Вальпургиевы оруженосцы (джен)

Оповещение из Министерства магии пришло в воскресенье за завтраком, аккурат перед выходом в Хогсмид. Даже если бы ублюдки в красных мантиях специально подгадывали самое удобное время, лучше бы все равно не придумали — невозможно скрыть что-то при всей школе.

Теодор, однако, успел перехватить конверт, который сова жутко официального вида сбросила ему практически в тарелку с овсянкой, до того, как дорогие однокурсники что-то поняли. Перехватил, аккуратно вскрыл под столом, бегло прочел… и не без усилия смял пергамент в кулаке. Ни к чему окружающим — во всяком случае сейчас — знать о том, что мистер Вольфганг Нотт задержан Авроратом по подозрению в нелегальной торговле темными артефактами; его сын Теодор в связи с недостижением семнадцатилетнего возраста временно передавался под опеку родственникам или добрым волшебникам, которые изъявят желание о нем позаботиться, о чем оного Теодора крайне вежливо уведомляли в письме. О том, кому именно его передадут под опеку, его собирались уведомить позже.

Нелегальная торговля темными артефактами, ну да, ну да. Видимо, авроры трясли всех, кто теоретически мог быть причастен к позавчерашнему побегу из Азкабана, но те в который раз откупились. Они же с отцом хоть и не считали последние кнаты, как Уизли, но и позволить себе взятку в пару тысяч галеонов тоже не могли. Или же…

Что «или», Теодор предпочел не додумывать.

— Сочувствую, — раздался рядом голос Забини; разглядел-таки письмо, засранец. — Это… неприятно.

Теодор не ответил, только коротко кивнул. Забини хотя бы был искренен — еще до того, как они пошли в Хогвартс, его мать мало не поймали за руку на смерти очередного мужа. Ее тогда тоже задержали, а сам Забини пару месяцев прожил у дальних родственников, о чем ныл всей спальне всю первую неделю в школе. Но это Забини, остальные в большинстве просто скривят притворно-сочувствующие лица, мысленно благодаря всех небожителей, что у них-то в сейфах золота достаточно, чтобы не попадаться на нелегальной торговле. Тьфу.

Сидевший рядом и тоже углядевший письмо Бобби Мальсибер понял все по-своему и осторожно погладил его по плечу.

— Это еще не страшно, — робко произнес он. — Это же не Азкабан…

На свое счастье, Бобби Мальсибер входил в число тех, кто мог понять Теодора как нельзя лучше.

— Разумеется, — он усилием воли взял себя в руки, разжал кулак и постарался как можно спокойнее улыбнуться мальчишке. — Скорее всего, это просто ошибка. Уверен, до конца следующей недели отца отпустят, просто… красный цвет и девиз «Слабоумие и отвага» тесно связаны. И относится это не только к Гриффиндору, — многозначительно закончил он.

Бобби неуверенно захихикал — в их небольшом кругу шутки над аврорами любили.

— Но письмо лучше спрячь, — шепнул он. — А то мало ли, амбриджата увидят…

Теодор поперхнулся — в последний момент удалось выдать смешок за кашель.

— Вообще-то, двое из них — наши старосты, — снова — на этот раз тихо — влез Забини. — Поэтому, Мальсибер, если не хочешь неприятностей, лучше их так не называть.

— Но Венди их так называет!

— Роберт, — серьезно сказал Теодор. — Если ты действительно не хочешь очень серьезных неприятностей, никогда и ни за что не называй ее Венди. Нигде и ни при каких обстоятельствах, даже если ее нет рядом.

Кстати, где она?

Теодор бегло оглядел стол факультета и напрягся — Гвен за ним не было. Он взял за правило присматривать за ней с первого курса, но в этом году следовало стараться особенно — после того, как Сигнус умудрился взорвать себе в лицо целый котел весьма ядовитого зелья и уехать в Мунго на неопределенный срок, она осталась одна. И это было страшно — она не просто еще сильнее замкнулась в себе, но, казалось, вернулась на свой первый курс, когда их с братом только-только нашли: часами сидела в самом дальнем и темном углу гостиной и смотрела в никуда, иногда пытаясь связать что-то из обрывок веревок или рисуя на пергаменте странные, искаженные портреты. Иногда Теодору казалось, что от окончательного падения в молчаливое безумие Гвен удерживают только он сам и лекарственные зелья, регулярно присылаемые из дома — правда, зелья она скорее всего сливала в умывальник в женских спальнях, и даже Темный Лорд не заставил бы ее выпить хоть одно.

— Отрабатывает навыки вивисекции на сове Драко, — дернул плечом Забини в ответ на немой вопрос Теодора. — Или на жабе Лонгботтома где-нибудь в укромном уголке… ой, да не морщись так, я шучу! Уже поела и сбежала бродить у озера, чтобы с нашими не встречаться.

— И глушит сейчас русалок Авадами, представляя, что это Паркинсон, — натянуто пошутил Теодор, но беспокойство его не отпускало. У него не было никого ближе отца и Гвен; одного он уже почти потерял, а если не убережет вторую... в этом случае был смысл поинтересоваться, нет ли в палате Лонгботтомов свободной койки.

Он напрасно надеялся, что о пришедшем письме и его содержании никто не узнает: новости каким-то образом расползлись по факультету сразу после завтрака. Когда пришло время всем отправляться в Хогсмид, Теодора уже трясло от стыда, смешанного с яростью; он кивал в ответ на притворно-сочувствующие взгляды и такие же фальшивые соболезнования, каждый раз сгорая от унижения и еле удерживая себя в рамках. На выходе из школы он натянул капюшон зимней мантии на глаза и зашагал так быстро, как только мог — просто чтобы оказаться подальше от однокурсников, неважно, в Хогсмиде или где-то еще.

Уже почти в самой деревне его окликнули из-за спины:

— Нотт! Эй, Нотт, подожди!

Теодор обернулся и едва удержался от того, чтобы сплюнуть в снег — ситуация была одной из худших: под ручку с Паркинсон к нему приближался Малфой. Крэбб и Гойл традиционно топали чуть поодаль, чтобы не портить патрону подобие романтической прогулки.

— Слышал про твоего отца, — в своей обычной вальяжной манере протянул Малфой, поравнявшись с ним. — Сочувствую, Нотт. Попадаться властям всегда неприятно.

Был бы Теодор таким же вспыльчивым, как, скажем, Поттер, он разбил бы Малфою лицо в кровь, но для него это было слишком нерационально.

— Спасибо, — чуть наклонил голову он, стараясь, чтобы это выглядело хоть сколько-нибудь непринужденно. — Полагаю, твоего отца тоже подозревали в… нелегальной торговле?

— Да, мне написали, что к нам домой вчера приходили авроры, — Малфой зашагал рядом с Теодором так, будто они были лучшими друзьями. — И к Крэббу с Гойлом тоже. Но наши отцы нашли достаточно доказательств своей невиновности.

Значит, не «или», значит, трясли всех.

— Ну а у моего отца этих доказательств не нашлось, — холодно сообщил Теодор; Малфою хватило зачатков совести покраснеть. — Но, полагаю, несмотря на все доказательства вашим родителям доставили немало неприятностей.

— О да. Мама написала, что авроры весь дом перевернули сверху донизу, — пренебрежительно фыркнул Малфой. — Как будто мы можем укрывать у себя беглых преступ…

Он осекся, вспомнив, с кем говорит и о чем. Теодор подумал, что хорошо, что этого не слышала Гвен. Или наоборот — жаль, что не слышала, зрелище было бы кровавым, но в высшей степени прекрасным. И ее хотя бы удалось расшевелить.

— Ну разумеется. Вы же добропорядочная семья, — с ледяной вежливостью парировал он; Малфой покраснел еще гуще. — К слову о добропорядочности. Никто из вас не встречал Гвен? Я не видел ее ни за завтраком, ни в общей гостиной и начинаю…

— Вот ты где.

Гвен, как и всегда, возникла словно из ниоткуда — Теодор терпеть не мог эту ее привычку, да и не только он — и выглядела настолько нормально, насколько для нее это было возможно. Разрозовевшаяся, — явно долго ходила по морозу, где-то потерявшая перчатки, но вроде бы невредимая и даже без следов чьей-то крови на одежде. И даже чуть более оживленная, чем обычно.

— Я ушла одной из первых, Филч, старый су… сквиб, еще выпускать не хотел, — пояснила она, игнорируя Малфоя с компанией. — Извини. Надо было дождаться тебя хоть у ворот.

— Нет, все в порядке, — Теодор взял ее за руку. — Я должен был догадаться, что ты сбежишь ото всех при первой возможности.

— Вообще-то, она действительно могла подождать тебя, Нотт, — протянул Малфой. — И меня тоже. Вообще всех нас.

Гвен посмотрела на него так, будто у него вторая голова выросла — то есть с непониманием пополам с отвращением.

— Что, прости?

— М… — Малфой немного смешался. — Хотя, нет, наверное, я должен был попросить Панси задержать тебя в спальне… как-нибудь… чтобы пойти в Хогсмид всем вместе… и ты не оставалась одна… надолго.

Теодор подумал, что в Запретном лесу сдохло что-то не меньше гиппогрифа, если Малфой начал заботиться о Гвен. Помнится, с первого курса он держался от них с братом как можно дальше и даже от родства как-то пытался откреститься.

— С чего вдруг такой приступ внимания ко мне? — судя по яду в голосе, Гвен с Теодором была более чем солидарна.

— Ну… я все-таки твой кузен, должен о тебе заботиться…

— И вспоминаешь об этом хорошо если на Рождество и Пасху.

— …и мама волнуется, — наконец нашелся Малфой. — Она писала мне, что беспокоится о том, как на тебя повлияли последние, хм, события… и просила присмотреть за тобой, чтобы ты не сорвалась и не… наделала глупостей.

Лучше бы он этого не говорил. Гвен очень недобро сощурилась и задышала чуть чаще, ее коротко остриженные темные локоны начали вставать дыбом; Теодор мысленно выругался — вот уж воистину, бойтесь своих желаний, — и, пользуясь паузой, потянул ее к Хогсмиду.

— Как… мило, — выдавила Гвен, наконец справившись с собой. — Передай своей маме, что я в порядке и ей совершенно не о чем беспокоиться. Я не доставлю ей... проблем.

— Конечно, нет, — Теодор на всякий случай взял ее под руку, просто чтобы успокоить. — Ты вся дрожишь. До «Трех метел» ближе всего, погреемся там?

Зря он это сказал. Очень зря.

— О-о-о, так вы встречаетесь? — жадно протянула до сих пор молчавшая — слава Мордреду, Моргане, Гекате и кто там еще есть — Паркинсон. — Венди, ты об этом не говорила!

Гвен снова сощурилась. Насколько знал Теодор, Паркинсон она не любила так же, как и прозвище "Венди", и при сочетании этих вещей взрыв был практически неминуем.

— Наверное, боялась, что ты ревновать будешь, Паркинсон, — флегматично ответил он, медленно, но верно увлекая кипящую Гвен подальше. — Или разозлишься, что я нашел кого-то лучше. Хотя, если честно, с кем я встречаюсь — абсолютно не твое дело.

Надо отдать должное Паркинсон — она молчала и сопела долго, минут пять, а то и все десять. На большее ее невеликого терпения не хватило, и она заорала, наплевав на окружающих:

— Было бы, чему завидовать! Мой тебе совет, Венди: найди нормального парня! Этот же за кнат удавится, такой же нищеброд и неудачник, как папаша!

Это был перебор — впрочем, Паркинсон, при всех своих недостатках, всегда умела бить по больному. Теодор всерьез подумывал о том, чтобы вернуться и придушить ее на месте, по-маггловски, и не марать палочку — и вернулся бы, если бы не вцепившаяся в локоть Гвен: теперь была ее очередь тащить его от необдуманных поступков. Они молча проскочили Главную улицу с магазинами и группками школьников — несколько раз их окликнули знакомые, но они не отозвались — и вышли на околицу; миновали покосившуюся Визжащую хижину и уже подходили к кромке леса, когда Гвен наконец открыла рот.

— Почему Паркинсон обложила тебя нищебродом?

Теодор помассировал горло — после вопля Паркинсон ему сковало глотку от злости.

— Я позвал ее в Хогсмид на третьем курсе. То есть… Малфой тогда был куда больше занят квиддичем и Поттером, у Забини был кто-то с четвертого курса, и из приличных парней, на взгляд Паркинсон, остался только я. Она стала намекать, что не прочь составить мне компанию в Хогсмиде, а я решил, что проще дать ей то, что она хочет, чтобы она от меня отвязалась.

— И что?

— Да ничего, — пожал плечами Теодор. — Ей пришлось заплатить самой за себя у Паддифут. Разумеется, я как воспитанный человек заплатил бы за нее… если бы она не выбрала самое большое и дорогое пирожное, и у меня хватило бы денег.

Гвен еле заметно фыркнула и ослабила хватку на его локте.

— А мистер Нотт тут при чем? Он ей чем не угодил?

Теодор вспомнил об утреннем письме, и его чуть замутило.

— Отец, он… в следственной камере Аврората. Его арестовали позавчера.

— О.

В этом ее «О» было больше сочувствия, чем у всего остального факультета.

— В чем его пытаются обвинить? — спросила Гвен после паузы.

— В нелегальной торговле темными ар… Подожди, — Теодор остановился. — Ты сказала «пытаются обвинить»?

— Ну конечно, — вздохнула Гвен. — Теодор, даже вон тому пню понятно, что твоего отца взяли… — она запнулась, — сам-знаешь-почему. Наверное, приходили ко всем…

— Не наверное, а ко всем. Малфой трепался об этом по дороге, — о том, в каком ключе Малфой это делал, Теодор все же предпочел умолчать. — У отца просто не хватило денег на взятку, только и всего.

Что-то не давало ему покоя. Что-то во всей этой истории не сходилось. Да, приходили ко всем, кто мог помочь беглецам, да, отец не нашел достаточно золота… что же еще было не так?

— Добро пожаловать в наш маленький клуб неудачников, — мрачно хмыкнула Гвен. — Судя по всему, тебе у нас не очень нравится.

Теодор выпустил ее руку, подошел к ближайшему дереву и уткнулся лбом в шершавый ствол.

— Я не думал, что это будет… так, — выдавил он. — Так унизительно. Все эти взгляды, вздохи… ой, Нотт, мы так тебе сочувствуем, но так рады, что мы не на твоем месте! Мы так рады, что у наших папаш достаточно толстые кошельки, в отличие от твоего! Хотя жаль тебя, конечно, тяжело быть сыном неудачника, спустившего три четверти семейного сейфа на откупы после того Хэллоуина, в наших-то сейфах еще много осталось! — он врезал кулаком по дереву и выдохнул, пытаясь загнать себя обратно в рамки самоконтроля. Получалось плохо: злость требовала выхода. — Как вы живете с этим? Ты, Боб Мальсибер, Эйлин…

— С чем живем?

Едва прикрытые снегом листья рядом с огромным провалом у соседнего дерева зашевелились, и из провала показалась знакомая светло-русая голова. Эйлин Трэверс, как и все выросшие в Лютном переулке, была абсолютно не брезглива и почти так же бесцеремонна; видимо, поэтому она считала нужным вмешиваться в каждый разговор, в котором звучало ее имя.

— Ты что, следила за нами? — скрестила руки на груди Гвен.

— Вот еще, своих дел хватает, — Эйлин не без усилия влезла на край ямы и принялась отряхивать верх мантии от земли и листьев. — Которыми я и занималась, пока вы не приперлись и не начали орать, как резаные… Так с чем мы там живем, Нотт?

— С тем, что у нас родители в Азкабане… были, — ответила за Теодора Гвен, не сводя с Эйлин глаз и — Теодор был готов поставить малфоевский «Нимбус» против веника Филча — прицела палочки в рукаве.

— А, это-то, — зевнула Эйлин. — Как тебе сказать, Нотт… Я, например, привыкла. Школа, то-се, кабак наш, чтоб ему провалиться, да и за дядей присмотр нужен — только зазеваешься, как он вылакает даже тот виски, что на продажу. Бобби Мальсибер своего отца вообще не помнит и почти не заморачивается. А Гвен…

— А я не живу, — негромко сказала Гвен.

— А ты не живешь, — покладисто согласилась Эйлин. — Ты тихо терпишь и мечтаешь спалить всех, кто тебе не нравится, Адским пламенем к фестральей матери. Ну или поиграть с ними в «догони меня, Круцио».

Гвен негодующе фыркнула, а Теодор невольно улыбнулся: Эйлин со своими описаниями попала в яблочко, но главное — она не лезла его утешать.

— Извините, дамы. Я… немного распустился, — Эйлин прыснула, а Гвен чуть приподняла брови: обе явно не представляли себя дамами. — Прости, что потревожили, Эйлин. Что ты там делала, если не секрет?

— Профессор Снейп попросил поискать кое-какие ингредиенты. По-родственному, так сказать, — Эйлин вытряхнула из волос остатки листьев. — Ну, один я уже нашла, — она повертела в руках сомнительного вида бледный гриб, — а за корнями черного паслена придется идти вон за тот холм, ближе он не растет.

Теодор сощурился, навскидку оценивая расстояние.

— Туда полдня пути, не меньше. Пока ты дойдешь, уже совсем стемнеет, а уж возвращаться…

— И что, что стемнеет? — Эйлин поднялась на ноги. — Черный паслен темноту любит — это раз, а возвращаться… Мне семнадцать, если что. Туда прогуляюсь, а обратно просто аппарирую к воротам, — она оглядела Теодора и Гвен. — Если хотите, можете прогуляться со мной, обратно аппарируем вместе. Судя по всему, проветриться вам не помешает.

На памяти Теодора это был самый странный день. Они действительно пошли пешком за дальние холмы, почти к самым горам; поднявшийся ветер на открытых пространствах чуть не сбивал с ног, но Теодор, к своему удивлению, чувствовал себя странно спокойно — видимо, ветер выдувал из головы все дурные мысли — а Гвен даже начала улыбаться, что с ней в последние полгода редко случалось. На привале под какой-то сосной они наспех перекусили увеличенными Энгоргио сэндвичами Эйлин, а до нужной поляны добрались, как и предсказывал Теодор, уже в сумерках, но Эйлин это нимало не смутило — она показала, как запускать в воздух небольшие, но дававшие достаточно света шарики и как искать под снегом черный паслен. К тому моменту, как они набрали достаточно корней, Теодор промочил ноги и края брюк, расцепил веткой школьный шарф, ушел от Хогвартса как никогда далеко — в общем, умудрился сделать все то, что в обычное время ему бы и в голову не пришло — но впервые за сегодня ему полегчало. Он благодарно улыбнулся Эйлин, и та подмигнула ему в ответ.

— Когда паршиво на душе, нет ничего лучше хорошей далекой прогулки, — сообщила она, завязывая мешочек с корнями. — Почему, ты думаешь, Гвен все время… — она замерла. — Тихо. Вы слышали это?

— Что? — вскинулась Гвен от соседнего дерева.

— Ветка как будто хрустнула, — Эйлин продолжала напряженно прислушиваться и вглядываться в темнеющий за их спинами лес; света от ее шариков хватало только на поляну. — Может, показалось, может быть, зверек, а может…

— Сзади!!! — хором закричали Теодор и Гвен.

Они не успели на какую-то долю мгновения — почти одновременно с их криком на Эйлин из леса бросился темный силуэт. Ее палочка отлетела в снег; Ступефай Теодора и Режущее Гвен прошли в доле дюйма от нападавшего, но он, отскочив в сторону, живым щитом выставил перед собой Эйлин и хрипло заорал:

— А ну замерли, иначе ваша подружка сдохнет!

Теодор сделал Гвен знак не шевелиться и встревоженно посмотрел на Эйлин. Та была спокойна, даже слишком; поймав взгляд Теодора, она только опустила ресницы — все в порядке, мол.

— Палочки на землю, детишки, — нападавший тяжело дышал, как будто удерживать Эйлин ему стоило изрядных усилий. — Если не хотите, чтобы ваша подружка…

— Пострадала, да, мы поняли, — так же спокойно, даже равнодушно, отозвалась Гвен. — Считаете до трех?

— Э… да, — опешил нападавший. — Раз… два… ау-у-у-уф!

Счета «три» не последовало — нападавший согнулся пополам от боли: видимо, Эйлин врезала ему школьным ботинком по колену или куда повыше. Разогнуться ему было не суждено — три Инкарцеро спеленали его как куколку.

— А при хорошей долгой прогулке нет ничего лучше хорошего приключения, — отдуваясь, сообщила Эйлин. — Хотя я бы все-таки обошлась без него. Что с этим-то делать будем?

— Люмос, — Теодор поднес палочку к лицу нападавшего, и тот поморщился от яркого света. Выглядел он как человек — точнее, как маггл — несколько лет проживший вдали от людей: длинные волосы явно были недавно и недостаточно вымыты и расчесаны хорошо если наполовину; борода была острижена неровными клоками, а бесформенные маггловские вещи выглядели достаточно потрепанными для шотландской зимы… и все же было в его лице что-то смутно знакомое. — Эйлин, ты умеешь стирать память? У нас всех и так проблемы с Авроратом, не хватало, чтобы их стало еще больше из-за одичавшего маггла.

— Только в теории, — фыркнула Эйлин. — И предпочитаю, чтобы этим занимались профессионалы, хоть бы и в том же Аврорате.

При слове «Аврорат» нападавшего затрясло. Теодор нахмурился — маггл вряд ли бы так отреагировал.

— Это не маггл, — прошептала Гвен, нервно облизнув губы; Теодору показалось, что она видит его мысли насквозь. — Вы что, не видите? Он крикнул нам, чтобы мы бросили палочки… и он дрожит, когда вы упомянули Аврорат… и он… Мерлин и Моргана, он как будто из…

Внезапно Теодор понял, что в лице маггла показалось ему знакомым. Почти такое же лицо, только тринадцатилетнее, сидело около него за завтраком.

— Мис… Мистер Мальсибер? — неуверенно спросил он.

— Совершенно верно, юноша, — холодно подтвердили из темноты. — И вам лучше освободить его, чтобы у вас и ваших подруг не было неприятностей.

Из-за деревьев к ним приближался еще один человек — с палочкой в руке, но тоже длинноволосый и оборванный. И его Теодор тоже узнал.

— Мистер Руквуд, — сказал он севшим голосом.

Как минимум двое из десяти, примерно полтора суток назад сбежавших из Азкабана, были здесь. Вряд ли они разделились, подумал Теодор, и это значило...

— И опять совершенно верно, — Августус Руквуд подошел к ним практически вплотную. — Не стоило вам приходить сюда, молодые люди. Впрочем… — он сощурился, разглядывая шарфы Теодора и девочек, — вы, кажется, слизеринцы?

— Мы слизеринцы! — затараторила Эйлин. — Мистеру Мальсиберу не надо было на нас нападать, мы бы его не выдали… Бобби бы нам не простил… мы помогли бы ему!

Мальсибер на мгновение перестал извиваться в веревках.

— Бобби? Вы… вы знаете моего сына? Знаете Роберта? Август… Август, это что же… наши?

— Помогли бы, вот как? — Руквуд, недоуменно сощурившись, разглядывал их, и на его лице проступало узнавание. — Мне кажется, или я видел вас, юная леди… и вас, юноша, правда, вы оба были существенно моложе, чем сейчас… а уж вашу подругу…

— Руквуд! Мальсибер! Что у вас там происходит?

Кричала женщина.

При звуке этого голоса Гвен задохнулась так, будто ее ударили в живот, и стиснула руку Теодора враз заледеневшими пальцами. Теодор ободряюще приобнял ее в ответ; на мгновение ему захотелось оказаться на ее месте… нет. Все-таки почти всю жизнь без отца он не выдержал бы.

— Здесь школьники, Белла, — медленно произнес Руквуд. — Слизеринцы, курс пятый-шестой. И если глаза меня не обманывают, то нам опять здорово повезло.

Из-за деревьев в третий раз вышел человек — на этот раз это была женщина, оборванная и нечесаная, как Мальсибер и Руквуд, но все еще красивая. И ее Теодор тоже знал — не по фотографиям и даже не по рассказам, а потому, что ее молодая копия сейчас цеплялась за него, как утопающий за соломинку.

— Похоже, ты прав, Руквуд, — Беллатрикс Лестрейндж склонила голову на плечо и рассматривала их в упор. — Мальчишка смахивает на Вольфа Нотта, вон та белобрысая — явно родня Трэверса, а третья…

Она запнулась и неверяще уставилась на Гвен, замершую рядом с Теодором. Гвен молчала — только крепче стискивала его руку и дышала так, будто пробежалась с Астрономической башни в общую гостиную Слизерина. Странной походкой, как будто на негнущихся ногах Беллатрикс подошла к ней и очень осторожно, как будто боясь, что Гвен исчезнет, провела иссохшими пальцами по лицу… а потом с коротким полувздохом-полувсхлипом прижала к себе, чуть укачивая, как младенца.

Гвен уткнулась в плечо матери и впервые на памяти Теодора разрыдалась — беззвучно и почти бесслезно. Он прикусил губу и уставился на снег под ногами.

От этой сцены у него отчего-то очень сильно жгло глаза.

* * *

— Прости, что напал на тебя, — виновато сказал Мальсибер Эйлин — наверное, в двадцатый раз за последние полтора часа. — Но у вас были палочки… а шарфов я не разглядел, там же такая темень была…

— Ничего страшного, мистер Мальсибер, — терпеливо и так же в двадцатый раз ответила Эйлин, выводя грязь с отцовской куртки. — Я все понимаю.

— Она все понимает, Найджел, а я все помню, — ровным голосом сообщил старший Трэверс. — Не думай, что это сойдет тебе с рук так просто.

Теодор едва заметно улыбнулся и подбросил хвороста в костер. Беглецы нашли убежище в одной из пещер в горах, до которых они с девочками так и не добрались; здесь было сухо и достаточно тепло, но вместе с тем слишком близко от Хогвартса. А еще их легко найти аврорам, если они будут оставаться на одном месте, подумал Теодор. Здесь совершенно негде спрятаться, даже бокового туннеля нет.

Об этом в пещере, кажется, старались не думать. Эйлин, едва ступив на порог, тут же захлопотала ничуть не хуже, чем в таверне своего деда; в результате полупогасший костер пылал ярким пламенем (за хворостом пришлось идти Теодору: ни Эйлин, ни тем более Гвен родные не отпускали от себя ни на шаг), над ним в трансфигурированном из камня котелке весело булькала похлебка из пойманного кем-то и освежеванного Гвен кролика, а сама Эйлин села за чистку одежды отца и его товарищей. Теодор обсушивался у костра, иногда подбрасывая хворост в огонь; у противоположной стены клубком свернулась Гвен, положив матери голову на колени и немигающе глядя на камни, которыми обложили костер. Беллатрикс рассеянно гладила ее по волосам — казалось, она все еще не могла поверить, что кто-то из ее детей рядом с ней.

— Нам и впрямь повезло, — Долохов грузно опустился подле костра рядом с Теодором. — Встретить в лесу не чьих-то детей, а наших собственных — о такой удаче нельзя и мечтать.

— Час давно прошел, на маскирующие чары мы их проверили, поэтому это действительно ваши дети, — флегматично отметил Руквуд. — Уйми свою семейную паранойю, Рудольф.

— Она и не расходилась, — Родольфус Лестрейндж покосился на жену, а затем перевел взгляд на Теодора. — Ты — друг моей дочери, верно?

— Да, сэр. Мы подружились еще на первом курсе.

— И ты — сын Вольфа Нотта? — продолжал Родольфус.

У Теодора нехорошо засосало под ложечкой.

— Да, сэр.

Родольфус пожевал губами и уставился в огонь.

— Или она отвратительно разбирается в людях, что вряд ли, или мальчишка такой хороший актер, или… — пробормотал он. — Не расскажешь, что случилось?

— Простите, сэр… о чем вы?

— О том, из-за чего мы сейчас здесь.

В пещере повисла тишина — даже Мальсибер со старшим Трэверсом перестали переругиваться из-за Эйлин. Теодор почувствовал, что на него все смотрят; внезапно ему стало тяжело дышать.

— Простите, сэр… я не понимаю, о чем вы.

— Парнишка, кажется, ни о чем не знает, Руди, — мрачно сказал Долохов. — Вряд ли Вольф ставил его в известность. Оно и правильно, не знает — не проболтается.

Пещера поплыла у Теодора перед глазами.

— Отец… Отец участвовал в вашем побеге?!

— Он и Корбан Яксли сумели договориться с дементорами, чтобы те открыли двери наших камер, — негромко ответил Родольфус. — Нам удалось убить двух охранников и завладеть паромом…

— Мне казалось, вам помогали… более серьезно, — Гвен села прямо. — Вывезли под оборотным или еще как-то.

— Мы думали, что вы уже в безопасном месте, — поддержал ее Теодор. — В Малфой-мэноре, например.

У него язык не повернулся сказать, что они должны были быть где угодно, но не здесь, подвергаясь риску быть схваченными вновь — впервые на его памяти и Гвен, и Эйлин выглядели такими счастливыми.

— Изначально основным планом был действительно тот, что с обороткой, — невесело хмыкнул Рабастан. — Но после того, как раскрылась вся эта история с Барти, охране приказали проверять всех на оборотное зелье… поставили в ходах мини-водопады вроде «Гибели воров» в Гринготтсе.

— Мы переправились на берег, — продолжил Родольфус. — Аппарировать мы не могли — дементоры здорово тянут силы, знаешь ли, — поэтому нас должен был ждать человек с палочками и порталом в безопасное место. Но человека не оказалось, а время поджимало. Не знаю уж, как нам удалось за сутки столько пройти, но вчера ночью мы были здесь. Хотели было остаться в маггловской охотничьей хижине по пути сюда, но она была слишком близко к тому месту, где мы высадились, поэтому мы выгребли оттуда тряпки и кое-что из съестного и пошли дальше.

— Отец, — медленно произнес Теодор. — Вас должен был встречать мой отец.

— Именно. И нам всем очень хотелось бы узнать, почему он этого не сделал.

Теодор прикрыл глаза — голова у него все еще кружилась. Увы — не настолько, чтобы из услышанного не складывалась весьма неприглядная картина.

— Парень сейчас в обморок грохнется, — встревоженно заметил кто-то, кажется, Мальсибер. — Руди, ты очень резко взял.

— Нет, я в порядке, — Теодор выдохнул и в упор посмотрел на отца Гвен. — Мистер Лестрейндж, мой отец не мог вас встретить потому, что в тот момент, когда вы высадились, он был в камере предварительного следствия Аврората.

В пещере снова стало очень тихо.

— Ты уверен? — спросил Родольфус.

Теодор через силу кивнул.

— Ему письмо с утра пришло, — подала голос Эйлин. — Ну это, из Министерства, с уведомлением о передаче под опеку, и там вроде как стояла дата. Я поэтому его с собой и взяла, он аж черный был весь…

Беглецы угрюмо переглянулись.

— Дело дрянь, — резюмировал Долохов. — Поздравляю вас, Ближний круг. Мы застряли в этой дыре без возможности выбраться или хоть спрятаться, с двумя палочками на десятерых и на подножном корму.

Эйлин с нечленораздельным воплем бросилась к котелку, но всем остальным было явно не до подгоревшей похлебки.

— Да бросьте, не все так плохо, — наморщил нос Мальсибер. — Ребята сейчас вернутся в Хогвартс, пошлют сову Люциусу, и нам пришлют кого-то вместо Нотта…

— Есть один нюанс, — хриплым от долгого молчания голосом сказала Беллатрикс. — Если взяли Вольфганга, то к и Люциусу наверняка приходили. Он просто побоится нам помогать, трус несчастный.

— Драко болтал о чем-то таком сегодня утром, — подтвердил Теодор. — Говорил, будто вчера к нему, Крэббу и Гойлу домой приходили авроры и перевернули все вверх дном.

Еще Малфой, правда, чуть не ляпнул, что его семейка не собирается укрывать беглых преступников, но об этом Теодор говорить не стал. С миссис Лестрейндж сталось бы при встрече убить племянничка на месте за подобные слова.

— На Люциусе и его, хм, подручных, люди не заканчиваются, — задумчиво произнес Руквуд. — Что, если связаться с кем-то более надежным? Макнейром? Яксли? Роули?

— Если приходили к Люциусу, к ним тем более заглянули, — качнул головой Родольфус. — Сейчас все они попрячутся по своим норам и… Стой! — он резко повернулся к Теодору. — Младший Малфой говорил, что к нему домой приходили вчера?

— Да, сэр, ему написала мать.

— А твоего отца арестовали в день нашего побега?

— Д… — Теодор осекся на полуслове; он понял, на что намекал отец Гвен, и о чем он сам думал сегодня утром. — Скорее всего, он просто не смог откупиться, сэр. Не могли же отец Малфоя и прочие…

— Могли, — осадил его Родольфус. — Необязательно они, но вполне могли. К твоему отцу пришли первыми, и не просто с обыском, а с арестом — пусть и по надуманному поводу, я прав? — причем именно тогда, когда он должен был встретить нас с порталом. И вряд ли они с Корбаном болтали о плане налево-направо, скорее всего, о нем знали очень немногие.

Беллатрикс с присвистом втянула воздух сквозь зубы — как будто рассерженная кошка зашипела. Теодор уставился в огонь — в висок набатом билась мысль о том, что его отца могли сдать свои, свои, свои…

Если утром Забини и Бобби Мальсибер понимали его чувства, то сейчас он очень хорошо понимал Гвен — их с Сигнусом фамильная паранойя и тотальное недоверие практически ко всем софакультетникам перестало казаться ему смешным. В самом деле, кому и как можно верить, если каждый — каждый! — может оказаться изменником?

— …Так что дорогие соратнички отпадают все, — как сквозь вату донесся до него голос Долохова. — Боюсь, что вариантов у нас немного — или бегать по лесам, пока все не уляжется, или подыхать здесь, как крысы в крысоловке. Бегать мы долго не сможем, сами понимаете почему, так что… увы. Потому что помощи ждать неоткуда.

В возникшем подавленном молчании девчоночий голос прозвучал даже слишком резко:

— Неоткуда? А нас, значит, вы со счетов сбросили?

Теодор поперхнулся: встреча с родителями влияла на Гвен более чем благотворно, последний раз она так говорила еще прошлой весной. Все недоуменно уставились на нее; Гвен чуть порозовела, но продолжила не менее вызывающе:

— Я не для того ждала отца и мать — ну, и тебя, дядя, — четырнадцать лет, чтобы так просто отдать вас аврорам. А ты, Эйлин?

— Нет, — Эйлин моментально поняла, куда ветер дует. — Вот вообще нет. Вам ведь не только палочки нужны, но и еда, лекарства, теплые вещи…

— А мы живем в долбаном замке, полном всякого долбаного барахла, — закончила Гвен. — И мы можем все это достать. И уж мы-то вас точно не бросим.

Теодор ожидал, что беглецы — во всяком случае Лестрейнджи и Трэверс — будут протестовать, но этого не случилось. Видимо, положение было безнадежным настолько, что никакая помощь не была лишней.

— Это опасно, — после долгой паузы произнес Родольфус. — За вами могут следить, вас могут поймать… но выхода у нас нет. Будьте осторожны, вы обе.

— Дожили, — пробормотал Рабастан. — Нам некому помочь, кроме двух девчонок.

Теодор откашлялся.

— Двух девочек и одного мальчика, — как можно более невозмутимо произнес он. — Я с ними.

— Мне кажется, юноша, или семья Ноттов и так уже понесла некоторые… потери? — поинтересовался Руквуд.

— Значит, мне уже нечего терять, сэр, — деланно непринужденно пожал плечами Теодор. — Потом мне кажется, что если я доведу до конца то, что начал мой отец, это будет справедливо. Да и… девочкам не помешает голос разума.

Должен же хоть кто-то за ними присматривать, чтобы и впрямь не сорвались и дров не наломали, добавил он про себя.

— Значит, решено, — Долохов тяжело поднялся от костра, внимательно посмотрел на Теодора, потом, так же внимательно — на Гвен и Эйлин и, видимо что-то решив, кивнул самому себе. — Не хотелось бы вас пугать, ребятки, но придется: вы — наша последняя надежда. Иначе попадем мы, как этот кроль в похлебку… кстати, Трэверс, твоя дочка зря волновалась — похлебка вышла вполне съедобная.