Никогда не звучавшее имя (гет)

— Кришна, этот Арджуна не торопится здесь появиться!

— Странно, верно? Уж не правдивы ли слухи о том, что он погиб?

— Как — погиб?! — пролепетала я.

Вот так известие. А ведь Кришна явно получил его не сиюминутно — к нему никто не подходил — и не спешил делиться им с моим отцом.

— Сгорел заживо, — развёл руками Кришна. — Вся семья, вдова царя Панду и пятеро её сыновей, сгинули в пожаре, не смогли выбраться из смольного дворца в Варанавате. Ещё говорят, это была не случайность, а поджог.

От неожиданности и потрясения слёзы брызнули у меня из глаз. Служанки тотчас налетели на меня с негодующим щебетом, как воробьиная стайка на ячменное поле, заново сурьмя мне глаза и подчерняя ресницы. Своими усилиями они, пожалуй, свели бы на нет и настоящее горе.

— Поговаривают, что к этому несчастью приложили руку сыновья махараджи Дхритараштры, — вполголоса дополнил Кришна и ради продолжения беседы перешёл за сидение, на которое я вернулась. — Если верить самым злым слухам, эти двоюродные братья Пандавов, во главе вон с тем негодным Суйодханой, на котором ты с таким удовольствием останавливаешь глаза… — (я уличённо отвела взгляд), — так вот, эти Кауравы много раз пытались погубить сыновей Панду, чтобы те не зарились на трон Куру, а ведь трон по праву должен наследовать старший из Пандавов, Юдхиштхира. Сторонники Суйодханы предпринимали попытку за попыткой покончить с Пандавами, вот очередная и удалась.

— Что-то у тебя не сходится… Начнём с того, что никак не меньшие права на царство есть у Суйодханы, — возразила я, вспоминая ради этого преподанные мне знания о Куру и его многочисленных принцах.

Кришна смотрел с возрастающим одобрением.

— Подожди, — я нахмурила брови и прикусила было нижнюю губу, но побоялась смазать алую краску. — И ты так спокойно мне об этом рассказываешь? Сам же говорил, Арджуна твой лучший друг… — (Кришна тоже внёс свою долю в рассказы о необыкновенном лучнике.)

— Думай об этом что хочешь, юная, но разумная Панчали, думай и делай свои выводы, — кивнул Кришна. — Я только повторяю слухи и сплетни, зато они у меня свежайшие, всё равно что сегодняшние гирлянды. Свежие сплетни! Самые свежие сплетни на торгу! — воскликнул он, подражая разносчику и заставив меня перейти от слёз к смеху.

Один из незадачливых женихов кое-как, всего лишь до кончика носа оттянул тетиву, выстрелил и по случайности попал так близко, что стрела грянулась о тело рыбки. Непредсказуемо завертевшись в воздухе, она отлетела в толпу зрителей, кажется, легко поранила кого-то и была под всеобщий хохот схвачена неизвестным ловкачом, а драгоценные чешуйки посыпались на арену и на головы зевак, словно лепестки, в легендах рассеиваемые апсарами над героями. Я чуть не подскочила от ужаса на своём торжественном седалище — что, если кто-то случайно выполнит одно условие? Или даже не одно?

— Все устремите глаза на удивительную девушку, чудо природы — она не верит ни в своё предназначение, ни в дхарму, ни в судьбу, ни в богов! — шутливо провозгласил Кришна.

Услышав о богах, я вспомнила сказание о Нале, ту часть, где повелители молний, вод, пламени и смерти пришли на сваямвару к прекрасной и несчастной Дамаянти. И стала рассматривать ноги сначала действующих лиц, а потом и бездействующих зевак — нет ли у кого просвета между землёй и ступнями. Разумеется, ни малейшего: все ноги, белокожие, загорелые, чёрные или смугло-коричневые, твёрдо стояли на земле или на досках помостов, усердно по ним топтались и были изрядно запылены, независимо от того, во что были обуты, в богатые туфли на раскрашенных в три-четыре краски высоких подошвах, в сандалии с загнутыми носами или вообще в один только прах земной — таковых было большинство.

Тем временем следующий из очереди царевичей поплатился за неудачную попытку выстрелить, утратив браслет. Вышедший сразу после него чедиец, силясь справиться с огромным луком, не устоял на ногах. Толпа веселилась не переставая.

— О Кришна, — пробормотал Кришна, и его подвижное лицо, столь же некрасивое, сколь притягательное, изобразило озадаченность. — Всё усложняется.

С чего бы это, удивилась я, дваракский раджа начал разговаривать сам с собой? В скрещении всех взглядов стоял один из последних претендентов — и это был уж точно не царский сынок, а царь, настоящий правитель. Старше всех почти, кто выходил до него к луку, с резкими и значительными чертами лица, с выхоленными и подкрученными усами, с глубокой чертой между бровей, с осанкой прирождённого властителя. И к тому же не такая передвижная ювелирная лавка, как все остальные. Из золота на нём были только великолепные серьги и панцирь невероятно тонкой работы, облегавший его грудь как вторая кожа, повыше солнечного сплетения над вычеканенными океанскими валами летела вычеканенная колесница сурьи о семи конях. Впрочем, именно этот раджа мог бы и не украшаться драгоценностями — на собственную его кожу загар лёг так ровно и щедро, словно он вышел из рук золотых дел мастера, то было зримое благоволение сурьи, какое не спутаешь с природной смуглотой.

— Да Кришна же! — окликнул меня голос моего приятеля. — Легкомысленная женщина, твоё будущее под угрозой!

Наши с ним имена различались одним звуком, он был Кришна, а я — Кришнаа, когда не Кришни, и поскольку Кришна был знакомцем и частым гостем моего отца, такого рода путаница случалась с нами не впервые.

— Наконец-то! Наконец-то нашёлся хоть один, кого будущее девушки беспокоит больше политики. А что с ним не так, с моим будущим?

— Твой почтенный отец не всё рассчитал. Этот попадёт в вашу рыбину.

— Я рассчитал, — буркнул мой почтенный отец, — что этот ангский выскочка не будет участвовать вообще, уступив своему вечному благодетелю! С какой стати он на арене? Я не слал ему приглашения!

Ангский выскочка, что бы ни значил этот титул, ответил на вопрос отца, превосходно поставленным голосом объявив себя представителем своего друга Суйодханы, и известил, что выстрелит (не попробует выстрелить, а так сразу и выстрелит) за него, от его имени.

— Кто это, Кришна? — не в шутку встревожилась я. — Это ведь не Арджуна? Волосы у него чёрные, по возрасту не похож… — Тут меня поразила ужасная, роковая мысль, я даже закусила край покрывала: — Кришна, скорее скажи: а у Арджуны глаза не розовые?

— Нет и нет, Драупади, — холодно сказал Кришна. — Не розовые, и это не Арджуна, это Карна из Анги.

Почему, когда меня заставляли затверживать и по памяти перерисовывать плетистые, как дикий виноград, родословные таблицы, в которых причудливо накладывались друг на друга имена царей, богов и великих подвижников, мои наставники не вписывали ни в одну из них этого Карну — а он тем временем с возмутительной уверенностью уже возлагает ладонь на лук?

— В жизни не слышала этого имени. Какие глаза у Арджуны, Васудэва?

— Синие. И он не альбинос и не левша. И ты не случайно ничего о Карне не знаешь. Его отцом был колесничник, а сын угодил в цари только недавно и по милости Суйодханы, отсюда столько самоотверженности.

Получается, пока тот, кого я так жду, не альбинос и не левша, то ли жив, то ли мёртв, то ли знать обо мне не хочет, этот пропахший конюшней простолюдин в царском оперении, который мне в отцы годится, будет стрелять на моей сваямваре, чтобы вручить меня как трофей ещё кому-то третьему? Во что все эти мужчины хотят превратить самый важный для девушки день?

В следующий момент я поняла, что стою и говорю, суты в разных концах арены повторяют мои слова, чтобы донести их до всех, а взгляд ангского правителя устремлён на меня, словно вторая, из огня соткавшаяся стрела поверх простой стрелы — этот Карна так и держал наш неподатливый лук внатяг, опустив, но забыв ослабить.

— Во-первых, я возражаю, во-вторых, отказываю и, в-третьих, отвергаю! — дрожащим и звенящим голосом объявила я. — Первое: удивляющий всех своей силой Суйодхана из Хастинапура уже поучаствовал и выбыл, а я не сделаю своим мужем того, кому нужна вторая попытка!

Суйодхана, оказавшийся на ногах одновременно со мной, наградил меня гневным взглядом — словно клинок полыхнул, бликуя в союзе с солнцем. Но к чему-чему, а ко гневным взглядам мне было не привыкать, в семейном кругу я научилась выдерживать их бестрепетно.

— Второе: вы званы на состязание женихов, а не друзей женихов, и я не сделаю своим мужем того, кто выставляет вместо себя друга. Или на ложе своей жены Суйодхана тоже пошлёт Карну заместителем?

Услышав после чадородия теперь ещё и про ложе, городские и деревенские зрители поддержали меня обрадованным рёвом небывалой силы.

— Наконец и третье: на сваямвару приглашены люди царской крови, но я слыхала, что тебе, Ангарадж, трон достался по дружбе, а приглашения состязаться и вовсе не досталось. Дружба — великое дело, однако я не сделаю своим мужем человека незнатного, не соглашусь и на того, кто избирает себе таких друзей. Панчалийка Кришна Драупади объявляет: ни за Суйодхану, ни за Карну она не выйдет!

При слове «незнатный» и обращении на «ты» по благородным чертам Карны прошло искажение, словно они отразились в неспокойной воде, и я поняла, как сильно его задела. Я мысленно укорила себя за то, что для верности изобрела целых три причины для отказа. Ведь вполне можно было ограничиться двумя! Исправлять испорченное было поздно, и всё же моя ошибка заставила меня сгорать со стыда, мне представлялось, что ангский царь, больше подходящий на роль отца, чем жениха, стоит не в отдалении, а лицом к лицу со мной, и упрёк в его светло-карих, почти золотых на золотом лице глазах претворяется в слова «девушке не пристало быть такой строптивой и злоязыкой», до того явственно различимые, как будто это Кришна проговорил их у меня над ухом.

Впрочем, нет, Кришна как раз скрестил руки ладонями стоймя, показывая мне «хорошо, весьма хорошо». На хмуром лице отца тоже проявилось одобрение — я избавила его от необходимости вмешиваться, а моё красноречие, находчивость и гордость сделали меня ещё более желанным призом.

Медленно, неохотно, благоговейно Карна вернул колеблющийся от собственной тяжести махадханур на тамариндовую подставку. Мне показалось, что более всего он сожалеет о том, что ему не приведётся испытать это трудноподчинимое оружие на хитрой цели.

— Я, пожалуй, и сам не готов состязаться за девушку, которая заносится выше Гималаев и солнца, — объявил Карна с невесёлым смехом и указал взмахом руки на сияющую повозку сурьи, уже начавшую спускаться к горизонту. (Помнится, когда я была младше, разглядывая устройство наших колесниц и расспрашивая конюшенную прислугу, я задумывалась, какие приёмы использует возница сурьи на таком крутом съезде.)

— Навсегда запомни последний взгляд нашего светоча, Драупади, — залившись хохотом, как дитя при виде погремушки, еле выговаривая слова от смеха, напутствовал меня Кришна. — Он, конечно, вручил бы тебя другу, но глядел он на тебя вовсе уж не глазами друга! Ты приметно пришлась ему по сердцу!

— Я тут всем по сердцу, кроме тебя, а в родство с моим отцом и в торговые пути Южной Панчалы эти тигры среди львов, ой, кшатрии среди людей, прямо-таки трепетно влюблены, — не осталась в долгу я. — И что ещё за «светоч», Кришна?

— Светоч добродетели и щедрости, разумеется, если договаривать полностью. Ангарадж Карна славится своими пожертвованиями и тем, что в один ранний утренний час никогда не отказывает просителям.

Я почувствовала себя ещё более пристыженной — я обидела такого достойного человека, придравшись к происхождению, которое никто себе не выбирает, и не самому низкому происхождению, суты ведь тоже кшатрии.

— Ошибаетесь, Кришна Васудэва, — с сожалением ответила я. — Видите, после моих слов он утратил всякое желание со мной знаться. Это так же верно, как то, что во мне пробудилось желание знать о нём больше.

Карна покинул площадку, сел на соседнее с Суйодханой место, и этот Каурава тут же наклонился к нему, яростно рубя ладонью воздух. А между тем вокруг нарастал малопристойный шум: пока я про себя переживала совершённую ошибку и зарекалась от необдуманных речей, первые раскаты одушевлённой стоголосой бури слышались ближе и набирали силу. Время текло, никто больше не стрелял, отвергнутые претенденты переговаривались и отзывались на чужие выкрики, и голос Суйодханы гремел чаще всех. Раз за разом я возвращалась к хастинапурскому юварадже взглядом, невольно, как птица перед змеёй. Я ещё не видела, чтобы кто-то выказывал такую непринуждённость желаний в присутствии моего отца.