Я иду искать! (джен)

— Семь! Восемь! Девять! Десять! Кто не спрятался — я не виноват!

Рене перевел дух и осмотрелся. Его товарищи при самом начале отсчета бросились врассыпную — он слышал, как сыпались камни из-под их подошв. Теперь пейзаж был совершенно мертв, и ничто не выдавало вокруг присутствия хоть одной живой души. Вообще-то, родители — те, что остались в живых — запрещали играть им у развалин и воронок. Но лучшего места для пряток было не найти во всем Марселе.

— Я иду, — тянул Рене, осторожно, стараясь не дышать, проходя под опасно нависшей не до конца обрушившейся плитой. — Берегись!

Тишина. Он огляделся, обрадованно вздохнул и побежал вперед.

— Вот пропасть, — выплюнул Рене, пиная носком надрезанного сандалика не по размеру то, что сначала принял за синий бант Мирей. — У-у-у...

Он тяжело вздохнул, шмыгнул носом и побрел вперед. Рене не везло в прятках: вечно он не мог найти остальных. А они наверняка сидели в своих укрытиях и смеялись над ним. Особенно Бернард — этот был самым старшим и оттого воображал себя самым умным.

Какое-то движение привлекло внимание Рене, и он обернулся. Мимо шел какой-то серый мужчина в шляпе. Он скользнул взглядом по Рене, скривился так, точно увидел на его месте несусветную мерзость, а после прошел сквозь стену и растворился.

"Померещится же такое, — Рене потряс головой. — Нет, ну, глупости, должно быть, пыль. Где это видано, чтобы люди ходили сквозь стены?" — продолжил он уговаривать себя и вскоре свыкся с этой мыслью.

С того момента, как они усовершенствовали ставшие скучными прятки и добавили туда "Правду или действие" — это была идея малявки Мирей: ее папа, американец, рассказал ей правила — играть стало куда веселее. Особую мистичность ситуации придало то, что Шарль, отказавшийся выполнять желание Эдит, старшей сестры несносной Мирей, с дурацким бантом, лишился возможности играть с ними в прятки потому, что на следующий день в его дом попала бомба, а он со своей престарелой глуховатой бабушкой не успел спрятаться в бомбоубежище.

Рене было страшно. Признаваться в этом он, конечно, не собирался. Но теперь, поняв, что никакого движения рядом не возникло, он выдохнул, обтер вспотевшие ладошки о штанины и пошел искать дальше.

* * *

Студент Сорбонны Бернард Люмьер уже пожалел, что согласился на эту экспедицию. Однако особенного выбора у него не было: всех их, в зависимости от профиля, направляли на практику — осваивать профессию в реальных условиях. Теперь он и ряд добровольцев разбирали руины на самых окраинах городов, оставшиеся после бомбардировки Франции, описывали и передавали под перезахоронение останки жертв войны. Разумеется, им почти не везло: большую часть завалов уже давно разобрали, но иногда и такие, позабытые всеми руины порой приносили свой печальный улов.

— Вот вам, пожалуйста, — вздохнул он, завидев под завалом бант; похоже, раньше он был синим. — Тут копайте. И вон там, — он указал на небольшой холм около места, где раньше явно была стена.

Люмьер снял шляпу и утер неожиданно выступивший на лбу пот. Он не мог избавиться от ощущения, что долгих восемь лет назад он уже видел это место во сне — ровно тогда бомбы обрушились на Марсель. И после это не раз преследовало его в кошмарах, от которых он просыпался с криком.

— Кто не спрятался, я не виноват! Я иду!

— Прячься!

— Не показывайся!

Вот опять. Люмьер достал трубку и закурил. Те же голоса, что из проклятого сна. И этот бант — кажется, его он тоже видел.

— Я найду тебя! Прячься! Мы сыграем в "Правду или действие"!

Он тогда проснулся в холодном поту. Несколько лет Люмьер пытался выяснить, что же это за игра; он ругал себя последними словами — какой дурак станет придавать значение снам? Но что-то не давало ему покоя. Вот опять — как это называли? Дежа вю?

— Тут кости, мьсе Люмьер.

Он, выпустив облако дыма, подошел ближе. Работа отвлекала — значит, стоило погрузиться в нее с головой.

— Записывайте, шесть... Нет, война... Семь-девять лет. Судя по сохранившейся одежке, девочка. Еще есть что-то?

Работяги орудовали лопатами и скребками. Люмьер снова осмотрелся. Голос в голове не утихал, он как будто звал его куда-то, отчаянно просил о помощи. Люмьер потер подбородок, вытряхнул трубку и направился на зов.

* * *

Рене был готов заплакать. Его друзья виртуозно прятались, в отличие от него самого, и ему порой казалось, что навек его судьба такова — бродить в пыли и искать, искать...

— Берегись! Я иду! — крикнул он сквозь слезы, держась из последних сил.

Он опять увидел силуэт человека в шляпе и, пересилив себя, решился:

— Дяденька, дяденька! Помогите мне!

Рене со всех ног бросился за серым силуэтом, убеждая себя, что это точно не военный и ему ничего не грозит — ведь военные не бывают такими серыми и пыльными, и вовсе даже не носят шляп.

Вдалеке завыла сирена, в небе послышался гул моторов. Рене припустил за странным взрослым из последних сил — если теперь начнется бомбардировка, он мог стать последним оплотом безопасности.

* * *

Люмьер оступился, чертыхнулся и, поднатужившись, опрокинул плиту, мешавшую ему пройти. Как он вообще ее не заметил? Плита упала с неожиданным грохотом, перед глазами что-то нестерпимо сверкнуло, а потом все вокруг заволокло пылью.

— Бернард! — обрадовался тощий паренек, одетый старомодно и будто с чужого плеча. — Я тебя нашел! Пошли скорее, воздушный налет! А потом, раз уж я нашел тебя, мы сыграем в "Правду или действие"! И... — он смешно шмыгнул носом. — Поможешь мне найти остальных.

Люмьер огляделся. Он плыл, будто бы в дыму. Здание было куда целее, чем каких-то пару мгновений назад — точно как во сне.

— Как тебя зовут?

— Ты с ума, что ли сошел? — обиделся мальчишка. — Друга не узнаешь?

Люмьер потер лоб: мальчишка знал его имя.

— Рене?.. — брякнул он первое, что пришло в голову.

— А я уж думал, ты надо мной шутить решил, — надулся тот. — Пошли скорей, надо найти Пьера, Анри, Эдит и дурочку Мирей, ее всегда по банту издалека видно.

— Найдем, — сглотнул Люмьер, ощущая привкус пороха во рту. — Обязательно.

— И ты мне должен, — напомнил Рене.

Они шли сквозь пыль и туман. Люмьера замутило — точно, это уже было. И лицо тощего Рене, не по годам мелкого и щуплого, и чертов синий бант писклявой девчонки...

Послышался гул с неба. Люмьер вздрогнул — как у любого ребенка войны, этот звук вызывал у него одно желание: спрятаться, забиться под землю, слиться с ней. Воздух дрогнул, поплыл волнами, когда пыль взметнулась ввысь, а из-за сложившегося как карточный домик обломка стены высыпали остальные: долговязый тощий Пьер, напоминавший гриб из-за огромной непропорциональной головы; Анри, одетый в кое-как подпоясанную бабушкину блузку; белокурая вечно надменная Эдит и крикливая, по-американски улыбчивая Мирей, с дурацким синим бантом и дырками на месте верхних боковых резцов — ровно там, где на детском черепе сверкали новенькие острые, но так и не прорезавшиеся, резцы.

— Бернард! — крикнула она. — А мы тебя потеряли! Но ничего — бестолковый Рене нашел тебя, поэтому ты будешь должен ему правду или желание! А потом — твоя очередь водить!