачивается для меня. Она никогда — никогда! — не любила меня. То был её выбор. Был. Даже сейчас, после всего, что случилось, я должен ей, всё ещё должен, я сам убил её, её кровь на мне! Чего стоит вся моя любовь теперь, Гермиона? — он говорил с горечью, тихо и дрожа. — Одумайтесь. Прошу вас. После всего… то, кем я являюсь — вы не представляете, не можете себе представить насколько я ненавижу себя!

Она сделала ещё один шаг по направлению к нему.

— Простите меня… — печально пробормотала она.

— О, нет, нет, — он сам шагнул ей навстречу и опустился перед ней, схватил её руку с горячностью, торопливо шепча сбивчивое признание, — вы не понимаете. Но это даже хорошо, вы не понимаете, потому что никогда не проходили через такое. Это вы простите меня. Простите меня, Гермиона, моя… Гермиона, я не должен… вы — такая невинная, такая светлая, — я не смею удерживать вас подле себя… не смею. Этого всего… я не заслуживаю этого, не заслуживаю вашего прощения. Я не достоин вас. Не достоин даже вашей жалости, прекрасное создание, понимаете?

Она растерянно обняла его, и нежно погладила по голове.

— Это не так, профессор. Я люблю вас, люблю, — прошептала она, и на её ресницах дрожали подступавшие слёзы.

— Какой вздор!

Он вскочил и снова заметался по помещению. Остановился напротив неё, нервно рассмеявшись хриплым карканьем. Дёрнулся к ней, но остановил себя, только протянул руку и коснулся щеки, стирая влажную дорожку.

— Я довёл вас до слёз. Я отвратителен даже себе, мисс Грейнджер. Это была уродливая сцена, мне жаль, что вы её увидели.

Грейнджер улыбнулась сквозь рыдания.

— Всё… в порядке, не волнуйтесь. Я просто боюсь, что вы откажете мне.

— Довольно, мисс Грейнджер, — неожиданно устало сказал он, и плечи его бессильно опустились. — Прошу вас. Я не смогу отказать вам.

— Не оставляйте меня, — она запнулась, смущённо отвела взгляд, но затем решительно глянула на него, — дайте нам шанс. Вы точно заслуживаете любви.

Он вздрогнул, не отводя от неё пристального горящего взгляда. Бледное лицо его было покрыто нервной испариной, волосы спутались, а руки ещё тряслись, но вспышка утихла, он казался несчастным и уставшим.

— Я до сих пор не могу поверить, что это правда, — прошептал он. — И вы действительно… вы прощаете меня?

Гермиона кивнула, растягивая губы в подобии тёплой улыбки, и протянула свою руку к нему ладонью вверх.

Он смотрел на ладошку с поднимающимся откуда-то снизу паническим трепетом и медлил. Гермиона, видя его замешательство, звонко воскликнула, нарушая повисшую в ночном воздухе тяжёлую тишину:

— Ну же, решайтесь, профессор!

Какую-то немую долю секунды он просто смотрел на протянутую ладонь, но затем, отрицательно качнув головой, демонстрируя сомнение в гриффиндорских начинаниях, печально усмехнулся едва-едва, уголками рта — и медленно, как под Империо, поверил свою ладонь её трогательным мягким пальцам.

— Что ж, окажите мне услугу, мисс Грейнджер… Гермиона.