Вечная благодарность (гет)

Джеймс Поттер навсегда запомнил тот день, когда он впервые увидел Гермиону Грейнджер.

Это было на третьей неделе его пятого курса. Они с Сириусом разработали слизь, которая умела менять цвет в зависимости от того, с чем соприкоснётся, и им пришла идея разлить её по подземелью в надежде на то, что Нюниус (или любой другой слизеринец, они не были особо привередливыми) поскользнётся и упадёт, испортив свои учебники или летнее домашнее задание. Джеймс предпочитал думать об этом, как о тёплом приёме для их хладнокровных друзей. К тому же это было бы отличным началом нового учебного года.

Убедив Ремуса и Питера присоединиться к ним, они затаились с ведром слизи в одном из коридоров. Изучая Карту Мародёров, чтобы тщательно спланировать свой маршрут и не попасться в собственную ловушку, они внезапно что-то услышали.

Ветер, который яростно завывал прямо из-за ближайшего поворота. Пока Ремус собирал их пожитки, а Питер от испуга пытался слиться с окружающим пространством, Джеймс и Сириус, цепляясь за самые неровные камни, выступающие из стены, выглянули за угол. Оттуда сиял ослепительный свет, из которого появился женский силуэт. Внезапно ветер стих, и девушка поникла, бесшумно упав на землю. Наступила ужасающая тишина.

— Питер, быстро приведи Дамблдора, — скомандовал Джеймс, взяв инициативу в свои руки. Он медленно приблизился к ней, Сириус и Ремус следовали за ним. Питер поспешно удалился. Подойдя ближе, Джеймс услышал, как она что-то неразборчиво бормотала себе под нос.

— Возьми себя в руки, Грейнджер, — пробормотала она. — Он нуждается в тебе. Ты должна… двигаться. — Она застонала и перевернулась на бок. Девушка сумела слегка приподняться, но её рука соскользнула на чём-то весьма смахивающем на кровь, и рухнула обратно на каменный пол.

— Эй, полегче, не торопись, — мягко сказал Джеймс, осторожно приподнимая её и притягивая к себе. Это уже было не просто неудачной шуткой. Она истекала кровью. Девушка выглядела так, словно до этого боролась за свою жизнь.

Впервые их глаза встретились. Её стекленеющие карие глаза смотрели прямо в его голубые. На её лице расцвела лёгкая улыбка.

— Гарри, — выдохнула она. — Я знала, что ты придёшь. Я знала это.

Сириус позади него прошептал: «Гарри? Кто это?»

— Мне очень, очень жаль, Гарри. Я старалась изо всех сил, но они… Они… — она попыталась приподнять голову. — Я не смогла их победить. Их было слишком много. Прости... — Её голова откинулась назад. — Мне очень жаль, — снова пробормотала она, закрывая глаза.

— Останься со мной, — быстро проговорил Джеймс, похлопывая её по щеке. — Ну же, давай, открой эти глаза. Должен тебе сказать, что я чрезвычайно популярен и то, что ты уснешь на мне, весьма ударит по моей репутации. Ты должна оставаться в сознании, эм-м, Грейнджер. Тебя же зовут Грейнджер, так?

Он оглядел её с ног до головы, пытаясь придумать, чем смог бы ей помочь. Ничего не приходило в голову. Пусть он и был гением в трансфигурации, но вот исцеление никогда не было его сильной стороной.

Девушка была неестественно худой, как будто несколько месяцев толком не ела. Её кожа была ужасно бледной, лишь подчёркивая залёгшие тени под глазами. Одежда была сплошь в кровавых лохмотьях, рюкзак был в похожем состоянии, а в руке была потрёпанного вида палочка. Другая рука находилась под неестественным углом, вероятно сломана. Левая бровь была рассечена глубокой рваной раной, которая заканчивалась в опасной близости от глаза.

Джеймс вытащил носовой платок и прижал его к этой ране, надеясь остановить кровотечение, пока не прибудет помощь.

— Эй, ну же, я задал вопрос. Ты ведь Грейнджер, да?

— Не думаю, что она слышит тебя, Сохатый, — мягко заметил Ремус. Сириус позади него был необычайно тих.

— С ней всё будет в порядке, — сказал Джеймс. Он ещё никогда не видел, как кто-то умирает, и совершенно не хотел, чтобы это изменилось. Парень определённо не собирался позволить этой ведьме прямо на его глазах ускользнуть на тот свет. Он снова взглянул на неё. Он прекрасно понимал, что она была без сознания, но с этим её пепельным лицом и лужей крови вокруг, она выглядела так, как будто умерла.

— Ремус, беги за мадам Помфри. Сириус, сходи узнай, почему Дамблдор и Питер так задерживаются.

Ни один из них не пошевелился, оба по-прежнему неотрывно смотрели на девушку.

— Сейчас же! — рявкнул он. От неожиданности они подскочили.

— Я сейчас передвину твою руку, хорошо? Я собираюсь взглянуть, смогу ли я что-нибудь сделать, — бормотал он, не отдавая себе в этом отчёта. В глубине души он понимал, что двигать её руку не следует, но она сильно кровоточила, а также он был уверен, что кровь течёт из её спины. Если бы он только сдвинул её рюкзак, то смог бы получше рассмотреть её раны, но для этого ему нужно было переместить её покалеченную руку.

И тут он увидел фотографию, которую она так отчаянно сжимала в ладони, как будто от этого зависела её жизнь.

Не спеша и осторожно Джеймс вытащил фотографию и засунул себе в карман, намереваясь вернуть позже. По всей видимости, она была очень дорога ей, и он не хотел, чтобы фотография потерялась во время её неизбежного путешествия в больничное крыло. Он был уверен, что девушка выронит её — рука была сломана и хватка на ней, наверняка, ослабла.

Его внимание привлёк громкий топот приближающихся людей. Все — его друзья, директор школы и мадам Помфри — бежали по коридору в их сторону. Дамблдор мчался впереди всех. Старик опустился рядом, палочка в его руке взлетала и рассекала воздух с пугающей скоростью.

— Мы должны немедленно доставить её в больничное крыло, — твёрдо сказал Дамблдор. Мадам Помфри, всё ещё тяжело дыша, тут же наколдовала носилки.

— Спасибо вам всем за помощь, — бодро сказал он, обращаясь к своим ученикам. — Я полагаю, что быстрая реакция принесла вам всем по пятьдесят очков. Пока вы можете вернуться в комнату своего факультета. Хотя я, вероятно, и поговорю с вами о случившемся, но это будет немного позже, когда у меня будет достаточно времени. Мистер Поттер, будьте добры, — сказал он мягко, принимая из рук Джеймса эту странную ведьму и кладя её на носилки.

Пару мгновений, и они ушли.

Ещё несколько секунд, после того как Дамблдор, Помфри и девушка исчезли за поворотом, Джеймс оставался сидеть в ошеломлённом молчании. Он смотрел на свои руки. Они были в крови. Он знал, что его друзья сейчас обсуждают произошедшее, но всё, что он слышал — это ровный гул в ушах. Внезапно чьи-то руки схватили его за плечи и подняли на ноги. Сириус и Ремус. Питер держал в руках их забытые вещи.

Когда они ушли оттуда, трое его друзей что-то говорили ему, но Джеймс не мог сосредоточиться на их словах. Кто же эта девушка? Что с ней произошло? Каким образом она очутилась в подземельях? Кто такой этот парень Гарри? Был ли он в ответе за её нынешнее состояние? Если это было так, то Джеймс хорошенько бы его отметелил. Мать всегда ему говорила, что нельзя обижать женщин. Но, судя по всему, это был не он… Ведь она обрадовалась, когда подумала, что разговаривает с Гарри. Получается точно не он. Ну и кто же тогда?

— Вот, Джеймс, я думаю, тебе это сейчас не помешает, — сказал Ремус. Джеймс поднял глаза и обнаружил, что они стоят перед входом в ванную комнату старост. — Мы позаботимся о том, чтобы тебя никто не беспокоил, пока ты, э-э, будешь приводить себя в порядок. Пароль — Фортуна.

Дверь распахнулась, и Джеймс ввалился внутрь, оставив друзей позади. Это был не первый раз, когда он посещал ванную старост, пользуясь привилегиями лучшего друга Луни. Однако впервые делал это без наслаждения.

Вместо этого он с рассеянным видом вымыл руки. Тяжело опустившись на пол, он вспомнил про фотографию. Юноша вытащил её из кармана, чтобы взглянуть на сокровище, которое так оберегала ведьма. Если бы он был чуточку менее мужественным, то свалился бы в обморок.

На ней было трое подростков, скорее даже детей. Одним из них был иронично ухмыляющийся рыжеволосый мальчик. Второй была ведьма, которую он нашёл в подземельях. Она открыто улыбалась, показывая немного выпирающие передние зубы, незамеченные им ранее. Был и третий, стоящий посередине, который поразил его больше всех. Мальчишка, улыбающийся так, будто ему только что подарили метлу последней модели, который был удивительно похожим на него самого, за исключением двух вещей: зелёных глаз (он мог бы биться об заклад, что они точно такие, как у Лили) и шрама на лбу. Трясущимися руками Джеймс перевернул фотографию, чтобы посмотреть, не написано ли на обороте что-нибудь. Надпись была. Аккуратным почерком:

Гермиона Джин Грейнджер, Гарри Джеймс Поттер и Рональд Билиус Уизли

Весна 94-го, 3-й курс

Мальчик был его сыном. И эта девушка, Гермиона, знала его. Знала его. Она назвала Джеймса именем его сына и этим сбила их с толку. Джеймс усмехнулся и почувствовал себя более живым, чем когда-либо за очень долгое время. Даже мысль о том, чтобы заставить Нюниуса поскользнуться на слизи не вызывала у него такой радости.

Его сын. Сын Лили. Сын Джеймса и Лили. Он действительно сумел завоевать «Очаровательную Лили». И даже больше — он создал с ней семью. И у них был сын. Возможно, у них были и другие дети, которые не попали на фотографию. Может быть, у них была целая дюжина детей. Ну, может и не настолько много, подумал Джеймс с улыбкой. Он представил себе грандиозный особняк, беременную Лили, стоящую в дверях, трёх или четырёх детишек, бегающих по двору, и толпу фанатов, следующих за ним и восхваляющих его впечатляющие навыки в квиддиче.

Затем он заметил пятно крови на уголке и снова вспомнил Гермиону Грейнджер. Ведьму, которая знала его сына из будущего. Ведьму, лежащую полумёртвой в больничном крыле. Его улыбка исчезла. Джеймс стёр кровь большим пальцем и засунул фотографию обратно в карман. Встал, чтобы снова вымыть руки.

Его мысли вновь понеслись вскачь. Может, стоит рассказать друзьям о путешественнице во времени? Его первой мыслью было выбежать наружу, помахать фотографией у них перед носом и рассказать о дюжине детей, которых он собирался завести с Лили. Второй же мыслью было то, что он будет ревностно охранять свою маленькую тайну. Они ведь всё равно только посмеются. Они всегда смеялись, когда он говорил о Лили. Не говоря уже о том, что Гермиона может оказаться из-за этого в рискованной ситуации. Кто угодно может подслушать их разговор, и если слух дойдёт до Волдеморта, самопровозглашённого Тёмного Лорда, то она будет в опасности.

Джеймс твёрдо решил быть хорошим отцом и отослать Гермиону обратно к сыну. В конце концов, если его сын пользуется популярностью у дам, то это неплохо отражается и на нём, не так ли? Хотя, если сын был похож на него, то он сомневался, что девушка была в его вкусе. Она была симпатичной, но не настолько хороша, как Лили. Не имея ничего против Гермионы, он подумал, что для своего сына ему хотелось бы всего самого лучшего. Возможно она и этот рыжик смогут сойтись.

Быстро высушив руки заклинанием, Джеймс как ни в чём не бывало вышел в коридор, где его ждали друзья. Они удивились увидев его, явно ожидая, что он примет ванну. Он улыбнулся и повёл их обратно в общую гостиную, куда ему удалось проскользнуть незамеченным другими гриффиндорцами. Когда они благополучно добрались до своей комнаты, ребята поинтересовались о его внезапной перемене настроения, на что он просто ухмыльнулся и стал переодеваться в чистую одежду.

Позже, убедившись, что они уже спят, он достал фотографию из кармана и сунул под подушку.

* * *

На следующее утро перед завтраком мародёров вызвали в кабинет директора школы, где они рассказали о произошедшем.

— Кто она такая, профессор? — спросил Сириус, когда они закончили.

— Её зовут Гермиона Грейнджер, — начал Дамблдор. — Боюсь, что её история очень печальна. Похоже, она стала жертвой нарастающей войны. Тёмный Лорд Волдеморт оставил её без дома, и она искала убежища здесь. К сожалению, она сделала несколько ошибок, когда зачаровывала свой портключ, которые и повлекли за собой такое неприятное прибытие.

— Я надеюсь на ваше благоразумие. Мисс Грейнджер понесла ужасную утрату, и было бы крайне неприлично, если бы кто-то использовал эту информацию против неё. Я уверен, что вы четверо будете держать то, что я рассказал при себе, — заключил он.

Остальная тройка выглядела мрачнее тучи, но Джеймс почувствовал, как уголок его рта дёрнулся вверх. Он легонько коснулся фотографии, которую с утра положил в карман. Волдеморт, ага, конечно. Вероятно, в её времени он давно уже мёртв. Но сейчас он был просто удобным оправданием. Старик ловко проигнорировал её состояние, когда она появилась.

— Вы хотите что-то добавить, Мистер Поттер? — спросил Дамблдор, пронзительно взглянув на него голубыми глазами.

— Нет, сэр, — ответил Джеймс. — Я просто хотел уточнить, когда она покинет больничное крыло. — Он поздравил себя с отличной отговоркой.

— Она будет достаточно здоровой для того, чтобы присоединиться к занятиям завтра утром, поскольку большинство её ран были несущественными. Я объявлю о её приезде сегодня вечером за ужином. Надеюсь, до этого времени вы будете хранить молчание. Теперь можете отправляться на свои занятия.

Они вышли, и пока остальные трое о чём-то шептались, Джеймс следовал за ними со своей таинственной улыбкой.

В тот вечер за ужином Дамблдор действительно объявил, что на следующий день к семикурсникам присоединится новый ученик. Джеймсу было немного грустно от того, что они не будут заниматься вместе, но он решил, что это даже к лучшему. Ему не хотелось смущать бедную девочку своим видом на каждом уроке.

Он был растерян, когда обнаружил, что его опасения были беспочвенными. На следующее утро Гермиона незаметно проскользнула в Большой Зал и уселась на свободное место за гриффиндорским столом с книгой в руке. Она выглядела прекрасно, за исключением шрама над глазом, разделяющего бровь надвое. В тот же вечер поползли слухи о её гениальности. Она правильно отвечала на все вопросы, с первого раза и безукоризненно выполняла все заклинания. Джеймс был уверен, что это потому, что она была из будущего и до этого училась по более совершенной программе.

К концу недели он узнал, что её пригласили на вечеринку в Клуб Слизней. Она стала любимицей Слизнорта и МакГонагалл. Девушка собственноручно заработала семьдесят очков для Гриффиндора. Учителя хвалили её за глубокие ответы, а студенты превозносили за мастерство владения волшебной палочкой. Вот в чём она не была особенно хороша, так это в хитрости. Не прошло и месяца, как она завела уголок в библиотеке, где по воскресеньям охотно предлагала свою помощь всем, кто хотел лучше написать эссе или не мог до конца овладеть заклинанием. Джеймс обычно брал не меньше галеона, чтобы дать взглянуть на чью-либо работу. А теперь она выставила его в дурном свете.

Также Джеймс слышал от Сириуса, который слышал это от своей последней подружки, шестикурсницы, что девушка даже вызвала телесного Патронуса на уроке защиты. Рассказывали, что у профессора на уроке был боггарт, который превратился у студента в дементора. Гермиона тут же вызвала Патронуса, чтобы «защитить» своего сокурсника. Джеймс начал склоняться к мысли, что она просто выпендривается. Если она надеялась слиться с толпой, то очевидно потерпела сокрушительную неудачу.

И к тому же она ни разу не взглянула на него, не говоря уже о том, чтобы поблагодарить за спасение своей жизни. Для него это было уже слишком. Она ему больше не нравилась, независимо от того была ли она другом его сына или нет. Он даже сказал своим друзьям, что она всего лишь заносчивый сноб, неблагодарный до такой степени, что это уже было просто неприлично.

Через неделю он пожалел о своих словах. Однажды утром, перед завтраком, Ремусу принесли посылку. Внутри лежали семь маленьких бутылочек с зельем и короткая записка.

Мистер Лунатик,

Насколько я знаю, у тебя есть маленькая пушистая проблема. Внутри ты найдёшь зелье, которое облегчит некоторые из наиболее неприятных симптомов. Одну дозу необходимо принимать один раз в день в течение следующей недели. Их именно столько, сколько необходимо для этого.

Искренне Ваш,

Хранитель

Джеймс сразу же узнал почерк Гермионы Грейнджер по надписи на обратной стороне фотографии, на которую он смотрел всякий раз, когда ему удавалось побыть одному. Ему нравилось знать своё будущее.

— Давай, Лунатик! Что за жизнь без небольшого риска, а? Я думаю, что это действительно поможет.

Остальные не были столь уверены в отношении этого Хранителя, но Джеймс, зная, что это была путешествующая во времени Гермиона Грейнджер, был абсолютно спокоен. Хоть это и заняло большую часть дня, но, в конце концов, он уговорил Ремуса попробовать зелье, хотя тот и пожаловался на его вкус. Неделю спустя они все были поражены результатами. Ремус-оборотень нацарапал на полу Визжащей Хижины сообщение о том, что полностью контролирует ситуацию. А на следующее утро он сообщил, что тело болит не так сильно, как обычно. Ребята решили, что Хранитель — это их огромная удача.

Теперь, чувствуя себя ещё в большей безопасности, чем до этого, Джеймс позволил себе совсем расслабиться. Он даже ослабил свои ухаживания за «Очаровательной Лили».

Лунатик теперь мог себя контролировать. Сириус был, как никогда, в лучшей форме, придумывая одну гениальную шутку за другой. Даже Питер начал учиться лучше, правда, благодаря учителю, которого он никогда не называл по имени. Джеймс же… Ну, отныне его жизнь с Лили была высечена на камне, о чём свидетельствовала фотография, которую он таскал повсюду с собой. Всё было так, как и должно было быть. То есть абсолютно нормально.

Кроме Гермионы Грейнджер. Не похоже, чтобы она старалась не делать странных вещей. Ходили слухи, что в припадке ярости (якобы она пригласила на свидание кого-то из Рейвенкло и получила отказ, чему он не особо поверил) она дотла спалила старый Исчезательный Шкаф. Ущерб был непоправим. После того случая люди стали держаться от неё подальше.

Что его действительно беспокоило, так это то, что иногда она исчезала. Полностью. Он даже не мог найти её на карте. Было тревожнее от того, что когда она уходила, Дамблдор тоже иногда уходил. Однажды он просматривал карту и обнаружил, что она и Дамблдор появились в женском туалете на втором этаже. Когда он попытался расспросить об этом Плаксу Миртл, та хихикнула и сказала, что всё, что она слышала, это как Дамблдор что-то прошипел. Когда она вышла посмотреть, их уже не было. Тогда Миртл ушла, чтобы подумать о своей жизни. Когда она вернулась, то застала их выходящих из её туалета, ужасно выглядящих. Они несли с собой что-то похожее на бивни маленького слона.

В другой раз они оба внезапно появились словно из ниоткуда посреди коридора на седьмом этаже. Некоторое время спустя, во время своего расследования, Джеймс поинтересовался у Варнавы Вздрюченного, видел ли тот что-нибудь, но тот воскликнул, что слишком занят обучением троллей балету, чтобы ещё и обращать внимание на происходящее в коридоре.

Также у неё были необычные привычки в еде. Она редко завтракала, хотя иногда и сидела за столом, читая книгу. Про обед она забывала совершенно, даже не бывая на нём. Ужин проходил очень интересно. Она была там каждый вечер, но, насколько он мог судить, никогда не ела слишком много (у него выработалась привычка наблюдать за ней, поэтому он знал наверняка). Бродили слухи, что у неё какое-то магловское пищевое расстройство, но, судя по тому, что видел Джеймс, она ела всё, что хотела и когда хотела. А это случалось нечасто. Это выглядело так, как если бы она не привыкла к еде.

Только за неделю до рождественских каникул Джеймс по-настоящему поговорил с Гермионой Грейнджер. Она сидела в богом забытом углу библиотеки, склонившись над свитком пергамента. Однако она над ним не работала. Она сидела, тупо уставившись в пергамент, обхватив голову руками, и выглядела совершенно несчастной. Джеймса обеспокоило, что одна из приятельниц его будущего сына была так расстроена. И решил подбодрить её.

— Ты Грейнджер, не так ли? — небрежно спросил он, проходя мимо её стола.

— Как будто ты не знал об этом до нашей встречи, — холодно сказала она, выпрямляясь на стуле. Джеймс в шоке застыл. Разве эта девушка не должна пытаться завоевать его расположение? — Чего ты хочешь? — потребовала она тем же холодным тоном.

Он чуть не сорвался на резкую отповедь, что нужно проявить немного благодарности к тому, кто спас её жалкую жизнь. Он действительно начал разочаровываться в ней. Если бы она была одной из фрейлин его сына, то, безусловно, проявила бы к нему больше уважения!

— Я хочу знать, почему у тебя такой грустный вид. Разве с моей стороны это плохо?

— Ты мерзавец, — спокойно ответила она. — Конечно, это плохо. Я уверена, что любая причина, которую ты придумал, чтобы объяснить свое беспокойство, совершенно эгоистична. Пожалуйста, уходи.

Кем эта ведьма себя возомнила? Не то чтобы она была хорошенькой, с этими её отвратительными густыми волосами и ужасным шрамом, который делил её бровь надвое. Он полагал, что она должна быть умной. Неужели она не понимает, что он делает ей одолжение? Он определённо не собирался замолвить за неё словечко перед Гарри, когда придёт время. На мгновение он задумался, а не мог ли его будущий двойник сделать чего-то такого, что заставило бы её так ненавидеть его, но решил, что сейчас не время отвлекаться. Это был первый раз, когда он разговаривал с ней, и если он собирается побольше узнать о своём сыне, то ему нужно было набраться терпения.

— Я не мерзавец, — сквозь стиснутые зубы процедил Джеймс.

— Да, ты такой и есть. Ты намеренно устраиваешь злые розыгрыши над людьми, которые не сделали тебе ничего плохого, просто ради развлечения. Так поступают не хорошие люди, а только подлецы. Что по определению означает презренного человека. Следовательно, если использовать дедукцию, ты мерзавец.

Джеймс уставился на неё. На секундочку он задумался, а не права ли она. Затем голос его рассудка очнулся и напомнил ему, что эта девчонка не более чем ходячая, говорящая, футуристическая энциклопедия. Он презрительно усмехнулся.

— Мерлин, неудивительно, что у тебя нет друзей. Ты просто сущий кошмар!

Её ответ был совершенно неожиданным.

Сначала он подумал, что она плачет, потому что у неё затряслись плечи, но потом услышал её смех. Хихиканье переросло в полномасштабный хохот, и прежде чем он понял это, в её глазах появились слёзы веселья. Он только что оскорбил её, а она смеялась.

— Мне было это необходимо, — выдохнула она, всё ещё широко улыбаясь. — Ты, — снова рассмеялась она. — Ты говорил в точности как…

«Гарри?»

— Рон!

— Рон… — пробормотал он, нахмурившись. Он не хотел говорить, как Рон. Он хотел, чтобы она сказала «Гарри». Он хотел, чтобы его сын был похож на него.

Выражение лица Гермионы утратило былую радость.

— Да, Рон. Он был моим другом.

— Твой лучший друг? — вежливо спросил Джеймс. Возможно, если бы он мог ее отвлечь, она бы заговорила о Гарри.

— Нет, моим лучшим другом был мальчик по имени Гарри, — тихо ответила она. Джеймс поднял голову, услышав её слова. Она пристально смотрела на лежащий перед ней пергамент.

— Расскажи мне о нём, — попросил Джеймс. Он был рад, что сумел сдержать жажду в своём голосе.

— Что?

— Расскажи мне об этом твоём Гарри, — попросил Джеймс, отодвигая стул напротив. — Ты явно скучаешь по нему, так что рассказывай. Это поможет тебе чувствовать себя лучше. Расскажи, что тебе больше всего в нём нравится.

Это была великолепная возможность узнать о своём будущем.

Ещё до конца не вышедшая из задумчивости Гермиона растерянно ответила:

— Больше всего мне нравится Гарри. — она покраснела от смущения. — Я имею ввиду, что он мне просто нравится, какой он есть. Как личность. Он очень внимателен, по-своему. Видимо, он больше человек дела и не очень хорошо умеет выражать себя словами. Но он делает много хорошего, поэтому я знаю… — она внезапно нахмурилась. — А тебе-то какое дело? — Горячо поинтересовалась она.

Джеймс нахмурился в ответ.

— Я просто пытаюсь быть милым, — выдавил он.

Она делала всё гораздо сложнее, чем это было необходимо.

— Я это уже поняла, но для чего тебе быть милым? Какое тебе до этого дело?

— Никакое, — с лёгкостью соврал он. — Я просто хочу тебе помочь, но ты ведёшь себя до смешного упрямо.

Гермиона наклонилась вперёд и посмотрела на него в упор.

— Знаешь, в чём твоя проблема? Ты не уверен, хочешь ли ты быть хорошим парнем или придурком. Ты не можешь совмещать в себе обоих. Твоя нерешительность раздражает больше всего. Тебе нужно выбрать, хочешь ли ты быть таким человеком, на которого люди смогут положиться, или же тем, с кем люди просто посмеются и ничего более. И я могу сказать тебе, что Лили заслуживает первого, а не второго.

— И знаешь ещё что? Ты не должен ожидать, что человек изменится просто в угоду тебе. Если ты заботишься о ком-то, если ты действительно любишь кого-то, ты должен быть готовым сам измениться ради него.

Резким взмахом волшебной палочки её книги и другие принадлежности полетели в школьную сумку.

— Подумай над этим.

Потрясённый, он молча сидел, пока она не встала.

— Ты никогда не рассказывала мне, почему ты грустишь, — сказал он.

Гермиона посмотрела на него пустыми глазами.

— Я потеряла кое-что очень дорогое для меня, — тихо сказала она. — Фотография меня и моих друзей. Это было напоминанием о более счастливых временах. Я думаю, что потеряла её еще до того, как… покинула свой старый дом.

Не говоря больше ни слова, она развернулась и ушла. Джеймс смотрел ей в след, не в силах пойти за ней. Наконец, выйдя из размышлений, он поднялся и направился в общую гостиную. Ему нужно было подумать о Гермионе Грейнджер, Лили Эванс, а также о себе и о своём будущем.

Он чувствовал себя немного виноватым из-за этой фотографии. Технически, он украл её. Он знал, что должен вернуть ей фотографию, но не мог себя заставить. Это была его связь с будущим. Ему она была необходима, говорил он себе, а ей нет. Для неё это только напоминание о старой жизни, которую уже не вернуть. Он убеждал себя, что ей было бы больно смотреть на неё, несмотря на то, что именно потерянное фото было причиной её печали.

Ещё была Лили. Джеймс предположил, что Гермиона была права насчёт него. Лили не просто строила недотрогу, ей действительно не нравились некоторые вещи, которые он делал. Она не возражала против абсолютно всех его выходок. Она даже говорила, что некоторые из них были забавными. Но Лили не любила, когда людям причиняли боль, и твердила ему, что есть разница между смущением и унижением.

И это привело его в чувство. Если Лили заслуживает лучшего, то и он должен стать лучше. Гермиона же относилась к нему весьма враждебно. Он не понимал, почему. Что же такого случилось в будущем, что заставило её так невзлюбить его? Он и представить себе не мог, что когда-либо сможет обидеть свою прекрасную Лили. Джеймс решил подумать об этом позже. Сейчас ему нужно сосредоточиться на настоящем.

Ему нужно было меняться. Ему нужно перестать устраивать так много розыгрышей, особенно потому что он знал, что большинство из них закончатся тем, что причинят людям боль. Ему также нужно больше сосредоточиться на учебе. Его мечты стать звездой квиддича были прекрасны, но шансы, увы, были против него. Необходима, по крайней мере, запасная карьера.

Более того, если он хочет, чтобы его отношения с Лили были такими же вечными, как в его мечтах, ему придётся узнать о ней больше, как о человеке. Разумеется, Джеймс знал, что она красива и умна, и по какой-то непостижимой для него причине действительно защищала Нюниуса, но это было далеко не всё. Чтобы стать тем мужчиной, которого она заслуживает, ему придётся узнать её получше.

На следующий день он чуть было не подошёл к Грейнджер и не поблагодарил её за то, что она дала такую отповедь, но мальчишеская гордость не позволила ему этого сделать.