Кошачье сердце (джен)

Москва расцветала, позабыв про свои немалые года. Ласковый ветерок обнимал её, нежил бело-розовые лепестки яблонь и вишен, играл с листьями берёз и выгонял детей на улицу.

— Что ж ты без шапки-то вылез? — слышался голос чьей-то бабушки среди весенних звуков волшебного города. — Да и сопоги бы нобул, что ж ты, окоянный-то...

Казаки Вовы и Пети бегали за разбойниками Ванями и Машами, а потом менялись ролями. Играли в жмурки, прятки, а потом доставали карты, добытые контрабандой у чьих-то родителей. И, самое главное, прятали и искали клады.

Однако ни один из ватаги казаков-разбойников Сокольников не ожидал найти такого клада, который обнаружили боевые товарищи-разбойники Ваня и Маша в дальних дворах под самой большой яблоней.

— Это человек? — брезгливо спросил Ваня, тыкая палкой в некое существо в странных тряпках, которое не подавало признаков жизни.

— Вряд ли, — покачала головой Маруся. — Может, собака? Или кошка?

— А почему такая лысая?

— Паршивая, наверное. Запаршивела, да и сдохла. Бежим к остальным ребятам, позовём их, пусть тоже посмотрят!

Но им не поверили, а когда вся большая ватага после уговоров всё-таки отправилась заглянуть под яблоню, там никого не было. Только пахло кровью и испражнениями, но мало ли что тут было? Так что товарищей-разбойников засмеяли, а про труп забыли — все, кроме Вани и Маруси.

Никто не мог знать, что как только Ваня и Маша отошли от яблони, труп — который оказался вовсе не трупом, а очень даже живым, хотя и странным существом, — поднялся на свои нелепые четыре конечности и не то потрусил, не то пополз к ближайшему подвальчику, где обитались кошки и собаки — его вероятные сородичи.

Надо же было такому случиться, что когда он добрался до подвальчика и, нечаянно распугав местных обитателей, уже примостился там отдыхать — не-труп мутило, ему хотелось пить, рвать и сдохнуть, — Маруся и Ваня, обидевшись на казаков, как раз собрались облазить местные подвалы, решив начать с того же самого — ближайшего. Цель была самая что ни на есть благородная: надувшись на всех, поискать кошек или собак и потискать их, жалуясь на жизнь.

— Маруська, так вот же он! — громко прошептал Ваня, засовывая голову в убогую дыру.

— Да это другой, — с сомнением протянула Маруся. — Как бы он так быстро приполз?

— А может, он живой? Жив был, вот и дополз, пока мы ребят убеждали...

Дети пролезли в подвал, и Ваня с опаской потыкал существо палкой. Существо застонало.

— И правда живой!

— Что же с ним случилось?

— Не знаю, — Маруся пожала плечами. — Слушай, у него хвост! Смотри — рыжий, полосатый! Это точно кот!

Она тихонько потянула за хвост, и он отвалился.

Маруся завизжала, глядя на рыжее облезлое нечто в своих руках. Существо застонало и попыталось отползти от ребят, но, видно, сил не было — оно почти сразу же затихло.

— Похоже, отсутствие хвоста беспокоит его меньше, чем твой визг, — ухмыльнулся Ваня.

Ребята переглянулись. Маруся вздохнула.

— Ладно, надо, наверное, воды принести… — вздохнула она. — Если честно, всегда мечтала о котёнке.

— Вот это ты себе котёнка отыскала, — захохотал Ваня. Маруся хмуро на него посмотрела, и он затих.

— Ладно, а я принесу бульон, — примирительно сказал Ваня. — Это дело несложное — вряд ли бульона хватятся.

Встретились тут же, через полчаса. Ребята забыли про палку и про ощущение омерзения, которое испытывали совсем недавно. Теперь перед ними было существо — больное, несчастное, нуждающееся, и они заботливо напоили его водой и бульоном.

В какой-то момент тряпка с головы существа слетела, и дети ужасно испугались, увидев на бритом черепе огромный свежий шрам.

— Ему вскрывали черепушку, — прошептал Ваня. — Эксперимент, наверное. Или садисты малолетние.

Маруся потрясенно молчала.

На следующий день они пришли к существу вновь. Маруся принесла ему одежду, среди которой особенно хороша была кепка, доставшаяся ей от дяди. Кепь эту она очень любила, но для доброго дела было не жалко. Да и мама говорила, что девочки такое не носят...

Существо, увидев их, село у стены. Оно стало более вытянутым, шерсти убавилось, а лицо... Ничего себе, теперь у него было лицо!

— Преобрамя-а-а-у... — протяжно простонало существо и закашлялось; кашель сменила рвота. Больше оно не пыталось ничего сказать. Дети убрали грязь и напоили, не сводя с него глаз.

— Он что-то сказал, — шепотом произнесла Маруся.

— Да это было просто мяуканье, — неуверенно ответил Ваня. Ему было неуютно, но очень интересно. Возможно, он открыл новый вид существ?

А может, конечно, это просто подопытный кот, который сбежал из лаборатории и на котором тестировали всякие разные штуки...

На следующий день существо заулыбалось, закивало детям.

— Кто ты? — не выдержав, спросил Ваня, наблюдая, как торопливо насыщается существо.

— Мурмурмяу, — ответило существо. Потом поморщилось и произнесло ещё раз, более отчетливо: — Бормурталь. Газету.

— Тебе нужна газета? — уточнила Маруся.

Бормурталь кивнул.

— Товарищ Бормурталь, — пробормотал Ваня. — Газету мы вам достанем... А вы скажете нам, кто вы? Вы какое-то новое существо? Или, — он ахнул, — контрреволюционер?

Бормурталь засмеялся.

— Это просто человек, — хмуро сказала Маруся. Она была не очень довольна происходящим: хотели выходить кошку, а получили... человека. Но... доброе дело есть доброе дело. — Ведь так?

Бормурталь подумал, пожал плечами, потом ещё немного подумал и кивнул.

Так и повелось. Дети бегали к нему вместе и по очереди, регулярно таскали Бормурталю газеты и еду. Он начал потихоньку разговаривать и рассказывал очень интересно: про человеческое тело, про медицину... Только на крыс реагировал очень неадекватно: бросался и пытался съесть. Однажды у него почти получилось, но когда Маруся такое увидела, она так заверещала, что Бормурталь застыл и упустил крысу. С тех пор при детях он только дергался при звуках копошения, и, кажется, шевелил ушами, в крайнем случае — ловил, но не ел. Жалел. Не крыс: детей.

Но когда к Москве подобралось лето, одуряюще пахнувшее одуванчиками и плавленым асфальтом, а Бормурталь стал выглядеть совсем как человек — худым, аккуратным, с задумчивыми глазами, — он внезапно исчез, оставив в подвальчике лишь прекрасную Марусину кепку и записку: "Спасибо"!

* * *

В Калабуховском доме в ту ночь было тоскливо и хмуро. Зинаида Прокофьевна и Дарья Петровна не смеялись, не шутили. Они сидели во тьме кухни, слушали цикад, тревожно поющих за окном, и плакали.

В кабинете почти в одиночестве пил Филипп Филиппович Преображенский. Не вино. Водку. Шарик тихонько поскуливал у его ног, вспоминая тяпнутого ⁽¹⁾.

Они не видели Ивана Арнольдовича уже месяц. К моменту, когда молодой доктор пропал, Филипп Филиппович был уверен, что вскоре что-то должно произойти, что-то подлое, нехорошее: слишком уж весел был Швондер, который поспешно куда-то съезжал. Среди пациентов все чаще попадались странные. Нет, проблемы и просьбы, с которыми они обращались, были совершенно обычные, но вот взгляд... То слишком цепкий, оглядывающий каждый сантиметр смотровой, то, наоборот, пустой, словно человек пытался показать, что ничего не выискивает. Началось всё после истории с Шариком, через пару месяцев, а апогей наступил еще тогда, месяц назад...

Но вот исчез Иван Арнольдович — и всё прекратилось.

Милиция доктора искать отказывалась, разводила руками: просто, видать, уехал на попутках, устал от работы, видно, сейчас время такое, тяжелое...

Но Филипп Филиппович знал, что Иван Арнольдович ни за что не бросил бы практику... и вещи кота. Его он завёл будто в насмешку над Шариком. Кот тоже был благородной дворовой породы — рыжий, полосатый, большой и очень добрый. Со всеми дружил, разве что мышей ловил — загляденье! Иван Арнольдович даже приносил его в Калабуховский дом, на охоту, и справлялся Мурзик на удивление споро. Иван Арнольдович утверждал, что и с чтением кот справлялся не хуже Шарика, и даже как-то устроил встречу кота и пса... Шарик бросился было на Мурзика, но под строгим взглядом своего божества, Филиппа Филипповича, осекся и послушно выбрал любимую консерву только по названию ⁽²⁾. Как и кот. На этом эксперимент был закончен, мышей в Калабуховском доме не осталось, и Мурзик уехал домой, к Ивану Арнольдовичу.

Когда пропал доктор Борменталь, пропал и его кот. Филипп Филиппович сам ездил к Ивану Арнольдовичу домой, да что ж? Миски с водой и едой стояли. Даже кошачья игрушка была — лента на палочке. А кота и хозяина не было.

Филипп Филиппович решил проверить еду кота — и точно, там находилась совершенно убойная доза снотворного. А через два дня он увидел мёртвого рыжего кота на дороге; подходить, убеждаться, что это именно Мурзик, Филипп Филиппович не стал, да и какие могут быть особые приметы у кота?

Но это еще было полбеды. Ведь оставалась надежда...

Сегодня в Калабуховский дом пришел кот. Рыжий, полосатый... с обритым затылком и жуткими шрамами на черепе.

А ещё у него был шрам на ноге — уменьшенный шрам от собачьего укуса, который однажды довелось пережить Ивану Арнольдовичу Борменталю.

Вот Филипп Филиппович и пил. Друг его, чьей-то злой прихотью превращенный в кота, спал в смотровой, на удивление поладив с Шариком... Впрочем, он же был не настоящий... кот?

Кому, кому понадобилось повторять страшную операцию, тем более что всем вовлеченным они рассказали о полном её провале? ОГПУ ⁽³⁾? НКВД? Или какому-нибудь сумасшедшему ученому, которому Швондер за деньги наплел красивую сказочку?

Водка холодила горло, сжимала внутренности в узел, по лицу текли слёзы... Шарик лизнул ногу Филиппу Филипповичу, и в ту же секунду раздался стук со стороны чёрного хода.

Филипп Филиппович словно во сне услышал торопливые шаги Зинаиды Прокофьевны, скрип двери и радостный всхлип.

И голос.

Голос, который, как он боялся, никогда уже больше не услышит.

Затаив дыхание, он слушал, что будет дальше. Слушал, как взволнованно носится кот по приемной, а потом затихает и радостно мурчит... И сам не удержался от пьяного всхлипа, увидев на пороге кабинета любимого своего доктора Ивана Арнольдовича Борменталя с Мурзиком на руках. У обоих были одинаковые жуткие шрамы на обритых черепах.

* * *

Иван и Мария сидели за первой партой возле окна, наблюдая за кружением золотых листьев. Сегодня лекцию у них должен был вести сам профессор Иван Арнольдович Борменталь, ученик профессора Преображенского. Фамилия лектора напоминала им что-то, что-то почти забытое — то, что произошло уже больше десяти лет назад и что определило весь их жизненный путь. Та находка под цветущей яблоней связала их прочнейшей тайной, крепкой дружбой, а впоследствии — и нежной любовью. Тайна, которая сопутствовала ей, привела к выбору профессии — тоже одной на двоих. Лечить людей, спасать детей, проникать в тайны жизнедеятельности организма... Им было интересно всё! А сегодня лекция ещё была посвящена такому загадочному явлению, как душа.

Когда в лекторий зашёл Иван Арнольдович, Иван и Мария ахнули: во-первых, он был удивительно похож на существо, которое исчезло из "их" подвальчика, а во-вторых, он носил кепку — прямо в институте!

— "Душа" — говорят идеалисты, — Иван Арнольдович начал лекцию сразу, даже не представившись — впрочем, все и так знали, кто должен вести лекцию. — Душа реальна. Но что такое душа? Откуда она берётся и куда исчезает? Я отвечу прямо: душа — это лишь свойство высокоорганизованной материи. Это показал ещё Владимир Ильич в своих работах, прежде всего в "Материализме и эмпириокритицизме…", которую вы все, я надеюсь, читали. А самая высокоорганизованная материя — это... мозг!

Иван Арнольдович достал из портфеля гипсовую модель мозга, составленную из более мелких частей, и по очереди назвал каждую, попутно объясняя, как они устроены и за что отвечают.

— Итак, мы знаем, что мозг состоит из нескольких отделов. А каждый отдел — из более мелких структур. Но вы видите здесь душу? Нет её! Потому что душа может быть только в живом организме, в живом человеке! Только живой мозг является высокоорганизованным! Попробуйте лишить мозг кислорода — и он умрёт всего через несколько минут. Именно поэтому каждая операция на мозге сопряжена с намного большими опасностями, чем пересадка яичников или сердца. Если вы пойдёте в нейрохирургию, вам придётся работать с самой душой, отсекся лишь лишнее — то, с чем она жить не может. Вопросы?

— А что будет, если пересадить животному мозг человека? — спросила Мария, внимательно наблюдая за его лицом.

— Или человеку — мозг животного? — добавил Иван. — Допустим, кота?

— Хороший вопрос, — улыбнулся Иван Арнольдович. — Такие операции запрещены международной конвенцией — немногое из того, о чем странам удалось договориться. Немалую роль в этом сыграл профессор Преображенский, который наглядно показал, что изменения могут быть лишь временными, а результат — удручающим. Он же в свое время раскрыл банду подпольных врачей, работающих на интервентов. Узнав из третьих рук детали исследований профессора Преображенского, они решили повторить его эксперимент, чтобы заполучить гениальных учёных — с нужными им навыками, но без личной памяти. К счастью, их опыты не увенчались успехом: все изменения были временными, и коты остались котами, а люди — людьми. Ещё вопросы? Спасибо за внимание, буду рад видеть вас у нас на кафедре!

Иван и Мария, не сговариваясь, задержались после пары. Остальные студенты поспешили в коридор или во двор — наслаждаться последним солнцем, разбрызгранном в золотых и багряных листьях.

— Это же неправда, — тихо проговорила Мария.

— Я и сам не очень понимаю, где здесь правда, а где — нет, — развёл руками Иван Арнольдович. — Но подумайте: если люди будут знать, что стоит пересадить кусочек мозга, и душа вернётся — разве смогут они устоять? Я более чем уверен, что люди начнут убивать других людей, лишь бы родные к ним вернулись. И их не остановит низкий шанс на успех — они будут пробовать снова и снова, пока к ним не вернётся тот, кого они любят. Я думаю, что уж вы-то можете это понять, — он взглянул на их переплетенные руки, которые словно жили своей жизнью, и ребята смутились. Профессор тем временем продолжил:

— Давайте на этом закроем тему, ладно? Ещё вопросы?

— Возьмёте нас к себе на кафедру? — выпалил Иван. — Мы никому не скажем, честно! И ничего такого не сделаем, как бы нам ни хотелось! Будем, как вы и говорили, только отсекать лишнее!

Иван Арнольдович тепло улыбнулся. Может быть, это были не те дети, которые его когда-то спасли — хотя ему, конечно, хотелось верить именно в это, — но в их глазах он видел интерес, и, что намного важнее для советского ученого, — совесть.

— Возьму.

А за окном гулял играющий листьями ветер. Он прошелся по Ленинскому проспекту, покачался на качелях в Парке культуры, и, наконец, свернул на Пречистенку, где его слушали Шарик да Мурзик, сидя в тепле Калабуховского дома под боком у старенького Филиппа Филипповича.

1) Шарик неизменно называл Ивана Арнольдовича, молодого доктора, помогающего Преображенскому, "тяпнутым" по старой памяти.

Вернуться к тексту

2) в свое время, в рамках канона, доктора Борменталя поразило, что животные умеют читать и он всё мечтал это проверить.

Вернуться к тексту

3) КГБ 20-х годов.

Вернуться к тексту