Вечная благодарность (гет)

Джеймс Поттер навсегда запомнил тот день, когда он впервые увидел Гермиону Грейнджер.

Это было на третьей неделе его пятого курса. Они с Сириусом разработали слизь, которая умела менять цвет в зависимости от того, с чем соприкоснётся, и им пришла идея разлить её по подземелью в надежде на то, что Нюниус (или любой другой слизеринец, они не были особо привередливыми) поскользнётся и упадёт, испортив свои учебники или летнее домашнее задание. Джеймс предпочитал думать об этом, как о тёплом приёме для их хладнокровных друзей. К тому же это было бы отличным началом нового учебного года.

Убедив Ремуса и Питера присоединиться к ним, они затаились с ведром слизи в одном из коридоров. Изучая Карту Мародёров, чтобы тщательно спланировать свой маршрут и не попасться в собственную ловушку, они внезапно что-то услышали.

Ветер, который яростно завывал прямо из-за ближайшего поворота. Пока Ремус собирал их пожитки, а Питер от испуга пытался слиться с окружающим пространством, Джеймс и Сириус, цепляясь за самые неровные камни, выступающие из стены, выглянули за угол. Оттуда сиял ослепительный свет, из которого появился женский силуэт. Внезапно ветер стих, и девушка поникла, бесшумно упав на землю. Наступила ужасающая тишина.

— Питер, быстро приведи Дамблдора, — скомандовал Джеймс, взяв инициативу в свои руки. Он медленно приблизился к ней, Сириус и Ремус следовали за ним. Питер поспешно удалился. Подойдя ближе, Джеймс услышал, как она что-то неразборчиво бормотала себе под нос.

— Возьми себя в руки, Грейнджер, — пробормотала она. — Он нуждается в тебе. Ты должна… двигаться. — Она застонала и перевернулась на бок. Девушка сумела слегка приподняться, но её рука соскользнула на чём-то весьма смахивающем на кровь, и рухнула обратно на каменный пол.

— Эй, полегче, не торопись, — мягко сказал Джеймс, осторожно приподнимая её и притягивая к себе. Это уже было не просто неудачной шуткой. Она истекала кровью. Девушка выглядела так, словно до этого боролась за свою жизнь.

Впервые их глаза встретились. Её стекленеющие карие глаза смотрели прямо в его голубые. На её лице расцвела лёгкая улыбка.

— Гарри, — выдохнула она. — Я знала, что ты придёшь. Я знала это.

Сириус позади него прошептал: «Гарри? Кто это?»

— Мне очень, очень жаль, Гарри. Я старалась изо всех сил, но они… Они… — она попыталась приподнять голову. — Я не смогла их победить. Их было слишком много. Прости... — Её голова откинулась назад. — Мне очень жаль, — снова пробормотала она, закрывая глаза.

— Останься со мной, — быстро проговорил Джеймс, похлопывая её по щеке. — Ну же, давай, открой эти глаза. Должен тебе сказать, что я чрезвычайно популярен и то, что ты уснешь на мне, весьма ударит по моей репутации. Ты должна оставаться в сознании, эм-м, Грейнджер. Тебя же зовут Грейнджер, так?

Он оглядел её с ног до головы, пытаясь придумать, чем смог бы ей помочь. Ничего не приходило в голову. Пусть он и был гением в трансфигурации, но вот исцеление никогда не было его сильной стороной.

Девушка была неестественно худой, как будто несколько месяцев толком не ела. Её кожа была ужасно бледной, лишь подчёркивая залёгшие тени под глазами. Одежда была сплошь в кровавых лохмотьях, рюкзак был в похожем состоянии, а в руке была потрёпанного вида палочка. Другая рука находилась под неестественным углом, вероятно сломана. Левая бровь была рассечена глубокой рваной раной, которая заканчивалась в опасной близости от глаза.

Джеймс вытащил носовой платок и прижал его к этой ране, надеясь остановить кровотечение, пока не прибудет помощь.

— Эй, ну же, я задал вопрос. Ты ведь Грейнджер, да?

— Не думаю, что она слышит тебя, Сохатый, — мягко заметил Ремус. Сириус позади него был необычайно тих.

— С ней всё будет в порядке, — сказал Джеймс. Он ещё никогда не видел, как кто-то умирает, и совершенно не хотел, чтобы это изменилось. Парень определённо не собирался позволить этой ведьме прямо на его глазах ускользнуть на тот свет. Он снова взглянул на неё. Он прекрасно понимал, что она была без сознания, но с этим её пепельным лицом и лужей крови вокруг, она выглядела так, как будто умерла.

— Ремус, беги за мадам Помфри. Сириус, сходи узнай, почему Дамблдор и Питер так задерживаются.

Ни один из них не пошевелился, оба по-прежнему неотрывно смотрели на девушку.

— Сейчас же! — рявкнул он. От неожиданности они подскочили.

— Я сейчас передвину твою руку, хорошо? Я собираюсь взглянуть, смогу ли я что-нибудь сделать, — бормотал он, не отдавая себе в этом отчёта. В глубине души он понимал, что двигать её руку не следует, но она сильно кровоточила, а также он был уверен, что кровь течёт из её спины. Если бы он только сдвинул её рюкзак, то смог бы получше рассмотреть её раны, но для этого ему нужно было переместить её покалеченную руку.

И тут он увидел фотографию, которую она так отчаянно сжимала в ладони, как будто от этого зависела её жизнь.

Не спеша и осторожно Джеймс вытащил фотографию и засунул себе в карман, намереваясь вернуть позже. По всей видимости, она была очень дорога ей, и он не хотел, чтобы фотография потерялась во время её неизбежного путешествия в больничное крыло. Он был уверен, что девушка выронит её — рука была сломана и хватка на ней, наверняка, ослабла.

Его внимание привлёк громкий топот приближающихся людей. Все — его друзья, директор школы и мадам Помфри — бежали по коридору в их сторону. Дамблдор мчался впереди всех. Старик опустился рядом, палочка в его руке взлетала и рассекала воздух с пугающей скоростью.

— Мы должны немедленно доставить её в больничное крыло, — твёрдо сказал Дамблдор. Мадам Помфри, всё ещё тяжело дыша, тут же наколдовала носилки.

— Спасибо вам всем за помощь, — бодро сказал он, обращаясь к своим ученикам. — Я полагаю, что быстрая реакция принесла вам всем по пятьдесят очков. Пока вы можете вернуться в комнату своего факультета. Хотя я, вероятно, и поговорю с вами о случившемся, но это будет немного позже, когда у меня будет достаточно времени. Мистер Поттер, будьте добры, — сказал он мягко, принимая из рук Джеймса эту странную ведьму и кладя её на носилки.

Пару мгновений, и они ушли.

Ещё несколько секунд, после того как Дамблдор, Помфри и девушка исчезли за поворотом, Джеймс оставался сидеть в ошеломлённом молчании. Он смотрел на свои руки. Они были в крови. Он знал, что его друзья сейчас обсуждают произошедшее, но всё, что он слышал — это ровный гул в ушах. Внезапно чьи-то руки схватили его за плечи и подняли на ноги. Сириус и Ремус. Питер держал в руках их забытые вещи.

Когда они ушли оттуда, трое его друзей что-то говорили ему, но Джеймс не мог сосредоточиться на их словах. Кто же эта девушка? Что с ней произошло? Каким образом она очутилась в подземельях? Кто такой этот парень Гарри? Был ли он в ответе за её нынешнее состояние? Если это было так, то Джеймс хорошенько бы его отметелил. Мать всегда ему говорила, что нельзя обижать женщин. Но, судя по всему, это был не он… Ведь она обрадовалась, когда подумала, что разговаривает с Гарри. Получается точно не он. Ну и кто же тогда?

— Вот, Джеймс, я думаю, тебе это сейчас не помешает, — сказал Ремус. Джеймс поднял глаза и обнаружил, что они стоят перед входом в ванную комнату старост. — Мы позаботимся о том, чтобы тебя никто не беспокоил, пока ты, э-э, будешь приводить себя в порядок. Пароль — Фортуна.

Дверь распахнулась, и Джеймс ввалился внутрь, оставив друзей позади. Это был не первый раз, когда он посещал ванную старост, пользуясь привилегиями лучшего друга Луни. Однако впервые делал это без наслаждения.

Вместо этого он с рассеянным видом вымыл руки. Тяжело опустившись на пол, он вспомнил про фотографию. Юноша вытащил её из кармана, чтобы взглянуть на сокровище, которое так оберегала ведьма. Если бы он был чуточку менее мужественным, то свалился бы в обморок.

На ней было трое подростков, скорее даже детей. Одним из них был иронично ухмыляющийся рыжеволосый мальчик. Второй была ведьма, которую он нашёл в подземельях. Она открыто улыбалась, показывая немного выпирающие передние зубы, незамеченные им ранее. Был и третий, стоящий посередине, который поразил его больше всех. Мальчишка, улыбающийся так, будто ему только что подарили метлу последней модели, который был удивительно похожим на него самого, за исключением двух вещей: зелёных глаз (он мог бы биться об заклад, что они точно такие, как у Лили) и шрама на лбу. Трясущимися руками Джеймс перевернул фотографию, чтобы посмотреть, не написано ли на обороте что-нибудь. Надпись была. Аккуратным почерком:

Гермиона Джин Грейнджер, Гарри Джеймс Поттер и Рональд Билиус Уизли

Весна 94-го, 3-й курс

Мальчик был его сыном. И эта девушка, Гермиона, знала его. Знала его. Она назвала Джеймса именем его сына и этим сбила их с толку. Джеймс усмехнулся и почувствовал себя более живым, чем когда-либо за очень долгое время. Даже мысль о том, чтобы заставить Нюниуса поскользнуться на слизи не вызывала у него такой радости.

Его сын. Сын Лили. Сын Джеймса и Лили. Он действительно сумел завоевать «Очаровательную Лили». И даже больше — он создал с ней семью. И у них был сын. Возможно, у них были и другие дети, которые не попали на фотографию. Может быть, у них была целая дюжина детей. Ну, может и не настолько много, подумал Джеймс с улыбкой. Он представил себе грандиозный особняк, беременную Лили, стоящую в дверях, трёх или четырёх детишек, бегающих по двору, и толпу фанатов, следующих за ним и восхваляющих его впечатляющие навыки в квиддиче.

Затем он заметил пятно крови на уголке и снова вспомнил Гермиону Грейнджер. Ведьму, которая знала его сына из будущего. Ведьму, лежащую полумёртвой в больничном крыле. Его улыбка исчезла. Джеймс стёр кровь большим пальцем и засунул фотографию обратно в карман. Встал, чтобы снова вымыть руки.

Его мысли вновь понеслись вскачь. Может, стоит рассказать друзьям о путешественнице во времени? Его первой мыслью было выбежать наружу, помахать фотографией у них перед носом и рассказать о дюжине детей, которых он собирался завести с Лили. Второй же мыслью было то, что он будет ревностно охранять свою маленькую тайну. Они ведь всё равно только посмеются. Они всегда смеялись, когда он говорил о Лили. Не говоря уже о том, что Гермиона может оказаться из-за этого в рискованной ситуации. Кто угодно может подслушать их разговор, и если слух дойдёт до Волдеморта, самопровозглашённого Тёмного Лорда, то она будет в опасности.

Джеймс твёрдо решил быть хорошим отцом и отослать Гермиону обратно к сыну. В конце концов, если его сын пользуется популярностью у дам, то это неплохо отражается и на нём, не так ли? Хотя, если сын был похож на него, то он сомневался, что девушка была в его вкусе. Она была симпатичной, но не настолько хороша, как Лили. Не имея ничего против Гермионы, он подумал, что для своего сына ему хотелось бы всего самого лучшего. Возможно она и этот рыжик смогут сойтись.

Быстро высушив руки заклинанием, Джеймс как ни в чём не бывало вышел в коридор, где его ждали друзья. Они удивились увидев его, явно ожидая, что он примет ванну. Он улыбнулся и повёл их обратно в общую гостиную, куда ему удалось проскользнуть незамеченным другими гриффиндорцами. Когда они благополучно добрались до своей комнаты, ребята поинтересовались о его внезапной перемене настроения, на что он просто ухмыльнулся и стал переодеваться в чистую одежду.

Позже, убедившись, что они уже спят, он достал фотографию из кармана и сунул под подушку.

* * *

На следующее утро перед завтраком мародёров вызвали в кабинет директора школы, где они рассказали о произошедшем.

— Кто она такая, профессор? — спросил Сириус, когда они закончили.

— Её зовут Гермиона Грейнджер, — начал Дамблдор. — Боюсь, что её история очень печальна. Похоже, она стала жертвой нарастающей войны. Тёмный Лорд Волдеморт оставил её без дома, и она искала убежища здесь. К сожалению, она сделала несколько ошибок, когда зачаровывала свой портключ, которые и повлекли за собой такое неприятное прибытие.

— Я надеюсь на ваше благоразумие. Мисс Грейнджер понесла ужасную утрату, и было бы крайне неприлично, если бы кто-то использовал эту информацию против неё. Я уверен, что вы четверо будете держать то, что я рассказал при себе, — заключил он.

Остальная тройка выглядела мрачнее тучи, но Джеймс почувствовал, как уголок его рта дёрнулся вверх. Он легонько коснулся фотографии, которую с утра положил в карман. Волдеморт, ага, конечно. Вероятно, в её времени он давно уже мёртв. Но сейчас он был просто удобным оправданием. Старик ловко проигнорировал её состояние, когда она появилась.

— Вы хотите что-то добавить, Мистер Поттер? — спросил Дамблдор, пронзительно взглянув на него голубыми глазами.

— Нет, сэр, — ответил Джеймс. — Я просто хотел уточнить, когда она покинет больничное крыло. — Он поздравил себя с отличной отговоркой.

— Она будет достаточно здоровой для того, чтобы присоединиться к занятиям завтра утром, поскольку большинство её ран были несущественными. Я объявлю о её приезде сегодня вечером за ужином. Надеюсь, до этого времени вы будете хранить молчание. Теперь можете отправляться на свои занятия.

Они вышли, и пока остальные трое о чём-то шептались, Джеймс следовал за ними со своей таинственной улыбкой.

В тот вечер за ужином Дамблдор действительно объявил, что на следующий день к семикурсникам присоединится новый ученик. Джеймсу было немного грустно от того, что они не будут заниматься вместе, но он решил, что это даже к лучшему. Ему не хотелось смущать бедную девочку своим видом на каждом уроке.

Он был растерян, когда обнаружил, что его опасения были беспочвенными. На следующее утро Гермиона незаметно проскользнула в Большой Зал и уселась на свободное место за гриффиндорским столом с книгой в руке. Она выглядела прекрасно, за исключением шрама над глазом, разделяющего бровь надвое. В тот же вечер поползли слухи о её гениальности. Она правильно отвечала на все вопросы, с первого раза и безукоризненно выполняла все заклинания. Джеймс был уверен, что это потому, что она была из будущего и до этого училась по более совершенной программе.

К концу недели он узнал, что её пригласили на вечеринку в Клуб Слизней. Она стала любимицей Слизнорта и МакГонагалл. Девушка собственноручно заработала семьдесят очков для Гриффиндора. Учителя хвалили её за глубокие ответы, а студенты превозносили за мастерство владения волшебной палочкой. Вот в чём она не была особенно хороша, так это в хитрости. Не прошло и месяца, как она завела уголок в библиотеке, где по воскресеньям охотно предлагала свою помощь всем, кто хотел лучше написать эссе или не мог до конца овладеть заклинанием. Джеймс обычно брал не меньше галеона, чтобы дать взглянуть на чью-либо работу. А теперь она выставила его в дурном свете.

Также Джеймс слышал от Сириуса, который слышал это от своей последней подружки, шестикурсницы, что девушка даже вызвала телесного Патронуса на уроке защиты. Рассказывали, что у профессора на уроке был боггарт, который превратился у студента в дементора. Гермиона тут же вызвала Патронуса, чтобы «защитить» своего сокурсника. Джеймс начал склоняться к мысли, что она просто выпендривается. Если она надеялась слиться с толпой, то очевидно потерпела сокрушительную неудачу.

И к тому же она ни разу не взглянула на него, не говоря уже о том, чтобы поблагодарить за спасение своей жизни. Для него это было уже слишком. Она ему больше не нравилась, независимо от того была ли она другом его сына или нет. Он даже сказал своим друзьям, что она всего лишь заносчивый сноб, неблагодарный до такой степени, что это уже было просто неприлично.

Через неделю он пожалел о своих словах. Однажды утром, перед завтраком, Ремусу принесли посылку. Внутри лежали семь маленьких бутылочек с зельем и короткая записка.

Мистер Лунатик,

Насколько я знаю, у тебя есть маленькая пушистая проблема. Внутри ты найдёшь зелье, которое облегчит некоторые из наиболее неприятных симптомов. Одну дозу необходимо принимать один раз в день в течение следующей недели. Их именно столько, сколько необходимо для этого.

Искренне Ваш,

Хранитель

Джеймс сразу же узнал почерк Гермионы Грейнджер по надписи на обратной стороне фотографии, на которую он смотрел всякий раз, когда ему удавалось побыть одному. Ему нравилось знать своё будущее.

— Давай, Лунатик! Что за жизнь без небольшого риска, а? Я думаю, что это действительно поможет.

Остальные не были столь уверены в отношении этого Хранителя, но Джеймс, зная, что это была путешествующая во времени Гермиона Грейнджер, был абсолютно спокоен. Хоть это и заняло большую часть дня, но, в конце концов, он уговорил Ремуса попробовать зелье, хотя тот и пожаловался на его вкус. Неделю спустя они все были поражены результатами. Ремус-оборотень нацарапал на полу Визжащей Хижины сообщение о том, что полностью контролирует ситуацию. А на следующее утро он сообщил, что тело болит не так сильно, как обычно. Ребята решили, что Хранитель — это их огромная удача.

Теперь, чувствуя себя ещё в большей безопасности, чем до этого, Джеймс позволил себе совсем расслабиться. Он даже ослабил свои ухаживания за «Очаровательной Лили».

Лунатик теперь мог себя контролировать. Сириус был, как никогда, в лучшей форме, придумывая одну гениальную шутку за другой. Даже Питер начал учиться лучше, правда, благодаря учителю, которого он никогда не называл по имени. Джеймс же… Ну, отныне его жизнь с Лили была высечена на камне, о чём свидетельствовала фотография, которую он таскал повсюду с собой. Всё было так, как и должно было быть. То есть абсолютно нормально.

Кроме Гермионы Грейнджер. Не похоже, чтобы она старалась не делать странных вещей. Ходили слухи, что в припадке ярости (якобы она пригласила на свидание кого-то из Рейвенкло и получила отказ, чему он не особо поверил) она дотла спалила старый Исчезательный Шкаф. Ущерб был непоправим. После того случая люди стали держаться от неё подальше.

Что его действительно беспокоило, так это то, что иногда она исчезала. Полностью. Он даже не мог найти её на карте. Было тревожнее от того, что когда она уходила, Дамблдор тоже иногда уходил. Однажды он просматривал карту и обнаружил, что она и Дамблдор появились в женском туалете на втором этаже. Когда он попытался расспросить об этом Плаксу Миртл, та хихикнула и сказала, что всё, что она слышала, это как Дамблдор что-то прошипел. Когда она вышла посмотреть, их уже не было. Тогда Миртл ушла, чтобы подумать о своей жизни. Когда она вернулась, то застала их выходящих из её туалета, ужасно выглядящих. Они несли с собой что-то похожее на бивни маленького слона.

В другой раз они оба внезапно появились словно из ниоткуда посреди коридора на седьмом этаже. Некоторое время спустя, во время своего расследования, Джеймс поинтересовался у Варнавы Вздрюченного, видел ли тот что-нибудь, но тот воскликнул, что слишком занят обучением троллей балету, чтобы ещё и обращать внимание на происходящее в коридоре.

Также у неё были необычные привычки в еде. Она редко завтракала, хотя иногда и сидела за столом, читая книгу. Про обед она забывала совершенно, даже не бывая на нём. Ужин проходил очень интересно. Она была там каждый вечер, но, насколько он мог судить, никогда не ела слишком много (у него выработалась привычка наблюдать за ней, поэтому он знал наверняка). Бродили слухи, что у неё какое-то магловское пищевое расстройство, но, судя по тому, что видел Джеймс, она ела всё, что хотела и когда хотела. А это случалось нечасто. Это выглядело так, как если бы она не привыкла к еде.

Только за неделю до рождественских каникул Джеймс по-настоящему поговорил с Гермионой Грейнджер. Она сидела в богом забытом углу библиотеки, склонившись над свитком пергамента. Однако она над ним не работала. Она сидела, тупо уставившись в пергамент, обхватив голову руками, и выглядела совершенно несчастной. Джеймса обеспокоило, что одна из приятельниц его будущего сына была так расстроена. И решил подбодрить её.

— Ты Грейнджер, не так ли? — небрежно спросил он, проходя мимо её стола.

— Как будто ты не знал об этом до нашей встречи, — холодно сказала она, выпрямляясь на стуле. Джеймс в шоке застыл. Разве эта девушка не должна пытаться завоевать его расположение? — Чего ты хочешь? — потребовала она тем же холодным тоном.

Он чуть не сорвался на резкую отповедь, что нужно проявить немного благодарности к тому, кто спас её жалкую жизнь. Он действительно начал разочаровываться в ней. Если бы она была одной из фрейлин его сына, то, безусловно, проявила бы к нему больше уважения!

— Я хочу знать, почему у тебя такой грустный вид. Разве с моей стороны это плохо?

— Ты мерзавец, — спокойно ответила она. — Конечно, это плохо. Я уверена, что любая причина, которую ты придумал, чтобы объяснить свое беспокойство, совершенно эгоистична. Пожалуйста, уходи.

Кем эта ведьма себя возомнила? Не то чтобы она была хорошенькой, с этими её отвратительными густыми волосами и ужасным шрамом, который делил её бровь надвое. Он полагал, что она должна быть умной. Неужели она не понимает, что он делает ей одолжение? Он определённо не собирался замолвить за неё словечко перед Гарри, когда придёт время. На мгновение он задумался, а не мог ли его будущий двойник сделать чего-то такого, что заставило бы её так ненавидеть его, но решил, что сейчас не время отвлекаться. Это был первый раз, когда он разговаривал с ней, и если он собирается побольше узнать о своём сыне, то ему нужно было набраться терпения.

— Я не мерзавец, — сквозь стиснутые зубы процедил Джеймс.

— Да, ты такой и есть. Ты намеренно устраиваешь злые розыгрыши над людьми, которые не сделали тебе ничего плохого, просто ради развлечения. Так поступают не хорошие люди, а только подлецы. Что по определению означает презренного человека. Следовательно, если использовать дедукцию, ты мерзавец.

Джеймс уставился на неё. На секундочку он задумался, а не права ли она. Затем голос его рассудка очнулся и напомнил ему, что эта девчонка не более чем ходячая, говорящая, футуристическая энциклопедия. Он презрительно усмехнулся.

— Мерлин, неудивительно, что у тебя нет друзей. Ты просто сущий кошмар!

Её ответ был совершенно неожиданным.

Сначала он подумал, что она плачет, потому что у неё затряслись плечи, но потом услышал её смех. Хихиканье переросло в полномасштабный хохот, и прежде чем он понял это, в её глазах появились слёзы веселья. Он только что оскорбил её, а она смеялась.

— Мне было это необходимо, — выдохнула она, всё ещё широко улыбаясь. — Ты, — снова рассмеялась она. — Ты говорил в точности как…

«Гарри?»

— Рон!

— Рон… — пробормотал он, нахмурившись. Он не хотел говорить, как Рон. Он хотел, чтобы она сказала «Гарри». Он хотел, чтобы его сын был похож на него.

Выражение лица Гермионы утратило былую радость.

— Да, Рон. Он был моим другом.

— Твой лучший друг? — вежливо спросил Джеймс. Возможно, если бы он мог ее отвлечь, она бы заговорила о Гарри.

— Нет, моим лучшим другом был мальчик по имени Гарри, — тихо ответила она. Джеймс поднял голову, услышав её слова. Она пристально смотрела на лежащий перед ней пергамент.

— Расскажи мне о нём, — попросил Джеймс. Он был рад, что сумел сдержать жажду в своём голосе.

— Что?

— Расскажи мне об этом твоём Гарри, — попросил Джеймс, отодвигая стул напротив. — Ты явно скучаешь по нему, так что рассказывай. Это поможет тебе чувствовать себя лучше. Расскажи, что тебе больше всего в нём нравится.

Это была великолепная возможность узнать о своём будущем.

Ещё до конца не вышедшая из задумчивости Гермиона растерянно ответила:

— Больше всего мне нравится Гарри. — она покраснела от смущения. — Я имею ввиду, что он мне просто нравится, какой он есть. Как личность. Он очень внимателен, по-своему. Видимо, он больше человек дела и не очень хорошо умеет выражать себя словами. Но он делает много хорошего, поэтому я знаю… — она внезапно нахмурилась. — А тебе-то какое дело? — Горячо поинтересовалась она.

Джеймс нахмурился в ответ.

— Я просто пытаюсь быть милым, — выдавил он.

Она делала всё гораздо сложнее, чем это было необходимо.

— Я это уже поняла, но для чего тебе быть милым? Какое тебе до этого дело?

— Никакое, — с лёгкостью соврал он. — Я просто хочу тебе помочь, но ты ведёшь себя до смешного упрямо.

Гермиона наклонилась вперёд и посмотрела на него в упор.

— Знаешь, в чём твоя проблема? Ты не уверен, хочешь ли ты быть хорошим парнем или придурком. Ты не можешь совмещать в себе обоих. Твоя нерешительность раздражает больше всего. Тебе нужно выбрать, хочешь ли ты быть таким человеком, на которого люди смогут положиться, или же тем, с кем люди просто посмеются и ничего более. И я могу сказать тебе, что Лили заслуживает первого, а не второго.

— И знаешь ещё что? Ты не должен ожидать, что человек изменится просто в угоду тебе. Если ты заботишься о ком-то, если ты действительно любишь кого-то, ты должен быть готовым сам измениться ради него.

Резким взмахом волшебной палочки её книги и другие принадлежности полетели в школьную сумку.

— Подумай над этим.

Потрясённый, он молча сидел, пока она не встала.

— Ты никогда не рассказывала мне, почему ты грустишь, — сказал он.

Гермиона посмотрела на него пустыми глазами.

— Я потеряла кое-что очень дорогое для меня, — тихо сказала она. — Фотография меня и моих друзей. Это было напоминанием о более счастливых временах. Я думаю, что потеряла её еще до того, как… покинула свой старый дом.

Не говоря больше ни слова, она развернулась и ушла. Джеймс смотрел ей в след, не в силах пойти за ней. Наконец, выйдя из размышлений, он поднялся и направился в общую гостиную. Ему нужно было подумать о Гермионе Грейнджер, Лили Эванс, а также о себе и о своём будущем.

Он чувствовал себя немного виноватым из-за этой фотографии. Технически, он украл её. Он знал, что должен вернуть ей фотографию, но не мог себя заставить. Это была его связь с будущим. Ему она была необходима, говорил он себе, а ей нет. Для неё это только напоминание о старой жизни, которую уже не вернуть. Он убеждал себя, что ей было бы больно смотреть на неё, несмотря на то, что именно потерянное фото было причиной её печали.

Ещё была Лили. Джеймс предположил, что Гермиона была права насчёт него. Лили не просто строила недотрогу, ей действительно не нравились некоторые вещи, которые он делал. Она не возражала против абсолютно всех его выходок. Она даже говорила, что некоторые из них были забавными. Но Лили не любила, когда людям причиняли боль, и твердила ему, что есть разница между смущением и унижением.

И это привело его в чувство. Если Лили заслуживает лучшего, то и он должен стать лучше. Гермиона же относилась к нему весьма враждебно. Он не понимал, почему. Что же такого случилось в будущем, что заставило её так невзлюбить его? Он и представить себе не мог, что когда-либо сможет обидеть свою прекрасную Лили. Джеймс решил подумать об этом позже. Сейчас ему нужно сосредоточиться на настоящем.

Ему нужно было меняться. Ему нужно перестать устраивать так много розыгрышей, особенно потому что он знал, что большинство из них закончатся тем, что причинят людям боль. Ему также нужно больше сосредоточиться на учебе. Его мечты стать звездой квиддича были прекрасны, но шансы, увы, были против него. Необходима, по крайней мере, запасная карьера.

Более того, если он хочет, чтобы его отношения с Лили были такими же вечными, как в его мечтах, ему придётся узнать о ней больше, как о человеке. Разумеется, Джеймс знал, что она красива и умна, и по какой-то непостижимой для него причине действительно защищала Нюниуса, но это было далеко не всё. Чтобы стать тем мужчиной, которого она заслуживает, ему придётся узнать её получше.

На следующий день он чуть было не подошёл к Грейнджер и не поблагодарил её за то, что она дала такую отповедь, но мальчишеская гордость не позволила ему этого сделать.

Джеймс Поттер чувствовал, что реальность от него ускользает. Всё было не так, как должно было быть. Не так должно развиваться его будущее. Он, как почти и все остальные, стоял на коленях в Трёх мётлах. Как и остальные, он с ужасом наблюдал за происходящим.

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он разговаривал с Гермионой в библиотеке, и, верный своему слову, он честно старался стать лучше. Меньше шалить и больше учиться было, конечно, не так весело, но это имело свои преимущества.

К своему удивлению, Джеймс обнаружил, что ему это даже понравилось. Ему пришлось по вкусу то чувство, которое он испытывал, помогая одному из младших учеников. Ему нравились одобрительные кивки учителей. Это было не так весело, зато доставляло больше удовольствия. Ему действительно нравился тот человек, которым он постепенно становился. Джеймсу казалось, что в один прекрасный день найдутся люди, которые с гордостью скажут о знакомстве с ним. И не будут с горечью думать о нем, как о хулигане.

Лили тоже стала уделять ему больше внимания. Сначала она странно смотрела на него, но с течением времени её замешательство сменилось заинтересованным одобрением. Они время от времени болтали и обнаружили, что неплохо ладят друг с другом. Теперь они были своего рода друзьями.

Ну ладно, они просто поговорили без криков о его незрелости. Даже лучше, она пару раз улыбнулась! Наверное, это должно что-то значить...

Его друзья иногда комментировали перемены в его поведении.

Сириус регулярно проверял, не болен ли он, но по большей части они оставляли его в покое. Именно Питер заметил, что Джеймс изменился, когда тот нашёл Гермиону, а потом ещё раз, на Рождество, но Сириус, как обычно, его проигнорировал. Джеймсу хотелось заступиться за друга, но он этого не сделал, потому что не хотел объяснять причину своих изменений. Впрочем, Питеру, похоже, было всё равно. С тех пор как он начал получать помощь от своего таинственного наставника, мальчик обрёл уверенность в себе. Он даже правильно ответил на вопросы в классе.

Но всё это уже не имело значения, потому что Тёмный Лорд Волдеморт и его Пожиратели смерти каким-то образом проскользнули в деревню. И в данный момент держали всех заложниками в Трёх мётлах. Хуже того, поблизости не было никого из учителей, кто мог бы им помочь. Предполагалось, что это будет приятная вылазка из замка, подарок от Дамблдора, который был довольно мрачен в последнее время перед экзаменами.

Джеймс огляделся, заметив шестерых Пожирателей Смерти. В пабе было около полутора десятков студентов, и все они либо сидели, либо стояли на коленях. Некоторые из них стояли на коленях, словно в присутствии членов королевской семьи. Некоторые стояли на коленях, потому что их заставили на них стоять. Большинство из них дрожали от страха. Джеймс был удивлен, увидев, что Нюниус — Снейп, поправил он себя — был одним из тех, кого заставили. Только один ученик отказался выполнить приказ Лорда Волдеморта.

Гермиона Грейнджер гордо стояла, вдернув подбородок, выпрямив спину и расправив плечи, глядя на весь мир так, будто собиралась в любой момент сказать: «можете поклониться». Она просидела в пабе уже несколько часов, словно ожидая именно этого момента. Она явно не удивилась, увидев перед собой Тёмного Лорда.

Волдеморт повернулся к ней, и Джеймс впервые увидел, как он выглядит. Он слышал разные истории, но до этого момента никогда не видел даже фотографии. Он был одет в самую чёрную мантию, которую когда-либо видел Джеймс, и имел большой медальон с выгравированной буквой «S» на лицевой стороне. Его лицо выглядело искаженным, кожа — восковой, а глаза — налитыми кровью. Неудивительно, что люди стали бояться произносить его имя.

— А кто же ты, моя дорогая? — спросил он холодным, высоким голосом. — Ты что, ведьма вне времени? Ты та, о ком говорится в пророчестве?

Джеймс вздрогнул. Он понял, что означает «ведьма вне времени», и ему не нравилось, к чему это ведёт.

— Ты действительно веришь в эту чушь? — протянула она. Это вызвало несколько поднятых бровей. В её голосе звучала скука. Скука. Они были в плену у психически больного мегаломаньяка, а она говорила так, как будто обсуждала погоду.

Один из Пожирателей Смерти поднял руку, чтобы ударить её, но Волдеморт остановил его. Он рассмеялся холодным, зловещим смехом.

— Моя дорогая девочка, ну да, конечно же. Некоторые из них и правда просто бред для дураков, но это, я думаю, настоящее. Учитывая время, оно не может быть ложным. Позволь мне помочь тебе. Я объясню только то, что тебе нужно знать. В нём говорится, что ведьма вне времени с разбитым прошлым пришла к Дому Четырёх Основателей.

— На тебя якобы напали неизвестные тёмные маги, и ты таинственным образом сбежала в Хогвартс, дом четырёх основателей, заявив, что ты сирота из-за войны. Правда это или нет, но мои источники сообщили, что ты оставалась здесь на праздники и не получала никаких подарков, что по крайней мере придаёт некоторую достоверность твоему рассказу. Если ты настолько нелюбима, что не получила ни единого подарка, это, безусловно, будет представлять собой разбитое прошлое. Но я не могу понять, как такой жалкий человек, как ты, мог каким-то образом связать свое существование с моим.

Гермиона улыбнулась, напоминая Чеширского кота, которого Джеймс однажды видел на картинке в магловской книжке. Затем она важно двинулась вперед, с нахальной ухмылкой и торжествующим видом. Она изображала, будто ведет себя так же, как и он. Или скорее, как Джеймс обычно вёл себя раньше. Возможно, она наблюдала за ним гораздо пристальнее, чем ему показалось в начале.

— Ну, раз так, то давай поболтаем! Познакомимся поближе. Учитывая, что мы проведём вместе всю оставшуюся жизнь, я думаю, это хорошая идея, не так ли? — она села за стол рядом с ним. Он презрительно усмехнулся и потянулся за своей палочкой.

— А что ты думаешь о василисках? — внезапно спросила она.

Волдеморт заметно напрягся.

— Сама я считаю их ужасными созданиями. А ты знал, что раньше один такой водился под замком, в какой-то потайной комнате? Я говорю «раньше», потому что убила его.

— Ты лжешь, — рявкнул Волдеморт.

Гермиона усмехнулась.

— Вход в Тайную комнату находится в женском туалете на втором этаже. Вход, э-э...охраняется, если можно так сказать, призраком по имени Плакса Миртл.

Волдеморт сердито зашипел, его губы скривились в яростном оскале.

— О боже, — сказала Гермиона с преувеличенным сожалением. — Это был твой питомец? Мне ужасно жаль. Как я могу загладить свою вину перед тобой? Я бы могла предложить тебе шишугу, но они не любят магглов, так что не думаю, что они поладят с твоим отцом и его семьёй.

Волдеморт издал сдавленный звук и с горящими глазами поднял палочку.

— Твои друзья выглядят потрясёнными. Разве ты не сказал им, что ты полукровка? — она насмешливо прищурилась. — Знаешь, теперь, когда задумалась об этом, я бы на твоем месте тоже не стала этого делать. Я имею ввиду то, что семья твоей матери была настолько «чистокровной», что они практически выродились, в результате чего вся семейка была совершенно сумасшедшей. Твой отец, похоже, понял, что твоя мать — не слишком ценная добыча, учитывая, что он бросил её, когда она была беременной.

Гермиона откинулась назад.

— Ну и генофонд у тебя там, Риддл. Ты не можешь претендовать на какую-либо «чистоту» с этой твоей испорчённой кровью. По крайней мере, я могу сказать, что моя кровь — чистая грязь.

Джеймс понятия не имел, что такое «ген-фонд», и откуда она знает все эти вещи о Волдеморте (он был уверен, что это правда, учитывая то, как реагировал Темный Лорд), но он очень боялся. Пожиратели Смерти беспокойно переминались с ноги на ногу, и Волдеморт, казалось, был готов сорваться. Она зашла слишком далеко, особенно этим замечанием о «запятнанной крови».

Но тут Джеймс увидел, что она смотрит в окно, и ему в голову пришла новая мысль. Наверняка кто-нибудь пройдет мимо, заглянет в окно. Увидев беду, этот человек побежит за помощью. Она держала внимание Волдеморта на себе, рискуя своей жизнью, чтобы выиграть им время.

— Давай перейдём к чему-нибудь более весёлому, а? Чем ты любишь заниматься в свободное время? — она заговорщически наклонилась вперед. — Мне нравится… — тут её голос упал слишком низко, чтобы он мог его услышать.

Впервые с момента их разговора, Волдеморт выглядел напуганным. Джеймс не знал, что она сказала, но что бы это ни было, оно вселило в темного волшебника ужас.

— У меня появилось настоящее хобби — находить и уничтожать их. Я уже нашла диадему, кольцо, дневник и чашу.

В мгновение ока Волдеморт схватил её за горло и прижал к щеке волшебную палочку. Питер и Нюниус-Снейп одновременно попытались подняться на ноги, но тут же были отброшены назад ближайшими Пожирателями Смерти.

— Если я умру, умрешь и ты, — прохрипела Гермиона. — Твое пророчество говорит, что наши жизни связаны вместе. Мы умрем вместе. — Джеймс заметил странный блеск в её глазах. — Ты такой же смертный, как и я.

Волдеморт грубо отпихнул её, и столовое серебро на столе громко звякнуло.

— Мы уходим, — сказал он своим холодным голосом.

Гермиона смотрела на что-то рядом с собой.

— Да, я думаю, мы уходим, — сказала она. Ее голос звучал отстранённо, словно она погрузилась в воспоминания. Она быстро взглянула на Джеймса, потом перевела взгляд на Лили. Улыбнулась с мрачным удовлетворением.

— У нас нет времени, у тебя и у меня.

Волдеморт насмешливо посмотрел на неё.

— Если ты закончила со своими маленькими банальными высказываниями, то у нас есть и другие места… — он был прерван, когда Гермиона резко перепрыгнула стол и бросилась на него с ножом в руке.

В течение многих лет будут возникать споры о том, что же произошло на самом деле.

Одни скажут, что это была дуэль волшебников, другие будут настаивать на обычной потасовке. Такие рассказы не были правдой, и скорее всего, появились благодаря младшим ученикам, склонным к преувеличениям, или чрезмерно гордым Пожирателям Смерти, не желающим признавать правду.

Волдеморт от удивления выронил палочку и подобрал ближайшее оружие — нож, похожий на тот, что держала Гермиона. Он поднял его, защищаясь, как раз в тот момент, когда девушка прыгнула, вонзив своё оружие в грудь темного волшебника. Одновременно с этим она наткнулась на его собственный. Гермиона крепко держала нож в правой руке, а левой отчаянно тянулась к шее Волдеморта, чтобы удержаться на ногах. В правой руке Волдеморт держал свой нож, скрытый от посторонних глаз, а левой обхватил Гермиону за талию, словно не давая ей сбежать. Если посмотреть на них со стороны, то их поза выглядела насмешкой над объятиями любовников.

— Как это уместно, — хрипло сказала Гермиона. Их пара рухнула на колени, все ещё держась друг за друга. — Два человека, которые меньше всего принадлежат этому миру. — Она перестала кашлять, кровь пузырилась в уголках её рта. Голова Волдеморта упала вперед, его лицо уткнулось в изгиб её шеи. — Должны уйти вместе. — Она обмякла рядом с ним, положив голову ему на плечо. — Как по-шекспировски. — Её голос упал до шёпота.

Джеймс слышал, как кто-то кричит: «Нет, нет, нет!» снова и снова.

Когда он обнаружил, что карабкается по полу, врезается в стулья и спотыкается об свои дрожащие конечности, то понял, что это был он. Он схватил Гермиону, положив руки ей на плечи, потянул назад и оттолкнул Волдеморта.

— Нет, — прошептал он, глядя на нож, торчащий из её живота. Это было ужасное зрелище — когда он оттолкнул темного мага, нож сместился, увеличив рану ещё больше. Он хотел попытаться остановить кровь, но не мог заставить себя прикоснуться к ножу, не говоря уже о том, чтобы вынуть его, чтобы зажать рану.

Вместо этого она ещё крепче прижалась к его груди.

— Гермиона. — Это был первый раз, когда он произнес её имя. Он слышал его, читал, думал о нём, но никогда раньше не произносил его вслух.

— Всё…Всё будет хорошо. — Джеймс убрал волосы с ее лица. — Ш-ш-ш, всё будет хорошо, — напевал он. Он качал её взад-вперёд, утешая, как отец утешает дочь.

Она взглянула на него, её теплые карие глаза слегка затуманились. Жизнь ускользала из неё. Она улыбалась.

— Всё в порядке… — невнятно произнесла Гермиона. — Теперь Гарри будет счастлив. Это вся благодарность, которая мне нужна. — Она молча откинула голову назад. Её грудь замерла. Она была мертва. С этой её мечтательной улыбкой на лице, любой бы решил, что она просто спит. Но она была мертва и всё ещё улыбалась.

Это было неправильно. Она не должна была умереть. Он был уверен, что авроры рано или поздно поймали бы Волдеморта. Она должна была отыскать дорогу домой и быть счастливой.

Он поднял голову, когда услышал шум. Прибыл персонал Хогвартса и Пожиратели Смерти разбежались. Джеймс глядел в печальные глаза директора школы. Джеймс знал, кто такая Гермиона на самом деле, и теперь Дамблдор знал об этом.

Все вокруг них перешёптывались. Дамблдор тихонько отдавал команды своим подчинённым. Питер рыдал в углу. Снейп стоял над ними, потрясённо глядя на Гермиону. Он качал головой, словно пытаясь убедить себя, что это всего лишь сон. Впервые в жизни Джеймс был с ним солидарен — он тоже надеялся, что это всего лишь сон. Но он знал, что это не так.

* * *

Через несколько дней Джеймс узнал, что на территории Хогвартса состоится грандиозная церемония. Тело Гермионы похоронили на Хогвартском кладбище вместе с другими сиротами, которые умерли в школе. В её честь был воздвигнут прекрасный беломраморный обелиск. Было решено, что одна сторона обелиска будет украшена наградами, которые она неизбежно получит. Так как она была сиротой, то в любом случае никто не мог претендовать на них.

На церемонии несколько человек выступили с речами. Казалось, никого не заботило, что никто из говоривших не был членом семьи. Слагхорн представлял весь персонал, а Плакса Миртл говорила от имени призраков Хогвартса. Питер выступал за Гриффиндор, Эдгар Боунс — за Хаффлпафф, Доркас Медоуз — за Рейвенкло, а Снейп — за Слизерин. Затем министерство выступило с речью о девушке, которую они никогда не видели.

Джеймс не присутствовал на церемонии. За него извинился Дамблдор, который объяснил всем, что его отсутствие было вызвано психологической травмой. В любом случае, он не думал, что Гермионе понравилась бы вся эта суета. Он остался в своей спальне, стараясь не смотреть на фотографию, которую эгоистично украл. Теперь это стало его наказанием.

Вместо этого он читал дневник, который дал ему Дамблдор перед началом церемонии, когда говорил, что Джеймсу можно не присутствовать. Ни один из них так и не упомянул правду о Гермионе Грейнджер.

Поэтому Джеймс лежал на кровати и читал записи Гермионы. Это был скорее роман. Его позабавило то, что у него было даже оглавление. Там был пролог, разбитый на три части, каждая из которых подробно описывала жизнь до Хогвартса Гарри, Рона и её самой. Названия, данные каждому разделу, тоже были смешными, заставляя его улыбаться. Содержание же было менее забавным.

«Годы Поттера», в которых подробно описывалась жизнь Гарри в том виде, в каком её знала Гермиона, были самыми тревожными. Там был день рождения Гарри, и он решил, что это хорошая информация. Лили и Джеймс были убиты Волдемортом 31 октября 1981 года. Им было по 21, когда их предали. Любопытно то, что там не было сказано, кто их предал. Может быть, она просто не знала?

Единственный оставшийся в живых, а также герой волшебного мира, Гарри, был назван Мальчиком-Который-Выжил и носил шрам в виде молнии. Его воспитывали ненавидящие магию маггловские родственники. Гермиона предположила, что там имело место быть жестокое обращение, но никаких доказательств не было, кроме пары разбитых очков. Хотя Гарри был очень худым, заставляя её думать, что он, по меньшей мере, недоедал, мальчик так же чувствовал себя неловко от физической близости, что наводило на мысль об отсутствии таковой в юности.

«Хроники Уизли» были намного легче. В них подробно рассказывалось о семерых детях Уизли, их днях рождения и некоторых обычных событиях в «Норе» — так ласково назывался их дом. Джеймс немного встревожился, когда прочитал о сильном увлечении Джинни Уизли Гарри Поттером, Мальчиком-Который-Выжил. Это не казалось ему прочной основой для отношений. Может быть, ей удастся узнать его получше.

«Файлы Грейнджер» оказались на удивление короткими, учитывая детали двух других разделов пролога. Там были указаны день и место её рождения, имена родителей, род их занятий и школа, в которой она училась. Когда она была маленькой, ей больше всего нравилось обсуждать с отцом философию. Раздел даже не занял целой страницы. Там не было ни единого слова о её друзьях.

Затем он перешёл к их жизни в Хогвартсе. Там было семь глав, которые назывались "Философский камень", "Тайная комната", "Узник Азкабана", "Кубок Огня", "Орден Феникса", "Принц-полукровка" и "Дары Смерти" соответственно. Каждая из глав вкратце описывала год примерно на пяти-шести страницах.

Джеймс смеялся, когда она подожгла мантию Снейпа, радовался, когда она поняла, что это был василиск в Тайной комнате… И нахмурился, когда Дамблдор наградил Гарри и Рона за их героические подвиги, но не дал Гермионе ни единого очка за разгадку тайны комнаты, которая озадачивала волшебников с тех пор, как была построена школа. Он сердито рычал, когда узнал, что Питер предал их, раздувался от гордости, когда Гарри добыл золотое яйцо у дракона, и горевал, когда Сириус провалился сквозь завесу. Он содрогнулся, когда Малфой впустил Пожирателей Смерти в школу через Исчезательный Шкаф, заплакал, когда Гарри пожертвовал своей жизнью, чтобы уничтожить крестраж в его шраме, и кричал от радости, когда он вернулся и убил этого ублюдка-получеловека.

Она никогда не писала об этом прямо, но Джеймс умел читать между строк. Мысленно он видел, как она улыбается, когда пишет о нём. В каком-то смысле он мог чувствовать привязанность к Гарри в её словах. Она была влюблена в него, а он — в Джинни Уизли. Джеймс видел, что она изо всех сил старается радоваться за него. Девушка хотела, чтобы он был счастлив, пусть даже и не с ней.

Затем последовал эпилог, который она иронично назвала «Вне времени». Название было каким-то другим. Может, чернила были темнее? Или слова стали ещё более торопливыми? Может быть, они более поздние? Да, похоже, так оно и было. Казалось, она только недавно добавила это название. Как любопытно.

Группа Пожирателей Смерти напала через неделю после смерти Волдеморта. Их целью была Джинни Уизли — любовь Гарри Поттера (Джеймс был уверен, что она и не посмотрела бы на Гарри, если бы он не был знаменит), но вместо неё они нашли Гермиону. Каким-то образом, когда она увела погоню в подземелья, комбинация заклинаний отправила её назад во времени. Следующее, что она помнила, было пробуждение в больничном крыле. Джеймс съёжился. Она так и не узнала, что он спас её.

Далее она подробно излагала свои планы по спасению мира. Она рассказывала, как планировала обучать Питера, чтобы тот не чувствовал себя так, будто ему нужно быть рядом с кем-то могущественным. Придавая ему уверенность в собственных силах, она надеялась, что сможет уберечь его от соблазна примкнуть к Пожирателям и дать возможность сохранить верность друзьям.

Она объяснила свой план по восстановлению веры Снейпа в людей. Она хотела быть его другом. Её метод был прост: она была добра к нему, а также предоставила человека, способного вести умную беседу. Это была непростая задача, поскольку он был крайне недоверчив, но, в конце концов, она завоевала его доверие. И его дружбу. Она ценила и то, и другое.

Но были и более опасные аспекты её поисков. Она объяснила свое, казалось бы, неоправданное уничтожение Исчезательного Шкафа и рассказала о том, как убила василиска и взяла его клыки, чтобы уничтожить крестражи. Она использовала один из них, чтобы уничтожить диадему в Комнате по требованию (Джеймс сделал мысленную заметку, чтобы отыскать эту комнату и найти способ поместить её на карту).

Затем она ускользнула из школы, чтобы пойти в Дом Мраксов, где она забрала кольцо и уничтожила его, не сказав Дамблдору, чтобы тот никогда не узнал, что это был Воскрешающий Камень (напомнив этим Джеймсу никогда не показывать директору свой плащ). На следующую ночь она отправилась в Запретный лес, где доверила кольцо кентавру по имени Флоренц.

Затем она рассказала, как с помощью Дамблдора добыла и уничтожила чашу и дневник. Гермиона предположила, что поскольку Регулус все ещё был жив, медальон ещё не был превращен в крестраж. Тем не менее, чтобы быть уверенной, она проверила пещеру, где он был когда-то спрятан в ее времени. Там не было никаких следов магии.

Когда не охотилась на крестражи, Гермиона работала с Грозным Глазом Муди, занимаясь разведкой. Большую часть тех ночей, когда он не мог найти её на карте, она наблюдала за известными базами Пожирателей Смерти вместе с Муди. Дамблдор разрешил ей это с тех пор, как она стала совершеннолетней и способной работать в поле.

Это было всё, что она успела сделать до того, как умерла.

Были и другие планы. У неё был целый список причин для борьбы, среди которых были права оборотней и домовых эльфов. Восстановление доброго имени Хагрида было в самом верху списка. Она составила несколько планов относительно того, как ей стоит начать преодолевать пропасть между чистокровными и магглорождёнными волшебниками. Были древние, давно устаревшие, законы, которые она хотела отменить. Она называла это «детскими шажочками», потому что, как она узнала от домашних эльфов (Джеймс не очень хорошо понял эту отсылку), иногда люди не были готовы к большим переменам.

Кроме всего прочего, Гермиона использовала свой дневник, как друга. По подсказке Дамблдора она изолировала себя от других, чтобы не вмешиваться в отношения и не помешать кому-то родиться. Особенно Гарри. Было очевидно, что она делает это всё ради него. Она совершенно ясно дала понять, что готова умереть, если это будет означать, что он получит ту жизнь, которую заслуживает. Джеймс знал, что это правда. Она посмотрела на него и Лили, прежде чем напасть на Волдеморта. Родителей Гарри. Она умерла, чтобы они могли жить. Чтобы Гарри мог родиться и быть свободным.

Иногда она говорила, что находится не на своем месте. Это было не её время, и Гермиона чувствовала, что не подходит для него должным образом. Маленькие фразы вроде «истинный правопреемник» и «надлежащее место», как правило, всплывали всё чаще и чаще, пока он читал. Её беспокоило то, что с каждым днём она чувствовала себя всё более и более отстранённой. Может быть, самоизоляция доводила её?

Она упомянула, что наблюдала за ним и Лили. Вопреки здравому смыслу, она дала ему совет, вместо того чтобы позволить всему развиваться естественным путем. Он напоминал ей Гарри, который был безнадёжен с противоположным полом (это заставило Джеймса усмехнуться), и она не смогла удержаться, чтобы не помочь ему. И всё же она не позволила себе больше одного разговора. Она не могла приближаться к нему. Гермиона боялась, что кто-нибудь узнает, что она путешественница во времени, из-за опаски того, что они начнут экспериментировать, пытаясь воссоздать её путешествие с катастрофическими результатами.

Последняя запись была датирована тем утром, когда она умерла. Гермиона заметила, что впервые с тех пор, как прибыла, она собирается пойти в Хогсмид. Это была не радость, а просто констатация факта. Больше ничего не было.

Закончив, он захлопнул книгу, чувствуя себя таким усталым, как никогда в жизни. Это его состарило. В дневнике была уйма информации. Теперь он знал всё. Крестражи, одержимость Дамблдора Дарами, история Риддла, «шутка», которую Сириус выкинет со Снейпом и Лунатиком где-то в следующем году, страдания Добби, махинации Амбридж. Всё.

Тяжело дыша, он встал и подошел к окну. Закрыв глаза, он прижался головой к холодному стеклу. Через мгновение он открыл глаза. Над запретным лесом летела крылатая, похожая на скелет лошадь. Джеймс содрогнулся. Фестрал, если рисунки в его учебнике были точными. Он видел смерть, и теперь он мог видеть фестралов.

Джеймс отправился бродить по замку. Затхлая спальня душила его. Чувствуя тяжесть, которую наверняка ощущала Гермиона, он ходил по кругу. Просто чудо, что она не сорвалась.

Ему не нравилось знать будущее.

Размышляя об этом, он сравнивал Гермиону и Лили из того времени. Он не мог не сравнить их. Обе умерли за Гарри: Лили, чтобы мальчик мог жить, а Гермиона, что бы он мог жить той жизнью, которую, по её мнению, он заслуживал. Джеймсу было интересно, улыбалась ли Лили так же, как Гермиона перед смертью.

Наконец он очутился в библиотеке, перед её столом. Он тяжело опустился на тот же стул, что и несколько месяцев назад. Кресло Гермионы было немного отодвинуто от стола и слегка развернуто влево, как будто она только что отошла и вот-вот вернется с новой книгой. Он сел и уставился в пространство. Если он закрывал глаза, то почти слышал её смех, как в тот день.

— Джеймс? — Раздался позади него тихий голос. Он повернулся и увидел, что Лили с беспокойством наблюдает за ним. — Блэк сказал, что тебя нет в спальне, — сказала она, подходя к нему. Она протянула руку, чтобы отодвинуть стул Гермионы.

— Не надо, — сказал он. — Не садись туда.

— Почему нет? — Спросила она, нахмурившись в замешательстве.

— Она сидела там.

Не было нужды спрашивать, кто такая «она». Кивнув, Лили села справа от него.

— Вы были друзьями? — тихо спросила она. Джеймс посмотрел на неё, но её лицо ничего не выражало.

— Нет, — ответил он. — Я её совсем не знал. Вообще. Я думал, что знал её. Я считал её высокомерной и неблагодарной. — Он вдруг замолчал. — Но ведь она совсем не такая, знаешь? Она умерла за нас. — Он должен был сказать это, даже если Лили не знала всей правды.

Лили молчала. Она не очень хорошо знала Гермиону. Да и никто не знал. Кроме него. И возможно Дамблдора.

— Что ты думаешь о термине «новая кровь»? — Внезапно спросил он.

— «Новая кровь»? А что это такое?

— Ты же знаешь, что ты магглорождённая? — Лили кивнула. — Ну, «новая кровь» — это то же самое. Видишь ли, слово «магглорождённый» — это тонкий намёк на то, что ты не такой, как все, — объяснил он. — Чистокровный, полукровка, магглорождённый. Видишь разницу? Но «новая кровь» подходит лучше, и звучит позитивней, понимаешь? Ты вводишь новую кровь в волшебный мир. Это более добрая альтернатива «грязнокровке» и работает со всей этой градацией по крови.

Лили удивлённо откинулась назад.

— Как ты до этого додумался?

— А это не я, — ответил он. Больше он ничего не сказал, чтобы не пришлось объяснять. Лили не нужно было знать, что Гермиона использовала это словосочетание в своем дневнике, когда излагала те же аргументы, которые он только что привёл. Это был один из ее «детских шагов».

Лили долго и пристально смотрела на него.

— Это великолепно, — тихо сказала она и улыбнулась. — Послушай, сегодня вечером будет пир. Дамблдор хочет, чтобы там были все, даже ты.

Он кивнул и встал.

— И Джеймс? Спасибо, что ты не мерзавец.

Годами Лили удивлялась, почему он поморщился, когда она сказала это.

Джеймс Поттер шёл по своему скромному жилищу, наслаждаясь ощущением тепла, исходящего от самих стен. Это немного расслабляло его, пусть даже и ненадолго. Спустя столько лет после окончания Хогвартса он был хорошо известным и очень любимым социальным инженером, как Лили привыкла его называть.

Он упорно трудился, чтобы обелить имя Хагрида, методично представляя доказательства перед Визенгамотом, пока у них не осталось другого выбора, кроме как очистить его досье. Они даже подарили ему жезл — поддельную волшебную палочку, которую он мог бы взять с собой в лавку к Олливандеру и обменять на настоящую, которая бы ему подходила. Позже министерство выплатило бы компенсацию изготовителю палочек.

Хотя, это было совсем нетрудно. Теперь же он спорил со сварливыми стариками о законах, которые были старше даже их дедов, и с которыми они не хотели расставаться. Впрочем, все было в порядке — Джеймс Поттер научился быть терпеливым. Имея троих детей, двухлетнюю дочь и двух сыновей семи и пяти лет, у него не оставалось выбора.

— А что было дальше? — прошептал голос. Джеймс остановился и тяжело вздохнул. Он доносился из комнаты Гарри. Мальчик действительно начинал его беспокоить. Он всегда не спал допоздна, разговаривая сам с собой. Когда Гарри спрашивали о его воображаемом друге, он ничего не отвечал. Джеймс наклонился поближе к двери, чтобы лучше слышать.

— Ух ты, — тихо выдохнул Гарри. — Это было так круто. Жаль, что я не могу сделать такого же могущественного Патронуса, Джейн.

Джеймс нахмурился. «Джейн?»

— Но как выглядит этот олень?

Тишина.

— О! Мой отец может превратиться в одного из них! — Джеймс снаружи замер. — Но мне не положено об этом знать. Я видел его из окна в прошлом году, когда он играл с дядей Сириусом, дядей Ремусом и дядей Питером.

Последовало долгое молчание, прежде чем Гарри вздохнул.

— Но я совсем не устал! Правда!

Пауза.

— Ну ладно, хорошо. — Джеймс услышал, как зашевелились одеяла. — Джейн? Неужели ты думаешь, что у меня когда-нибудь будут такие друзья? Я хочу быть похожим на Гарри Поттера из твоей истории.

На этот раз наступило долгое молчание.

— Обещаешь?

Еще одна пауза.

— Спокойной ночи, Джейн. Я люблю тебя. — Снова послышался шорох простыней и одеял, потом все стихло.

С колотящимся сердцем Джеймс пошёл на кухню, чтобы немного посидеть спокойно и собраться с мыслями. В итоге он заварил себе чашку чая, которую так и не выпил. Вместо этого он наблюдал, как струйки пара закручиваются и извиваются в воздухе, прежде чем исчезнуть.

Тысячи вопросов проносились у него в голове, и каждый из них был ещё более запутанным, чем предыдущий. Кто такая Джейн? Была ли она настоящей или воображаемой? Может быть она привидение? Была ли она кем-то, кого он мог знать? Гермиона? Неужели это вообще возможно? Несомненно, если бы она была призраком, то уже показалась бы. Ведь так?

Джеймс решил взглянуть на это дело с другой стороны. Он задумался о своем сыне. Хоть ему и хотелось бы приписать себе заслугу за то, каким Гарри стал, он не был уверен, что сможет это сделать. Несмотря на то, что ему было всего семь лет, Гарри казался намного старше. Иногда в его глазах появлялось какое-то отстранённое выражение, и тогда он говорил что-то очень глубокомысленное. На самом деле именно Гарри несколько месяцев назад заметил, что некоторые члены Визенгамота, скорее всего, боялись, когда Джеймс обсуждал это с Лили за обедом. Как ему казалось, они боялись прогресса, независимо от того, насколько это поможет обществу, потому что это означало изменение всего того, с чем они были знакомы.

Все говорили о том, насколько они похожи, но Джеймс не был в этом уверен. В юности он определённо не был настолько рассудительным. В его манере себя вести было что-то неуловимо знакомое, но он никак не мог понять, что именно. Каким-то странным образом Гарри будто заставил самого себя повзрослеть. Джеймс не мог припомнить, когда Гарри в последний раз просил его что-то объяснить, да и просил ли вообще.

Он видел все иначе. Гарри видел мир в оттенках серого. То, что он говорил, его понимание таких понятий, как свобода, жертвенность… Это было за пределами его возраста. Поначалу Джеймса это не беспокоило. В своём дневнике Гермиона хвалила интуицию Гарри, его понимание окружающего мира. Но теперь, когда появилась эта Джейн, Джеймс испугался, что здесь что-то не так.

Не прошло и часа, как вошла Лили, разыскивая его. Видя, в каком он настроении, она не стала его беспокоить. Просто приготовила ему ещё одну чашку чая и смотрела на него, пока он её не выпил. Когда чашка опустела, они отправились спать, но Джеймс не мог заснуть. Он бодрствовал, глядя в потолок.

Когда взошло солнце, он отправил сову в Министерство, сообщив, что наконец-то воспользуется одним из накопленных им дней отпуска и возьмёт выходной. Лили же, напротив, была вынуждена уйти. В конце концов, Лили Поттер была постоянной учительницей зелий в Хогвартсе. И она, и Джеймс были рады, что Дамблдор был достаточно снисходителен, чтобы позволить Лили проводить вечера пятницы и утро понедельника в своём доме, в дополнение к её декретному отпуску, пока она справлялась со своей работой. Джеймс сделал мысленную заметку сказать Добби, недавно купленному у Малфоев, что ему не нужно присматривать за детьми.

После завтрака Джеймс, Гарри, Чарльз и Гармония поцеловали Лили на прощание, прежде чем она ушла. Джеймс положил Гармонию манеж, а Чарльз вернулся в свою комнату, чтобы поиграть со своими игрушками. Гарри смотрел на книжную полку, слегка поглаживая корешок одной из книг. Джеймс пошёл посмотреть, что же привлекло его внимание. «История Хогвартса». Он должен был догадаться: это была любимая книга Гарри.

— Гарри, сынок, мы можем поговорить? — Спросил Джеймс. Гарри обернулся. Его кожа была чистой, светлой и свободной от шрамов. Его волосы, цвета воронова крыла, были взъерошены, а изумрудные глаза, широко раскрытые за целой, неполоманной, оправой, смотрели на Джеймса с какой-то душераздирающей невинностью.

Гарри улыбнулся, и его лицо просияло при виде отца.

— Конечно, папа! О чём ты хочешь поговорить?

Джеймс улыбнулся в ответ. Гарри был таким с самого своего рождения. Тёплый и разговорчивый, совсем не похожий на того тихого, задумчивого мальчика, о котором писала Гермиона. Мальчик, стоящий перед ним, всегда улыбался, всегда смешил других. Он так старался быть хорошим старшим братом. Когда Джеймс или Лили просили его помочь с Чарльзом или Гармонией, он делал это без вопросов. Он обожал свою семью.

— Гарри, прошлой ночью я слышал, как ты разговаривал с кем-то по имени Джейн, — сказал он, не став ходить вокруг да около.

Мальчик молчал. Он на мгновение посмотрел налево, а затем кивнул.

— Хорошо, папа. Если хочешь, я тебе всё объясню.

— Хочу, — ответил Джеймс.

— Джейн — моя подруга, — начал Гарри. — Никто её не видит, кроме меня, но ты не должен волноваться, папа. Я обещаю, что она никому не причинит вреда. Она очень милая. Джейн рассказывает мне сказки перед сном, у героя этих историй моё имя, так что это всегда весело. Ещё у него есть друзья, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер, но Гермиона Грейнджер в этой истории не похожа на того, кто убил Волдеморта, так же как Гарри Поттер, который сражается с тёмными волшебниками — это не я, понимаешь? Это всего лишь сказки.

— А ещё она мне помогает. Я думаю, что Джейн знает всё. Если я чего-то не знаю, она мне это объясняет. — Он нахмурился. — Но она не всё мне рассказывает. Она говорит, что есть некоторые вещи, которые мне не нужно знать, пока я не стану постарше. — Он смягчился. — Джейн действительно хорошая. Тебе не нужно бояться.

Джейн, очевидно, была вполне реальна, поскольку Гарри обратился к страху Джеймса, что эта Джейн опасна. И ей ничуть не помогало то, что она, похоже, наставляла Гарри в его ответах. Если это действительно была Гермиона, то Джеймс был уверен, что по какой-то причине она решила остаться и охранять Гарри. Если это была не Гермиона, то Джеймс боялся за своего сына. Но с этими историями…Патронус…Это должна была быть она.

— Хорошо, Гарри, — сказал Джеймс, потирая переносицу. Сидевший напротив него Гарри поправил свои очки на носу. Они всегда соскальзывали вниз. — Расскажи мне больше о…Джейн. Как она выглядит?

Гарри улыбнулся. Это была восхитительная улыбка, как у Лили, и она была очень заразительной.

— Джейн красивая, папа. Я бы женился на ней, если бы мог. — Гарри сделал паузу и состроил гримасу налево, где, как предположил Джеймс, находилась Джейн. — Я бы так и сделал! — Он снова повернулся к Джеймсу. — У неё коричневые волосы и глаза, а её волосы очень вьются. Еще у неё есть шрам, вот тут. — Гарри провёл пальцем воображаемую линию на левой стороне лба и двинулся вниз через бровь. Джеймс почувствовал, что немного расслабился. Это было очень похоже на шрам Гермионы. Значит, это была она. Но как?

На этом Джеймс и остановился. Он попросил Гарри приходить к нему, а не к Джейн, когда у него возникнут вопросы, но если мальчик хоть немного похож на него, то он этого не сделает.

Вместо того чтобы пытаться навязать своё новое правило, он провёл небольшое исследование, чтобы выяснить, что же такое Джейн-Гермиона. Это была трудная задача, но вполне терпимая. Он ненавидел заниматься исследованиями в Хогвартсе, но сейчас это было для него нормально. Его кабинет был заполнен книгами о законах. Но о других явлениях тоже кое-что было. После трёх книг он нашёл ответ.

Фантом.

Призраки — это отпечатки душ мёртвых волшебников, которые боялись смерти. Они могут путешествовать только там, где были при жизни. Гермиона же не была призраком, она была фантомом. При жизни она не боялась смерти, но у неё ещё оставались незаконченные дела среди живых. Поэтому фантомы находились здесь до тех пор, пока это дело не было улажено. Джеймс подозревал, что Гермиона не успокоится, пока не узнает, что Гарри счастлив.

Что же касается их способностей, то фантомы были более универсальны, чем призраки. Они могли явиться к кому угодно по своему выбору и общаться с ними. Они также могли передвигать вещи, если считали это необходимым. Благонамеренный фантом, например, мог бы услужливо передать волшебнику то, что ему было необходимо. Пребывание в физическом мире истощало их силы, поэтому были ограничения, но они были способны помочь в крайнем случае.

Ну что же, несмотря на редкость такого явления, это всё объясняет. Джеймс обдумал всё остальное, что рассказал ему Гарри. Он был сильно поражён, но то, что Гарри рассказал о Гарри из сказок, и его друзьях…

Он тут же вытащил свежий кусок пергамента и перо. Ему нужно было поговорить с мистером Артуром Уизли. Он слишком долго укрывал Гарри. Пришло время позволить мальчику завести друзей среди живых.

* * *

Четыре года спустя.

— Говорю тебе, она была шпионкой из Германии, посланной бывшими агентами Гриндельвальда, чтобы свергнуть потенциального конкурента нового Тёмного Лорда!

— А я говорю тебе, что она была радикально настроенной новой кровью, стремящейся свергнуть чистокровных!

— Вы оба ошибаетесь, — твёрдо возразил один из мужчин. — Она была школьницей, которая не хотела жить под каблуком Чистокровного Супрематиста, и не хотела, чтобы остальной мир постигла та же участь. Она была очень неравнодушной в этом плане.

Спорящие мальчики резко остановились, и оказалось что это Теодор Нотт и Драко Малфой.

— Целитель Петтигрю, — сказал Малфой с очаровательной улыбкой. — Какая удача! Вы ведь действительно знали легендарную Гермиону Грейнджер, не так ли?

— Да, он знал. Как и все мы, — сказал Джеймс, делая шаг вперёд. Ремус, Сириус и его семья стояли справа от Питера, а Джеймс и его семья — слева.

— Возможно, — холодно согласился Малфой. — Но мало кто, кроме знаменитого мастера зелий Северуса Снейпа, знал её так же хорошо, как целитель Петтигрю.

Джеймс услышал, как Сириус весело фыркнул, и представил себе оскалившегося Ремуса. Лили даже ухмыльнулась.

— Вы, конечно, знали её достаточно хорошо, чтобы он назвал свою дочь в её честь, — добавил Малфой, глядя на девочку, держащую Питера за руку.

Гермиона Петтигрю нырнула за спину отца. Осторожно потянувшись назад, он успокаивающе положил руку ей на плечо. Питер Петтигрю совсем не походил на того предателя, описанного Гермионой в её дневнике. Он был одним из лучших целителей в больнице Святого Мунго и человеком, который твёрдо стоял на своих моральных принципах. Что ещё важнее, он был хорошим отцом, который ценил свою дочь превыше всего, особенно после смерти жены.

— Гермиона — популярное имя, — спокойно сказал Джеймс мальчикам. — Если ты помнишь, у Северуса Снейпа тоже есть дочь по имени Гермиона, как и у Лонгботтомов. Да посмотри же, вон там ещё одна Гермиона.

Он кивнул в сторону семьи, которая только что ступила на платформу 9¾. Это была семья Майклз. Их старший сын, Дин Майклз (который, как полагал Джеймс, был тем самым Дином Томасом, упомянутым Гермионой в её дневнике), будет учиться в Хогвартсе вместе с Гарри и двумя мальчиками перед ним. Их младшую дочь звали Гермиона.

— Да, я это заметил. Я также заметил, что есть довольно много Гарри и Невиллов, — сказал Нотт, взглянув на Гарри, а затем на Лонгботтомов, где Невиилл пытался успокоить своего кота. — Эти имена часто упоминаются вместе с её собственным. Они ведь были её друзьями, верно?

— Так говорят легенды, — вежливо ответил Сириус. — В действительности же мы не знаем, так как никогда не расспрашивали её о жизни до того, как она поступила в Хогвартс. Мы были досточно умны, чтобы уважать её личную жизнь.

— Гермиона была именно такой, как я её описывал. Она была добросердечным человеком, который был готов умереть за то, во что верил, — закончил Питер.

— Более чем готовый, осмелюсь доложить, — добавил Малфой.

Джеймс открыл было рот, чтобы ответить, но его внимание привлекло то, что кто-то потянул его за мантию.

— Папа, — захныкала маленькая девочка. — Мне очень скучно. Я хочу чем-нибудь заняться. Мы просто стоим здесь и ничего не делаем!

Тепло улыбаясь, Джеймс взял на руки надутую пятилетнюю (почти шестилетнюю) девочку.

— Гармония, милая, тебе нужно набраться терпения. Твой брат Гарри сегодня уезжает в школу.

— А Чарли тоже тоже собирается? — С надеждой спросила она.

— Нет, — рассмеялся он. — Чарльз не пойдёт в Хогвартс ещё два года.

— Ну, кто я такой, чтобы прерывать такой…трогательный семейный момент, — сказал Малфой, а его губы слегка скривились в презрении. — Пожалуй, мне пора идти.

— И мне, — поддержал его Нотт. Оба мальчика кивнули и пошли прочь, с высокомерным бахвальством чеканя каждый шаг.

— Из них получатся отличные слизеринцы, — пробормотал Сириус Ремусу. — Это была от и до спланированная беседа. Весьма хитро.

— Гармония права, папа, — сказал Чарльз. — Мы тут уже давно стоим. Дольше, чем кто-либо другой.

— Мы кое-кого ждём, — спокойно ответил Джеймс.

— Кого?

— Не бери в голову, — сказала Лили, поймав взгляд Джеймса.

Месяц назад, Джеймс, зная, что этот день настанет, собрал мародёров, Лили и Доркас Блэк, урождённую Медоуз, и показал им фотографию, взятую им много лет назад. Он не показал им дневник — он не заставит их читать о собственных смертях. Зная Сириуса, он ещё долго будет сердиться на Питера, прежде чем осознает, что Хвост — совсем другой человек. Джеймсу также не хотелось думать, как всё это воспримет сам Питер. Нет, он не станет делиться своим бременем. Он уже не был таким эгоистом.

Сначала они были обескуражены, а потом рассердились, что он так долго ждал, чтобы рассказать им об этом.

- Это было не самой приятной для меня темой для разговора, как вы знаете. Часть меня не может дождаться, чтобы увидеть её снова, но потом я вспоминаю, что она уже не будет прежней Гермионой. В её времени, Волдеморт по-прежнему бесчинствовал. Она провела большую часть своей жизни, сражаясь с ним. Та Гермиона Грейнджер, которую мы знали, была солдатом. А та, кого мы ещё не встретили — это просто ребёнок. Я просто хотел, чтобы вы не были шокированы, если мы её увидим.

После этого они уже не спорили, а просто рассматривали фотографию. Джеймс гордился собой — он даже глазом не повёл, когда Питер прокомментировал шрам Гарри. Когда Ремус спросил, он подтвердил, что это Гермиона была таинственным Хранителем, который варил для него Аконитовое зелье.

Итак, теперь они были здесь, Поттеры, Блэки, Петтигрю и Ремус, который так и не женился (хотя он надеялся, что его женой будет очаровательная леди — когда он наберётся смелости спросить её об этом). И ждали. Вопрос «хотят ли они её увидеть» даже не стоял.

— Эй, а где Гарри? — Спросил Чарльз.

— Не знаю, — ответил Альфард. — Наверное, хандрит из-за той девчонки Джейн, о которой он говорит, что она больше не может с ним видеться.

Альфард был сыном Сириуса и лучшим другом Чарльза. Вместе, Альфи и Чарли, были максимально близки к тому, чтобы походить на близнецов. Настолько они были похожи.

— Полегче, Альфи, — сказал Сириус. Джеймс объяснил остальным кто такая Джейн на самом деле, и в то время как другие дети думали, что Джейн была подружкой Гарри, взрослые знали правду.

— И правда, где Гарри? — Спросил Ремус, оглядываясь по сторонам. Джеймс тоже нахмурился, гадая, когда же его сын успел потеряться.

— Прошу прощения, — сказал кто-то. Они обернулись и увидели измотанную маггловскую женщину, которая показалась им смутно знакомой. — Я ищу маленькую девочку.

Ремус рассмеялся.

— Вы найдёте здесь изрядное количество маленьких девочек.

Женщина устало улыбнулась.

— Ну, её зовут Гермиона…

Дочь Питера пискнула и снова нырнула за спину отца.

— …Грейджер.

— Вы сказали Гермиона Грейнджер? — Быстро спросил Сириус. Дочь Питера выглянула из-за отцовских ног.

— Да, — удивлённо ответила женщина. — Я Саманта Грейнджер, мать Гермионы. Я нигде не могу её найти!

— Не волнуйтесь, — успокаивающе сказала Лили. — Мы поможем её найти. Вы можете рассказать нам, что произошло?

— Даррен, мой муж, Гермиона и я прошли через эту…эту кирпичную стену на платформу, и Гермиона увидела этого мальчика с растрёпанными волосами, прислонившегося к стене, — начала Саманта. Джеймс уже имел ясное представление о том, что произошло, и начал искать группу одиннадцатилетних детей. — Дочка подошла к нему, чтобы узнать, что случилось — она постоянно беспокоиться о других.

Питер улыбнулся: «И сейчас?»

Саманта не обратила внимания на его фразу.

-Она представилась, а он просто…- она раздражённо вскинула руку. — Он просто схватил её за руку и убежал вместе с ней! — Сириус начал смеяться. Когда Саманта бросила на него оскорблённый взгляд, он начал смеяться ещё громче.

— Позвольте мне объяснить, миссис Грейнджер, — вмешалась Доркас. — Мой муж Сириус смеётся, потому что мальчик, который сбежал с вашей дочерью — это наш крестник Гарри. Это родители Гарри, Лили и Джеймс.

— О, тогда это имеет смысл, — сказала Саманта таким тоном, который подразумевал, будто она думает, что они все были психами. И всё же она немного расслабилась.

— Я смеюсь не поэтому, — выдохнул Сириус. — Я думаю, что в будущем нас ждёт свадьба. Ты помнишь наш первый год, Джеймс? — Ремус и Питер от души расхохотались, а Лили и Джеймс обменялись взглядами. — Я, кажется, припоминаю, что то же самое ты сделал с Лили!

— Всё произошло совсем не так, — пробормотал Джеймс.

— О, это точно, — ухмыльнулась Доркас. — Я стояла неподалёку. И всё видела. Вы споткнулись о собственные ноги и упали ничком. Потом Лили помогла тебе подняться, и ты сказал ей, что она красивая, и попросил её выйти за тебя замуж. А потом ты потащил её знакомиться со своими родителями — её будущими родственниками, как ты сказал.

Саманта неловко улыбнулась, чувствуя себя не в своей тарелке. Лили сжалилась над ней.

— Я вижу, что Гарри идёт сюда. Это ваша дочь? — Спросила она. По тону её голоса Джеймс понял, что она уже знает ответ. Там был только один человек с такими волосами.

Они приблизились, Гарри тянул Гермиону за собой. Она выглядела так же, как на фотографии. Неукротимые волосы, крупные передние зубы и безукоризненно аккуратная школьная форма. Её мантия выглядела так, словно её только что выгладили, и он готов был поспорить, что остальная часть формы, включая галстук, разделила её участь. И почему он не удивлён? Единственное, что выбивалось из остального образа — это взволнованное выражение лица. Должно быть, она унаследовала это от своей матери.

— Мама! Папа! — Обрадовался Гарри с мальчишеской улыбкой. Его зеленые глаза невинно блестели. Очки у него были целы, хотя и не из-за недостатка стараний. Они были несколько раз разбиты, например, когда Гарри спрыгнул с дерева, попытавшись взобраться на шпалеру дома Лонгботтомов. А потом ещё раз, когда упал, решив, что будет великолепной идеей сразиться с упырём на чердаке Уизли. Но Джеймс всегда чинил их.

Джеймс улыбнулся сыну. Все эти годы он упорно трудился, чтобы привить Гарри моральные принципы, которые он узнал от Гермионы через их знакомство и её дневник. Между ним, Лили и фантомом Гермионы, Гарри превратился в спокойного мальчика с хорошим чувством юмора и пониманием того, что есть правда и что есть ложь, и то, что между ними тоже кое-что существует. В нём чувствовалось какая-то приглушённая дерзость, и у мальчика не было никаких проблем с нарушением правил. Джеймс самодовольно признал, что у Гарри это от него.

— Это моя новая подруга Гермиона, — сказал Гарри с широкой улыбкой. — И знаешь что, её фамилия Грейнджер! Разве это не здорово?

— Это просто совпадение, что у нас одно и то же имя. В любом случае мы не родственники, — сказала Гермиона, как само собой разумеющееся. — Я уверена, что в мире есть несколько девочек по имени Гермиона, так как это обычная практика, называть ребёнка как кого-то известного, и Грейнджер — это распространённая фамилия. Естественно, я не одна такая. — Он слегка отдёрнула руку, но Гарри не отпустил её.

— Этот тон не кажется тебе знакомым? — Тихо спросил Ремус Питера.

— Весьма сильно, — ответил Питер. Джеймс услышал его усмешку. Возможно, эти две Гермионы были более похожи, чем он предполагал вначале. Это было очень приятно.

— Ух ты, а ты умная! — Сказал Гарри.

Плечи Гермионы слегка опустилось, а лицо вытянулось. Саманта вздрогнула и положила руку на плечо Гермионы. У Джеймса возникло ощущение, что интеллект Гермионы часто отделял её от сверстников. Он вспомнил, что когда она описывала свою собственную жизнь в дневнике, она не упоминала никаких друзей до Хогвартса. Существует большая вероятность того, что у неё никаких друзей и не было. Вероятно, она ожидала, что Гарри откажется от их дружбы. К счастью, он воспитал Гарри гораздо лучше.

— Если я хочу не отставать от тебя, мне придётся серьёзно налечь на учёбу, — продолжал Гарри, слегка сжимая её руку. Джеймс усмехнулся. Гарри был просто очарователен.

Гермиона в замешательстве посмотрела на него, а потом перевела взгляд на мать, не зная, как реагировать. Джеймс предположил, что для человека с таким интеллектуальным складом ума, как у неё, Гермиона не привыкла к тому, что кто-то просто принимает её книжную натуру. Безусловно, Гарри не был таким, как все остальные.

— Ну и когда же ваша свадьба? — Ехидно спросил Чарльз, прежде чем издать звук поцелуйчиков в их сторону. Альфард рассмеялся, и Чарльз спустя мгновение присоединился к нему.

— После окончания школы, — ответил Гарри.

Они перестали смеяться. Гермиона тупо уставилась на него, словно не могла понять, о чём он.

— Мы немного молоды, тебе так не кажется? — Пискнула она.

— Именно поэтому мы и будем ждать окончания школы, — серьёзно ответил Гарри.

У Гермионы отвисла челюсть. Даже миссис Грейнджер была удивлена и, насколько мог судить Джеймс, испытывала облегчение. Возможно, она боялась, что её дочь никогда не полюбит ничего, кроме книжек. И теперь у неё будет друг. О, как много он мог ей рассказать!

— Милая, — вмешался чей-то голос. — Ты нашла её! Хорошо, а то у меня были кое-какие проблемы.

К ним подошёл мужчина с вьющимися каштановыми волосами.

— Я сказал одному джентльмену, что ищу Гермиону Грейнджер, и он пристал ко мне! Он отпустил меня только тогда, когда я сказал ему, что ищу лишь свою дочь. Хотя я должен сказать, что он не оценил мою «проповедь», как он это назвал. На самом деле я только сказал ему, что насилие порождает насилие.

— Мартин Лютер Кинг, — неожиданно сказал Гарри.

Гермиона удивлённо посмотрела на него.

— Ты знаешь философию?

— Мы с Гарри постоянно говорим на разные философские темы, — сказал Джеймс, улыбаясь ей. В её глазах мелькнул восторг.

— А что ты думаешь о Джоне...

Раздался свисток поезда, заставив всех вздрогнуть.

— О, дорогая, — сказала Саманта. — Тебе пора уходить.

Гарри отпустил руку Гермионы и обнял её за плечи.

— Не волнуйтесь, я хорошо о ней позабочусь.

Гармония захихикала, а Чарльз и Альфард издавали рвотные звуки. Лицо Гермионы было багровым. Мистер Грейнджер посмотрел на них обоих, а потом на остальных:

— Я что-то пропустил?

— Нам нужно идти, — встревоженно сказала Гермиона. — Я не хочу опоздать на поезд — что подумают обо мне мои профессора? Меня же могут выгнать! — От этих мыслей ей стало дурно.

Лили рассмеялась рядом с ними.

Не волнуйся, дорогая, я один из твоих профессоров, и я позабочусь, чтобы тебя не исключили. Кроме того, директор Дамблдор очень снисходителен.

— Он никогда не выгонит тебя, — успокаивающе сказал Питер. — Но, тем не менее, тебе всё равно лучше поспешить.

Джеймс обнял Гарри. Всем было хорошо известно, что отец и сын очень привязаны друг к другу. Некоторые волшебники говорили ему, что это превратит Гарри в женоподобного мальчика, но Джеймс считал, что Гарри более уверен в себе, даже чем их собственные сыновья. Лили поцеловала его в щёку и заверила, что они скоро увидятся.

Пока Сириус, Ремус и Питер прощались, Грейнджеры провожали свою дочь.

— Ты не забудешь чистить зубы?

— Нет, папа, не забуду.

— Ты будешь писать нам каждый день?

— Если это не будет мешать моей домашней работе, то да, буду писать.

— Ты ничего не забыла?

Раздался второй свисток.

— Да, у меня есть всё, я люблю тебя, пока! — Она повернулась к Гарри. — Ну что, ты готов? — Спросила она, и её обычная уверенность уступила место застенчивости.

— Да, пошли. Пока всем, я скоро напишу!

Они вдвоём отправились искать место. Гарри наверняка приведёт Гермиону к своим друзьям. Она прекрасно справится с ними.

— Прошу прощения, — начал Ремус. — Но позвольте спросить, что она имела в виду, когда сказала, что у неё есть всё?

Пара рассмеялась.

— Ну, если что, мы ничего не говорили, но… — Саманта заговорщически наклонилась вперёд. — Это её мягкие игрушки. Гермиона их обожает. Она повсюду таскает их с собой. Напомни, как их зовут, Даррен?

— Хвост, Бродяга, Сохатый, Лунатик и Севви. — Он почесал подбородок. — Они были у неё с самого детства. Мы обнаружили их в одной с ней колыбельке в больнице, с маленькими бирками на шее. Мы не знаем, кто их оставил, так что нам даже некого поблагодарить.

Все, кроме Грейнджеров и детей, которые ушли к своим товарищам по играм, посмотрели на Джеймса. Но он этого не заметил. Он пытался понять, откуда взялась пятая.

— Не всех, — сказала Саманта. — Севви у неё появился, когда ей было три года. Там было это чучело летучей мыши, которое кто-то оставил у кассы в магазине. Она умоляла меня взять его для неё, хотя зачем ей понадобилась летучая мышь — выше моего понимания. У неё даже есть клыки. И это имя!

Даррен пожал плечами.

— Это была идея Джейн, помнишь? — Увидев их ошеломлённые взгляды, он уточнил. — Джейн была воображаемой подругой Гермионы. Кажется, неделю назад Джейн сказала Гермионе, что ей нужно уехать. Это разбило ей сердце. Но вы же знаете, какие бывают дети. Они быстро приходят в норму.

Повисла тишина. Джеймс обменялся взглядом с Лили. Значит, Гермиона оказалась более активной, чем он полагал. Глядя на Гренджеров, Джеймс подумал, не стоит ли сказать им, что Гермиона Грейнджер, убившая Волдеморта, Джейн и их дочь — это один и тот же человек. Возможно позже, когда они немного привыкнут к волшебному миру. Детские шажочки.

— Вы уронили это, сэр, — произнёс до боли знакомый голос. Джеймс почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Позади него Питер издал сдавленный звук. Рядом с Дарреном стояла девушка среднего роста, с густыми каштановыми кудрями, светло-карими глазами и шрамом, разделяющим её бровь надвое. В руке она держала потёртый кожаный бумажник.

— Благодарю Вас, мисс, — сказал он, с улыбкой забирая у неё бумажник. Она коротко улыбнулась в ответ, прежде чем отвернуться и пойти к поезду среди нескольких отставших — Молли Уизли, казалось, не хотела отпускать Рона.

— Милая девочка, — сказал Даррен жене. — И честная. Я даже не заметил, что уронил его!

Как только Гермиона ступила на поезд, она исчезла. Её послание было ясным. Независимо от того, видят её дети или нет, она будет за ними наблюдать. Джеймс почувствовал, как его охватывает облегчение. Гарри будет в безопасности. И, похоже, что он снова упустил возможность поблагодарить её за всё, что она сделала. И делает до сих пор.

Джеймс Поттер внимательно наблюдал за происходящим. Большой зал в Хогвартсе был прекрасно украшен. Почти на каждой плоской поверхности виднелась лёгкая снежная пыль. Стены украшали гирлянды, омела парила над головой, знамёна висели над столами, а большие, красиво оформленные шарики украшали огромные ели. Это было поистине захватывающее зрелище.

Джеймс, однако, не обращал особого внимания на украшения. Если бы кто-нибудь спросил, то он просто выполняет свою работу в качестве добровольного сопровождающего, послушно наблюдая, как маленькие ведьмы и волшебники танцуют и притворяются, что они уже взрослые. И часть его делала именно это, даже если он и сомневался в том, что эти дети действительно занимались танцами. Он мог бы показать им, как нужно танцевать, если бы у него не было других более неотложных дел, требующих его непосредственного внимания.

Гарри учился в Хогвартсе уже четвёртый год, и сейчас он угрюмо стоял у стола с закусками, устремив взгляд на танцпол. Точнее, его глаза были прикованы к ведьме на этом танцполе. К Гермионе Грейнджер, если уж быть совсем точным.

Джеймс вынужден был признать, что в этот вечер она действительно выглядела прелестно. Он был очень горд этим фактом и смертельно оскорблялся каждый раз, когда какой-нибудь молодой человек, кроме его сына, смотрел в её сторону — его отцовские инстинкты были слишком сильны. Его раздражало, что так много студентов открыто критиковали внешность Гермионы в течение многих лет, а теперь смотрели на неё, удивляясь, что она может быть такой же красивой, как и любой из них. Нет, её умение сопереживать делает её гораздо красивее, чем они.

Но появление Гермионы и её внезапная привлекательность для представителей мужского пола в данный момент не были его главной заботой. Нет, эта сомнительная честь досталась бедственному положению его сына.

Святочный бал был древней традицией, тесно вплетённой в Турнир Трёх Волшебников, который и стал причиной нынешнего затруднительного положения Гарри. Когда студенты узнали о бале, многие сразу начали строить планы кого пригласить на праздник в качестве пары, в том числе и его сын. К тому моменту, когда он набрался смелости попросить Гермиону пойти с ним, «просто как друзья», ведьма уже была приглашена чемпионом Дурмстранга Виктором Крамом.

Личность своего кавалера она предпочла сохранить в тайне, заявив, что не хочет, чтобы её дразнили. Джеймс подозревал, что это было лишь частью истинной причины. По его мнению, Гермиона так же держала это в секрете из-за того, что хотела шокировать окружающих. Крам был последним чемпионом, который вошёл в зал, следуя за юношей Диггори и девушкой Делакур (Джеймс был рад, что его сын не был среди чемпионов и, следовательно, не подвергался опасности) на первый танец. Наследник Малфоев поперхнулся своим напитком, когда она вышла. Крам, со своим снейповским носом, украшал её ладонь.

Так что теперь Гермиона танцевала, улыбалась и смеялась вместе с Виктором, а Гарри стоял в сторонке, без пары, обескураженный и сердитый. Короче говоря, Гарри хандрил. Это было на него совсем не похоже. Джеймс знал, что его сын мог бы найти себе пару, если бы захотел. Гарри был очень популярен, и многие студенты считали его настоящим сердцеедом.

Лили часто подтверждала этот факт, рассказывая забавные истории о том, как некоторые девочки писали имя Гарри в маленьких сердечках на уголках своих заданий. Когда Гарри спросил о записях Гермионы, то был удручён, обнаружив, что её нет среди толпы его поклонниц. Её эссе, заявила Лили, всегда были очень точными и профессиональными, и никогда не отклонялись от темы. И на полях никогда не было каракулей. Гарри тут же пробормотал, что ему всё равно, как выглядит её пергамент.

Нет, он был один по своему собственному выбору, потому что ведьма, с которой он хотел бы быть, танцевала с другим волшебником.

Джеймс переключил своё внимание на Гермиону. Если бы он не знал, что она из Гриффиндора, то подумал бы, что она из Рейвенкло. Её вечернее платье было тёмно-синим с серебристой отделкой. В сочетании с её нервной улыбкой, не было никого более очаровательного, чем она. Это только ещё больше раздражало его, когда мальчики смотрели на ведьму, на которую он сам смотрел как на дочь.

При выборе между небесно-голубой мантией и тёмно-синей, в которую она была сейчас одета, разгорелся нешуточный спор. Лили и Саманта быстро подружились и часто вместе ходили по магазинам во время летних каникул. Джеймс отчётливо помнил, как провёл почти четыре часа с Гарри, уставившись на стену в магазине Мадам Малкин, пока Лили и Саманта выбирали наряд для Гермионы. Сама она благоразумно захватила с собой книгу и позволила двум матерям спорить из-за одежды, пока сама читала. Она была достаточно любезна, чтобы разрешить Гарри читать через её плечо, за что она несколько дней назад шлёпнула Рона. Такие вещи случались постоянно. Джеймс окрестил это «привилегией Гарри».

И теперь она танцевала в своём тёмно-синем одеянии, улыбаясь с очаровательной нервозностью. Крам, похоже, был доволен собой. Он развернул её и продолжил обводить взглядом другие пары вокруг них. Если бы Джеймс был справедлив и смотрел на них объективно, они были бы красивой парой. Но он не был объективен, и хотя был уверен, что Крам — порядочный человек, он хотел, чтобы Гермиона танцевала сейчас с его собственным сыном. Несмотря на то, что он всё-таки вырос во многих отношениях, Джеймс понимал, что всё ещё был довольно эгоистичным человеком.

Решив, что с него хватит, Джеймс подошёл к столу, возле которого стоял Гарри. Он молча обнял сына за плечи и кивнул в сторону незанятого угла зала. Понимающе кивнув, Гарри медленно пошёл, волоча ноги. Лично Джеймс считал, что Гарри ведёт себя немного излишне драматично, но он не стал бы держать на него зла. У него самого в этом возрасте была склонность к драматизму.

— Как ты себя чувствуешь, сынок?

Джеймс не сводил глаз с Гарри, внимательно наблюдая за его реакцией. Он достаточно хорошо знал сына, чтобы понять, когда тот лжёт, и в этот момент ему хотелось знать правду.

Гарри переминался с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом отца.

— Я в порядке, — пробормотал он.

— Не лги, Гарри, это не очень-то подобает такому юноше, как ты, — спокойно, но твёрдо ответил Джеймс. Гарри раздражённо вздохнул и кинул взгляд на Крама, прежде чем снова повернуться к отцу.

— Я…Наверное…Я ревную. Я хочу быть тем, с кем она танцует. Я хочу быть тем, кто заставляет её смеяться и улыбаться. — Лицо Гарри слегка покраснело. — Это неправильно. Он намного старше неё. И он знаменит. Наверное, у него всегда есть девушки, которые просто кидаются на него, и, держу пари, он думает, что Гермиона даст ему то, что он хочет, только потому, что этот придурок — звезда квиддича международного масштаба! — заявил его сын, слегка запыхавшись к концу своей тирады.

Джеймса был впечатлён точными наблюдениями Гарри. Ходили слухи, что Крам неплохо ладит с дамами. Он не был уверен, но вполне возможно, что у Крама на уме был не только вечер танцев, заканчивающийся поцелуем в щёку. Это была одна из причин, по которой он не хотел, чтобы Гермиона шла на танцы с ним. Другая же заключалась в том, что ему бы хотелось, чтобы она присутствовала на балу со своим лучшим другом Гарри Поттером.

— Но в то же время, — снова заговорил Гарри. — Я хочу, чтобы она была счастлива. Я не хочу сделать её вечер несчастным, понимаешь? Если ей там весело с этим бестолковым болгарином Виктором, я не хочу всё испортить. Она усердно трудится, чтобы быть готовой к СОВам в следующем году. Она была очень напряжена, и я уже давно не видел её такой расслабленной. Может быть, она права. Может быть, он действительно порядочный парень, — сказал он, теряя запал.

— Я думаю, он может быть лучше для неё, — вздохнул Гарри, выглядя ещё более несчастным, чем раньше. — Она сказала, что ему понравилось, что она не какая-то безмозглая дурочка, которая ходит за ним по пятам в надежде получить автограф. Или что-то в этом роде. Он знаменит, богат и умён. Он ведь должен быть умным, верно? Он чемпион. И он знает, что она умна и может заставить её расслабиться. Он, наверное, лучше подходит ей, чем я. Есть ли в этом смысл? — Он почти в отчаянии посмотрел на отца.

— Больше, чем ты знаешь, Гарри. Больше, чем ты знаешь. — Джеймс вздохнул и провёл рукой по волосам. Рассказ его сына звучал слишком правдиво. И был слишком знаком. — Я скажу тебе кое-что, Гарри, кое-что, чего я никому никогда не говорил, даже твоей матери. Сначала это не будет иметь смысла, но к концу ты поймёшь. Ты меня слушаешь? Хорошо.

— Много лет назад, когда я учился на пятом курсе, Гермиона Грейнджер прибыла портключём сюда, в Хогвартс. Ты это прекрасно знаешь. Все знают. Но большинство людей не знает, что нашёл её я. Твои дяди и я. Мы были там, когда она…появилась в подземелье. До этого она сражалась с Пожирателями Смерти Волдеморта и была в ужасном состоянии. Когда я говорю «ужасное состояние», Гарри, я подразумеваю, что она умирала. Я имею в виду, что если бы прибытие Дамблдора заняло гораздо больше времени, она могла бы умереть намного раньше, чем в итоге вышло.

— Я остался с ней, а остальные пошли за помощью. — Джеймс на мгновение замолчал. Он подавил дрожь, вспомнив скользкое ощущение крови на своих руках даже после стольких лет. — Я держал её, пока она что-то говорила мне, думая, что я был кем-то другим, кем-то, кого она любила.

— Весь смысл этой маленькой истории в том, чтобы доказать тебе, что я знал Гермиону лучше, чем когда-либо это показывал. По правде говоря, я знаю о ней всё. Я знаю, каковы были её амбиции, и знаю, чего она боялась. Я знаю, что она любила. И кого. И я знаю, что она сделала во имя любви.

— Видишь ли, та Гермиона Грейнджер, которую я знал, была очень влюблена в мальчика. Назовём его Гарри.- Джеймс видел, как Гарри закатил глаза, но не обратил на это внимания. — Она была так влюблена в него, что готова была сделать для него всё, что угодно. Она была рядом с ним, когда все остальные покинули его. Даже когда парень, которого он назвал своим лучшим другом, предал его, она осталась с ним.

— Она любила его так сильно, что когда убила Волдеморта, единственное, о чём она думала, это о нём. О том, что сделала мир лучше для него. Она умерла вместе с ним в своих мыслях и с его именем на устах. Я это знаю, так как она умерла у меня на руках. — Гарри становился всё более беспокойным, но нужно было сказать ещё кое-что. — Не пойми меня превратно — это была не мимолётная фантазия. Прежде чем попасть в Хогвартс, Гермиона много лет сражалась с Волдемортом. И вся эта борьба…она состарила её. В душе девушка была старше, чем большинство волшебников в Визенгамоте. И её Гарри тоже сражался с Волдемортом. Они сражались с ним вместе.

— В любом случае, вернемся к моей истории. Гарри было все равно, что она влюблена в него. А может быть, он просто не заметил этого. И я не знаю, что было бы хуже. Но я не мог не задаться вопросом, что же было у нее на уме, когда он не заметил ее преданности, если это действительно было так. Видишь ли, тот Гарри был влюблен в другую ведьму, и Гермиона была готова отступить и позволить им быть вместе, потому что она хотела, чтобы её Гарри был счастлив. Она считала, что другая ведьма может сделать его счастливее, чем она.

— Как я понимаю, эта другая ведьма была очень красива и популярна, а ещё ей нравился Гарри, потому что он был могущественным волшебником, и тоже был популярным. Гермиона думала, что Гарри и та, другая ведьма, были равны. Она считала, что другая ведьма была бы лучше для него. — Джеймс замолчал и взглянул на своего сына. В глазах Гарри начал появляться проблеск понимания.

— Сейчас я тебе ещё кое-что скажу, Гарри, и это очень важно, так что слушай внимательно. Гермиона Грейнджер, несмотря на то, что была героем, была также и дурой. — Глаза Гарри расширились от шока. Джеймс продолжил, прежде чем мальчик успел возразить. — Она была великой ведьмой. Её очень храбрый и самоотверженный поступок, возможно, спас всех нас. Но это не меняет того, что она была дурой. А знаешь почему?

Джеймс не дал ему времени ответить.

— Её любовь была у неё в руках, но она позволила ей ускользнуть сквозь пальцы. Когда волшебник, в которого она была влюблена, выбрал кого-то другого, она смолчала. Гермиона никогда не пыталась разлучить их, что было благородно. Но она ничего ему не сказала, кроме того, что рада за него. Она ничего не сделала. Она не призналась ему в любви. И знаешь что? Я думаю, что её Гарри был безмятежно счастлив со своей ведьмой, даже если Гермиона была несчастна. — Джеймс мрачно усмехнулся. — В каком-то смысле она лучше всех, кого я когда-либо встречал. Не многие люди готовы пожертвовать своим счастьем ради кого-то другого. Она была самоотверженной. А я? Я всегда был эгоистичным. И признаю это. В юности я влюбился в твою маму и дал знать об этом всему миру. Я говорил ей об этом каждый день, как бы сильно это её ни раздражало. Я сделал всё возможное, чтобы она не забывала о моём существовании. Я убедил её, что у неё всегда есть выбор быть со мной.

Гарри поднял голову, и в его наивных изумрудных глазах наконец появилось понимание.

— Выбор. Гермиона не дала этому парню возможности выбрать её. Если он не знал, что она чувствует, то у него и не было в мыслях думать о ней в подобном ключе.

Джеймс удовлетворённо кивнул.

— Самоотверженность, Гарри, может быть трагическим недостатком. Ты понимаешь, о чём я? — Гарри покачал головой. — Эта личностная черта обязательно приводит к чьему-нибудь краху. Такие вещи часто встречаются в пьесах Шекспира. Гермиона была самоотверженной. Вот почему она умерла.

— Я думал, что было пророчество, — перебил его Гарри. — Так говорится в истории. Волдеморт говорил всем, что есть пророчество, которое связывает их жизни воедино.

Джеймс отрицательно покачал головой.

— Я отправился в Министерство несколько лет назад. Я хотел увидеть это пророчество, которое стоило миру одного из его величайших сокровищ. У них есть записи всех когда-либо произнесённых пророчеств. Я так и не нашёл ни одного человека, которой был хоть как-то с ней связан. Насколько я могу судить, это была подделка. Я не знаю, кто это сделал. Может быть, это был сам Волдеморт, чтобы прибрать её к рукам, но это маловероятно. Этот маленький факт является одной из самых тщательно охраняемых тайн в Министерстве.

Гарри некоторое время потрясённо молчал.

— Получается, — тихо сказал он, — на самом деле ей не нужно было умирать? Она позволила себе умереть, потому что считала, что у неё нет причин жить?

— Да, но дело не в этом, Гарри. Я пытаюсь объяснить тебе, что жизнь состоит из развилок, но по-настоящему правильный путь человек может выбрать только в том случае, если он знает все варианты. Сейчас у тебя есть ведьма на танцполе, которая может выбрать танец в твоих объятиях до конца этой ночи. Но сделать она этот выбор сможет только в том случае, если узнает, что выбор есть. Если она узнает, что ты готов стать её партнёром.

Гарри молча кивнул.

— Так я…Я должен пригласить её на танец?

— Как минимум, — ответил Джеймс. Лично он знал, что если бы Лили была здесь с кем-то другим, он бы просто подошёл и поцеловал её. Гарри был слишком застенчив для этого, так что ему остаётся просто танцевать.

Гарри снова кивнул, глядя на свои ботинки. Затем, выпрямив спину, он резко повернулся и вышел на танцпол. Он прорезался сквозь все остальные пары, как будто их там и не было. Похоже, что Малфой усмехнулся чему-то, но Гарри не заметил этого, так как не нарушил ритм своего движения. С целеустремлённой решимостью Гарри подошёл к Гермионе и Краму.

Джеймс не слышал, о чём они говорили, но ему и не нужно было ничего слышать. Гарри держался напряжённо, обмениваясь словами с хмурящимся Крамом. Джеймс ухмыльнулся, наблюдая за разговором парней. Гарри время от времени поворачивался к Гермионе, но Крам продолжал в упор смотреть на Гарри. Джеймс знал, что это было ошибкой: Гермиона терпеть не могла, когда кто-то рядом, без её участия, говорил о ней. У него было предчувствие, что Гермиона проведёт остаток вечера с Гарри. Это было чрезвычайно приятно.

Джеймс огляделся вокруг. Он заметил Снейпа, такого же сопровождающего, как и он сам. Снейп обычно читал продвинутый курс для молодых авроров по зельям, с которыми они могут столкнуться на службе, и только по пятницам. Он танцевал со своей женой. Джеймс не знал, кто она такая. Он никогда её не видел, поэтому не думал, что она из Хогвартса. Он решил, что спросит о ней Лили: она была в хороших отношениях со Снейпом.

Питер разговаривал с Поппи Помфри. Похоже, они обсуждали различные методы исцеления. Хотя, возможно, слово «спорили» будет более подходящим. Эти двое явно расходились во мнениях относительно того, о чём они говорили. И судя по покрасневшему лицу Поппи, она проигрывала.

Его взгляд продолжил блуждать по залу. Вот прошёл мимо Хагрид. Он гордо держал свою палочку — дуб, четырнадцать дюймов, волос единорога. Хранитель ключей очень гордился своей волшебной палочкой и ещё больше своей способностью творить заклинания. Магия, которую он мог наложить, больше касалась животных, но его навыки увеличивались с каждым днём. Как раз в этот момент он красовался перед мадам Максим.

Улыбаясь, Джеймс продолжал оглядываться по сторонам. А вот и ведьма, которую он искал. Лили. Она была великолепна в своём изумрудном одеянии. Он прекрасно сочетался с её рыжими волосами. Это было очень уместно, учитывая праздник. Джеймс заносчиво подумал, что ни одна другая ведьма не сможет выглядеть так же изящно, как его Лили. Внезапно ему захотелось, чтобы эта ночь поскорее закончилась, и он смог провести некоторое время наедине со своей женой. Увы, бал продлится ещё как минимум два часа, а потом ему придётся патрулировать коридоры и искать заблудившиеся парочки.

Он оглянулся на Гарри, просто чтобы посмотреть, как у того обстоят дела. Лицо Гермионы покраснело, а глаза сузились. Это, вкупе с крепко сжатыми челюстями, никогда не было хорошим знаком. Она была очень сердита. Джеймс улыбнулся, готовый смотреть на то, как полетят искры. Гермиона его не разочаровала. То, что она сказала, настолько потрясло Виктора, что тот даже не пошевелился, когда Гермиона схватила Гарри за руку и потащила прочь. На лице Гарри расцвела широкая, торжествующая улыбка.

Джеймс вернулся к своим обязанностям, время от времени поглядывая на Гарри и Гермиону. Они немного поговорили и в конце концов перешли на танцпол. Посмотрев, как они танцуют три танца подряд и начинают четвёртый, Джеймс почувствовал, что можно спокойно двигаться дальше.

Он поймал близнецов Уизли прежде, чем они успели плеснуть в пунш то, что, скорее всего, было их последним изобретением. Когда они отошли не очень далеко от стола, Джеймс решил, что лучше всего будет охранять прохладительные напитки. Он поднял глаза и увидел, что Гарри и Гермиона танцуют, тихо разговаривая друг с другом, при этом их лица находились очень близко. Интересно, будут ли они целоваться? Зная их, скорее всего, нет. Гермиона была не из тех, кто открыто проявляет свои чувства, а Гарри будет слишком нервничать в столь ранний период их отношений.

На самом деле, это не имело никакого значения. Всё шло хорошо. Похоже, Гарри и Гермиона скоро начнут встречаться. Он не был так доволен собой с тех пор, как в последний раз выиграл дело против стариков из Визенгамота. Ему нравилось побеждать этих пыльных развалин в их собственной игре, но это было даже лучше.

Удовлетворённо вздохнув, он решил перестать притворяться ответственным взрослым, пока он не в Министерстве. В любом случае, никто не ожидал, что он будет за кем-то следить. А кроме того, подумал он, всё, что бы ни задумали близнецы Уизли будет очень забавным. Кто он такой, чтобы стоять на пути их гениальности?

Как раз в тот момент, когда он собирался увести Лили на романтическую прогулку в сад, что-то привлекло его внимание. Там, прислонившись спиной к дальней стене, стояла Гермиона Грейнджер. Её парадная мантия была небесно-голубого цвета, и если память ему не изменяет, это была та самая мантия, которую живая Гермиона предпочла не надевать.

Джеймс мрачно усмехнулся про себя. После всех этих лет она всё ещё была здесь, наблюдая и защищая. Его улыбка погасла. Он отстранённо подумал, собирается ли она когда-нибудь отдохнуть. Он двинулся к ней, желая ещё раз поговорить с ней. Но тут появился Гарри, и, держа Гермиону за руку, грациозно повёл её по ступенькам на танцпол. Джеймс улыбнулся им. Мгновение спустя Гарри и Гермиона исчезли, как и Гермиона Грейнджер.

Джеймс вздохнул. Он должен был предполагать это. Она, казалось, то и дело всплывала, просто чтобы напомнить ему, что она всё ещё здесь, но никогда не оставалась достаточно надолго, чтобы он мог поговорить с ней. Он сунул руки в карманы. Получается, он никогда не сможет поблагодарить её за всё, что она сделала, как для него, так и для его семьи, пока он тоже не вступит в загробную жизнь. При этой мысли он нахмурился.

Он поднял глаза и увидел Лили, которая шла к нему с ослепительной улыбкой на лице. Джеймс почувствовал, как напряжение покидает его тело. Увлекая Лили в танце, он отогнал эту мысль прочь. Он чувствовал, что Гермиона скоро вернётся. И тогда он сможет поблагодарить её.

* * *

Отношения между Гарри и Гермионой сильно изменились после рождественского бала. Прошло всего несколько месяцев, но они были близки, как никогда. Сириус, Ремус и Питер делали ставки на то, когда Гермиона все-таки оторвёт нос от своих книг и просто поцелует мальчика.

Питер выиграл. Гермиона нервно поцеловала Гарри в щёку после окончания их четвёртого курса, прежде чем убежать искать своих родителей. Весь остаток дня Гарри расхаживал с розовыми щеками и самодовольной улыбкой. Питер же самодовольно забирал свой выигрыш у Сириуса с Ремусом, пока Поттеры и Грейнджеры, за исключением Гермионы, наблюдали за происходящим. Джеймс был уверен, что со дня на день они станут официальной парой. Он надеялся, что лучше раньше, чем позже.

Несмотря на то, как сильно он хотел, чтобы они действительно начали встречаться, у него была другая, более насущная проблема. Грейнджеры были готовы, и ему нужно было поговорить с ними, пока Гарри и Гермиона гуляли по саду. Обсудив всё это с Лили, Джеймс решил, что пришло время рассказать им.

Это были Джеймс, Лили и Питер. Джеймс и Питер, потому что знали путешественницу во времени, а Лили, потому что Джеймс нуждался в поддержке. Это было гораздо труднее, чем он мог себе представить, особенно теперь, когда он знал Гермиону этого времени.

Джеймс выглянул в окно. Гарри что-то объяснял, вероятно, какой-нибудь квиддичный манёвр, а Гермиона притворялась заинтересованной. Гарри вдруг посмотрел на неё, его щёки покраснели, и он что-то пробормотал. Гермиона рассмеялась в ответ, и этот звук напомнил ему о том времени в библиотеке.

— Гермиона, оказалось, была удивлена тем, что девушка из Шармбатона выиграла этот турнир. По-видимому, она не очень хорошо справилась с предыдущими испытаниями, но каким-то образом сумела добиться довольно впечатляющей победы, — говорила Саманта.

— Да, полагаю, что все думали, что гонка закончится победой одного из мальчиков, Крамми и Диггера, если мне не изменяет память, — добавил Даррен.

— Крам и Диггори, — мягко поправила Лили, её тон был весёлым. Джеймс скучающе смотрел, как Гарри протягивает Гермионе только что сорванный цветок, и чуть не шлёпнул себя по лбу. Неужели Гарри не знал, что это сорняк? Борода Мерлина, что этот мальчик делал на уроках гербологии? Гермиона всё же покраснела и приняла его подарок. — И да, это была неожиданная победа. Я думаю, это просто показывает, что в этой девушке было гораздо больше, чем все думали. Хотя все, кажется, считают, что это была случайность.

— У всех бывают моменты славы, так же как и моменты неудач, — сказал Даррен. — Нельзя судить о человеке, основываясь на таких моментах, потому что они мимолётны. Если девушка была выбрана в качестве чемпиона, она должна быть талантливой ведьмой, иначе вместо неё был бы выбран кто-то другой. Может быть, она просто нервничала. Мне это знакомо: я всегда был лучшим в классе, пока не наступало время устных выступлений. В такие моменты я просто замолкал. — Он пожал плечами. — Нервы могут испортить твоё выступление в чём угодно.

Саманта закатила глаза.

— Честно говоря, Даррен, тебе не обязательно читать им лекции и цитировать заумных философов.

Даррен нахмурился.

— Я никого не цитировал, — пробормотал он.

— Иногда ты бываешь таким ребёнком, — ласково сказала Саманта.

— Я чувствую то же самое по отношению к Джеймсу, — ответила Лили.

— Я чувствую то же самое по отношению к себе, — добавил Питер, глубокомысленно кивнув и заработав несколько смешков.

— Итак, Джеймс. О чём вы хотели с нами поговорить? Ты говорил об этом так серьёзно, — спросила Саманта, повернувшись к нему.

Джеймс перевёл дыхание, посмотрел на Питера и Лили и начал говорить. Сначала слова шли медленно, но потом начали ускоряться. Когда Питер и Лили дополняли его небольшими фрагментами информации, это очень помогало. Вместе они рассказали супругам о Гермионе Грейнджер, которая путешествовала во времени. Он даже показал им фотографию Гарри, Гермионы и Рона.

Поначалу Джеймс рассказал им только то, что рассказал остальным за много лет до того, как они познакомились с младшей Гермионой на Кингс-Кросс. Затем перешёл к объяснению некоторых (но не всех) её действий, кульминацией которых стала её смерть. Он даже объяснил им пророчество, но не сказал, что оно было фальшивым. Джеймс не хотел видеть, как они отреагируют на то, что их дочь из другого времени могла позволить себе умереть без причины. Саманта уже была бледной, а Даррен, обычно мирный и добрый Даррен, выглядел грозно.

После рассказа о смерти, Питер рассказал о её жизни. Он говорил о том, что по воскресеньям она занималась с другими учениками, а по четвергам всегда встречалась с ним наедине. Его слова были мягкими, нежными и тёплыми. Джеймс знал этот голос, который Питер использовал, когда ему нужно было исцелить испуганного ребёнка.

— Откуда нам знать, что всё это не обман? — Спросил Даррен с нотками отчаяния в голосе.

— Фотография не подделка, — сказала Лили. — Она вполне настоящая. У всех нас есть воспоминания, которые вы можете просмотреть, если хотите. Но на самом деле, в этом нет необходимости. Вы уже видели её фантом.

— Фантом, — тихо сказала Саманта, глядя куда-то вдаль.

Питер согласно кивнул.

— Фантом — это то, что происходит с человеком, когда он умирает и у него остаётся незаконченное дело. Они остаются на этом свете, пока это дело не разрешится.

— Как привидение?

Джеймс отрицательно покачал головой.

— Призраки никогда не смогут уйти. Они были людьми, которые боялись смерти, поэтому цеплялись за не-жизнь. Фантомы могут уйти, когда пожелают.

— И мы её видели? И когда же?

— После того, как отправили детей на первый курс, — сказал Питер. — На Кингс-Кросс.

Тишина.

— Это та девушка, которая вручила тебе бумажник, Даррен, — сказал Джеймс.

— Но у неё был шрам, — сказал он колеблясь. — У моей Гермионы нет шрама.

— И не будет, — быстро сказал Джеймс. — Это был совсем другой мир. Гермиона получила этот шрам в бою как раз перед тем, как пришла в наше время. Твоей же Гермионе не придётся сражаться на войне, потому что та война уже выиграна. Ей не обязательно быть воином, она может быть кем угодно.

Даррен взял фотографию, глядя на знакомых незнакомцев. Он покачал головой и посмотрел в окно. Джеймс проследил за его взглядом. Оба отца смотрели, как гуляют их дети. Гермиона всё еще держала подаренный цветочек и смеялась, пока Гарри с энтузиазмом изображал какую-то забавную сценку. Их жёны встали рядом с ними. Даррен притянул Саманту поближе, а Джеймс взял за руку Лили. Питер стоял между парами, тоже наблюдая.

— Думаю, нам есть за что быть благодарными, не так ли? — Напоследок сказал Даррен.

— Вне всякого сомнения, — сказал Джеймс, кивая. — Вне всякого сомнения...

Джеймс Поттер глубоко и удовлетворённо вздохнул. Это было очень красиво. Просто дух захватывало. На улице было облачно, но лучи солнечного света проникали сквозь промежутки, придавая двору почти неземной вид. Если не считать редкого лёгкого ветерка, воздух был почти неподвижен. Неподалёку горел большой костёр — главный символ волшебной свадьбы. Да, это был прекрасный, незабываемый день.

11 августа был днём, который всегда будут помнить в семье Поттеров, особенно благодаря тому, как этот день начался. Десять минут назад Гарри Джеймс Поттер взял себе в жёны Гермиону Джин Грейнджер, и лучшей невестки Джеймс и представить себе не мог. Молодожёны стояли в стороне. Они непринуждённо болтали с директором школы Дамблдором, который любезно разрешил провести свадьбу на территории Хогвартса. Он предложил им это, когда Гарри сделал предложение Гермионе на прощальном пиру в их последний год. Он даже настоял на этом.

У Альбуса всегда была извращённая любовь к иронии, и тот факт, что мемориал Гермионы Грейнджер находится всего в двух шагах от них, был не чем иным, как парадоксальной иронией над судьбой.

Джеймс хотел провести свадьбу в любом другом месте, чувствуя, что праздник там, на виду у мраморного обелиска, был жестокостью по отношению к мёртвым. А может быть и не жестокостью. Возможно, это был способ исполнить её желание? Путешественница во времени любила Гарри настолько сильно, что готова была умереть за него, и теперь её копия из другого мира стала его женой. Это звучало более позитивно. Да, эта мысль нравилась ему гораздо больше. Он не хотел думать, что Альбус был из тех, кто тычет носом в покойников.

Грейнджеры тоже присутствовали. Они очень сблизились с Поттерами и не были удивлены помолвкой Гарри и Гермионы. На самом деле они были в восторге. Они обожали Гарри. Пара полюбила его с того самого момента, как он решил жениться на Гермионе на платформе, когда те впервые встретились. Ещё больше они полюбили его, когда поняли, что Гарри стал замечательным другом для их дочери — об этом говорили многочисленные письма, которые Гермиона писала о нём.

Все видели, как развивались их отношения в последние несколько лет. Грейнджеры с удивлением наблюдали, как их социально неуклюжая дочь пытается общаться с Гарри, а Поттеры — как их легкомысленный сын пытается ухаживать за девушкой, которая предпочла бы лучше книги. Обе семьи вздохнули с облегчением в тот летний день, последовавший за четвёртым курсом, когда они наконец-то стали парой.

Однако в этот момент Даррен обнимал Саманту, которая с ужасом в глазах смотрела на обелиск. Она была сама не своя с тех пор, как приехала сюда. Бедная женщина не могла оторвать от него глаз. Время от времени её взгляд устремлялся вдаль, будто она увидела фантом и хотела рассмотреть его получше. Джеймс был уверен, что Саманте всё это только кажется — Гермиона была не из тех, кто так жестоко издевался бы над матерью. Но он чувствовал, что не имеет права ничего ей говорить.

Им было особенно больно узнать, что девушка, которая много лет назад отдала Даррену бумажник на вокзале, была Гермионой. Поначалу они были ошеломлены, но потом, когда осознание до конца пришло к ним, место заняла подавленность. Ни один из них не мог поверить, что они не узнали собственную дочь, когда она стояла перед ними. В какой-то степени Джеймсу казалось, что они ненавидят себя за то, что так легко расстались с ней.

Джеймс вполне мог это понять. Он уже давно ненавидел себя за то, что так легко отмахнулся от Гермионы до того момента, когда она умерла у него на руках. Джеймс думал только о своём тогда ещё не родившемся сыне. Он больше беспокоился о собственном воображаемом величии, а она думала о благе всего мира. Да, он понимал ужас, который они испытывали, когда так легко, без задней мысли, отпустили её.

С тех пор Саманта и Даррен проводили намного больше времени с дочерью и, к большому замешательству Гермионы, проявляли к ней больше заботы. Во время одной из многочисленных бесед, Джеймс узнал от Даррена, что они не могли проводить много времени с Гермионой, когда та была моложе, так как они постоянно работали, а она училась. Хоть они и любили её, им не удавалось выражать это так часто, как им бы хотелось. Теперь же они нашли время. Гермиона не понимала такой внезапной перемены в своих родителях, но и не возражала против этого. Судя по рассказам Саманты, Гермиона явно наслаждалась их новообретённой близостью.

Неподалёку стояла семья Снейпов, дружелюбно беседуя с присутствующими здесь Уизли. Точно так же, как Питер был далёк от того, чтобы стать вероломным предателем, так и Северус стал хорошим человеком. Он был блестящим мастером зелий и сделал много потрясающих открытий. Его курс зельеварения был удивительно популярен, и многие студенты, которые не нуждались в нём, всё равно брали его. Гарри прошёл этот курс при подготовке к аврорской академии, и говорил, что профессор Снейп был строгим, но очень способным учителем.

Его жена Миранда была интеллектуальным гигантом среди маггловского сообщества. Она работала профессором литературы в каком-то известном университете. Они идеально подходили друг другу, и оба их ребёнка выросли книжными червями.

То, что Северусу не хватало жизнерадостности, Гермиона Снейп восполняла с лихвой. Она была тёплой, общительной, но в то же время начитанной, трудолюбивой и честной. Когда она перейдёт на пятый курс в следующем учебном году, то наверняка станет префектом, а так же одной из лучших кандидатур на должность старосты школы. Помона Спраут не была так горда одним из своих учеников со времён учёбы Седрика Диггори.

Элайджа, напротив, был очень умён, но терял голос всякий раз, когда рядом оказывалась какая-нибудь девушка, кроме его матери, сестры или тётушки Лили. В такой момент он напряжённо стоял рядом с матерью, нервно озираясь по сторонам. Но он был хорошим мальчиком, поэтому Джеймс не подкалывал этим его отца.

Семья Снейпов как-то раз приходила на ужин в резиденцию Поттеров, где они хорошо поладили с Грейнджерами. В результате все три семьи теперь по очереди устраивали совместные ужины. Они стали очень близки друг другу. Джеймс и Лили были крёстными родителями Гермионы, а Саманта и Даррен — Элайджи.

Джеймс сомневался, что когда-нибудь сможет подружиться с Северусом — в прошлом между ними было слишком много вражды. Но им удалось прийти к непростому перемирию. На его сооружение ушли годы, и оно было в лучшем случае шатким, выкованным только памятью о Гермионе Грейнджер и поддерживаемым усилиями Лили. Но, тем не менее, оно было. Джеймс был уверен, что он стал крёстным отцом Гермионы только потому, что Лили была её крёстной матерью. Несмотря на это, Снейп искренне любил Грейнджеров и даже, казалось, полюбил Гарри.

Как раз в этот момент главная пара этого дня подошла к нему.

— Привет, пап, — сказал Гарри с широкой улыбкой. Она была заразительной, и Джеймс поймал себя на том, что улыбается в ответ.

— Здравствуйте, мистер Поттер, — тепло добавила Гермиона.

Джеймс преувеличенно поморщился.

— Мистер Поттер, Гермиона? Мы теперь семья, неужели тебе нужно быть настолько ужасно формальной? — Он громко вздохнул. — Если ты настаиваешь на формальностях, то мне придётся обращаться к тебе как к миссис Поттер, что внесёт большую путаницу, так как это может сбить с толку другую миссис Поттер!

Слабый румянец окрасил её щеки, и она смущённо улыбнулась.

— Простите, мистер…Джеймс?

Он рассмеялся.

— Мистер Джеймс всё ещё довольно формален, но я полагаю, что это сойдёт. Однако имей в виду, что я не против того, чтобы меня называли папой. — Его улыбка немного померкла. — Так что же я могу сделать для вас двоих? Я-то думал, что вы уже улизнули, чтобы некоторое время побыть наедине. — Он многозначительно изогнул брови.

Гермиона покраснела ещё сильнее. Гарри же был совершенно невозмутим. Он уже давно привык к выходкам своего отца.

— Тебя ищут несколько человек из Министерства, — сказал он прищурившись. — Похоже, их не волнует, что ты присутствуешь на свадьбе своего сына.

Джеймс фыркнул.

— Это ведь политики из Министерства, не так ли? Ну и чего же они хотят?

— Они хотят поговорить с вами о вашем последнем предложении, касающемся жестокого обращения с домовыми эльфами, — ответила Гермиона. В её глазах мелькнуло возбуждение. Она даже слегка приподнялась на носочки в ожидании его ответа.

Джеймс ласково усмехнулся её энтузиазму.

— Ну, я думаю, мне придётся сказать им, чтобы они подождали около двух недель, не так ли?

— Две недели? — Тихо спросила Гермиона, её голос звучал удручённо. — Почему так долго, мистер По...Джеймс?

— Да, папа, — нахмурившись, добавил Гарри. — Обычно именно ты выслеживаешь их и пытаешься загнать в угол, а не наоборот. Почему такая перемена? — Гарри обнял её за талию, и она тут же замерла, и, когда она посмотрела на него, едва заметная улыбка появилась на её губах. Гарри наклонил голову и улыбнулся ей, а затем выжидающе посмотрел на отца.

— Ну что ж, — медленно произнёс Джеймс, выдерживая паузу, прежде чем ответить. — Я думаю, мне понадобится около двух недель, так как именно столько времени вы двое запланировали потратить на свой медовый месяц.

На лице Гарри появилась понимающая улыбка, но Гермиона, похоже, ничего не поняла.

— Какое отношение наш медовый месяц имеет к вашей встрече с советом? — Она казалась почти оскорблённой тем, что её медовый месяц встал на пути безопасности домашних эльфов. Как это мило!

— Потому что я хочу, чтобы ты была там, Гермиона, — просто ответил Джеймс. — Я думаю, у тебя есть всё необходимое, чтобы стать замечательным социальным инженером, как это любит называть Лили — ну, ты знаешь, другая миссис Поттер.

Она выглядела испуганной, прежде чем начала хватать ртом воздух.

— Но мистер Поттер, — сказала Гермиона, ломая руки. — Я не могу! Члены Визенгамота просто не станут меня слушать! Я всего лишь новая кровь, и…

— Нет, — твёрдо перебил её Джеймс. — Ты не просто новая кровь, Гермиона. Я больше никогда не хочу слышать от тебя ничего подобного, ты поняла? Ты выдающаяся ведьма, и ты никогда не должна верить в обратное. Я не могу представить себе другой, более способной, ведьмы, которой по плечу справиться с этими старыми козлами, заправляющими Визенгамотом.

Она потрясённо молчала, широко раскрыв глаза.

Гарри одобрительно кивнул.

— Я так и думал, что ты это скажешь. Я надеялся, что ты выберешь её. Я знаю, что Чарли говорил о продолжении твоей борьбы за равенство, но я думаю, что он сказал это только потому, что кто-то в семье должен продолжать твоё дело, ведь я собираюсь стать аврором. У моей Гермионы такая же страсть к восстановлению справедливости, как и у тебя, папа. — Он улыбнулся. — Я думаю, это отличный выбор.

— Я рад, что ты согласен с этим, Гарри, — сказал Джеймс с усмешкой.

— Кроме того, Гермиона, ты ведь всё равно хотела стать юристом, не так ли? Я почти уверен, что ты планировала пробираться сквозь пыльные книжки с законами, о существовании которых никто даже не подозревает. Это именно то, чем ты хотела бы заниматься в долгосрочной перспективе, я прав? Ну вот, папа просто поможет тебе заняться этим чуточку раньше, чем ты думала, вот и всё, — сказал Гарри, легко целуя её в щёку, зацепив уголок губ.

В стороне от них вдруг раздался громкий свист и грохот. Близнецы Уизли делали то, что у них получалось лучше всего — сеяли хаос. Фейерверки выписывали в небе непристойные стишки, благодаря одному из их последних продуктов-изобретений. Они не были выставлены на продажу, так как близнецы ещё не придумали им названия, но они были не прочь показать их на широкой публике. Джеймс гордо кивнул, уверенный, что они будут иметь огромный успех. Из близнецов получились бы отличные мародёры.

Рядом задыхался Сириус. Красный пунш стекал по его подбородку, а на лице была дикая ухмылка, когда он прочитал один из самых озорных стишков. Дочь Питера, весело смеясь, показывала пальцем на лимерик, относящийся к пирату по имени Гейтс⁽¹⁾, а Питер пытался прикрыть ей глаза. Лицо Элайджи приобрело невиданный доселе оттенок красного, прежде чем он нырнул за спину матери, широко раскрыв глаза.

— Фред и Джордж Уизли! — Взвизгнула Молли. Матриарх рыжего семейства закатила тираду, поучая своих своенравных сыновей. У близнецов хватило порядочности (и умения) выглядеть должным образом пристыженными. Джеймс ни на секунду не усомнился, что эти двое и вполовину не так раскаиваются, как притворялись.

— Я знала, что нечто подобное должно случиться. По крайней мере, они дождались окончания свадьбы, — вздохнула Гермиона.

За её спиной раздался смешок Гарри.

— Я думаю, что мы с Роном плохо повлияли на тебя, любимая. Ещё несколько лет назад ты бы стояла рядом с миссис Уизли и орала во всё горло.

Гермиона на это притворно фыркнула.

— Вряд ли. Я бы не стала тратить свою энергию впустую. — Она лукаво посмотрела на него. — Хотя я бы с удовольствием послушала.

— А теперь?

Гермиона ухмыльнулась и указала на лимерик про пирата Гейтса.

— Вот этот мой любимый.

Гарри засмеялся, и вскоре к нему присоединилась Гермиона. Он притянул её ближе, и его улыбка стала ещё шире, когда они посмотрели друг на друга.

Джеймс смотрел на них, наслаждаясь моментом, и удивлялся тому, насколько этот мир отличается от того другого. Здесь ни его сын, ни невестка не имели боевых шрамов. Ни один из них не провёл месяцы в лесу, экономя на питании. Они не столкнулись с василисками, Пожирателями Смерти и дементорами. Они не освобождали несправедливо осуждённого преступника (хотя вместе с Роном спасли несправедливо осуждённого гиппогрифа).

У них была совсем другая жизнь. Гермиона читала учебники, сидя на трибунах, пока Гарри был на тренировке по квиддичу. Гарри тайком проносил закуски в библиотеку, когда Гермиона забывала оторваться от занятий, чтобы поесть. Они сидели рядом и делали уроки. Иногда Гарри наблюдал, как Гермиона пытается уговорить сделать домашнее задание Рона. Именно так Джеймс жил в школьные годы. Именно так должны жить дети на пути к взрослой жизни.

Они не были солдатами.

В этом мире, Волдеморт умер за много лет до того, как они оба родились, и поэтому они делали то, что и должны делать дети. Они смеялись и устраивали розыгрыши. Они тайком выбирались из башни после отбоя, чтобы совершить набег на кухню. Иногда парней ловили (чего никогда не случалось, когда они были с Гермионой) и наказывали. Мальчишки играли в квиддич, а Гермиона наблюдала за ними с трибун. Они были обычными детьми, и это, как чувствовал Джеймс, имело огромное значение.

— Папа? — Спросил Гарри, отвлекая Джеймса от его мыслей.

— Хм? Мда…Как бы то ни было, — сказал он, оглядываясь на невестку. — Гермиона, у тебя есть всё необходимое. Разве ты не помнишь все наши разговоры, когда ты приходила в гости к Гарри? Ты привела довольно много аргументов, которые я использовал, когда представлял своё дело перед Визенгамотом.

Гермиона выглядела так, словно не совсем поверила тому, что он ей сказал.

— Он действительно это сделал, милая, — сказал Гарри. — Папа несколько раз брал меня с собой, чтобы я мог посмотреть, как работает Визенгамот. Я вспомнил кое-что из того, о чём вы говорили, и он действительно использовал некоторые из твоих аргументов. Совет выслушал их и принял во внимание, когда переписывали несколько старых законов.

— Ага, — согласился Джеймс. — Ты мне очень помогла. Я знаю, что ты прочитала большинство книг в библиотеке Хогвартса, включая книги по истории, магическим законам, правам и тому подобному. У тебя есть смекалка, драйв и…- он ухмыльнулся. — Я знаю, что у тебя хватит дерзости для этого.

Гарри рассмеялся, а Гермиона вновь покраснела. Джеймс изумлённо покачал головой. Как же отличались эти две Гермионы! Он полагал, что события вокруг них действительно формировали их характеры по-разному. Эта Гермиона была гораздо более застенчивой, чем её двойник из другого мира. С другой стороны, она никогда не сталкивалась лицом к лицу с силами тьмы. Естественно, что, их методы достижения целей будут отличаться, несмотря на одинаковые приоритеты.

— Тем не менее, вам двоим лучше идти. У вас есть гости, которых необходимо поблагодарить, поцелуи, которые нужно украсть, дети, которых следует травмировать своим неподобающим поведением… Список можно продолжать. — Джеймс подмигнул. — Развлекайтесь.

— Он прав, любимая. У нас тут есть дети, которых нужно травмировать. Давай найдём тёмный угол.

— Ох, Гарри!

С этими словами они ушли, мягко поддразнивая друг друга, оставив Джеймса наедине с его мыслями и воспоминаниями.

От нечего делать он подошёл к одному из накрытых столов. Джеймс удовлетворённо вздохнул и посмотрел на коллекцию фотографий на столе рядом с закусками. Джеймс подозревал, что это было делом рук Невилла. Скорее всего он получил их от младшекурсника по имени Колин Криви, который постоянно фотографировал всё, что могло достаточно долго оставаться неподвижным. И даже некоторые вещи, которые этого не могли.

Там были десятки фотографий, каждая из которых была зачарована так, чтобы оставаться на своём месте в случае внезапного порыва ветра. Некоторые были с Гарри, некоторые с Гермионой, но на большинстве из них они были вместе. Там же лежали и групповые фотографии. На одной были все гриффиндорцы, с первого по седьмой курс. На другом снимке, сделанном на пятом курсе, были все гриффиндорцы с их потока. Джеймс нашёл на ней Гермиону, выглядящую донельзя измотанной приближающимися экзаменами.

Но его любимый снимок был сделан в конце третьего года обучения Гарри, весной 94-го. Он стоял между Гермионой и Роном. Все трое улыбались и весело махали руками. Это было очень похоже на другую фотографию, с которой он был уже знаком, но в этом, застывшем во времени, моменте, у Гарри не было шрама, его лицо было менее измождённым, а глаза — менее настороженными. Это была хорошая фотография. Он решил, что после свадьбы увеличит её и вставит в рамку. Она будет замечательно смотреться в его гостиной. Ни Гарри, ни Гермиона, конечно, не поймут, почему он так оценил именно эту фотографию, но Лили, Грейнджеры и его друзья-мародёры поймут.

Джеймс почувствовал, как по коже побежали мурашки — за ним следили. Он огляделся вокруг как можно более непринуждённо, ища взглядом что-нибудь подозрительное.

И увидел её.

Рядом со своим собственным мемориалом стояла Гермиона Грейнджер. Или, скорее, её фантом. Она была одета в простую повседневную одежду, в которой умерла в Трёх метлах, а её буйные кудри не были тронуты легким ветерком, который слегка колышил его мантию. Он даже увидел её шрам. Её лицо, столь мрачное в его воспоминаниях, теперь выражало неподдельное счастье. Она понимающе улыбнулась ему и склонила голову.

Как и раньше, значение её жеста было понятно ему сразу. Она благодарила его за всё, что он сделал. Что он продолжил то, что она начала много лет назад.

— Нет, — прошептал он ветру. — Спасибо тебе.

В мгновение ока она пропала.

Он задавался вопросом, будет ли это последняя встреча с Гермионой Грейнджер. Её самые большие цели были исполнены — мир был на правильном пути, а у Гарри была хорошая жизнь. Кроме всего прочего, видеть своего любимого счастливым было для неё самым большим желанием, и теперь так и есть. Гарри Поттер, без сомнения, станет одним из величайших авроров в истории волшебного мира, а Гермиона продолжит отмену несправедливых законов. Волшебный мир был в надёжных руках.

Будет ли этого достаточно, чтобы она покоилась с миром? Смерти Волдеморта было недостаточно. Лили и его самого, живых, любящих и воспитывающих Гарри, было недостаточно. Будет ли его свадьбы достаточно? Или она останется привязанной к этой земле, пока сам Гарри не умрёт? А как же дети Гарри, останется ли она ради них? Её величайшие замыслы были удовлетворены, но её работа не была закончена…

В тот момент Джеймс понял, что именно ему нужно сделать, чтобы закончить свою часть её работы. Было так много вещей, которые могли пойти не так. Если и было что-то, что он должен был сделать перед своей смертью, что-то более важное, чем даже права домовых эльфов, то это была та самая последняя задача, которую он обязан выполнить.

Он незаметно вытащил из-под мантии дневник и фотографию. Он всегда носил их с собой, опасаясь того, что случится, если Гарри когда-нибудь их найдёт. Джеймс ещё раз взглянул на фотографию и грустно улыбнулся. Он провёл большим пальцем по ней, касаясь лиц Гарри и Рона, которых никогда не было, и Гермионы, которая умерла.

То будущее умерло вместе с Гермионой, но эти реликвии, эти напоминания о разрушенном мире всё ещё оставались. Дневник и фотография были последними остатками той потерянной реальности, которой никогда не должно было быть и, к счастью, никогда не будет. Их время уже давно прошло, поэтому они тоже должны исчезнуть. Они слишком опасны, чтобы попасть не в те руки. Держать их так долго, даже при себе, было ошибкой.

Засунув фотографию в маленькую записную книжку, Джеймс бросил её в праздничный костёр. Он стоял и смотрел, как пламя пожирает всё, что осталось от другого мира. Вот и всё. Он уже почти закончил. Гермиона Поттер возьмёт на себя те задачи из дневника, которые она должна, как и всегда, выполнить достаточно быстро. А потом она сформирует свои собственные планы. Особенно сильный порыв ветра донёс до него звук, похожий на смех, который он слышал только однажды, давным-давно, в библиотеке Хогвартса.

С улыбкой на лице, он двинулся обратно к своей семье. Они смеялись и веселились. Ремус хлопотал над своей беременной женой. Сириус то замышлял какую-то шутку с сыном, то свирепо смотрел на потенциального жениха своей дочери. Питер вежливо беседовал с родителями кавалера мисс Петтигрю. Даже Снейп наслаждался жизнью со своей очаровательной женой и двумя детьми. Гарри и Гермиона танцевали, касаясь лбами, давно потерявшись в глазах друг друга. А потом он увидел Лили, которая с улыбкой наблюдала за ним, терпеливо ожидая, когда он простится с мёртвыми.

Все были счастливы, и за это он был благодарен.

* * *

Четыре года спустя, Джеймс Поттер спокойно сидел на неудобном стуле и наблюдал за остальными. Лили сидела рядом с ним с книгой в руке. Она, казалось, даже не замечала, как остальные расхаживают взад-вперёд перед дверью. Напротив него сидели Грейнджеры, которые просматривали отчёты из своей стоматологии. Они тоже не замечали этого бешеного метания. Иногда Сириус останавливался, смотрел на дверь, тяжело вздыхал и снова принимался расхаживать по комнате. Ремус бродил взад-вперёд, останавливался, на секунду прислоняясь к стенке, а затем снова шёл к противоположной. Питер же просто шагал без остановки по кругу, бормоча себе что-то под нос.

Рон был там со своей женой Луной. В то время как Рон ёрзал на стуле, Луна, естественно, болтала о мозгошмыгах. Джинни сидела тут же и читала журнал по квиддичу. Её жених, Невилл, так же терпеливо сидел рядом с ней, читая статью по гербологии. Все уже собрались.

Джеймс с удивлением наблюдал за тем, как они мечутся и ёрзают. Если кто в комнате и имел право нервничать, так это он. За этой дверью рожала его невестка. Там с ней был его сын. Это был его внук, который вот-вот должен появиться на свет. Поправка. Если плач младенца и был каким-то признаком, то он говорит о том, что его внук уже появился на свет и имеет вполне сильные лёгкие.

Все повернулись к двери. Даже Лили оторвалась от книги. Сам Джеймс оглядывался по сторонам, ожидая, когда Гермиона Грейнджер пройдёт мимо и исчезнет. Он нахмурился. Прошло уже много времени с тех пор, как она показывалась ему в последний раз. Обычно она появлялась только в особых случаях, а это, несомненно, было особенным событием. Интересно, где она может быть? «Возможно, — подумал он, — она действительно ушла».

Времени на размышления об этом было немного, так как колдоведьма только что объявила, что они могут войти. Питер первым вошёл в дверь. Он был очень раздражён из-за того, что ему запретили присутствовать по причине конфликта интересов. Джеймс последовал за ним более спокойным шагом, Лили шла рядом. Оба были удивлены выходками друзей.

Измученная Гермиона прижимала к себе новорождённого младенца, а Гарри лежал рядом, обняв её и ребёнка.

— Итак, — начал Джеймс. — Не хотите ли поделиться с нами, скромными простолюдинами, именем последнего и величайшего прибавления в мире? Это было бы неплохо, так как вы даже не сказали нам, мальчик это или девочка.

— Джейн, — тихо и гордо произнёс Гарри. — Мы назвали её Джейн.

Он обменялся понимающим взглядом с Гермионой. Со своей стороны, Джеймс прекрасно всё понял. Они оба отдали дань уважения своему первому другу. В конце концов, поступки говорят громче слов.

— Джейн, — пробормотал он, кивнув. — Это хорошее имя.

Остальные согласились с ним. Они всё поняли, как и он сам. Потом начали спорить о том, кто будет держать маленькую Джейн. Рон утверждал, что раз уж он крёстный отец, то должен быть первым. Саманта настаивала, что это её внучка и что нужно пропускать леди вперёд, оставив её бороться только с Лили. Сириус утверждал, что как крёстный отец Гарри, у него есть особые привилегии, поэтому, кто и должен первым взять на руки Джейн, то это он.

Решив, что не хочет участвовать во всём этом, Джеймс просто подошёл и протянул руки, пока остальные спорили. Гермиона лишь усмехнулась в ответ, поцеловала суетящуюся малышку и передала её Джеймсу. Он почувствовал, как его грудь раздулась от гордости, когда он держал её. Они так долго шли к этому моменту.

Несколько часов спустя, когда все уже ушли, кто на работу или просто перекусить, Питер объявил, что хочет сделать Гермионе послеродовой осмотр. Она должна была уйти, и Джеймс быстро вызвался остаться с маленькой Джейн на эти несколько минут.

— Ты должен пойти с Гермионой, Гарри, — сказал он сыну. — Я присмотрю за малышкой. Кроме того, нам с Джейн нужно получше узнать друг друга. Ты же знаешь, узы.

Они согласились, и Джеймс проводил их до двери, тихо прикрыв её за собой. Лили решила пойти с ними, чтобы помочь ободрить Гермиону, поскольку уже трижды проходила через этот процесс. Для Джеймса это не имело значения. Он просто хотел, чтобы у него было немного времени. И вот оно — те самые мурашки, которых он так долго ждал. Он медленно повернулся, не удивившись тому, что увидел.

Гермиона Грейнджер с благоговением смотрела на крошечного младенца у себя на руках. Она подняла влажные глаза на Джеймса и одарила его гордой улыбкой. Затем осторожно и аккуратно положила спящего младенца обратно в свою колыбельку и медленно растаяла в воздухе.

На этот раз всё было по-другому, он почувствовал это. Всё изменилось. Джеймс знал, что после этого она уже не вернётся. Наконец-то она могла отдохнуть.

Он улыбнулся.

1) Печальная история пирата Гейтса, который танцевал румбу на коньках, но поскользнулся и стал бесполезен на свиданиях с женщинами из-за травмы.-прим.пер.

Вернуться к тексту