Взрослая любовь (джен)

На появление Невилла из тайного прохода Джинни почти не обратила внимания. Этот ход оставался единственным надёжным способом связи с внешним миром, и скрип петель не только не пугал, но даже вселял надежду: пока был Аберфорт, пока извне поступала поддержка, пока оставался путь отступления — было не так страшно.

— Друзья, у меня сюрприз!

— Очередная стряпня Аберфорта? Сюрпризом будет, если мы её переварим.*

Джинни даже не улыбнулась шутке Симуса. Готовил хозяин «Кабаньей головы» отвратительно, что правда, то правда, однако язвить по этому поводу она считала неправильным. Аберфорт не был обязан им помогать, и уж точно не подписывался на то, чтобы их кормить, так что Симусу стоило бы говорить спасибо, а не упражняться в остроумии…

Однако накрутить себя она не успела — вспомнила, зачем пришла: сообщить о послушанном разговоре между Кэрроу.

— Гарри!

Имя прозвучало подобно заклинанию патронуса. Все вскакивали на ноги, смеялись, повторяли имя Гарри, хлопали… А Джинни словно застыла. Так это правда? Гарри действительно в школе?.. За спинами друзей она не видела его, за возгласами не слышала его голоса, и потому поверить, что он наконец вернулся, было сложно.

Ноги словно онемели; Джинни сделала шаг, другой; покрытое ледяной коркой сердце забилось чаще. Кто-то спросил про план, и она наконец услышала его; голос Гарри путеводной нитью вёл её, придавал сил, вселял веру в будущее.

— Гарри! — сумела произнести она, и словно волны, друзья расступились, давая ей увидеть его.

— Привет.

Внутри диким зверем кричали обида и ревность. Да, Гарри смотрел на неё и вроде бы даже был рад её видеть, но его мысли были далеко. Он даже не сделал шага навстречу, чтобы обнять её, так и стоял рядом с Роном и Гермионой, будто только они имеют значение. Джинни отказывала признавать, что несправедлива, что момент не подходящий, ведь она так надеялась на иную реакцию. Но он пришёл не к ней.

Когда он ушёл — не простившись, оставив её в Норе в момент атаки Пожирателей смерти, в ней что-то умерло. Умом Джинни понимала, что Гарри порвал с ней ещё до этого нападения, что Дамблдор поручил ему важное задание, что у Гарри были более серьёзные проблемы, но сердце отчаянно отказывалась принимать, что она, Джинни, для него менее важна.

От Гарри и Рона не было никаких вестей, они аппарировали в самом начале нападения, оставив Джинни, родителей и всех остальных самих разбираться в врагами, как будто им не было никакого дела ни до кого, кроме самих себя. Это было ужасно неправильно, так думать, но именно эти мысли душили Джинни во время сражения и потом, когда она помогала маме лечить раненых отца и Фреда, когда они вместе чинили сломанную мебель, когда всхлипывающая Флёр в порванном и запачканном кровью свадебном платье смотрела на безнадёжно испорченный торт, когда на следующий день они все смывали кровь с травы перед окнами кухни…

Гарри не было рядом, Гарри даже не написал.

Всё лето Джинни пыталась смириться, что Гарри выбрал не её. Знала, чувствовала, что он принял решение и не отступится, но глупое сердце продолжала верить, что он одумается и вернётся. Бывали моменты, когда она ненавидела Гарри — за то, что ушёл; обещала себе забыть о нём, не думать, но не выдерживала и часа — он отказывался уходить из мыслей. Было немного стыдно, что про родного брата и тем более их подругу Гермиону она совсем-совсем не вспоминала, но для Джинни мир сосредоточился на Гарри, и до остальных ей было мало дела. И лишь в Хогвартс-экспрессе, окончательно уверившись, что Гарри не вернётся в школу, Джинни поняла, что для него так действительно лучше.

В этом году в Хогвартсе было ужасно. Не потому, что не было Гарри, не из-за отсутствия Дамблдора, и даже не потому, что она впервые в жизни осталась совершенно одна — без братьев. А из-за Кэрроу. Джинни, как и другие гриффиндорцы, не могла спокойно принять перемены, и они постоянно нарывались на конфликты и не вылезали из отработок. И каждый раз вспоминали Гарри.

Осенью — с надеждой, зимой — со злостью, а весной — с презрением.

Никто больше не верил, что Гарри не просто сбежал, тем более что никто ничего не знал о его планах, Гарри ведь никому толком не объяснил, что ему поручил Дамблдор, и даже сама Джинни перестала возражать и что-то доказывать. Даже она уже не верила, что Гарри ушёл не потому, что испугался.

Шестой курс Джинни выдался напряжённым, но она научилась действовать без оглядки на Гарри и не рассчитывая на помощь братьев. Любила ли она Гарри?.. Джинни не смогла бы ответить на этот вопрос под угрозой очередной отработки с Кэрроу, в том числе и потому, что засыпая в гриффиндорской спальне, представляла не Гарри Поттера, который сказал, что им нужно расстаться и ушедшего с Роном, а Гарри, который робко целовал её на лестнице в Норе, который брал её за руку, чтобы войти в Выручай-комнату, который задорно смеялся и взмывал в небо, и для которого самым важным была она, Джинни.

И всё же Гарри вернулся.

Но не к ней, а продолжая исполнять волю Дамблдора.

И вернулся не её Гарри. Он изменился, настолько, что Джинни не сразу осмелилась подойти. Рон с Гермионой тоже выглядели иначе — взрослее, серьёзнее, жёстче, но Джинни не было дела до перемен в них, она видела лишь одного человека — Гарри.

Когда началась битва, она даже вздохнула с облегчением: наконец можно было сосредоточиться на том, что по-настоящему важно, отбросить все мысли прочь, остановить сомнения и переживания, заняться делом. Вся тревожная неопределённость осталась позади, пришло время действовать, перестать сдерживаться и выплеснуть на врагов весь скопившийся гнев, всё разочарование и всю боль…

Она хотела быть рядом с Гарри — прикрывать его спину, чувствовать его локоть, но он отказал — снова предпочёл ей компанию Рона и Гермионы.

Целясь в Пожирателей смерти, выкрикивая атакующие заклинания, прячась за щитами, Джинни не могла не думать о том, что для Гарри она всегда будет на втором месте. И эти мысли наполняли её такой яростью, что с ней никто не мог справиться: её Ступефаи пробивали щиты Пожирателей, перед ней разбегались егеря, а её конь с лёгкостью разогнал дементоров.

Сверкающие глаза и развевающиеся на ветру рыжие волосы — в тот момент Джинни была олицетворением войны.

А потом погиб Фред, и эйфория схлынула.

Неподвижное тело, застывшее лицо, навсегда закрывшиеся глаза, — для Джинни жизнь разделилась на «до» и «после». Смерть всегда была абстракцией; даже после знакомства и Томом Риддлом и василиском, когда Джинни едва не погибла, проникновения в Отдел тайн и сражения с убийцами… она не боялась смерти, не верила в неё. Но одного взгляда на лицо Фреда было достаточно, чтобы осознать — это конец. Окончательный и бесповоротный. И ничего нельзя исправить. Никому. Никогда.

Обращение Волдеморта — казалось бы, просто слова! — подорвало боевой дух.

«Отдайте мне Гарри Поттера», — сказал он первый раз, и хотя слова проникали не только через стены, но и в саму душу, это не столько напугало, сколько подзадорило их — никому не хотелось уступать этому чудовищу!

Но теперь он не просил отдать Гарри, теперь он обращался к самому Гарри, и Джинни знала, что…

Его нигде не было. Заплаканная Гермиона и словно бладжером стукнутый Рон — Джинни с первого взгляда стало понятно, что она опоздала. Гарри ушёл. Снова. И в этот раз, кажется, навсегда.

Слёз не было.

Именно об этом Гарри и говорил, когда порвал с ней: что он обречён на сражение и не хочет, чтобы Джинни проходила через потерю.

Из груди рвался крик, но она молчала. Обнимала маму, отца, пыталась поддержать Джорджа. Её боль не превосходила ту, что сейчас чувствовали потерявшие сына родители и лишившийся половинки себя Джордж. Но легче от этого не было, боль разрывала грудь, рвалась из горла, стучала в висках.

«Пожалуйста», — мысленно повторяла Джинни, даже не задумываясь, к кому обращает молитвы. Она старалась не погружаться в боль слишком глубоко, пыталась отвлечься и сосредоточиться на чём-то, чтобы не думать о Гарри: помогала мадам Помфри, накладывала простенькие чары, заживляя мелкие царапины и порезы на пострадавших, наколдовывала очищающие чары и воду, передавала зелья… Но действовала механически, а внутри билась только одна мысль: «Пожалуйста! Пусть он выживет!»

Он не выжил.

Ничья смерть не ударила по ней так, как его. Рыдающий Хагрид нёс на руках мёртвое тело, и Джинни не нужно было видеть лицо, чтобы понимать, кто это.

Она ничего не чувствовала. Сколько раз мама говорила, что заранее знала, когда с её близкими что-что случалось… А она ничего не почувствовала — не дрогнуло сердце, душу не охватила внезапная тоска, не бросило в холод. Пока не увидела — Джинни не знала, что Гарри больше нет. И от этого было лишь больнее.

Папа остановил её, когда она бросилась к нему. Нет, не к Гарри — к Тому. Джинни готова была голыми руками разорвать его на части. Но её остановили…

А потому, когда Гарри неожиданно атаковал, Джинни сквозь ошеломляющее облегчение почувствовала такую злость!.. Как он мог?! Неужели Гарри настолько чёрствый, что не понял, что увидеть его мёртвым…

Но сражение возобновилось, и ярость выплеснулась на врагов. Полчаса всепоглощающей ненависти хватило, чтобы она поняла, что готова даже это простить Гарри, только бы он оставался живым. Джинни даже остановилась, едва не попав под шальной луч проклятия, так её изумила пришедшая в голову мысль. Несмотря ни на что -она любила его. Больше всего и всех на свете. Больше родных братьев, потому что смерть Фреда хоть и была ужасна, не сломила её, а одна лишь мысль о гибели Гарри почти лишила рассудка.

Пусть она для него на втором месте, пусть Рон с Гермионой его лучшие друзья, пусть он спасает мир — лишь бы жил. Она всё сделает, лишь бы он жил. Поможет, поддержит, прикроет… Гермиона никогда не сможет дать ему то, в чём Гарри по-настоящему нуждается — тепло семьи. Зато Джинни может и главное хочет быть такой женой, о какой мечтал Гарри.

Она почувствовала, что задыхается, и решительно помотала головой. Она любила Гарри с самого детства, но чувство не осталось неизменным, оно росло и менялось вместе с Джинни, пока не превратилось в настоящую взрослую любовь, способную преодолеть любые испытания. И сама Джинни стала достаточно сильной, чтобы справиться со всеми сложностями. Она уже не та десятилетняя девочка, что смотрела на героя из-за маминой юбки. Гарри Поттер перестал быть для неё Мальчиком-Который-Выжил, героем из детских грёз, она любила его самого: простого парня с недостатками, совершающего ошибки, делающего глупости; лохматого, в свитерах не по размеру, смущающегося, злящегося, смеющегося. Джинни любила настоящего человека, а не героический образ.

Пусть Рон с Гермионой помогают Гарри спасать мир, она, Джинни, будет спасать самого Гарри. Будет рядом, не оставит одного, обеспечит ему надёжный тыл, уютный дом, где его всегда примут, где его будут ждать любящие жена и дети.

Она улыбнулась и уверенно ринулась в новый бой — Джинни точно знала, чего хочет от жизни, осталось выжить и помочь Гарри победить в войне.