Огонёк (джен)

Я сидела в засаде. И уже довольно давно. Высматривала, когда этот негодяй Фредодж появится на улице в своём двуглавом обличии.

Я собиралась их как следует обличить. Точнее, облить. Чернилами.

Вполне заслуженно, потому что кто-то из них сегодня превратил мою единственную белую футболку в белую футболку с ужасно-зеленым пятном.

На крыльце постоял Рон, попинал сапоги, ушёл. Чарли прокрался к папиному сараю и втихаря задымил там маггловской палочкой. Вышла мама, покричала Чарли, а поганец Джофери все не показывался.

Я уже столько сидела, что ноги затекли, а гномы стали копать подо мной норы. И тут кто-то прямо над моим ухом протянул замогильным шёпотом:

— Что ты тут делаешь, Огонёк?

Рефлексы сработали как надо: я закричала, дернулась и вылила всю банку чернил на того, кто прятался у меня за плечом. А потом попыталась убежать. К сожалению, когда ты в кустах, это становится определенной проблемой.

— Ой, — раздалось за спиной.

Я замерла и оглянулась. Там сидела незнакомая девчонка.

Девчонка!!!

— Ты чего пугаешь? — конечно, мне захотелось ей двинуть за то, что она меня напугала, и, если бы по её белым волосам, белым щекам и белому платью не расползалось чёрное-чёрное пятно, я бы так и сделала. Ну, а чего она?

— Прости, Огонёк, — девчонка размазала по лицу чернила, так что единственным светлым пятном остались огромные голубые глаза. Наверняка она хотела вытереться, а получилось только хуже. — Ты так любопытно сидела, мне тоже захотелось.

— Я не огонек, — эта девчонка мне не нравилась. Мне не нравилось в ней всё: дурацкие белые волосы, дурацкая белая кожа, дурацкое белое платье и самое дурацкое — чернильное пятно, в которое она превратилась. Будто кто-то поставил жирную кляксу на чистый пергамент. Ну и совершенно мне не нравились её гигантские голубые глазелки!!! — И вообще, ты что тут делаешь? Это наш сад.

— Ну… — девчонка провела грязной ладошкой по воздуху, и в нем замерцал прозрачной пленкой наш защитный купол. Ровно между мной и ею. — Я пока не у вас в саду. Я в поле. Или в кустах. Ты как думаешь, что правильнее?

— Кусты, — буркнула я и отвернулась. Только зря чернила на эту чудачку перевела. А Дофждр так и оказался не наказан.

Тут дверь снова открылась и — вот проклятье! Показались эти рыжеди.

— Это на них мы охотимся? — снова прошептала на ухо та девчонка.

— Отстань ты от меня, — я попыталась её отпихнуть, но она ловко увернулась и снова оказалась у меня за плечом. — Ладно, — сдалась я. — Да, это для них были чернила.

— Жаль, — протянула девчонка. — Мне казалось, они мне очень идут.

— Чего? — я уставилась на неё во все глаза.

— Я думала, так я тебе нравлюсь больше.

Однажды папа сказал маме, что ей очень идёт синяя мантия, и что мама ему нравится в ней больше, чем в обычном платье. Но… это же мама и папа! Им можно так говорить. А… что вообще происходит?

— Моё имя — Луна. Как Луна, но Луна.

Я кивнула, хотя ни слова не поняла.

Я смотрела не неё, она смотрела на меня и одновременно сквозь, словно видела чуть больше, чем я или кто-либо ещё. Всё было ужасно странным.

А самым странным была она — Луна.

Как Луна, но Луна.

* * *

Мама вытащила нас из кустов, когда я уже была готова как следует треснуть эту девчонку. На каждый мой вопрос она отвечала пятью, и они никак не были связаны с моими. Я спросила: "Тебе никогда не заплетают косички?", а она в ответ: "У твоей мамы есть перчатки из драконьей кожи? У моего папы есть рецепт зелья, которое помогает при твоей проблеме. Тебе очень больно или ты уже привыкла, что твои волосы горят?" Я ничего не поняла и просто рассказала про свою семью, хотела узнать, есть ли у неё братья и сестры, а она такая: "О, мой папа работал над этим, но мама больше верит в мозгошмыгов и никак не вернётся из экспедиции за ними".

В общем, я закипала всякий раз, как она открывала рот. Мама быстро меня раскусила и посадила пить чай с яблочным пирогом. Так мой рот был занят, и я не могла накричать на Луну.

Когда мы разделались с пирогом, мама вручила Луне пакет с несколькими кусочками для неё и её папы, незаметно убрала чернила отовсюду и ласково проводила эту девчонку почти до перекрестка. Я следила за ними из кустов.

Это было предательством. Самым настоящим предательством. Меня бы, ну или Дрофжежа, да даже Рона, мама заставила бы ходить в чернилах, пока сами не отмоемся. А если на следующее утро ещё хоть капелька чернил осталась бы на лице, ну или там на пальцах, она бы устроила скандал, поставила в угол и лишила метел на месяц.

А с ней, с этой худосочной, призраком бледным, она была такой ласковой и заботливой.

Я решила смертельно обидеться.

Так что вечером, за ужином, я гордо хранила молчание и даже сама отказалась от десерта. Вот так-то.

— Джиневра! — мама сердито уперла руки в бока. — Это что за поведение? Я для неё старалась, а она!..

— А ты чего?!.. — возмущение было таким сильным, что я с трудом вспоминала нужные слова. — Этой!.. А потом!.. Ещё и проводила!!!

Мама помолчала.

— Джинни, детка, останься после ужина, поговорим.

Если братья и хотели что-то спросить — они не решились. Все знали, что мама горяча на руку, а если она говорит так спокойно, значит, это что-то серьезное — или прилетит так, что мало не покажется, или тебя собираются отправить к тетке Мюриэль на неделю. И ещё неизвестно, что хуже.

Последним из-за стола вылез Рон. Он до последнего тянул — знал, что мама не начнет взбучку, пока хоть кто-нибудь лишний смотрит. Но мама строго на него зыркнула, и он сбежал.

Я бы тоже сбежала, если бы могла.

— Джинни, ты помнишь, как дедушка умер от драконьей оспы? — мама села напротив и внимательно на меня посмотрела. Я бы хотела поднять на неё глаза, правда, хотела, но было совсем невмоготу.

— Да.

Дедушка был моим самым любимым. Это он научил меня читать и считать. А ещё обещал выдать замуж за лорда, чтобы на мне было белое платье, и всё в жемчуге, и цветы, и я красавица. А после замужества, он говорил, сам сострижет мои косы, потому что я уже тогда их ненавидела. Но дедушка умер. У него было совсем восковое лицо, он лежал в самой дорогой мантии, мама смогла только поцеловать её край и уйти, а я долго сидела рядом с ним — рассказывала, как мне тяжело будет без него, как Федрож совсем замучают нас, как больше не с кем будет рассматривать картинки в "Естественной истории драконов"...

Я тогда много плакала, и мама даже дала мне умиротворяющий бальзам.

— Полгода назад у Луны умерла мама, — мама наклонилась ко мне ближе, но я всё равно не могла разглядеть ее лицо. Вокруг было ужасно туманно. — У Луны нет братьев или сестер, нет бабушек и тётушки Мюриэль. Луна совсем одна, ведь её папе приходится много работать.

Я моргнула. Вокруг стало яснее. На руку упала капелька.

— Детка, тебе не нужно переживать и беспокоиться. Просто Луне очень тяжело. Ей нужно помогать. Попробуй с ней подружиться?

— Я… постараюсь, — говорить было горько.

Дружить с девчонками казалось ужасной скукой. С тётушкой Мюриэль вообще ни о чем поговорить нельзя, она обязательно переходит на тряпки, брошки, серёжки. Ничего интересного.

Но… я дала себе слово подружиться с той странной девчонкой.

Нельзя же, чтобы люди горевали совсем одни.

Нельзя.