Бабки (джен)

Примечание:

Перед прочтением ознакомиться)

https://youtu.be/a8Dda3vpeaw — хака регби,

https://youtu.be/1eoPJNczAtE — хака маори.

Аглая вышла из дома погожим утром поздней весны, вдохнула полной грудью и оглядела мир.

Солнце распустилось жёлтым одуванчиком впервые за долгие дни, покрытые туманной серостью. Вид буйной зелени, окрепшей за последние дни, радовал глаз. Позавчера ветер сменился на южный и буквально за пару ветреных дней высушил все дорожки в посёлке.

Увидев, что тёплая погода позволяет, Аглая с облегчением натянула лёгкий плащ пепельно-розового цвета и туфли в тон на тонких каблуках. Даже шёлковый платок она не стала надевать, а небрежно повязала на портфель. После толстого пальто, объёмного шарфа и берцев эта одежда казалась невесомой. Шагалось легко и как-то по-детски радостно. И Аглая любила сегодня весь мир.

Даже газонокосильщика Расула.

Накануне она строила ему грозные рожи из окна и своеобразными жестами всячески демонстрировала милитаристское настроение в отношении косильщика и его косилки. Она так душевно показывала, куда ему пойти и в какой позе полюбить свою железяку, что тот невольно залюбовался.

Аглая и сама, скручивая очередную комбинацию из трёх пальцев, подспудно вспомнила один древний ритуал у народа маори, аборигенов Новой Зеландии: перед боем они танцуют воинственный танец — хака, дабы напугать соперника. Когда кто-то болеет в деревне, они тоже танцуют хака, чтобы напугать духа болезни; на свадьбе они тоже его исполняют, чтобы отпугнуть вообще всё мировое зло от новобрачных.

Новозеландские команды по регби тоже считают своим долгом попугать соперников перед матчем.

Регби Расул любил. И, по всей видимости, связав эмоциональные жесты Аглаи с ритуалом маори, лучезарно улыбнулся и тоже показал Аглае пару жестов, заложив одну руку на согнутую в локте вторую. Потом дружелюбно переместил газонокосилку на метр от дома Аглаи, перешагнул полуметровую в ширину дорожку, отделяющую её владения от газона соседей. Обернулся в сторону окна и снова послал широкую улыбку Аглае, кивнул и показал большой палец. Наконец в завершение диалога он выпучил глаза и вывалил как можно дальше язык, став похожим со своей тёмной обветренной кожей на деревянную индейскую маску. Посчитав программу-минимум по коммуникациям с жителями посёлка выполненной, он принялся сосредоточенно утюжить соседский газон.

Аглая ещё стояла возле окна какое-то время, пытаясь уловить невооружённым ухом, на какую миллионную долю децибел снизилось противное жужжание косилки. Убедившись в грубости и мелочности человеческого слуха по сравнению с широтой азиатской души, она вздохнула и стала философски рассуждать о том, что в каждом моменте есть своя мудрость. И каждый момент жизни что-то даёт. Например, сейчас она, кажется, начала въезжать в смысл понятия квантовой суперпозиции, которое некоторое время назад пытался объяснить ей муж.

Тогда она хлопала глазами и думала, как же хорошо, что ей, простому социологу, никогда не пригодится это понятие, а вслух нахваливала мощь и бодрость мужеского умища. Между прочим, искренне.

Тогда не поняла, а теперь дошло — вот он, момент, когда достигнуты два различных и взаимоисключающих состояния в один момент. Её вроде и оскорбили, а вроде и поприветствовали. Она как бы и своего добилась, и в то же время — шиш. Всё понятно же, зря суперпозицию называют труднейшим для усвоения контринтуитивным понятием.

Теперь же, идя по залитой солнцем дорожке, она улыбалась солнцу, лёгкому ветру и Расулу. Хотелось чего-то нового, лёгкого и яркого. Поэтому Аглая решила не садиться в машину, а прогуляться через лес к электричке. Поехать на работу, не одиноко сидя в закрытом пространстве, а в компании людей ей показалось правильным продолжением хорошего утра. И поэтому Аглая уверенно зашагала в сторону станции.

Дорога через лес дарила умиротворение. Пронзительные пересвисты птиц убеждали, что жизнь прекрасна и сегодняшний день обещает быть этому подтверждением. Солнечные лучи играли мозаикой на дорожке, просвечивая сквозь ещё не густое, резное кружево молодой листвы. Влажно-землистые запахи уже прогретого, но ещё не душного леса наполняли желанием жить и сделать для этого мира что-то непременно хорошее. Хорошее... На глаза попался куст лесной малины.

«Точно! Привезу Глебке малины к чаю. Врубил с первого тёплого дня кондишку и к вечеру уже на горло жаловался. Помочь, конечно, не поможет, но забота всегда дарит чуточку счастья».

Она приблизилась к кусту и соступила с дорожки на влажную траву, потянулась за свеженькими, ещё не окрепшими листьями. Тонкий каблук вошел в дёрн. «Блин».

— Ну и на что тебе обоссанные сдались? — голос сзади заставил Аглаю замереть с вытянутой рукой.

— Чай, — всё, что она нашлась сказать.

— Хм, чай. Ходят тут, ссут по обочинам, а потом сами же чай со своими ссаками хлебают.

Аглая отступила обратно на дорожку и повернулась к собеседнику. Аглая улыбнулась про себя: «Кла-ассика». Бабулька с собачкой.

— Зачем же такое говорить…

Старушка смотрела на Аглаю всезнающим взором:

— Как же! Мужики с работы на работу топают — ссут. Спортсмены бегут — ссут. Этот-то, как там его, чемпион наш сраный, он-то больше всех, поди, ссыт после своих домпингов. Мамашки с колясками целый день туда-сюда гуляют, что, скажешь, не ссут? Да и сама, поди, если б не мы с Бураном, брызнула бы под этот самый кусток.

— У меня дома есть уборная. И, я уверена, у всех остальных жителей Перепёлкино — тоже. А Алексей уже давно доказал, что его совершенно несправедливо дисквалифицировали якобы за допинг. Это все знают.

Аглая мысленно прошлась по всем имеющимся на случай хамства шаблонам ответов и поняла, что всё равно не сможет воспользоваться — перед ней человек старше нее. Неловко переложила портфель из одной руки в другую, повернулась в сторону станции и, втянув щёки так, что губы сложились в «рыбку», чтобы не ответить ещё что-то кроме: «Вщехо добгого», — двинулась своим путём.

— Да стой ты, тетеря. Малина тебе, спрашивается, зачем?

Аглая снова обернулась. Уже с интересом рассматривая бесстрашную бабку-грубиянку, смотрела, как дрожат лапки-веточки у Бурана и как пытливо бабулька заглядывает в глаза ей самой. «НКВД», — почему-то пронеслось у Аглаи в голове. Когда-то в вузе им рассказывали, как во времена сталинских чисток в силовых структурах работали женщины. В качестве «добрых полицейских». Только эти самые добрые женщины имели стальные нервы и волю.

Бабулька подошла ближе. Годами точно за семьдесят. Далеко за семьдесят. Тёмные кроссовочки аккуратно завязаны, шнурки убраны, спортивные графитовые штаны — со штрипками, не зацепятся, анорак цвета хаки со множеством карманов по типу экипировочной «разгрузки». «Диверсант», — опять пронеслось у Аглаи где-то между ушей.

— Малина в чай тебе зачем, спрашиваю? Хворая, что ль?

— Нет. Не я.

— Мужик. Или дитё?

— Мужик. Ну... не мой мужчина. Просто сотрудник. Коллега.

— Товарищ или... баловство какое? — бабка прищурилась, смещая фокус зрения с лица девушки в центр её совести.

— Товарищ.

— Ну, сам погибай, а товарища выручай, — вдруг улыбнулась старушенция. — Бурана держи, туфли-то у тебя неподходящие, — и посмотрела вниз на обувь девушки. — Ёшкин-дрёшкин, а носы-то острые какие, лягушек колоть, что ли?

«Диверсантов пинать».

Сунув в руки девушки поводок Бурана, старушка направилась между деревьев в лес. Движения её не были быстры, но двигалась она уверенно, ступала по влажной земле легко, не провалилась в дёрн. «Белорусские партизаны наносили значительный урон силам противника в его тылу», — опять пришла ассоциация, источник которой совершенно не воспроизводился в памяти. Аглая помотала головой, вздохнула и перенаправила внимание на зверя.

Буран рвался с поводка в лес за хозяйкой. Он так остервенело перебирал ножками, шкрябал коготками по асфальтовой дорожке, что Аглая, хоть собака и была по силам своим сравнима с мухой, всё-таки поддалась и сделала несколько шагов туда, где скрылась старушка.

Голос той был слышен, но разобрать, что она говорит, не получалось. Буран рвался дальше, но, как оказалось, не в лес, а к тому месту, где Аглая тянулась к малиновой веточке. Девушка сделала ещё пару шагов в направлении, которое задавала собака. Буран добрался наконец до того самого куста малины, основательно и со знанием дела обнюхал и... задрал заднюю ножку.

Аглая от возмущения открыла рот и безмолвно указала застывшим в воздухе пальцем на собаку.

Из подлеска на дорожку вышла старушка с пригоршней листочков, среди них оказались не только малиновые.

— Собак-то любишь, спрашиваю? Да поводок-то давай сюда, только аккуратно, не дёргай, — покосившись на собаку, с упоением брызгавшую на кустик, старушка стала совать в руки Аглае зелень. — Вот это пусть попьёт сегодня весь день вместо чая, и на ночь тоже. Завтра твой больной будет как огурец.

— Спасибо. Да он не больной. Я хотела для профилактики... И у меня кошка, — Аглая соображала, куда ей деть зелёное богатство.

Старушка достала из большого бокового кармана анорака ещё один пучок листвы и бесцеремонно сунула Аглае в карман плаща. Потом посмотрела на растерянные глаза, руки, полные травы, забрала траву, скрутила в комок и отправила в тот же карман. С виду было похоже, что в карман запихнули небольшой детский мячик.

— Да и для профилактики тоже хорошо.

Аглая застыла на месте: «А-а-а! Мой плащик! Трава не отстирывается со светлых вещей!»

— Спасибо, — сдавленно проговорила она, — и всего вам доброго. И вашему... спортсмену, — кивнула она на Бурана и зашагала на станцию. Старушка кивнула и направилась в противоположную сторону.

* * *

На станции было людно. Час пик. Народ, вываливаясь из маршруток и автобусов, потоком тёк через турникеты к лифтам и эскалаторам. Аглая, глядя на это, немного засомневалась, правильным ли было решение воспользоваться общественным транспортом. Скопление людей она не любила. Вздохнула, подошла к дисплею электронной кассы за билетом, посмотрела расписание и поняла, что экспресса, на котором можно долететь за семнадцать минут, по техническим причинам нет, а на обычной электричке тащиться совсем не хотелось. Она достала из портфеля телефон и набрала номер своего заместителя Глеба:

— Доброе утро. Как обстановка на кафедре? Если всё в штатном режиме, то я сегодня останусь в лаборатории.

— Всё в штатном, — Глеб, как всегда, был собран и бодр. — И я как раз направляюсь в лабораторию. Там встретимся?

— Встретимся. Если Марина доделала отчёт, пусть бросит мне, он мне как раз нужен будет в лаборатории. Лиля с Ромой сегодня в полях?

— Да, они на удалёнке, тут только Марина с Михаилом Борисовичем. Ну и статисты в полном составе.

— Вот статистов на карантин и отправляй. Они и на удалёнке справляются отлично. Нужно оставлять не более двух человек, Глеб, я же оставляла тебе инструкции. С меня потом спросят, не с тебя. Два человека в аудитории, ну а мы с тобой в лаборатории сегодня справимся, я Лизавету Палну отпущу.

— Да все новые инструкции у меня есть, я знаю, помню. Но вот мой непосредственный руководитель, которая должна подписать ребятам практику и новый график рабочих часов, уже три дня на кафедре не появлялась. Не знаешь, где эта безответственная женщина? — в голосе Глеба чувствовалась улыбка. — И я вчера их, кстати, отправил домой, рассчитывал, что ты подпишешь задним числом. Но они всё равно сегодня все вышли. Молодёжь, что с них взять.

— А у безответственной женщины есть замечательно ответственный зам, в которого она верит. Как твоё горло?

— И в этом она очень мудра, — Глеб открыто засмеялся, — сейчас со всем разберусь и тоже в лабку. Буду через полтора часа. Я в порядке, спасибо.

Аглая порадовалась, как удачненько сложились обстоятельства, потому что она любила рабочие дни в лаборатории, в отличие от скучной кафедры. Хоть она и причислена официально к институту, в лабке Аглая бывала несравнимо чаще.

Во-первых, она находилась в одном научно-исследовательском центре прямо за станцией и никуда ехать не было нужды.

Во-вторых, она значительно отличалась от институтской кафедры атмосферно. Кафедра социологии в институте представляла собой небольшой коридор за кодовой дверью в старом здании. В том коридоре находились несколько дверей, за которыми располагались аудитории и лаборатории, и Аглаю всегда смешил тот факт, что названия эти весьма и весьма условны. Она бы назвала эти помещения все одним словом — кабинеты.

Например, вотчиной Аглаи были два помещения. Аудиторией назывался большой кабинет с дюжиной рабочих столов и компьютерами, расположенными на них. Ещё в аудитории имелись два огромнейших сводчатых окна и допотопные сейфовые шкафы, находящиеся тут больше для номинального порядка, большинство из них давно уже не выполняли свою функцию. Лаборатория выглядела так же, только в два раза меньше, всего с тремя столами и одним окном. Вот и вся лаборатория. В остальных помещениях на кафедре было примерно то же самое. Будничность, спокойствие, отсутствие отвлекающих моментов.

В любимой же лабке был космос! Для сотрудников их института выделен лишь один кабинет, в котором всего два оборудованных рабочих места, но простор кабинета, его светлые оттенки, глянцевые поверхности и панорамная стеклянная стена создавали настроение полёта. Здание НИЦ «Орион» совсем новенькое, созданное с применением инновационных технологий, его футуристичный интерьер изначально задуман комфортным и эргономичным даже в мелочах, а техническое наполнение, включая интеллектуальные климатические системы, было поистине великолепным. Но и не это главное!

В-третьих, — и самое приятное и вдохновляющее, — это то, что тут была совершенная и удивительная эклектика научных направлений. Одной физики тут была тьма-тьмущая: теоретическая, биофизика и волновая, квантовая и ядерная. Хотя для представителей других областей науки они все были просто физики. Биологов и химиков было не меньше. А также представителей других сфер: антропологи, технари, гуманитарии разных мастей. Тут разрабатывались полинаучные проекты и технологии.

Например, только в том проекте, где участвовала Аглая, были задействованы инженеры цифровых систем, разработчики программного обеспечения, физиологи и психоаналитики разных направлений.

А как было интересно бывать в различных лабораториях! Аглаю всегда посещала одна мысль: «Как в сказке! Ничего не понятно, иногда удивительно, порой даже жутко. Но всегда неизменно интересно!»

По всему по этому, а ещё оттого, что ей не придётся ехать в душный центр города, настроение у неё выправилось и она забыла инцидент с каблуком и травой в кармане любимого плащика. Оставалось только дойти до лабки.

Можно было доехать одну остановку от станции на маршрутке, особенно учитывая сорок минут пешкодрала через лес на высоких каблуках. Но общественные места Аглая не любила, и утреннее желание проехать на общественном транспорте уже испарилось.

Толпа людей внесла Аглаю в лифт. Это она ненавидела, но деваться было некуда. Она почувствовала плотный свёрток травы в своём кармане. Он был плотно прижат к её телу бедром рядом стоящего мужчины и сильно давил. Подняв глаза, она увидела, что тот пристально смотрит на неё. Видно, свёрток давил не только ей.

— Это трава.

— Что, простите? — мужчина поморгал, потом улыбнулся. Сначала несмело, потом шире. Аглая опустила глаза и тоже улыбнулась, отрицательно покачав головой.

Выйдя из лифта, пошла быстро и не глядя по сторонам к зданию НИЦ.