Живое сердце (джен)

Пинцет с зажатой между браншами маленькой шестеренкой медленно приблизился к лежавшему на столе странному устройству, похожему на человеческое сердце. Человек, склонившийся над столом, затаил дыхание и немного ослабил давление пальцев на рычаги пинцета. Шестеренка соскользнула с браншей и упала точно на шпенек.

— Кажется, все, — выдохнул Уильям, положил пинцет в ящик с инструментами и достал оттуда отвертку. Накрыл давно заготовленной крышкой устройство и тщательно закрутил все болты на корпусе, тем самым сделав его полностью герметичным.

— Теперь посмотрим, получилось ли, — в его голосе звучала усталость. Он уже сбился со счета, сколько раз пытался запустить свое творение.

Тут же, на столе, лежали шланги, которые вели к небольшой емкости с какой-то темно-багровой жидкостью внутри. Уильям подсоединил их к своему устройству и нажал на рычаг ножного насоса. Паровой машине он больше не доверял. Автоматика автоматикой, но второго взрыва его лаборатория не переживет.

Жидкость медленно потекла по шлангу и начала заполнять устройство. Внутри оно состояло из четырех равных по размеру секций, разделенных между собой тонкими стенками из нержавеющей стали. В каждой секции была установлена лопасть, герметично перекрывающая три из четырех больших клапанов, установленных в стенках секции. Жидкость, попадая в секцию, давила на лопасть, заставляя ее крутиться, клапаны поочередно открывались под давлением жидкости, и та попадала в следующую секцию. Вдобавок в стенках каждой секции были установлены маленькие клапаны, ведущие к тонким шлангам, что доставляли жидкость обратно в емкость.

Но основной деталью была шестеренка, что Уильям установил последней. Именно благодаря ей устройство должно было работать и без ножного насоса. Но пока, хоть она уже была установлена, Уильям не рискнул запустить основной механизм. В прошлый раз, когда он все-таки решился это сделать, произошел взрыв. И устройство пришлось собирать заново. Конечно, он потом понял, что причина была в том, что он не остановил паровую машину, прежде чем включить основной механизм. Но этого не должно было повториться. Уильям не мог допустить еще одной ошибки. Не из-за того, что за его работой следили сами Близнецы-Императоры, а из-за того, что он уже устал ошибаться и чувствовать себя бездарностью.

Уильям перестал качать жидкость ножным насосом и еще пару минут с легкой улыбкой на губах наблюдал, как остатки жидкости стекают в емкость. У него получилось.

Механическое сердце.

Вот что за устройство лежало на его столе. Оно позволило бы людям жить практически вечно. Он изобрел бессмертие. Оставалось проверить его уже полностью...

Уильям отвернулся от стола и быстрым шагом пересек лабораторию. У двери он обернулся, бросил взгляд на свое изобретение и, вздохнув, вышел.

Человек, ожидавший его в гостиной, поднялся из кресла, едва только звуки шагов Уильяма разорвали тишину, сгустившуюся за время его отсутствия.

— Удачно, мастер Гарвей?

— Требуется последнее испытание, — уклончиво ответил Уильям, с превеликим трудом склоняя голову. Поклон человеку, что сейчас стоял перед ним, бесспорно считался знамением смерти. Ведь ему кланялись только преступники, которых воля Близнецов-Императоров приговаривала к казни.

Палач. Когда посланец Близнецов-Императоров переступил порог дома Уильяма, тот был безмерно удивлен такому выбору. Но вынужден был подчиниться, увидев в руках палача письмо, скрепленное обеими печатями Близнецов-Императоров. И узнал он своего гостя только тогда, когда тот заговорил.

Мастер Грин был известной личностью, несмотря даже на свою профессию. Он приходился Близнецам-Императорам старшим сводным братом. Многие опасались, что после смерти отца он узурпирует трон, но мастер Грин еще при жизни своего отца неожиданно для всех стал Черным. А после — палачом, начав с обычного городского и дослужившись до императорского. Он никак не объяснил своего выбора ни отцу, ни братьям, но стал настоящим мастером своего дела. Большинство его даже не боялось, несмотря на то, что число убитых им давно исчислялось тысячами, а уважало.

Уильям не относился к числу тех, кто был преисполнен уважения к мастеру Грину, но он также не боялся его. Скорее — просто терпел. Потому что каждый должен заниматься своим делом и выполнять работу если не хорошо, то превосходно. Мастер Грин это умел. Потому Уильям позволял ему находиться в своем доме. Несомненно, избавиться от него он не мог, так как мастера Грина послали сюда его младшие братья — Близнецы-Императоры. Но не будь даже на это их воли, он все равно позволил бы Роберту Грину остаться.

Грин обладал уникальным даром, который Уильям прежде всего ценил в людях — ненавязчивостью. Он мог сидеть в тишине бесконечно долго, ни словом, ни жестом не пытаясь отвлечь Уильяма от его занятия. В один из вечеров мастер Грин даже признался Уильяму, что очень рад этой миссии, ибо устал отмывать свое зеленое одеяние от крови.

Как это ни странно, Уильяма совершенно не заботило то, что согласно письму в случае успеха изобретения ему будет пожалован титул Императорского Великого Механика вместе с огромной денежной суммой. Его больше интересовала сама задача, и он даже не поинтересовался у Грина о том, откуда Близнецам-Императорам известно об его опытах, чем безмерно удивил.

— Я хочу взглянуть на это, — произнес после долгого молчания мастер Грин.

— Я не сомневался в этом. Пройдемте, — кивнул ему Уильям и, повернувшись спиной к Грину, чего бы ни один человек, его знающий, все же не сделал бы никогда в жизни, направился к двери в лабораторию.

Войдя туда, Уильям дал мастеру Грину некоторое время на осмотр устройства, прежде чем сам начал давать объяснения:

— Работа довольно топорная, я немного торопился. Лопасть в третьей секции слегка вихляет, я недостаточно над ней поработал, но все же…

— Превосходно, мастер Гарвей. Но мне это неинтересно. Если вы полагаете, что последнее испытание пройдет более чем успешно, дело за малым… И все же позвольте вопрос?

— Конечно.

— Та маленькая шестеренка в центре вашего устройства... Надо полагать, это какая-то хитрость?

— Нет. Не хитрость, а лишь вынужденная мера. Вы знаете, что такое сердце в самом простом смысле?

— Кусок мяса? — усмехнулся Роберт.

— Отчасти — да. Но меня интересует механика. Для меня сердце — мощный насос, который работает благодаря току крови, который сам и создает.

— Дайте догадаюсь. То, что скрывается за этой шестеренкой, позволяет вашему устройству использовать ток крови так же, как это делает настоящее сердце?

— Мастер Грин, позвольте теперь спросить мне? Почему вы стали не механиком, но палачом?

— Не думаю, что мне так уж интересно отвечать на этот вопрос.

— Честно признаться, я и не ждал ответа. Позвольте, я продолжу объяснения…

— Не нужно. В отличие от моих братьев, я все-таки обладаю умом и могу понять даже то, что вы еще не успели объяснить. Как я понимаю, завод устройства может быть вечным… Воистину, вы или безумец, или гений. Только, прошу, не утверждайте, что это одно и то же. Меня это может оскорбить. Главное, что я хочу сейчас понять…

— Старение тела, несмотря на механическое сердце, — неизбежно. Другие органы, увы, мне пока неподвластно заменить.

— Хорошо, тогда перейдем к вопросу последнего испытания. Надо полагать, вам потребуется для этого подопытный?

— Да, лучше всего мальчик.

— Мне нравится с вами работать, мастер Гарвей. Когда мы начнем?

— А разве?..

— Я не настолько идиот, мастер Гарвей. Подопытный уже ожидает нас на кухне. Простите, но я приказал кухарке от вашего имени накормить его.

— Пойдемте, взглянем.

Уильям вместе с Робертом Грином прошли на кухню, где сам Уильям появлялся редко, предпочитая, чтобы кухарка приносила ему еду в лабораторию или же в гостиную, если у него бывали гости.

Подопытный, мальчишка лет двенадцати, сидел за столом и ел кашу, которую кухарка Гарвея не успевала ему подкладывать, так быстро пустела тарелка.

Едва завидев Гарвея в сопровождении с Грином, мальчик поднялся из-за стола, что сразу же понравилось Уильяму.

— Здравствуй, — обратился он к мальчику. — Как тебя зовут?

— Эл… Элиc, мастер.

— Проклятье, я же просил привести мальчика, — пробормотал себе под нос Уильям. — Сколько тебе лет?

— Тринадцать, мастер.

— Странно, но ты не выглядишь на тринадцать… Вкусная каша?

— Да, очень. Спасибо, мастер.

— Благодари не меня, а мою кухарку, — усмехнулся Уильям. — Ты знаешь, зачем ты здесь?

— Не совсем, но я буду стараться, чтобы помочь вам.

— Вы не объяснили девочке? — повернулся Уильям к Роберту Грину.

— Зачем? — тот как раз принюхивался к каше и вынужден был с сожалением оторваться от этого занятия. — Это было бы глупо. И непродуктивно. А так у нас есть доброволец. И мне не пришлось тащить его сюда силой.

— Я знаю, что вы хотите меня усовершенствовать! — воскликнула Элис. — Я буду очень стараться…

— Твое старание мне без надобности. Твое дело — не умереть, — последнюю фразу Уильям произнес настолько тихо, что сам едва услышал ее. — Мастер Грин, — повернулся он к Роберту. — Думаю, вы желаете отобедать, прежде чем мы приступим к испытанию.

— Не откажусь, — усмехнулся Роберт.

После быстрого обеда, к которому Уильям едва притронулся, все время что-то бурча себе под нос, он вместе с Робертом Грином и Элис прошли в лабораторию.