С наилучшими пожеланиями (джен)

Когда работаешь с людьми, нужно помнить, что не всегда просимое — это именно то, что они хотят получить. Далеко не всегда помощь, ради которой к тебе обращаются, идёт во благо. И ещё чаще информация, за поиск которой платят, не радует заказчика.

И потому, подтверждая подозрения клиента, нужно быть готовой ко всему. К благодарности, слезам, гневу… Или, как в случае Мак, к отрицанию.

— Что?! Я тебе не верю! Это какая-то ошибка!

Доказательства лежали на столе, история была озвучена, но принять правду было сложно.

— Вероника! Скажи, что ты пошутила! — растерянно потребовала Мак, со слезами в глазах смотря на меня.

— Мне жаль, — тихо произнесла я, отводя взгляд.

Я понятия не имела, что можно сказать в такой ситуации. Никакие мои слова не утешили бы девушку, случайно узнавшую, что ей всю жизнь лгали. И то, что она сама просила нарыть что-нибудь на родителей, ситуацию не улучшало. Такого она определённо не ожидала.

— Спасибо тебе за старания, конечно, но это точно какая-то ошибка, — твёрдо сказала Мак и, не прощаясь, зашагала прочь.

Я хотела было её остановить, но лишь вздохнула и не сдвинулась с места.

Когда ко мне в школе обратился Дуглас Джексон, прося найти что-нибудь на его родителей, я не отказала. Джексоны поймали его за курением и наказали на три месяца, лишив карманных денег, свободы передвижения и привычного досуга.

— Целый спектакль устроили! — возмущался Дуглас, бурно жестикулируя. — Выставили меня каким-то отмороженным малолетним преступником, будто не с обычной сигаретой застукали, а с набитой героином сумкой над расчленённым телом младенца. Ведут себя так, будто сами никогда не нарушали правил. Тоже мне, нашлись святые! Уверен, сами в молодости доставали предков. Помоги, Вероника, мне нужен рычаг против них.

Работа оказалась лёгкой и прибыльной. Мне вообще не пришлось напрягаться: ни следить, ни втираться в доверие, ни собирать информацию среди знакомых и коллег — всего-то и нужно было, что вбивать в базу имена да распечатывать список приводов, штрафов или совершённых в юности ошибок, вроде случайных браков в Вегасе и скоропалительных разводов. Дуглас полученными сведениями остался более чем доволен, использовав компромат для того, чтобы выстоять в споре с родителями и отстоять свою самостоятельность, и не преминул похвалиться перед друзьями. И после этого ко мне направился сплошной поток одноклассников, желающих узнать грязные секретики родителей.

Никто из них не желал накопать что-то серьёзное, потому я даже не старалась копнуть глубже, — всех интересовали мелкие прегрешения, которыми можно попрекнуть отчитывающих тебя родителей. Заказчики были довольны, получив возможность парировать нападки, я — ещё более довольна, зарабатывая в день по две-три сотни баксов без усилий, и когда Мак появилась на пороге офиса, чтобы тоже попросить об услуге, я ни на секунду не засомневалась.

Мак мне нравилась, к тому же она пару раз выручала меня с компьютером, так что я обещала что-нибудь найти «по-дружески» — без оплаты моих детективных услуг. Ну и нашла. Вот только не арест по малолетке или штраф за превышение скорости, а информацию о выигранном у больницы суде, по которому мистер и миссис Маккензи получили миллион долларов за то, чтобы не поднимать шума из-за скандально перепутанных детей.

Бойтесь желаний своих — Мак прекрасно иллюстрирует эту истину.

Жила в отличной семье с любящими родителями и не знала горя, а теперь если не разрушит семью озвучиванием правды, то будет терзать себя сомнениями и мыслями о том, как бы сложилась её судьба, не будь той роковой ошибки…

Однако хоть я и сочувствовала Мак, её проблемы меня не касались. Захочет она поговорить — я выслушаю и постараюсь утешить и поддержать, а больше я ничего для неё не смогу сделать. Но вот для себя…

В Нептуне два частных детектива: Кит Марс — бывший шериф и по совместительству мой папа, для которого честь и мораль всегда стоят на первом месте, и Винни Ван Ло — берущийся за любые заказы. Папа никогда не использует полученную информацию, запирая её в архив памяти сразу с закрытием дела. А вот мистер Ван Ло без зазрений совести проворачивает то, что папа называет «трюком Винни»: берёт плату с одной стороны, а затем идёт к другой и за двойную цену уничтожает компромат, сообщая клиенту, что всё чисто. Будучи дочерью своего отца, я старательно придерживалась его принципов, но сегодня впервые задумалась о том, что информацию можно использовать.

Есть тайны, за сохранение которых причастные не пожалеют никаких денег. Преступления, измены, постыдные тайны… И перепутанные в больнице дети — одна из них. Мак моя подруга, я искренне сочувствую ей, но вот второй ребёнок — биологическая дочь Маккензи, которую воспитывают родные родители Мак — совсем иное дело. Я не хочу никому ломать жизнь и причинять боль, раскрывая правду, но Синклеры не обеднеют, если заплатят мне за молчание…

Почему-то осознание неправильности таких мыслей меня всё никак не настигало. Наживаться на чужой несчастье — подлость, однако внутри ничто не сжималось от отвращения, внутренний голос и совесть спокойно молчали, и даже мысль о том, что папа во мне разочаруется, не сумела пробиться сквозь радужные картины аккуратно упакованных пачек денег.

Мак не прочитала всё, что я для неё нашла, узнав лишь самое главное — что родители ей неродные. Я же выяснила намного больше. Перепутанные младенцы были лишь началом истории, намного хуже было то, что произошло спустя четыре года: Синклеры и Маккензи узнали, что воспитывают не родных дочерей. Страшно представить, что они тогда почувствовали; суд они выиграли, однако ошибку не исправили — Сидни Синклер осталась с Маккензи, а Мэддисон Маккензи продолжила жить с Синклерами. Почему они не восстановили баланс, понять можно, хоть и сложно — за четыре года привыкли считать воспитываемую девочку своей и менять на родную по крови, но совсем чужую по ощущениям дочь… Господи, они прошли через ад! Даже не представляю, насколько тяжёлый выбор им пришлось сделать!

Но сочувствия во мне хватало только на Мак, на остальных участников трагедии оно не распространялось. У Синклеров есть всё: огромный дом с бассейном, счета в банках на восьмизначные суммы, стабильный бизнес. Мэддисон пойдёт в престижный колледж… Может, Синклеры были замечательными людьми и родителями, может, искупали вину за ошибку врачей, но ей никогда ни в чём не отказывали, нещадно баловали и исполняли любое её желание. А моё будущее было мутным и неопределённым, я могла лишь мечтать об учёбе в хорошем вузе — в моей семье с деньгами было весьма напряжённо.

Так кому станет плохо, если я попрошу Синклеров поделиться?..

Шантаж — уголовное преступление. В зависимости от обстоятельств, за шантаж могут дать до трёх лет, но я несовершеннолетняя, криминального досье не имею… Высока вероятность отделаться общественными работами с последующим удалением записей из личного дела. Но это если меня поймают. Какова вероятность, что Синклеры обратятся в полицию? Крайне низкая. Если бы они хотели рассказать Мэддисон правду, уже сделали бы это, а привлечение полиции практически со стопроцентной гарантией сделает их секрет достоянием общественности. Конечно, ни одному человеку не захочется платить шантажисту, и даже если Синклеры попытаются выследить меня при передаче денег… А что они сделают? Ну не убьют же! Это добропорядочное семейство, а не какие-нибудь бандиты, да и даже поймав меня за руку — они не могут рассчитывать на моё молчание. Так что откупиться — для них это единственный шанс сохранить секрет. Либо они позволяют себя шантажировать, либо рассказывают всё дочери. Я всё равно останусь в выигрыше: или получу деньги, или наслажусь падением нашей звезды Мэддисон.

Злюка ты, Вероника Марс…

Но раз возникнув в голове, мысль о шантаже не уходила.

Я знала, как всё организовать так, чтобы не повторить чужих ошибок и не попасться. Я знала, на чём засыпаются шантажисты, как действует полиция, как отслеживаются деньги… Знала, как реагируют жертвы шантажа, и даже какую сумму просить, чтобы испугать, но не разозлить Синклеров. Я могла избежать всех подводных камней и остаться безнаказанной и разбогатевшей, всего-то и нужно было, что переступить через утратившие ценность моральные принципы, которые стояли между мной и учёбой в Стэнфорде.

Честным человеком легко быть только на словах, а на деле чистая совестно частенько соседствует с пустым животом и голой задницей. Счастлив ли мой честный отец, что не может обеспечить единственной дочери достойное образование? Счастлива ли бабушка Слоника, честный труд которой едва покрывает базовые потребности её семьи? И буду ли счастлива я, добровольно лишив себя возможности пойти в хороший вуз?

Разве я хочу многого? Разве из корысти и подлости примеряюсь встать на путь неправедный? Я ведь не в погоне за роскошью собираюсь нарушить закон, да и вредить Синклерам не собираюсь — даже если они не пойдут на поводу у шантажиста, я сохраню их тайну. Честным путём мне ни за что не собрать денег на оплату обучения, а отказываться от мечты душевных сил не хватает. Так что же лучше, быть порядочной дурой с перспективами на занюханный университет штата или студенткой Стэнфорда с гибкими моральными принципами?

Я ведь даже могу не шантажировать Синклеров, а прямым текстом попросить вознаграждение за молчание. Шаткая основа, но если грамотно разыграть эту карту… никаких угроз, никакого вымогательства — на грани фола, но хороший адвокат сможет сыграть на этом. Да и как передать деньги, я отлично знаю: год назад этой схемой воспользовался один ушлый мошенник, а я очень удачно подслушала допрос.

Мысленно споря сама с собой, я водила ручкой по бумаге, рисуя каракули, пока текст не сложился в самый невинный вариант:

«Уважаемые мистер и миссис Синклер,

с сожалением сообщаю, что мне стала известна Ваша тайна.

Я не желаю зла ни Вам, ни вашим дочерям, и с радостью сохраню информацию о биологических родителях Мэддисон в секрете.

Буду благодарен, если Вы сочтёте возможным заплатить мне за усилия по сохранению молчания.

С наилучшими пожеланиями,

Аноним.

P.S. 232 ячейка на автовокзале прекрасно подходит, чтобы оставить в ней Ваше вознаграждение».

Глядя на текст, я усмехнулась, скомкала лист и подожгла его. Что ж, план готов, осталось понять, готова ли я начать его реализовывать.