Переписать Рождество (гет)

Северус ненавидел Рождество. Папаша Снейп обычно уходил пить еще рано утром в сочельник, чтобы к рождественскому утру быть обнаруженным на скамейке гуляющими прохожими или задержанным за нарушение общественного порядка. Северус оставался с матерью.

В Рождество Эйлин Принц получала единственную открытку от престарелой и впавшей в старческую деменцию тетушки и, словно сравнивая картинку со своей жизнью, погружалась в уныние.

— В такие моменты понимаешь, что жить совсем незачем, — говорила она, немного всхлипывая. — Северус, дорогой мой, прости меня, но я больше так не могу. Однажды я найду дом повыше, заберусь на крышу и… — она махнула рукой, потом обхватила сына руками и прижала его голову к груди и снова начала всхлипывать, поглаживая его по волосам. — Прости меня, прости, дорогой мой, что я говорю в самом деле… Но ведь, правда, сил у меня не осталось совсем.

Она наконец выпустила сына, но почти сразу же снова уцепилась за него, уставившись каким-то молящим взглядом. Северус невольно отвел глаза в сторону.

— Посмотри на меня, — Эйлин всхлипнула, слегка встряхнув его, слезы катились у нее по щекам. — Скажи, ты же понимаешь, правда? Понимаешь?

Тот молчал.

— Зря я… Прости, дорогой, прости… Ты проголодался? — вытирая руками лицо, Эйлин вскочила на ноги, бросилась на крохотную грязную кухню и начала греметь какими-то кастрюлями. — Сейчас я сделаю что-нибудь. И будет хорошо, правда? Правда ведь?

Северус услышал, как что-то обрушилось, тоже поднялся и пошел на кухню.

— Не надо, — сказал он, удерживая мать за руку. — Не надо ничего. Лучше отдохни.

Эйлин вернулась в комнату, опустилась на диван, а потом снова заплакала, прижав руки к лицу.

— Совсем… от меня толку… никакого… Ничего… не могу… — слышалось сквозь ее рыдания.

Став старше, Северус все так же ненавидел Рождество. Что-то во всех этих украшениях было мишурное и липкое, что-то такое, в чем не хочется измазаться.

В дверь кабинета сдержанно постучали.

— Да? — спросил Северус и, увидев на пороге Септиму Вектор, сказал: — Здравствуйте, профессор, чем могу помочь?

— Мне нужен ваш совет в одном исследовании. У вас не найдется немного времени?

— Разумеется, проходите, — кивнул Северус, — присаживайтесь.

Септима аккуратно пододвинула себе стул и опустилась на самый краешек. Она была довольно странной, какой-то судорожно сжатой, даже ее блуза с высоким воротником и жакет были застегнуты на все пуговицы, а волосы уложены почти с математической точностью.

— Недавно я начала изучать, так называемые, темнозаряженные числа, — пояснила она. — Это имеет отношение к темным искусствам и, полагаю, вы о них знаете…

— Разумеется, — кивнул Северус, — но, насколько я понимаю, это весьма неточная область, сильно зависящая от заклинателя.

— Да, — Септима кивнула и поджала губы, как будто заранее была не рада тому, что приходится обсуждать что-то неточное, — Однако недавно я нашла довольно любопытный эффект…

В этот момент ее прервали, так как в дверь кабинета громко и злорадно постучали.

— Извините меня, — заметил Северус. — Войдите.

На пороге появился Филч, тащивший за собой упирающегося Драко Малфоя.

— Я поймал его, когда он пытался улизнуть из замка! — горделиво объявил он.

Разговор, таким образом, приходилось отложить. Северус извинился, поблагодарил Филча за работу, и провел остаток вечера пытаясь заставить молодого Малфоя рассказать, почему ему так понадобилось выбраться из школы.

Идея профессора Вектор оказалась довольно занимательной, и Северус работал вместе с ней несколько месяцев, пока весь замок одевался рождественскими украшениями. В Большом Зале высились двенадцать елей, перила увивали гирлянды, повсюду были свечи, огоньки и горы конфетти, а ученики, совершенно обезумев, носились по школе, кидались снегом во дворе и целовались под каждой омелой.

Септима иногда не могла удержаться от того, чтобы говорить о них колкости, и Северуса это забавляло. Чем ближе становился праздник, тем больше они, почему-то, говорили о нем, хотя и избегали этого всеми силами.

В вечер сочельника они работали допоздна и задержались сильно после отбоя.

— Не люблю Рождество, — заметил Северус в ответ на какой-то вопрос.

— Я тоже, — Септима неуютно поежилась, а потом почему-то добавила: — Каждый раз вспоминаю, как умирал мой брат. Как раз в это время. Он долго болел и сильно мучился.

— Моя мать покончила с собой в Рождество, — сказал вдруг Северус. — Это тоже было вроде длинной болезни.

Септима грустно кивнула.

— Как-то глупо после этого радоваться, — заметила она. — Хотя чувствуешь себя иногда каким-то уродом. Потому что они все радуются, а ты не можешь.

— Нечему радоваться, — усмехнулся Северус. — Радоваться можно искренности, а тут искренности нет.

Септима обернулась к нему. Они вышли в опоясанный арками внутренний дворик, пошли по кругу. С высоты облаков срывались холодные пушинки снега, отблескивая в свете сотен расставленных тут и там рождественских свечей.

— Вы часто лжете, профессор Снейп, — заметила она.

Тот усмехнулся.

— Это вы так думаете потому, что я вам кажусь безрадостным?

Она вдруг взяла его левое запястье и сдвинула рукав, открыв край узора черной метки.

— Потому что не лгать — для вас радость.

Опомнившись, Северус отдернул руку. Ему показалось, что Септима знала о метке довольно давно и даже, наверное, успела поговорить с Дамблдором — слишком спокойно она чувствовала себя рядом с пожирателем смерти.

— И давно вы знаете? — спросил он.

Септима пожала плечами.

— Она у вас болит часто.

Они остановились под аркой входа, ведущего обратно в замок.

— А что для вас радость? — поинтересовался Северус.

— Узнать истину.

Это показалось ему довольно забавным.

— Тогда спросите меня о чем-нибудь, — сказал он, глядя ей в глаза.

— Правду скажете? — Септима улыбнулась.

— Да, — Северус тоже слегка усмехнулся и кивнул.

— Вам хотелось бы переписать Рождество?

На мгновение Северус задумался. В его голове проскочило много воспоминаний. Как он перестал возвращаться домой на зимние каникулы, и как однажды профессор Слизнорт подал ему письмо. Или, скорее, записку, исписанную размазанными извинениями и залитую слезами.

— Да, хотелось бы, — произнес Северус.

— И мне тоже хотелось бы, — Септима грустно улыбнулась, слегка повернулась, собираясь идти дальше.

Северус взял ее за руку, притянул к себе, их губы легко соприкоснулись.

Было слышно, как башенные часы пробили полночь.