Время Принцев (джен)

…1979 год, 26 ноября, госпиталь на юге Лондона…

Безукоризненная чистота, освещённая тёплым сиянием двух настенных светильников. Здесь, в одной из палат родильного отделения, на накрахмаленных простынях, лежала совсем ещё юная рыжеволосая красавица. Обессиленная долгими родами, она время от времени открывала глаза, направляла взгляд на дверь: старую, повидавшую, наверное, многих вымученных, но счастливых женщин.

Однако эта девушка не походила на светящихся радостью мам. Она выглядела лишь измождённой, усталой. Даже почти разбитой. Три месяца пыток в надежде скрыть нежеланное зачатие, три месяца пряток…

Порой становилось почти невыносимо. Что раньше дарило утешение, во время беременности стало далеким и вызывало раздражение. И всё из-за непонятного, чужого ей ребёнка, выпивающего все силы и эмоции. Даже война не била так сильно по её нутру.

Первый ребёнок.

К которому она не испытывала никаких нежных чувств.

И вот, теперь снова можно чувствовать себя собой. Без страшной, глупой тайны, она снова может прямо смотреть в глаза Джеймсу и смеяться, смеяться, смеяться…

Дожидаясь, когда к палате приблизится хоть кто-то, она переводила взгляд за окно: на пасмурную ночь и довольно мерзкий, промозглый ливень.

В такое время приятно засыпать в тепле, завернувшись в несколько слоев одеял… лениво перебирать в голове только хорошие мысли. Лишь краем сознания отмечать буйство, неравномерный стук капель об окно.

Но она не стремилась засыпать.

Без сомнений, глаза слипались, и она без особого труда, даже с облегчением, позволила бы себе уснуть, но сейчас было не время. Оставалось еще одно дело…

Взгляд пациентки безучастно скользнул через комнату вновь к двери, но случайно упал на детскую кроватку по левую руку. Пустая.

Девушка с трудом проглотила ком. Сожаление пыталось вырваться в мир. Но как бы ни было ужасно… Никаких чувств к ребёнку. Она принимала это.

Ничего. Совсем. Пустота.

Она с сомнением, мукой и отвращением отвела взгляд на выход. Но спустя несколько мгновений вернулась к кроватке.

Люлька и дверь, дверь и люлька... Это продолжалось, пока скрип не проник в комнату. Надтреснуто отозвались старые крепежи, и на пороге появился молоденький санитар, в руках у которого вяло перебирал ручками ребёнок. Парниша смотрел на новорождённую с немного глуповато-восторженной улыбкой на лице.

Оторвав взгляд от малышки, он добро поприветствовал девушку.

— А вот и мы… принимайте дочку, мамочка, — с этими словами он кое-как ногой прикрыл дверь и приблизился к больничной койке.

— Ох… нет… нет, этого не нужно, — в слабом защитном жесте она подняла ладони. Нервно сглотнула, стараясь не смотреть на ребёнка.

Санитар растерянно моргнул, невольно сделав шаг назад. Упрямость его собеседника не пошатнулась.

Он посмотрел внутрь свертка, на копошащееся маленькое чудо, подергивающее щеками и сонно зевающее.

— Вы бы взглянули на неё… — пробормотал паренёк, опуская руки ниже. Невольно бросив взор на девочку, мать моментально зажмурилась и помотала головой, словно что-то в новорожденной испугало её. Но уже спустя мгновение она внезапно яростно и живо вскинула подбородок, упрямо сверкая колдовскими глазами. Даже усталое выражение покинуло её лицо, лишь его сероватый оттенок мог намекнуть на недомогание.

— Я хочу написать отказ от ребёнка.

— Ч-что? — изумился молодой человек.

Девушка недовольно цокнула языком, брови сошлись у переносицы.

— Отказ. Мне нужно написать отказ.

— Я… но… вы… — было видно, что заявление молодой матери полностью выбило парня из привычной колеи. Его работа в отделении: забрать ребёнка после осмотра, показать матери, положить в люльку спать, — всё это сейчас дало трещину. Он словно ступил на склизкую почву, совершенно не зная, что в таком случае следует сказать непреклонной мамочке. Ему не оставалось ничего, кроме попытки. — Вы посмотрите ещё раз, м-м… на малышку… она, смотрите, она такая маленькая, такая…

— Я очень устала, — отрезала девушка, чувствуя подступающую тошноту. Последние силы испарялись. — Дайте мне нужные бумаги, прошу вас.

Молодой человек нервно сглотнул, часто заморгав. Что? Что обычно говорят в таких случаях?

— Но она совершенно здорова… Могу позвать главного акушера, он поговорит…

— Пожалуйста, выдайте мне необходимые для отказа документы.

— Вы устали, — с отчаянием в голосе пробормотал юноша. — Я положу девочку сюда, вот так, — он опустил младенца в люльку, с великой осторожностью поддерживая головку, бережно поправил пеленки. Девочка ухватилась за его палец маленькой ладошкой, растрогав ещё больше. Он поднял взгляд. — Вы посмотрите на неё, замечательный ребёнок… а глаза! Я никогда не видел таких глаз у детей, они тёмные, ещё младенчески серые, но такие тёмные… Наверное, у отца…

— Сэр, послушайте…

— Обычно у детей глаза голубые при рождении, — упрямо зачастил санитар. — Девочку даже проверили на остроту зрения… Вы устали, да!.. Да-да, отдохните, прошу вас. А утром, может, утром… Или я позову главного акушера, он подтвердит, что Ваша дочь здорова!..

Лили вздохнула. Ярость, на мгновение заклокотавшая внутри, ушла, на место ей плюхнулось равнодушие. Сплетавшийся ранее клубок эмоций разом как-то потух и распался, оставив после себя лишь холодную отрешённость.

В складках белоснежного одеяла мелькнула волшебная палочка.

Молодой человек не успел ничего увидеть и осознать, а в следующее мгновение уже моргал и обводил удивлённым взглядом пустую палату.

Из колыбельки доносилось вялое хныканье, маленькие ручки пытались ухватить воздух над кроваткой.

За окном стояла ненастная холодная ноябрьская ночь.

…1979 год, 13 декабря, Больница Св. Мунго…

— Сэр, поздравляю, у вас тройня! — бойко возвестила пухленькая женщина, выходя из палаты и чуть спуская закатанные рукава лимонной мантии. — Все мальчики здоровые, без отклонений, появились на свет с разницей в…

— Как моя жена? — молодой маг смотрел цепко, льдисто-серые глаза только казались равнодушными. Он был одет в мантию со стоячим воротом, по спине словно разлились, без единого завитка, светлые волосы. Бледное остроносое лицо было будто изваяно из мрамора. Весь его холеный вид говорил о высоком достатке. Проходя мимо, молоденькие медиковедьмы так или иначе оборачивались, желая получше разглядеть прекрасного волшебника. Когда его взгляд случайно скользил по кому-то из них, девушки тут же смущенно краснели и глупо хихикали.

— Не волнуйтесь, с ней всё в порядке. Измотана долгими родами, но в этом совершенно ничего необычного или опасного нет.

— Могу я забрать её? — спросил волшебник, перекидывая трость в правую руку. Ведьма недовольно поджала губы. — И ребёнка.

— Конечно, но я бы вам не… Ребенка?

— Прекрасно, — проигнорировал уточнение мужчина. Вся его фигура словно излучала желание оказаться как можно дальше от этого места. — Вы позволите мне взглянуть? — небрежный взмах, и нижний конец трости уткнулся в сторону двери, ведущей в палату, откуда вышла целительница.

— Конечно, — пробормотала женщина. Несмотря на растерянность, она не скрывала недовольства. А потому слегка резковато развернулась на каблучках и, снова отворив дверь, ступила внутрь.

Палата была одноместной. В дальнем углу за высокой белоснежной ширмой мирно спала женщина. Люциус подошёл к постели жены и коснулся растрёпанных волос. Редко когда её можно было увидеть в таком виде…

Убедившись в том, что супруга крепко спит, он мягко отступил. Рядышком стояли три маленькие кроватки, в которых с поразительно одинаковыми выражениями на личиках сопели малыши. Близнецы не только по крови, но и по магии.

— Вот, мистер Малфой, ваши сыновья…

Люциус кивнул, с каким-то странным выражением вглядываясь в одинаково сморщенных младенцев. Может, пытался осознать это страшное с непривычки, странное «сыновья»?..

— Кто родился первым?

Женщина положила ладонь на самуя левую перегородку, кивнув на закрученного в пеленки малыша. Малфой протянул руку и чуть коснулся кончиками пальцев щеки старшего сына. В следующий миг он отдернул руку, словно уколовшись, и с силой вцепился в набалдашник трости.

— Может, вы хотите подержать?..

— Нет… — он словно пытался вернуть себе утраченное душевное равновесие. — Не стоит.

Бросил еще один странный взгляд в сторону ещё двоих детей, словно сожалея о чем-то.

— Соберите моего сына и жену, будьте любезны.

— Сына, сэр? Но как же с остальными мальчиками? — целительница в удивлении отступила на шаг назад и зацепилась за карман лимонной мантии, словно сдерживала порыв схватить за локоть старшего Малфоя, который уже обернулся, чтобы уйти. Впервые на её памяти чистокровный волшебник отказывался от двоих здоровых наследников.

— Их судьба не будет связана с Малфоями.

Женщина могла только в полном изумлении открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба.

Малфой бросил еще один взгляд на ряд с детскими кроватками.

— Вы сделаете так, как я вам скажу. Обычно таких детей отправляют в детские дома. Я бы предпочел, чтобы детский дом был магловским. Имена и фамилию можете дать им сами. И не вздумайте поступить как-то иначе. Я проверю.

— Родную кровь, сэр… — ошеломлённо выдохнула целительница, перебирая плотненькими пальцами лимонный шнурок.

Люциус с силой сжал бортик кроватки и наклонился вперёд. На выдохе он повторил:

— Соберите мою жену и сына. Я жду в коридоре.

С этими словами мужчина вышел, оставив пухленькую волшебницу недоуменно глядеть ему вслед. Вот вам и Малфои, аристократы, знать. Чистокровные маги. Варвары.

…1980 год, 31 июля, Больница Св. Мунго, Родильное отделение…

Перед дверьми одной из палат находилась странная компания из четырех человек.

Двое парней стояли и подпирали стенку. Один из них, светленький и пухлый, постоянно беспокойно одергивал левый рукав мантии. Было видно, что он нервничает. Второй, напротив, вёл себя вполне спокойно, даже можно сказать, вальяжно. Длинные волосы свисали ему на лицо. Из-за их завесы серебристые глаза следили за третьим: взлохмаченным и слегка нескладным, будто ещё не выросшим из собственного отрочества. Длинными ногами в выглаженной аврорской мантии он чертил полукруг прямо в середине коридора.

Четвертый из их компании находился чуть поодаль и сидел, скрестив руки на груди и устремив взгляд в стену. Вид он имел крайне изможденный. Его лицо можно было бы назвать привлекательным, если бы не парочка шрамов от висков до шеи и не потухшие глаза. Каждую секунду они будто были готовы закрыться на вечный… или хотя бы долгий-долгий спокойный сон.

Идиллия продолжалась довольно продолжительное время, но одному из друзей это порядком поднадоело. Не само ожидание, а то, как оно тянулось.

— Не мельтеши, Сохатый, — буркнул он и откинул кудрявую челку со лба. Миру предстал странный для этого места и времени озорной взгляд.

— Смолкни, Блохастый, — огрызнулся его друг, но все же остановился. — Что же они так долго? — в отчаянии воскликнул он и плюхнулся на стул.

— А ты как думаешь? Роды — это тебе не профилактический осмотр, — резонно заметил его уставший друг. Даже несмотря на перемены в ожидании, он не отрывался от созерцания стены напротив.

— Да, но не так же долго, — возразил главный ждущий в их компании. В ответ раздался глухой смешок. Новоиспеченному папаше это не понравилось. И он уже было открыл рот, вознамерившись высказать все, что думает о друзьях и их мнении на этот счет, как дверь в палату открылась. На пороге появилась немолодая, усталая целительница.

— Кто тут папаша? — немного грубовато спросила она.

Сохатый тут же подскочил, одернул мантию и важно направился к ведьме. Все бы ничего, если бы он не споткнулся о ножку стула и не полетел в сторону целителя. Рука во взмахе будто случайно двинула по носу вальяжному другу. Он тоже вышел вперёд, за что, похоже, и поплатился.

Мужчина, растянувшийся на полу перед ногами ведьмы, стал подниматься, вороша и без того лохматую шевелюру и виновато поглядывая на волшебницу. Та вздохнула и хотела уже что-то сказать, но осеклась: длинная ладонь с силой хлопнула по плечу. Позади, с выражением, чуть ли не радостнее отцовского, светился Блэк. Он шмыгнул носом, вытирая второй рукой капельки крови. Взгляд его выражал нетерпение.

— Поздравляю, мистер Поттер, у вас близнецы… — не поворачиваясь, собственно, уже к поднявшемуся папаше, процедила она.

Коридор сотрясся от дружного вопля троих друзей. Все еще сидящий на стуле четвертый был более флегматичен, но даже он улыбнулся до ушей, а в глазах впервые появилась искорка.

— …Здоровые, красивые мальчики… Ваша жена умница. Пусть дети и вышли раньше срока, роды прошли спокойно, — продолжала целитель, недовольно поджимая губы. — И… будьте добры сдерживать свои эмоции. Это родильное отделение, в конце концов.

— Простите, Мадам, — извинился за своих друзей самый спокойный и поднялся со стула. — Не каждый день сообщают такие новости.

Женщина снисходительно посмотрела уже на всех.

— Ну ладно, — смягчилась она, сбрасывая наконец чужую руку. Позади послышалось что-то игриво-бурчащее. — Можете навестить мать с мальчиками. Только не долго, им нужен отдых!

Последнюю фразу она уже почти прокричала спинам, мелькнувшим в дверном проеме и растаявшим за ширмами палаты.

— Молодежь, — недовольно шепнула она и, притворив дверь палаты, отправилась вперед по коридору. У нее сегодня еще куча пациенток, нервных и не очень. Ей уж точно не до этих придурковатых недоподростков!

— Привет, цветочек! — воскликнул главный обольститель медиковедьмочек и клюнул в щеку девушку. Та лежала на койке среди помятых белых простыней. Рядом стояли две кроватки. Красноватые, совсем маленькие детки посапывали. Рядом с ними чувствовалась магия контроля. Римус вздохнул с облегчением: именно он настоял на сохранении в Мунго, а не в маггловской больнице, куда так рвалась Лили.

— Привет, — вымученно улыбнулась она тройке друзей и повернулась к мужу. — Джеймс… мы смогли, — на этот раз улыбка стала шире. Джеймс подхватил её настроение. — Лекарь сказала, что всё хорошо… Как… назовем их? — было видно, что слова давались ей с большим трудом, но Лили продолжала радоваться.

— Ну, — Джеймс почесал затылок, с небольшим переживанием разглядывая младенцев в люльках. — Давай одного назовешь ты, а второго я.

— Как у вас всё удобно, — вставил коротышка. Он гулял от одной люльки к другой. Лили глухо рассмеялась.

— Только обещай мне, что имя ребенка будет цензурным и красивым.

— Конечно, милая. А как их отличать?

Лили покачала головой и показала на ближайшую кроватку. Муж поймал её руку, поцеловал уставшие пальцы, а потом обернулся в указанном направлении.

— Этого назову я, — мягко произнесла Лили. — Гарри. Он будет Гарри Джеймсом Поттером. Как тебе?

— А может Джеймсом Гарри Поттером? — ослепительно улыбнулся Сохатый.

— Нет, дурачок. Гарри Джеймс Поттер и точка.

— Ладно… Ммм, — Джеймс сунул палец во вторую люльку, но заклинание медика отбросило его руку. Он обиженно вздохнул, но продолжил думать: — Как же тебя назвать, малой? Может, Джон?

— Сохатый, я от тебя такого не ожидал, — притворно-разочарованно вздохнул Бродяга. — Оригинальнее быть надо.

— Ммм… Тед?

— И тебя я называл другом? — он упал на колени, взывая к небу. Почти серьёзно. — Мерлин Всемогущий, парень, я тебя не узнаю! Что с людьми семейная жизнь делает!

— Не нравится? Ну, тогда-а… Сэм?

— Олень ты, Сохатый, — серьезно сказал Блохастый. Тем не менее, вставать с молитвенного поста не торопился.

— В таком случае, предложи сам что-то… а то только мои имена критикуешь, — буркнул Джеймс.

— Имя должно быть красивым и звучать благородно. Как тебе Филипп?

— И как мы звать его будем? Филя? Издеваешься, испанская морда?

— Ну не нравится и не нравится, что сразу Филя? — обиженно пожал плечами Сириус. — А может Карл?

— А что, мне нравится, — подбодрила его Лили.

— Ладно, ты у нас Карл Карлус Поттер, — счастливо сказал Джеймс и влюбленными глазами уставился в люльку.

Сириус неприлично заржал. Спокойный Римус покачал головой, а Питер лишь улыбнулся, все еще нервно дергая рукав.

— Какой же ты… Балбес, Джеймс Карлус Поттер! — воскликнула Лили и счастливо рассмеялась. Разбуженные молодой оравой дядек и родителей, детки засипели. Джеймс испуганно обернулся на них, но тут же в двери появилась та самая плотненькая медиковедьма. Чуть ли не за шкирку она выдворила всех к чертям и принялась успокаивать младенцев. Римус благодарно посмотрел ей вслед, пропуская мимо недовольную болтовню друзей.

…31 октября, 1981 года, Годрикова Впадина…

— Лили, хватай мальчишек и беги! Беги! Быстрее! Я задержу его…

Малейший взмах волшебной палочкой, и Джеймс Поттер рухнул, совсем как марионетка, у которой перерезали ниточки…

Сверху были слышны крики. Она в ловушке. Палочка на кухне, это конец. Джеймс мертв, больше ее некому защитить. Надо что-то сделать, сбежать. Лили судорожно старалась загородить дверь, не понимая, что творит. Ей нужно было время, которого…

Дверь распахнулась. В угол влетели стулья и наспех наваленные коробки… Лили стояла посередине комнаты, держа одного ребенка на руках. Увидев Лорда, она судорожно вздохнула и опустила малыша в кроватку, провела рукой по головке другого и заслонила обоих собой, раскинув руки, как будто это могло помочь.

— Только не мальчики, пожалуйста, не надо!

— Отойди прочь, глупая девчонка… Прочь…

— Пожалуйста, не надо…

— Мне нужен только один…

— Пожалуйста, только не они…

Темный Лорд взмахнул рукой и Лили Поттер отлетела от кроватей.

За все это время дети ни разу не запищали. Гарри уже умел стоять, ухватившись за прутья кроватки, и с веселым любопытством смотрел в лицо чужаку — может быть, думал, что это его отец прячется под плащом и сейчас покажет красивые огоньки, а мама со смехом выглянет откуда-нибудь из-за шкафа. Карл сидел рядом с братом и с таким же интересом наблюдал за происходящим.

Лорд прицелился, наведя волшебную палочку стоящему мальчишке прямо в лицо; он хотел увидеть, как это произойдет, своими глазами наблюдать уничтожение необъяснимой угрозы. Ребенок заплакал — похоже, понял, что перед ним не Джеймс. Плач был неприятен, еще в приюте он не переносил детского нытья.

— Авада Кедавра!

И в этот момент произошло странное. Луч устремился к ребенку. Тот закрылся маленькими пухлыми ручками, защищая заплаканное личико. Зеленый свет приблизился к ребенку и образовал вокруг него шар. Малыш открыл глаза и удивленно посмотрел на изумрудную сферу. Повернулся к брату — показать, что он сделал. Но брат обиженно сопел, размазывая по лицу кровь и слезы.

Он был сокрушен.

Лили с трудом поднялась и подошла к детям.

— Милые… милые вы мои! — она с трудом подавляла истерику, сжимая трясущиеся руки на кроватке. — Живые… Оба. Карл, ты чего? Что с тобой? Тебе больно? — Гарри недоуменно смотрел за происходящим, раскрыв рот.

Миссис Поттер оттирала кровь ребенку с лица рукавом собственной кофты. Как только личико стало чуть-чуть чище, а ребенок перестал плакать, Лили вспомнила про мужа. В желании разорваться между детьми и неизвестностью этажом ниже, она бросилась к Карлу, прижала к себе, поднимая на руки… Что-то внутри остановилось, и тело перестало вибрировать. На негнущихся ногах она поплелась к лестнице.

— Джеймс! Джеймс, проснись! — сначала тихо, а потом уже забываясь в крике, просила она.

Снизу слышались рыдания. Гарри стоял, вцепившись в кроватку, и прислушивался. Вот внизу послышался мужской голос. Мальчик узнал его и захлопал в ладоши. Это Сириус! Сейчас он поднимется и возьмет Гарри…

Сначала послышался рык, а потом вой.

— Я убью его! Я его убью! Чертова крыса! Как мы сразу не догадались?!

— Нет, Сириус! Остановись, пожалуйста!

— Лили, он…

— Я знаю, — судорожно всхлипнула женщина. — Лучше… Лучше позови Дамблдора…

— Да… Да, я сейчас, Лили…

Снизу донесся хлопок и детский плач. Гарри размазал почти высохшие слезы вперемешку с соплями по щеке. Пришла мама. Он потянулся к ней, но она лишь провела ему рукой по голове и посадила брата рядом. Снова спустилась вниз.

Гарри подполз к брату и потянул к нему ручки. Тот все еще хлюпал носом. Гарри попытался обнять Карла, но вместо этого они оба плюхнулись на детские матрасики. Кажется, Карл попытался завопить, но усталость взяла верх, и он заснул, шмыгнув носом напоследок. Гарри положил головку и тоже сладко задремал. Он еще не знал, как сильно теперь изменится его жизнь.

* * *

— Лили, девочка моя, так надо. Это будет лучше для него, — Дамблдор починил стул, оказавшийся в углу после нападения, и устало присел на него. — Чем дальше от волшебного мира он окажется, тем меньше связей потом между вами углядят враги.

— Да, профессор, я понимаю. Но неужели ничего нельзя сделать? — Лили не отходила от кроваток. Над детьми кружил полог тишины, и потому она следила, как бы кто не проснулся.

— К сожалению нет, милая. Гарри сквиб, такое не лечится.

Дамблдор покачал головой. Он буквально минуту назад пытался найти хоть каплю магии в Гарри. Но тщетно… будто она отказалась от своего сына, будто не намерена больше дарить свой ценный дар…

— Тогда, сэр… может отправить его к Петунье? — Лили подняла голову. В глазах её стояли слёзы. Рука медленно гладила ребёнка, задерживаясь на спине: там, где Дамблдор не нашёл магического потенциала. — Она моя сестра, будет обязана принять Гарри к себе. Ему не придется взрослеть в… В…

— Хорошая мысль, — мягко согласился старик. — Так мы и сделаем, — он встал, снова посмотрел в кроватку. Всё ещё почти не отличимые внешне, мальчики вдруг оказались очень далеки друг от друга. — Я прямо сейчас могу отнести малыша туда.

— Если вас это не затруднит…

— Нисколько, девочка моя.

Лили прижалась лбом к перилам, закрыла глаза.

— Да, профессор… Как Джеймс?

— Все хорошо, девочка моя. С ним все в порядке. Просто сильное магическое истощение, он поправится…

— Я думала… думала, это конец…

— Нет, моя дорогая, теперь все будет хорошо. Вас обоих надежно защитила магия, о которой мы с вами говорили… Темный Лорд исчез. Иди поспи, отдохни. А я позабочусь о Гарри.

— Хорошо, профессор Дамблдор.

На следующее утро в доме номер четыре по Тисовой улице появился еще один маленький мальчик — Гарри Дурсль, брат Дадли Дурсля и сын Петунии и Вернона Дурслей.

…Лето 1986 года…

Она замерла. Притаилась за огромным мешком с крупой.

За стеной скрипели половицы. Тихонько так: она бы и не заметила, будь не настороже. Если это мистер МакСьери… не дай бог, это мистер МакСьери, он же живого места на спине не оставит!

Девочка забилась ещё глубже, раздвинув коробки. Заползла под полки и запихнула оставшуюся булку в рот. Су-у-ухо… Ничего, зато теперь её никто не отберёт!

— Да чёрта с два я ещё раз с тобой куда-то пойду… Макс, за ногами следи! — прошипели за стенкой. Дверь в кладовку отворилась.

Она поперхнулась булкой. Непонятно, от удивления ли, от счастья ли. Ведь вошёл не какой-то взрослый, а два мальчугана примерно её возраста. Теперь можно их поймать, сдать Изабелле и счастливо жи…

— Эй! Ты посмотри, кто тут у нас такой!

Не дыша, потихоньку, миллиметр за миллиметром, она поворачивала голову. Один из этих… этих!.. держал её за шиворот платья.

— Можно на неё наябедничать и получить по печеньке, — ответил до невозможности спокойный голос. — А можно не сдавать и получить больше печенья. С во-о-он той полки, наверху.

Её немного потрясли и отпустили. Не собираясь больше сдерживаться, рука сама поднялась и со всего размаху въехала по белёсой головёшке.

— За что?!

На неё посмотрели самыми обидчивыми глазами на свете. Самыми по-детски открытыми, самыми, конечно же, натурально искренними. Она даже побоялась, что этот чудак сейчас заплачет, но нет. Вскоре он скорчил беззубую улыбку и отвернулся к брату.

В том, что эти двое — братья, сомнений нет. Макс и Мэтт, два близнеца, уродившихся стариками. Их так и звали — старики. Из-за цвета волос и немного из-за непоколебимости Мэтта.

— Скажете обо мне хоть кому-то — урою, — пообещала она. Но ни Мэтт, ни Макс не обращали внимания. Мэтт вообще уже приволок лестницу и теперь пытался схватиться за перекладину. Она понаблюдала за этими беспомощными попытками и, неожиданно для самой себя, решилась: — Отойди, мелкотня! Сейчас-с…

Она залезла наверх и спихнула коробку. Снизу Макс её тут же поймал. Мэтт одобрительно кивнул. Через минуту кладовую наполнили звуки чавканья. Самым довольным казался Макс. Он распустил хвостик на макушке и потрепал волосы. Блаженно ахнул.

— Будешь так делать, тараканы в голове заведутся, — слишком серьёзно сказал ему брат. Макс только рассмеялся. — Кстати… ты… Клодайн, верно? Что здесь делала? — деловито спросил Мэтт.

— Ворон считала, — съязвила она. — А вы чего пожаловали?

Мэтт как-то хитро улыбнулся и спрятал лицо.

— Да Максу захотелось сладкого… а мы ничего такого и не сделали. Днём гулять можно? — Можно. Есть можно? — Можно. Значит, не нарушаем.

— Так, погоди... это мне захотелось?! — взрычал Макс и надул губы. Получилось у него настолько потешно, что Клод не сдержалась и улыбнулась. В первый раз за… за очень много месяцев.