Когда король спасает Францию (джен)

Примечание к части

В этой главе активно использовался текст романа Мориса Дрюона «Негоже Лилиям прясть», чтобы показать истерическую развилку.

Траурное одеяние королев — белое.

Белого цвета косынка из тонкой ткани, плотно облегающая шею, скрывает подбородок чуть ли не до самых губ и оставляет открытой лишь середину лица; белого цвета длинная вуаль спускается на лоб и брови; волочится по земле белое платье, рукава туго схвачены у запястий. Вот это-то одеяние, сродни монашескому облачению, надела на себя — и, вероятно, навсегда королева Клеменция Венгерская, оставшаяся вдовой на двадцать третьем году и прожившая в браке с королем Людовиком X всего лишь десять месяцев.

Отныне никто не увидит более ни прелестных ее золотых волос, ни совершенного овала лица, навсегда померкнет эта лучезарная безмятежность взгляда, этот блеск оживления, который поражал всех ее знавших и прославил на века красоту Клеменции.

Застывшее, как маска, узенькое, трогательное личико, полускрытое ослепительно белой косынкой, носило следы ночей, проведенных без сна, и следы слез, пролитых днем. Даже взгляд и тот изменился; казалось, он ни на чем не задерживается, лишь скользит по людям и вещам. Уже сейчас королева словно превратилась в надгробье собственной могилы.

— Вот почему, дражайшая племянница, — продолжал Валуа, — вам следует вернуться в Париж, о чем я вас и прошу. Вы знаете, как я люблю вас. Я устроил ваш брак. Ваш покойный батюшка был моим шурином. Прислушайтесь же к моим словам, как к словам своего батюшки, если бы бог сохранил нам его. А вдруг рука, сразившая Людовика, захочет распространить свое мщение на вас и на плод вашей любви, который вы носите под сердцем? Я не могу оставить вас здесь, в лесу, беззащитную против происков злодеев, и только тогда я буду спокоен, ежели вы поселитесь поблизости от меня.

Вот уже целый час Валуа пытался вынудить у Клеменции согласие перебраться во дворец Ситэ, ибо он сам решил там поселиться. Это переселение входило в его планы: так ему легче будет заставить признать себя регентом и поставить Совет пэров перед свершившимся фактом. Кто хозяин дворца Ситэ, тот как бы наполовину король. Но если он поселится во дворце один, без королевы Клеменции, это будет похоже на переворот и на узурпацию. Если же Валуа, напротив, въедет во дворец Ситэ вслед за своей племянницей как самый близкий ее родич и покровитель, никто не посмеет возразить. Ныне чрево королевы — верный залог престижа и наиболее действенное, если так можно выразиться, орудие власти.

— Поймите меня, дядюшка, — слабо возразила Клеменция, — Венсенский замок — последний дар Людовика, здесь мы жили с супругом до его смерти. Он пожаловал мне это жилище, вы сами присутствовали при этом (она указала на двери покоев, где скончался Людовик X), и выразил волю, дабы я жила здесь… Да и мне все кажется, что он еще не совсем покинул этот замок. Поймите, ведь здесь мы…

Но его высочество Валуа был лишен способности вникать в такие мелочи, как власть воспоминаний и поэзия скорби.

— Ваш супруг, за душу коего мы возносим молитвы, отныне принадлежит к прошлому государства. А вы, племянница, вы носите под сердцем его будущее. Подвергая опасности вашу жизнь, вы подвергаете опасности и жизнь вашего дитяти. Людовик, который смотрит на вас с небес, никогда не простил бы вам этого.

Удар попал прямо в цель, и Клеменция молча поникла в кресле. В коридоре послышались тяжелые шаги, словно шествовал взвод солдат. Королева была слишком убита горем, чтобы обратить на них внимание. Только Карл Валуа с интересом обернулся к двери.

Клеменция повернула голову, как бы желая испросить совета у молчаливого свидетеля их беседы, который стоял в нескольких шагах от королевы, держа скрещенные руки на эфесе длинной шпаги.

— Что мне делать, Бувилль? — шепнула она.

Для королевы Клеменции с образом Юга де Бувилля были связаны самые дорогие ее сердцу воспоминания. Ведь Бувилль был послан просить ее руки от имени французского короля, и он же сопровождал ее в пути из Неаполя во Францию. Он был без лести преданным поверенным ее тайн и, возможно, единственным ее верным другом среди французского двора. Бувилль сразу понял, что Клеменции не хочется покидать Венсенн.

— Ваше высочество, — обратился он к Валуа, — мои обязанности стража мне сподручнее выполнять здесь, в этом замке, обнесенном надежными стенами, нежели в Ситэ, где большой дворец открыт для каждого. А если вы опасаетесь соседства графини Маго, то, коль скоро меня держат в курсе всего происходящего в округе, разрешите сообщить вам, что как раз в эту минуту ее добро грузят на повозки, ибо она тотчас направляется в Париж.

Карл Валуа с видимой досадой выслушал это сообщение; его раздражало, что влияние Бувилля так выросло с тех пор, как он стал хранителем чрева; бывший камергер не покидал королеву ни днем, ни ночью, да и сейчас торчал здесь, опираясь на шпагу.

— Мессир Юг, — высокомерно произнес Карл, — вам поручили охранять чрево, а не решать такие важные вопросы, как местопребывание королевской фамилии, и уж тем паче вас не уполномочили защищать единолично все государство.

Бувилля не смутила эта отповедь.

— Разрешите напомнить вам, ваше высочество, — сказал он, — что королева не может показываться на людях раньше сорокового дня после похорон.

— Неужели, дражайший, вы полагаете, что я хуже вас знаю наши обычаи! Откуда вы взяли, что королева должна кому-то показываться? Мы доставим ее в Париж в закрытом возке… И неужели, племянница, — воскликнул он, поворачиваясь к Клеменции, — вы считаете, что я хочу загнать вас на край света, во владения Великого хана! Вы же сами знаете, что от Парижа до Венсенна не две тысячи лье!

Но Бувилль заявил, что вопрос такой важности не может быть решен без участия сира де Жуанвилля, и послал за ним слугу. Присутствующие молча ждали его появления. Наконец дверь открылась, но им снова пришлось ждать. Не сразу появился последний сподвижник Людовика Святого; в длинном одеянии, какое носили еще во времена крестовых походов, он с трудом переступил порог дрожащими, плохо повиновавшимися ногами. Лицо его было все в бурых пятнах и походило на кору векового дуба, выцветшие глаза слезились. Двое конюших, столь же дряхлых, как и их господин, поддерживали его с обеих сторон.

Старца усадили с величайшими предосторожностями, и Валуа принялся излагать ему свои проекты насчет местожительства королевы. Сир де Жуанвилль внимательно слушал, сокрушенно покачивал головой, видимо гордясь тем, что его наконец призвали к решению дал государственной важности. Когда же Валуа замолк, сенешаль погрузился в раздумье, которое никто не пожелал нарушить; все напряженно ждали, когда с этих старческих уст сорвутся вещие слова. И вдруг старик спросил:

— А где же король?

Валуа досадливо поморщился. Время не терпит, а тут изволь тратить силы на этого старика! Да понял ли сенешаль хоть одно слово из красноречивых доводов Карла?

— Полноте, мессир Жуанвилль, король скончался, — пояснил он, — и нынче утром мы предали его земле. Вы отлично знаете, что вас назначили хранителем чрева…

Сенешаль нахмурил лоб и сделал мучительное усилие, чтобы понять и вспомнить. Такие провалы памяти были для него не в диковинку; диктуя свои знаменитые «Мемуары», восьмидесятилетний старец слово в слово повторив в конце второй части то, что уже было сказано в начале первой…

— Ох, наш государь Людовик… — пробормотал он наконец. — Скончаться таким молодым… Я еще ему преподнес свою знаменитую книгу. А знаете, я уже четвертого короля хороню.

Эти слова он произнес таким тоном, будто речь шла о личных его заслугах.

— Но ежели король скончался, королева должна стать регентшей, — объявил он.

Валуа побагровел. А он-то старался, чтобы в хранители чрева выбрали этих двух — юродивого и тупицу, надеясь, что ими будет легко вертеть; но тонкий этот расчет обернулся против него самого: именно они и чинят ему препятствия.

В тот же миг открылась дверь, в помещение вошел Робер Артуа. Внушительный гигант в красной мантии из бархата он напоминал огромную статую, воздвигнутая ему при жизни. Клеменция всегда испытывала легкий испуг в присутствии столь мощного кузена с громовым голосом. Граф Валуа кивнул ему, словно Робер и должен был присутствовать на столь важном совете.

— Королева не может быть регентшей, мессир сенешаль, она в тягости! — крикнул Валуа. — Как же она может быть регентшей, если неизвестно еще, родится король или нет? Взгляните сами, в состоянии ли она править государством?

— Вы же знаете, что я ничего не вижу, — ответил старик.

Прижав ладонь ко лбу, Клеменция думала лишь об одном: «Когда же они кончат препираться? Когда оставят меня в покое?»

А Жуанвилль принялся рассказывать, при каких условиях после смерти короля Людовика VIII королева Бланка Кастильская, к великой радости подданных, взяла на себя бремя управления страной.

— Мадам Бланка Кастильская… конечно, вслух об этом не говорили… не совсем отвечала тому образу беспорочности, каковой создала молва… И говорят даже, что граф Тибо де Шампань, добрый приятель мессира моего отца, служил ей верой и правдой также и на ложе…

Приходилось терпеливо слушать. Если сенешаль сегодня забывал то, что произошло вчера, зато он в мельчайших подробностях помнил то, что ему довелось слышать в детстве. Наконец-то он нашел аудиторию, и он не желал упускать счастливого случая. По-стариковски дрожащими руками он непрерывно разглаживал свое шелковое одеяние, туго натянутое на острых коленях.

— И даже когда наш святой государь отправился в крестовый поход, где вместе с ним был и я…

— Королева в его отсутствие правила Парижем, если не ошибаюсь, прервал разглагольствования старца Карл Валуа.

— Да, да, — залопотал старик.

Первой сдалась Клеменция.

— Будь по-вашему, дядюшка, — произнесла она, — я покорюсь вашей воле и перееду в Ситэ.

— Мудрое решение, и, надеюсь, мессир де Жуанвилль вполне его одобрит.

— Да… да…

— Сейчас пойду распоряжусь. Ваш поезд будет возглавлять мой сын Филипп и наш кузен Робер Артуа.

— Спасибо, дядюшка, большое спасибо, — проговорила Клеменция, чувствуя, что ее покидают силы. — А сейчас прошу вас…

Королева не договорила. В тот же миг Робер Артуа обернулся к собеседникам.

— А не кажется ли вам, кузен, что мессир де Жуанвилль дает нам добрый совет? — спросил он.

Валуа с удивлением посмотрел на своего кузена и друга.

— Что вы имеете ввиду, Робер? — спросил он с таким изумлением, словно перед ним возникло внезапно вражеское войско.

— Все очень просто, кузен, — граф Артуа принялся расхаживать по покоям. — Если наша дражайшая кузина королева становится регентшей, — демонстративно поклонился он королеве, — то мы лишаемся распрей, губящих королевство!

Клеменция, как ни слаба она была, с удивлением посмотрела на кузена.

— Мы лишаемся спора вокруг регентства, — продолжал Артуа, — ибо никто не осмелится оспорить права Государыни, — это раз, — загнул он толстый палец. — Мы избегаем дрязг с Бургундским домом, — этот два, — загнул он второй палец. — А поскольку Государыня в тягости и пока не может осуществлять полномочия в полном объеме, мы создадим Регентский совет, который возглавите вы Карл, — это три! — спокойно сказал он.

— Боюсь, наш дражайший Филипп не примет этого решения! — неожиданно включился в дискуссию Валуа.

— Мы включим и его в Регентский совет! — Пожал плечами граф Артуа. — Конец бессмысленной борьбе. Конец бессмысленному соперничеству. А его одному голосу мы всегда противопоставим ваш, голос графа де Ла Марша и голос мессира де Жуанвилля, — поклонился он.

— Не говоря уже о том, что можно включить в Совет и вас, Робер, как близкого родственника, — продолжал Валуа.

— Но в моем состоянии… Смогу ли я осуществлять верховную власть? — пролепетала Клеменция. Голова шла кругом: ей казалось, будто весь замок шел перед ней круговоротом. Она… Белая королева… Становится полноправной правительницей Франции, не процарствовав и года? «Смогу ли я?» — с ужасом вопрошала она себя.

— Кузина, от вас никто и не потребует править государством! — воскликнул Артуа таким голосом, словно сзывал табун лошадей. — Вы будете пока лишь подписывать и одобрять указы Регентского Совета. Вот и все… Ну, а по весне, когда вы разрешитесь от бремени…

— Пожалуй, Робер подает верную идею… — Валуа задумчиво поиграл перстнями.

Сейчас, глядя на витой канделябр со свечами, он оценил замысел кузена. Решение о регентстве не надо будет утверждать в Совете пэров: достаточно будет решения Малого совета. А уж его-то Валуа всегда протащит… По крайней мере, при нынешнем соотношении сил.

— Племянница… Вы… Вы должны избавить королевство от внутренних распрей! — Резко обернулся Валуа к Клеменции. — Людовик, который сейчас смотрит на вас с Небес, ждет от вас правильного решения!

— Боже мой… Боже мой, неужели… Дни моей юности повторяются? — Пролепетал мессир Жуанвилль. — Все в точности… Королева Бланка взяла власть…

Валуа поморщился. Робер Артуа, однако, почтительно присел на одно колено перед стариком.

— Разумеется, мессир Жуанвилль! Только вы с вашим опытом смогли спасти наше королевство. Вы пережили тот опыт… И теперь ваша мудрость пришла к нам на помощь!

— Ваше Высочество… Ваше Высочество… — залепетал растроганный старик.

— Итак, племянница, вы согласны? — резко спросил Валуа.

Перед взором Клеменции возник Людовик, несущийся ей навстречу по дороге из Труа… сельская церковь, комнатка в маленьком замке, наспех убранная под брачные покои… «Достаточно ли я насладилась своим счастьем? Нет, ни за что не заплачу перед ним!» — решила про себя Клеменция. Ей показалось будто призрачная фигура Людовика, словно сотканная из невидимых нитей, улыбается ей с потолка. «Нет, нет, я не достойна такой ноши!» — хотела крикнуть она. И в ту же секунду, еле слышное «да» сорвалось с ее уст.

— Прекрасно. Тогда необходимо срочно уведомить об этом оба королевства! — сказал Валуа.

«Теперь, тетушка, кусайся. Кусайся, ехидна, когда я вырвал у тебя ядовитые зубы!» — усмехнулся про себя Робер.

— Я уже заготовил проект указа, — ответил граф Артуа, достав пергамент.

Валуа нагнулся и углубился в чтение. Вслед за ним к пергаменту подошла и Клеменция, еще до конца не понимая, что произошло.

Всем бальи, сенешалям и советам славных городов.

Доводим до вашего сведения о великой печали, каковую причинила нам кончина возлюбленного супруга нашего, сира Людовика X, по воле божьей отнятого у верных его подданных. Но натура человеческая создана так, что никто не может продлить отпущенные ему сроки. Посему решили мы осушить слезы наши, вознести вместе с вами молитву Иисусу Христу за душу усопшего короля и верно служить королевству Французскому и королевству Наваррскому, дабы не пострадали их исконные права и подданные сих двух королевств. Для помощи в осуществлении верховной власти повелеваем мы создать Регентский совет во главе с мессиром графом Валуа, верной опорой нашего престола.

Милостью божьей регентша обоих королевств

Клеменция

— Ваша подпись, кузина! — воскликнул Робер, едва скрывая свое торжество. «Вы еще не победили, дражайшая тетушка!» — подумал он, глядя, как королева слабо выводит пером инициалы.