Философский Камень и Искушение (джен)

В этот год народилось сразу несколько выдающихся волшебников. Начиная с последнего десятилетия двадцатого века каждый ребёнок, приглашённый в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс, знает их имена, кроме одного…

Она появилась на свет ярких электрических ламп тридцать первого декабря в одиннадцать часов сорок семь минут вечера под завывание ледяного ветра за окнами маленького госпиталя, что приютился на пересечении Хит Стрит и Маунт Сквер. Её родители даже не надеялись, хотя в глубине души оба страстно желали, что их дочь станет волшебницей и более того — самой загадочной колдуньей современности. Но когда в среду седьмого января уже наступившего нового года подвыпивший пастор церкови Воскресения Христова в Новел Хаузе попробовал окрестить новорождённую и поднёс девочку к купели с холодной водой, вся правда-то и открылась.

Приходской служка так и сел на «пятую точку» с открытым ртом, а маленькая девочка хохотала над купелью и никак не хотела окунаться, паря над водой словно облачко. Священник мгновенно протрезвел, крупная капля пота стекла по его лбу к самому кончику носа.

— Колдунья! — воскликнула Джессика, мать новорожденной.

— Ведьма, — потрясённо выдохнул Джон, муж Джессики и отец девочки.

Оба счастливых родителя с удивлением уставились друг на друга и одновременно выкрикнули:

— Ты знал!?

— Ты знала!?

Сурового вида немолодая женщина в странной одежде, больше похожей на монашескую нежели мирскую стояла чуть в стороне от места проведения обряда. Неожиданно она улыбнулась и её некрасивое угловатое лицо с тяжёлым квадратным подбородком мгновенно преобразилось, наполнилось жизнью и светом, а жёлтые глаза вспыхнули так ярко, что, казалось, затмили свет восковых свечей.

— Свершилось, — низким грудным голосом произнесла женщина, — не прервётся великий колдовской род…

— Что ты говоришь, мама? — повернулся к ней Джон.

— Чей колдовской род Вы имеете в виду? — вторила мужу Джессика и с короткой задержкой добавила: — мама?

— Позже, дети, — не глядя на них старая колдунья Берта Аазз, урождённая Берта Крауч, вынула из широкого рукава потёртую, почти белоснежную волшебную палочку и взмахнула как шпагой: — Обливиэйт!

Священник с помощником тут же расслабились и занялись уборкой алтаря и другими делами, словно обряд крещения прошёл без сучка без задоринки, не обращая больше никакого внимания на присутствующих в церкви людей.

Берта снова взмахнула волшебной палочкой и малышка молниеносно перенеслась к ней, по пути от купели заворачиваясь в пелёнки и одеяло, а шёлковая ярко-красная лента обхватила её крест-накрест и завязалась пышным бантом.

— Мама! — снова вскрикнул Джон, а Джессика только тихо ойкнула.

— Девочку запишите как Анабель Берта Ханна Мария Аазз, — приказала колдунья пастору и приходскому служке и, улыбаясь ещё шире, если такое вообще возможно, с ликованием скомандовала: — За мной, детки!

Это была странная процессия. Из церкви Христа первой вышла высокая женщина преклонных лет с ребёнком на руках, за ней суетливо выскочила скромно, но опрятно одетая молодая мама ребёнка, она слегка сутулилась, как будто старалась стать незаметной, бросала исподлобья настороженные быстрые взгляды и дрожащими руками теребила замызганный носовой платок.

Придержав перед женой дверь, мужчина шесть футов три дюйма ростом, с идеально прямой военной осанкой в полувоенном тёмно-зелёном френче криво улыбнулся и посмотрел на проезжающие мимо машины с уверенностью человека наделённого властью. Пятилетняя служба в армии Британии и работа в территориальной полиции Лондона в настоящее время выработали у сквиба Джона Аазза такой запас стрессоустойчивости, какой мало какому волшебнику даже снился. Между ног идущей вереницей троицы возбуждённо помявкивая шныряли два кота: один полностью рыжий, с наглыми зелёными глазищами и толстым задранным вверх хвостом, а второй мощный серо-полосатый с драными ушами и жутко самоуверенным хищным видом, тигр, только маленький.

Шли в неверных предрассветных сумерках недолго. Берта уверенно распахнула дверь старого многоквартирного дома, консьержки как всегда на месте не оказалось, что не ускользнуло от цепкого взгляда Джона, и поднялись по широкой лестнице на третий этаж, проигнорировав лифт.

— Алохомора, — взмахнула волшебной полочкой Берта.

— Мама, — воскликнул Джон, — ключ же есть!

Волшебница лишь небрежно отмахнулась.

В гостиной она уложила уснувшую по дороге девочку в кроватку и широко взмахнула волшебной палочкой:

— Пир!

Из недр шкафа вылетела и расползлась по столу белоснежная скатерть, на ней выросло большое круглое блюдо со всевозможной нарезкой: фрукты, сыры, мясные изделия, посыпанные ароматной зеленью, а вокруг выстроились три высоких хрустальных фужера и пузатая бутылка с тёмно-красным, почти чёрным вином.

— Мама! — то ли с укором, то ли с восхищением произнёс Джон.

— Только не говори, что я зря это всё готовила, — хмыкнула Берта.

Джессика скромно молчала, не зная как себя вести в собственном доме, только продолжала терзать платочек и топтаться в дверном проёме.

— Садитесь, — властно приказала Берта, закончив извлечение и расстановку припасов, стулья сами собой отодвинулись от стола.

Ослушаться никто не посмел. Бокалы наполнились вином, Берта подняла свой и произнесла:

— За чудо! На которое мы даже не надеялись!

Джессика сделала маленький глоточек. Джон осушил до дна и крикнул:

— Ура!

— Тише ты, — шикнула на него Джессика, — Анабель разбудишь.

Та, словно подтверждая слова матери, тихо закряхтела во сне.

— Анабель. — ласково прошептал новоявленный папаша, глядя на жену с любовью и нежностью.

— Тебе когда на службу? — шёпотом спросила сына Берта, отставляя бокал и подхватывая вилкой кусок прожаренной свинины.

— Завтра, — также тихо ответил он. — Я на весь сегодняшний день с Хемишем договорился.

— Проставляться в своём участке будешь?

— Крестины — дело святое, — ответил он, ухмыляясь во все тридцать два белоснежных зуба.

— Я тебе приготовила сумочку с угощениями, завтра с собой возьми, у двери стоит, — Берта взмахнула палочкой и в прихожей что-то призывно звякнуло.

— Спасибо, конечно, но я и сам… — Джон не договорил, небрежно прерванный мамой.

— Так ты тоже сквиб? — обратилась она к невестке.

Джессика вздрогнула, посмотрела на неё и понуро кивнула.

— И твоя настоящая девичья фамилия? — продолжила допрос Берта, глядя на невестку в упор.

…Молодой полицейский секунд пять разглядывал её бледное осунувшееся лицо. В его светло-светло-карих, почти жёлтых глазах плясали отблески единственного уличного фонаря. Мужчина криво усмехнулся разбитыми губами и спросил:

— Как звать-то тебя.

— Д… Дж… Джессика, — запинаясь, промямлила девушка.

— А фамилия? — спросил второй полицейский, защёлкнув наручники на пьяном хулигане, а ведь только пять минут назад этот тип безнаказанно обшаривал её, в поисках ценностей и нагло угрожал.

— Ле… Ле… Лестр… — договорить она не смогла, зубы стучали, норовя прикусить язык.

— Так и запишем: пострадавшая Джессика Лестр, — весело сказал второй полицейский и вздёрнул хулигана за шиворот, заставляя встать на ноги.

— Тебя куда отвести? — спросил первый полицейский, потирая квадратный мужественный подбородок.

— Мне некуда идти, — призналась девушка и разрыдалась, уткнувшись в его широкую грудь…

— Лестрейндж… — еле слышно пропищала Джессика, не отрывая взгляда от скатерти.

— Ха! Чистейшая кровь! И чего от нас скрывала своё происхождение? — громким шёпотом воскликнула Берта Аазз и заговорщицки спросила: — Тяжело сквибу среди волшебников, понимать, что никогда не сможешь колдовать, никогда?!

— И чувствовать себя прокажённой, — кивнула Джессика и неожиданно даже для себя быстро заговорила: — Пока родители были живы ещё ничего, меня жалели, даже Родольфус и Рабастан прощали мне в какой-то мере семейный позор, скрывали от друзей и соседей, запирали в подвале, я привыкла и терпела, но когда Родольфус женился на Беллатрикс, наступил кошмар… Я выдержала два месяца в родительском доме с этой, этой…

— Стервой? — подсказала свекровь, ухмыляясь улыбкой сытой львицы.

— Да, — поморщилась Джессика. — Я не смогла там больше оставаться, сбежала. Продала цыганам золотые серёжки — бабушкин подарок, и купила билет до Лондона.

— Ты мне не всё рассказывала, — с упрёком произнёс Джон.

— Ты мне тоже ничего не говорил, и если бы не сегодняшние крестины… — ей на колени вспрыгнул рыжий кот и утробно замурчал, словно мотор завёлся.

— Прости…, да, я мог бы и сам догадаться, что ты такая же, как и я, — он бросил взгляд на рыжего кота, которого угощали кусочком ветчины, и посмотрел на серого, нацелившегося на колени хозяина, и в сердцах воскликнул гневным шёпотом: — Этот глупейший закон о секретности! Можно подумать, что в Министерстве Магии работают одни идиоты…

— О! не только, не только, я бы отметила там наличие множества имбецилов и дебилов! — Берта коротко хохотнула. — Но идиотов там большинство, это точно, как сотрудник Министерства Магии говорю, стоит мне зайти в здание, как становлюсь дура-дурой. Сама структура этой организации резко снижает общий умственный уровень, и чем больше отдел, тем тупее в нём становятся сотрудники. Однако, речь не о том. Вы, дорогие мои, сколько уже вместе?

— Три года, — сказал Джон.

— Два как женаты, — добавила Джессика, глядя на кота с упоением лопавшего колбасу.

— И оба не догадались, — констатировала Берта.

— Увы, но никто из нас не обмолвился о том, что родился в семье волшебников, — развёл руками Джон. — Ты же меня и предостерегала, разве нет?

— А вы знаете, что есть леденящие душу легенды о детях сквибов, одна ужаснее другой? — хитро улыбнулась Берта, пропуская мимо ушей упрёк сына.

— Да брось, мама, — отмахнулся Джон, — у меня такая радость! — и он наполнил себе и ей бокалы вином.

— Это правда, — поддержала его Берта, — у меня внучка волшебницы! Я и не надеялась…. Эх, был бы жив Майлз, вот бы обрадовался, весь Хемпстенд бы напоил, и что-нибудь обязательно разрушил…

— Я плохо помню отца, — осторожно произнёс Джон.

— Сегодня не будем о прошлом и грустном. Прах к праху, а вот живых к живым! Невзирая на тёмные времена. Но ничего, если соблюдать осторожность, не говорить никому, что вы сквибы… — Берта не договорила, задумавшись над чем-то очень важным.

Минут десять они молча потягивали вино, кроме Джессики, она один раз пригубила и больше не трогала бокал, играла с котом: подносила к усатой морде сосиску и, когда рыжий нахал открывал пасть, быстро отдёргивала руку, и зубы смыкались на пустоте. Эта игра обоим очень нравилась, судя по довольным морде и лицу. Полосатый кот, сидя на коленях хозяина, внимательно следил за перемещениями сосиски.

В детскую кроватку, непонятно каким чудом взобрался крохотный пушистый рыжий комочек и улёгся под боком малышки. Никто и не подумал прогонять кошечку.

— Итак, — прервала молчание Берта, — когда придёт приглашение из Хогвартса, в банке Гринготс для Бель будет небольшой запас золота, на обучение. Думаю, семидесяти галлеонов на год вполне достаточно. Завтра схожу, распоряжусь, мне всё равно в Косой Переулок надо наведаться, по служебным делам.

— Спасибо, мама, — хором воскликнули счастливые родители.

— Ерунда, — довольно улыбаясь, ответила Берта. — Анабель так и так наследница всего состояния Ааззов, ну если не заведёте маленького волшебника…, в семнадцать лет ей станут доступны приличные суммы, не миллионы конечно, но на первое время вполне хватит, ключ я вам оставлю. Жаль, замок разрушили в прошлую войну, ну ничего, остров-то её будет! Он всегда старшей ведьме переходит, то есть должен переходить, если справится…

— Остров? — спросила Джессика, не дослушав объяснение.

— Да, семье принадлежит небольшой утёс с нагромождением скал недалеко в море у западных берегов Шотландии совсем рядом с островом Скай. Этот утёс приданное-наследство Марии, только попасть туда может лишь волшебник. Зачарован отцом Майлза ещё в прошлом веке. Второй-то замок в Шотландии другой ветке отошёл, да и сам Флитвик-старший ещё жив-здоров…

— Как я понимаю, сквибы благами волшебного мира пользоваться не имеют права, — хмуро проворчала Джессика.

— Ну почему же, — озорно улыбнулась Берта. — Я, как бабушка волшебницы Анабель могу в её квартире колдовать и превращать обычные вещи в волшебные, ну а ты легко разберёшься, как с ними управляться…

Тут раздался недовольное ворчание и кряхтение со стороны детской кроватки, и счастливая мать подорвалась с места, бросилась кормить проснувшуюся дочь…