Не Евангелие (джен)

Для кого-то Святочный бал был самым приятным событием года, а для кого-то не могло найтись дня ужаснее. И причина для ненависти к этому празднику существовала, пожалуй, одна...

* * *

— Я не очень хорошо танцую, если вообще умею, — на лице Гарри Поттера, легенды волшебного мира, Мальчика-Который-Выжил, отражалась вселенская тоска, и его лучший друг, Рон Уизли, искренне посочувствовал бы ему… Если бы сквозь маску отчаяния не проглядывала отчетливо какая-то подозрительная радость.

— Тебе все равно придется — ты Чемпион, — голос разума в тройке товарищей, Гермиона Грейнджер, не первый день уже почему-то отказывавшаяся разговаривать с Уизли, была на редкость немногословной... Впрочем, на ее умении спускать с небес на землю это не отразилось — теперь сквозь тоску Гарри не пробивалось ничто. И Рон мог со спокойной душой похлопать друга по плечу.

Трагичное молчание воцарилось минуты на три, пока в рыжую голову не закралась потрясающая идея, тут же заставившая Гермиону поморщиться:

— Ну... А может, это... Как его... Ну, заклинание, которое Малфой использовал. Помнишь, Гарри, ты тогда еще... — Уизли красноречиво подергал пальцами.

— Таранталлегра, — Гермиона буркнула себе под нос и, раздраженно взглянув на недоумевающие лица Рона и Гарри, повторила: — Таранталлегра. Заклинание танца против воли. И не думаю, что оно поможет: вряд ли на Святочном балу танцы будут... — она передразнила Рона, помахав руками в воздухе.

— Да, наверное, ты права... — тишина длилась еще несколько минут, пока Рон вновь не осмелился заговорить:

— А все же... Помните, как смешно это выглядело? — Гарри бросил на него уничтожающий взгляд, и Уизли тут же поспешил исправиться: — Ну, в смысле, со стороны. Малфой тогда...

— Малфой перестарался, — Гермиона все же не смогла сдержать хихиканья, — ты уж извини, Гарри, но, боюсь, тратить такие заклинания на тебя... — Гарри с Роном посмотрели на нее с большим интересом — узнать, как еще облажался Малфой, хотелось всегда, — и Гермиона сдалась: — Заклинание "Таранталлегра", хоть и применяется сейчас шутки ради или в бою, при первом использовании разбудило Везувий. Так написано в "Истории магии", я не собираюсь пересказывать — самим читать нужно было.

— Так я читал... — растерянно протянул Рон.

— Но не запомнил! — злорадно воскликнула Гермиона, полная решимости ничего больше не говорить.

Увы, свою подругу Поттер и Уизли знали слишком хорошо… К несчастью для нее.

— Ты просто не знаешь — лишь делаешь вид, что тебе все известно, — Гарри скорбно покачал головой, всем своим видом выражая глубочайшее разочарование.

Нахмурившись, Гермиона прошептала: "Болван…" — и начала рассказ... Хотя вернее было бы назвать его цитированием строк из учебника.

За ее спиной мальчишки удовлетворенно переглянулись. Этот прием срабатывал всегда.

* * *

— То есть Захария Иннокенти, желая опробовать заклинание, не рассчитал его силу и случайно разбудил Везувий? — Гермиона могла бы поклясться, что нет зрелища страшнее, чем думающий… порывающийся думать Рон.

— Выходит, что так, — она кивнула, мысленно радуясь, что Уизли не попытался прийти к каким-то более глубинным выводам. — Помпеи оказались полностью уничтожены, и с тех пор Таранталлегру запрещено применять к большим неживым объектам.

— Ложь! — завизжал кто-то. Троица переглянулась, и Гарри заорал:

— Пригнитесь! — подождав, пока над их головами отзвучат последние отголоски взрыва, все поднялись с пола и недовольно уставились на Пивза. Тот выглядел необычно взволнованным, хмурил брови, кусал губы, глаза его бегали по коридору. Именно так он выглядел, когда пытался придумать особенно удачную пакость. Вот и сейчас…

— Все было не так. Я расскажу вам, несчастные детишки, как все было на самом деле! — взгляд Пивза горел энтузиазмом, и это не предвещало ничего хорошего.

* * *

Солнце светило, птички пели, музыканты рьяно играли на своих инструментах, немногочисленные парочки танцевали тарантеллу — излюбленный местный танец, — а ребятня собралась в кучку рядом со сказителем — патлатым бродягой с хорошим голосом и солидным запасом увлекательных историй. На этот раз он, вдохновленный слушаемым мотивчиком, решил поведать детям легенду о танце «тарантелла» и прекрасной Мари. Увы, ничто из этого — ни танцы, ни Мари — не интересовало полноватого мужчину с длинными усами, густыми бровями и толстым носом. Захария Иннокенти был занят куда более важным, по его мнению, делом — он поглощал вино. Маленькие глаза Захарии пьяно блестели, покрасневший нос подергивался от удовольствия, усы воинственно топорщились, а руки тянулись к очередному кувшину… Которого на ожидаемом месте не оказалось. Смачно выругавшись и потребовав еще вина, Иннокенти нахмурился, все его прекрасное настроение как водой смыло. Попытавшись как-то отвлечься, Захария решил вслушаться в журчащую речь сказителя: "...тогда она оторвалась от сбора урожая и опустила глаза вниз. И увидела огромного тарантула у своих ног. Тот внезапно ринулся вперед и запустил свои жвала в нежную кожу прекрасной Мари. Страшный крик скорбного отчаяния пронесся над золотыми полями..." — и тут же разочаровался в своем намерении. Скучающе намотав ус на жирный палец, Иннокенти запустил пустой посудиной в стену. Глиняный кувшин, издав неприятный звон, разбился на множество черепков, а сказитель на миг прервался, с испуганным удивлением обернувшись на звук. Захария мрачно зыркнул на него из-под густых бровей, и тот, пожав плечами, отвернулся обратно, чтобы продолжить свое повествование: "тогда музыканты из Таранта окружили Мари и начали играть. Мелодия все время менялась, тарантийцы изо всех сил старались попасть в ритм судорожных движений Мари. Наконец им это удалось. И тогда случилось чудо — Мари оказалась исцелена от ядовитого укуса тарантула. И великий праздник случился в городе, и назвали танец, что спас Мари, "тарантеллой" — то ли от "Таранта", то ли от "тарантула"…"

Отчаянно скучающий Захария уже был готов заорать, чтобы несчастный сказитель заткнулся, но и его самого очень удачно заткнули: принесли еще несколько кувшинов. Обрадованный, Иннокенти вернулся к своему увлекательнейшему занятию и уже не заметил, как сказитель начал рассказывать другую историю. Ему это было неважно: он только что выпил десятый кувшин лучшего местного напитка и останавливаться не собирался. Руки, подрагивая, снова потянулись к сосуду, а опьяненный разум зацепился за фразу сидящего неподалеку человека: "Везувий спит..." Пальцы Захарии застыли в воздухе, так и не дотянувшись до кувшина. Иннокенти протер глаза, повернулся и мутным взглядом окинул мирно посапывающий неподалеку вулкан. А дальше... Дальше его душу стала охватывать праведная злость.

Захария смотрел на Везувий. Но тот и не думал вернуть ему взгляд. Он преспокойно спал! И сколько бы Иннокенти ни пепелил Везувий взглядом, тот не собирался отвечать. А ведь мог бы: изрыгнуть лаву!.. Захария быстро наклонился вниз и изрыгнул не лаву, конечно, но тоже уже кое-что.

Нет, так дело не пойдет! Этот спящий гигант просто не замечал его! А как же битва? — он уже не помнил, о чем думал минуту назад, но четко знал: он просто обязан сразиться с этой громадиной! А чтобы с ней сразиться, нужно ее разбудить. А чтобы ее разбудить...

Захария выхватил волшебную палочку и направил ее на вулкан. Брови нахмурились, рот приоткрылся, и... Ничего. Он не мог вспомнить ни одного заклинания, которое было бы способно разбудить спящий вулкан. Так еще и эта проклятая музыка никак не давала сосредоточится... Чертовы танцы! Чертова тарта... тартана... татранел... — он, пошатнувшись, схватил табурет и запустил его в музыкантов, но, видимо, промахнулся, так как игра продолжилась. Он схватился за виски, тщетно пытаясь выговорить нужное слово: траталенна, тарталинна... Голова начала раскалываться от громких звуков, и тогда...

— Ну же, allegro! Быстро подними это!..

— Таранталлегра! — два слова слились в мозгу несчастного Иннокенти воедино, и так он их и выпалил, попутно продолжая искать в памяти нужное заклинание. В это время хозяйская кошка прошла совсем близко, задев Захарию хвостом. Он вздрогнул, отшатнулся, зацепился ногой за стол и полетел вниз, нелепо взмахнув руками и... Волшебной палочкой, из которой тут же вырвался сноп разноцветных искр. Раздался ужасающий рев, небо полыхнуло алым, послышались испуганные крики, и последним, о чем подумал Захария Иннокенти перед тем, как провалиться в беспробудный пьяный сон, было: "Везувий все же взглянул на меня".

* * *

— Вот так вот… А потом, как вы уже знаете, был…

Пивз на мгновение замолк, переводя дыхание после непривычно длинной для себя речи. На лицах друзей читался шок, и им даже в голову не пришло что-то предпринять, когда полтергейст мерзко захихикал:

— БУМ!

— Черт, — обреченно простонал Гарри, закрывая голову, чтобы защититься от последствий взрыва очередной грязевой бомбы.

— Не то слово, — проворчал Рон и… захохотал: Гермиона, с ног до головы покрытая липкой грязью, судорожно открывала и закрывала рот, будучи не в состоянии найти слов. Затем раскрыла сумку, вытащила оттуда какой-то платок и протерла себе лицо. Потом повернулась к Уизли и смерила его таким взглядом, что он подавился собственным смехом и смущенно потупил глаза.

Пивз же не спешил униматься:

— Видели бы вы свои рожи… А вы чего ожидали? Пьянчужки! Везувий разбудили пьянчужки!

— Нет, — Гермиона первая взяла себя в руки. — В «Истории магии» говорится по-другому. Пошли, — она с силой потянула за собой ошарашенных Рона и Гарри и целеустремленно зашагала вперед. Только когда Пивз остался за поворотом коридора, Гермиона замедлилась, устало выдохнув. И, будто в насмешку, из-за угла раздался задорный крик:

— «История магии» не Евангелие, Грейнджер! — протяжный возглас сменился хриплым смехом, тут же перешедшим в звонкое хихиканье. Пивз был доволен.

Гермиона же была в ярости. Правый глаз ее подергивался, и Рон и Гарри, переглянувшись, сделали шаг от нее:

— Гермиона, ну, ты чего…

— Множество людей погибло… Такая нелепость, — девичьи пальцы вцепились в густую каштановую шевелюру, Поттер и Уизли сочувственно вздохнули.

— Гермиона… Но ведь часто катастрофы случались именно по досадной случайности… — Гарри, прервав свою утешительную речь, вздрогнул, получив в свой адрес злобный взгляд.

— Гарри, как ты не понимаешь! Эта история просто не может быть правдой! Ведь в «Истории магии» сказано… А «История магии» не может…

Гермиона продолжила что-то растерянно бормотать себе под нос, а Поттер отчаянно жестикулировал Рону, чтобы он предпринял хоть что-нибудь. Оба понимали: Гермиона, разочаровавшаяся в учебниках, — это воистину страшно.

— Э-э-э, — протянул Уизли робко, пытаясь срочно сообразить, что можно было бы сказать, — мы решили, что будем делать с танцами, Гарри?

— Нет, Рон, — облегчение, разлившееся в воздухе, можно было потрогать руками, — может, есть какое-то зелье?..

Участия в разговоре Гермиона больше не принимала. Сосредоточенно нахмурив брови, она продолжала размышлять над историей Пивза до самого вечера, когда, сославшись на недомогание, отправилась в женскую спальню раньше обычного. Друзья проводили ее понимающими взглядами.

* * *

Спокойный лунный свет проникал сквозь шторы. Он расслаблял и успокаивал, вгоняя в сон. Гермиона поежилась на постели, упрямо отказываясь засыпать, когда до нее вдруг дошло. Улыбка незаметно скользнула по ее губам, когда она прошептала в темноту:

— Танца «тарантеллы» в семьдесят девятом году нашей эры не существовало, — и плевать, что голос разума с присущим ему сарказмом тут же спросил, является ли это главной абсурдной деталью в «сказке» полтергейста. Плевать, что непонятно откуда взялось тогда название заклинания «Таранталлегра». Плевать, что и без доказательств было понятно, что все услышанное — чушь. Плевать, что где-то в памяти всплыл похожий сюжет одного маггловского романа про сумасшедшего рыцаря, сражавшегося с ветряными мельницами — как Захария хотел сразиться с вулканом. На все плевать — ведь главное, что Пивз врал…

… И «История магии» — почти Евангелие, — закончил шепотом засыпающий голос в кудрявой голове.