Пирожки с интегралами (джен)

М-м-м, обожаю запах сырого теста, скажу по секрету, даже больше, чем свежевыпеченного. Помню, в детстве тайком таскала из кастрюли. Пока тесто подойдёт, на пару пирожков точно утаскивала. Мама только смеялась. Зато потом, когда сама начала печь, это стало казаться каким-то несерьёзным, что ли. А печь начала рано, в тринадцать лет, я тогда ещё в седьмом классе училась. Половину своей первой выпечки в класс отнесла; ребята сразу расхватали и сказали, что хорошо, но мало. С тех пор раз в неделю, не реже, я приносила в школу пирожки, и мои одноклассники, не иначе как в благодарность, прозвали меня Булочкиной, хотя моя фамилия и совсем не созвучна с этой.

Что там у нас, опара готова? Какая же она красивая: пышная, как будто дышит, и поверхность какая-то гладкая, на вид словно шёлковая. Так, сейчас мы в неё ещё сахара, тёплого молока, яиц и распущенного сливочного масла — и не восьмидесятипроцентного, а крестьянского, чтобы душистым было. И обязательно добавить растительного! Бабушке спасибо — научила секрету нечерствеющей выпечки. В этот раз я налью оливкового и ваниль добавлять не буду, потому что пирог у меня не сладкий. Теперь муку, соль и вымешать. Ну вот, готово — и в тёплое место его. А я пока начинкой займусь.

Это сколько, получается, я пеку? Если с тринадцати, то, выходит, уже сорок лет! Вот так-так, юбилей, однако! И тридцать из этих сорока я пеку пироги для своего любимого и дорогого мужа. И скажите мне, кто, прожив бок о бок столько лет с другим человеком, не добавит в «любимого и дорогого» хоть капельку иронии? Может, и есть такие. А я вот добавляю. Всякое было: характер у моего мужа не сахар. Пару раз до развода чуть не дошло. Но роднее и ближе у меня никого нет. И сегодня, когда соберутся наши друзья и родные поздравить нас с годовщиной, я произнесу эти слова «со всей ответственностью и полностью осознавая последствия». Потому, что люблю и потому, что дорожу.

Итак, начинка: цыплят — на сковородку, миндаль — под кипяток, корень имбиря — на тёрку, гвоздику — в ступку. И замесить ещё порцию теста — только пресного — на равиоли.

За эти тридцать лет булочниковской карьеры какую только выпечку я ни делала: круассаны, бриоши⁽¹⁾, венские торты и даже шведские kanelbullens⁽²⁾. А к сегодняшнему торжеству решила попробовать старинный средневековый рецепт, и, надеюсь, у меня всё получится.

Ах, какой аромат — курятина на сливочном масле с крошечкой бадьяна и щепоткой карри. Главное — не передержать, мясо должно быть полусырым. А теперь остудить и затем в мясорубку. Как наше тесто? Подходит отлично.

Займёмся итальянскими пельмешками. Живём один раз — и поэтому в равиоли у нас пойдут пармская ветчина и «Грана падано». Нарезка у меня, как у шеф-повара — кусочки ветчины получились один к одному. Своим рукам я хозяйка! У меня нет никаких особых талантов, ни спортивных, ни художественных — не хватаю я звёзд с неба ни в чём, — но готовить и шить я умею.

Шить я начала позже, в девятом классе — пришлось научиться: подобрать форменное платье в магазине не получилось. Дефицит.

И ткань на самосшитом платье была немного другая, и цвет отличался, и фасон не уродовал, а украшал. А к платью прилагались тяжёлый пучок волнистых русых волос, смуглый румянец во всю щёку и синие глаза — и теперь-то я понимаю, как могла раздражать своим видом кое-кого из преподавательского состава. Эх, знал бы этот кое-кто, какую службу мне сослужил своими постоянными намёками в учительской, что таких, как я, надо в четырнадцать лет замуж выдавать и не отнимать время у педагогов на их бесполезное обучение. Но это мне сейчас ясно, а тогда было здорово обидно услышать от учителя: «Вы, Булочкина, уж точно бы с Кабанихой общий язык нашли. Какие вам полёты, какие светлые лучи — своя уютная норка важнее. Садитесь, Булочкина». И никакого «извините» в ответ на моё тихое: «Моя фамилия не Булочкина». Но с остальными учителями у меня были хорошие отношения: училась я на твёрдую «четвёрку с минусом», от общественной жизни не отлынивала, в «Зарницу» играла с удовольствием. А литературу с математикой можно было и перетерпеть.

Красота! Мои равиоли на разделочной доске, как солдаты на параде — опрятные, ровные. Благоухают имбирём и гвоздикой. Накрыть плёнкой и в сторону. Тесто почти готово — на стол его. И хорошенько вымесить. И пусть ещё полежит под чашкой, пока я фарш доделаю. Мясо-то, какое сочное — пару яиц к нему, лук, свежую петрушку и шафран. Да, шафран — гулять так гулять!

Литературу было перетерпеть легче, а вот с математикой была беда. Наша беда всего месяц своей практики у нас провела, а всю школу перебаламутила. И учебники — старьё, и школьная программа — прошлый век, и школьники — все как один — самодовольные недоумки. А сам-то: тощий, рыжий; из-под коротковатых залоснившихся брюк видны носки гармошкой. Но зато: стоптанные ботинки начищены, стрелки выглажены, из кармашка вязаного жилета чистый платочек торчит, сам гладко выбрит и одеколоном пахнет. Ох, как он меня у доски трепал: «Что вы там царапаете, Булочкина, это определённый интеграл!» Я и математику на пятёрку сдала назло ему, и в политех назло поступила.

Ух, как тесто-то у меня чашку приподняло — пора его раскатать и в форму выложить. Так, теперь слой фарша, на него слой равиолей, на них — финики и миндаль. И повторить. Сверху закроем пластом теста, залепим красиво — косичкой, и веточку с ягодками изобразим. Пусть расстоится минут пятнадцать под полотенцем — и в духовку его.

Определённый интеграл, неопределённый интеграл, площадь под кривой — всадники Апокалипсиса… Но ничего, потом и с тройными в цилиндрических координатах легко управлялась, а тогда — стою, дрожу, чуть мел из рук не роняю. А тощета рыжая совсем разошлась:

— Как можно не понимать… Конец двадцатого века… пещерные люди… вот Гаусс в десять лет… а вы числа от одного до ста будете на бумажке целый час складывать!

И тут меня как током ударило, и я ему и говорю:

— Сумма всех чисел от одного до ста равна пяти тысячам пятидесяти.

Он замолчал, на меня уставился.

— Вы знаете эту задачу, Булочкина?

— Не знаю, — отвечаю, — я сейчас решила.

А он:

— Как?

— Я представила сантиметр, — глаза вытаращил: не понял; я ему уточняю: — Ну, портняжный гибкий метр, как я его складываю на метке «пятьдесят». С одной стороны — пятьдесят, с другой — пятьдесят один. В сумме — сто один. Дальше вниз — сорок девять и пятьдесят два. Опять — сто один. И так пятьдесят раз. Сто один на пятьдесят будет пять тысяч пятьдесят. И моя фамилия не Булочкина, а Круковская!

— Круковская, — засмеялся он. — Как причудливо тасуется колода… Садитесь, отлично.

И словно забыл про меня. Это я сейчас знаю, откуда эта фраза, и что «Круковская» — это девичья фамилия Софьи Ковалевской. А тогда: забыл — и хорошо.

Жаром как пышет от духовки — пирог в нее, и увернуть газ. У меня есть сорок минут — пойду-ка я переоденусь.

Как удачно перепал мне этот кусок дизайнерской ткани — костюм получился на загляденье. Шерсть с шёлком бежевого цвета в мелкую коричневую галочку. Поблёскивает бархатным золотом на изгибах. Хорошо, что изгибы вполне себе в норме, несмотря на мои пятьдесят три и двоих детей. Дети намекали, что папа разорился на алмазный кулон в честь нашего юбилея, так что буду как королева — в шелках и бриллиантах.

И не забыл он меня вовсе. Через три года столкнулись с ним на лестнице в институте — он на защиту своей кандидатской приехал, — а он мне и говорит:

— Круковская, что вы здесь делаете?

— Учусь, — отвечаю, — на материаловедении.

А он задумчиво так на меня посмотрел…

Пирог-то на всю квартиру как распахся — вытяжка не спасает — готов уже, наверное. Вытащить надо, а то пригорит. Нет, в самый раз — красавец. Сейчас я его щёлкну и девчонкам разошлю. Вот, любуйтесь.

Ну так вот, посмотрел он на меня задумчиво и говорит:

— Хорошо. Через три часа ждите меня в вестибюле, — и пошёл дальше. И никакие возражения не принимаются. И так все тридцать лет.

Нет, какой же красавец у меня получился — чудо! Пахнет-то как! Верю, верю, не обманули вы меня, мистер Стоун⁽³⁾, и именно таким пирогом — тортой — и потчевала много веков назад Лукреция Буонарроти пасынка своего Микеланджело. Мой рыжий доктор наук, может, и не гений, но тоже достоин самых лучших пирогов в мире. По крайней мере, я так считаю. И уж тут моё мнение — главное. Ведь печь-то эти пироги буду я!

1) Французская булочка из сдобного теста.

Вернуться к тексту

2) Kanelbullens — национальное шведское блюдо: булочки с корицей.

Вернуться к тексту

3) Ирвинг Стоун — автор романа «Муки и радости», в котором и описан рецепт торты.

Вернуться к тексту