На войне как на войне (джен)

Черный был везде. Друзья, дальние родственники, сам Джеймс — все носили траур. Карлуса и Дорею все они видели в последний раз во время похорон — в гробах. Их зарыли в фамильном склепе, а Джеймс только стоял над могилами, традиционно бросив первую горсть земли, и… не мог сказать ни слова — всхлипывал. Сириус рванулся к нему, положил руку на плечо. Эванс подошла с другой стороны.

Пошел дождь. Прошло минут пятнадцать, пока Джеймс смог произнести слова прощания с родителями. До этого все стояли и мокли. Но Джеймсу было все равно, он даже не замечал дождя, пока не пришлось снять и протереть очки от влаги.

Сириусу тоже было все равно. Он искренне сочувствовал другу. Он хорошо знал и Карлуса, и Дорею — часто гостил у них на каникулах по приглашению Джеймса. Он уважал их обоих. И любил тоже. В отличие от своих родителей. И, в отличие от его родителей, Карлус и Дорея любили Джеймса, и даже Сириуса.

Могилы зарыли, все направились в дом. Застолье, какие-то слова, слезы — все было как в тумане, и происходящее, казалось, больше не имело значения.

Пришло время провожать гостей. Остались они вчетвером: сам Сохатый, он — Бродяга, Лунатик и Хвост. Осталась Эванс, которая все еще топталась возле Джеймса. Остался Дамблдор и Аластор Грюм.

Директор сказал, что появилась новая информация о смерти его родителей, и если Джеймс сейчас готов выслушать… У Сохатого что-то булькнуло в горле, и он кивнул. Все расселись в гостиной, Эванс держала Джеймса за руку, Сириус сел рядом, с другой стороны. И мысли Сириуса поплыли вдаль. Он чувствовал, как внутри у него все клокотало. Не от грусти или боли — от злости и чувства вселенской несправедливости. Почему Поттеры? Какого драккла драного Поттеры? Лучше бы Пожиратели заявились к его родителям — они и люди не то чтобы хорошие, и родители хреновые. Почему, Мерлин, должны страдать хорошие люди?..

Сириус вынырнул из своего личного ада как раз вовремя, чтобы услышать объяснения Грюма.

— Большинство чистокровных семей сейчас поддерживают Волдеморта. Абсолютное большинство. У ближайших сторонников — метки. Война уже началась, хоть ее никто и не объявлял. Полукровки и маглорожденные продолжают погибать по всей Англии, но сейчас… Пожиратели взялись и за чистокровных. Они действуют по принципу «кто не с нами, тот против нас»… — аврор замолчал, обводя всех привычно настороженным взглядом.

— Поттеры были против, — прорычал Сириус.

— Да, — подтвердил Грюм, опустив голову.

— Кроме того, — вмешался Дамблдор, — в последнее время авроры задержали несколько человек с «черными метками» — это знаки в виде змеи и черепа. Нечто вроде магической татуировки и клейма их хозяина — Волдеморта. Он собирает сторонников и требует от них клятв верности, скрепленных этим знаком. Задержанные признались под веритасиумом, что «черная метка» позволяет Волдеморту вызывать их — она нагревается и жжет, если они не подчиняются. Никто не осмеливается не подчиниться, говорили они…

— От чистокровных требуют принять метку? — глухо спросил Джеймс, подняв голову.

— Большинство принимают ее сами. Или их дети. Кого-то пробуют принудить, других…

— …убивают, — глухо продолжил Джеймс. — В назидание остальным.

* * *

Прошли сутки. Дождь по-прежнему лил, но уже в Шотландии. Они были в Хогвартсе. Сидели за факультетским столом. Ужинали. Эванс теперь садилась рядом с Джеймсом, а тот по-прежнему ничего не ел.

Сириус и сам был мрачнее тучи и незаметно поглядывал в сторону стола Слизерина. Регулуса не было. Какого лешего? Сириус встал, закинул школьную сумку на плечо и направился к выходу…

Сохатый поднял голову и спросил тем безжизненным и глухим голосом, который стал привычен за последние дни:

— Ты куда?

— Аппетита нет, — отмахнулся Сириус.

На выходе из Большого зала быстро идущий к своей цели Сириус не заметил группки когтевранцев, что опаздывали на обед и налетели на него, вероятно, ожидая, что он посторонится.

— Куда претесь? Глаза разуйте! — огрызнулся он, когда в него врезались.

— «Ведущий войну с другими не заключил мира с самим собой», — назидательно прокомментировал поведение Сириуса один из когтевранцев.

— Уильям Хэзлитт, — добавил другой.

— Какой может быть мир, драккл его дери! — взорвался Сириус. — У нас война! И с вашим приятелем я не знаком, — буркнул он, зло сверкнув глазами на оппонентов. Только теперь он заметил, что они были на год или два младше него. Но сейчас его волновало другое.

Сириус бежал к башне Гриффиндора по коридорам, а когда на пути попадались лестницы, перепрыгивал через три ступени.

Портрет Полной Дамы, гостиная факультета, винтовая лестница, его, Сириуса, спальня — ну и еще Сохатого, Лунатика и Хвоста.

Он захлопнул за собой дверь и открыл одну из тумбочек — ту самую, в которой хранился артефакт, принадлежавший их четверке. Карта Мародеров была на месте. Сириус бережно достал сложенный пергамент и развернул его. Сколько же они перепробовали заклинаний: стандартных, комбинированных и собственного сочинения, чтобы создать эту вещицу!

Саму карту — обычную бумажную — друзья обнаружили несколько лет назад в кабинете у Филча, когда их поймали на горячем — ночной прогулке по замку. Раз уж заперли, нужно же было посмотреть, что у него в столе? Ну а потом… потом пришла идея о карте как о средстве наблюдения за всей школой. И вот сейчас артефакт понадобился Сириусу не только для того, чтобы обвести вредного завхоза вокруг пальца.

Он пробежал глазами по подписанным точкам и не нашел Регулуса ни в слизеринском подземелье, ни в Большом зале, ни где-либо еще в замке. Одинокая точка с надписью «Регулус Блэк» замерла на границе Запретного леса. Сириус свернул карту и запихнул в задний карман джинсов, под мантию, а потом покинул башню Гриффиндора и направился на улицу, где уже почти стемнело. Хоть противный моросящий дождь прекратился.

* * *

Регулус сидел под дубом в Запретном лесу. Один. Порывы холодного зимнего ветра временами продували его насквозь, но у него не было ни моральных сил, ни желания шевелиться, доставать палочку, накладывать согревающие чары или вообще как-либо делать свое существование комфортнее. Или он просто не верил, что получится. Или и то и другое сразу. На сердце было тяжело и гадко, а рука болела.

Регулус сидел и дышал запахом леса, не хотел никого видеть. Вспоминал, как дышать.

Дышать стало тяжело на выходных. Еще были рождественские каникулы, и за ним пришли прямо домой. Уолден Макнейр и Люциус Малфой. Пришло время Регулуса доказать свою преданность делу лорда Волдеморта и чистоте крови. Мелкая дрожь била Регулуса все время, пока они перемещались, потом его забрали другие Пожиратели. Одного из них называли Долоховым, других он знал: это были Лестрейнджи и жена старшего из братьев — его кузина Белла. Белла была грозой, молнией и пламенем операции, а он — всего лишь подростком. Он шел вслед за Пожирателями, видел, как те пытали пожилую пару, а сам, когда ему любезно предоставили такую возможность — возможность послужить их правому делу, — не смог.

После того, как Регулус наставил дрожащую руку с палочкой на мужчину, которого хватали судороги после Круциатуса Беллы, и не смог повторить ее «урок», она предложила ему по-родственному:

— Не можешь мучить, так кончай этого Поттера, щенок!

Регулус едва успел выбежать из дома, и его вырвало: от отвращения, от кошмара, от чувства чудовищности происходящего и от вины… перед Поттером, который был Сириусу больше, чем братом, и которого он, Регулус, ненавидел за это все свои школьные годы, ну и перед Сириусом — за то, что он, Регулус, — трус…

Дальше было не легче: все происходило как в тумане. Его привели к высокому темноволосому мужчине с красивыми и холодными чертами лица. Реальность расплывалась, поэтому Регулус помнил немного.

— Ты не заслужил моей милости, — сказал Лорд Волдеморт. — Но я милостив к тем, кто мне предан, а потому…

Регулус не запомнил, что было дальше, только то, что предплечье жгло хуже, чем огнем. Прошло уже три дня, а рука все еще болела. Ему казалось, что эта боль не закончится никогда, да и как ей закончиться? Он теперь как животное — заклеймен на всю жизнь. Лучше бы был грязнокровкой, лучше бы перечил, как Поттеры, тогда бы его просто убили. Помучали бы, но недолго — и убили. А так… позор на всю жизнь. Регулус почувствовал, как в уголках глаз выступают слезы — от ветра. Он развернулся и, не вставая, ударил кулаком в дуб за своей спиной. Раз, второй, третий. На костяшках пальцев выступила кровь. Не зря его с малолетства презирал Сириус — он был прав. Он, Регулус, всего лишь маменькин сыночек — да, ему всегда, всегда хотелось, чтобы родители им гордились, ведь — прав был Сириус — любить они не умели. Да и кого тут любить? Регулус трус, Регулус раб, Регулус — заклейменное животное, жизнь и воля которого принадлежит Великому Господину, а Вальбурга и Орион Блэк рады, что он, Регулус, выбрал правильный путь, в отличие от брата.

Он горько оскалился, скорее не улыбаясь, а просто сжав зубы, чтобы не зареветь как девчонка, и прислонился лбом к холодному дубу.

* * *

Сириус вышел из замка и побежал к лесу. Регулус не так далеко забрался в лесную чащу, чтобы требовалось превращаться, да и карта показала, что точка, обозначающая его брата, никуда не двигалась. Регулуса он нашелся в странном положении: он упирался лбом в дерево.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Сириус. Голос его звучал твердо: он всегда напрягался, когда разговаривал с кем-то из семьи, не считая дяди Альфарда.

Регулус встрепенулся, обернулся на голос и заморгал в недоумении. Узнав брата, он стал более безразличен, чем если бы ожидал нападения волшебных существ из Запретного леса.

— Тебе-то что? — слабо огрызнулся он, а Сириус увидел даже в темноте бледное лицо брата и его воспаленные глаза — может, только кажется? Лица всегда бледны в сумерках…

— Если спрашиваю, значит, есть дело, — ответил Сириус. — У тебя что-то случилось? — в этом вопросе не было сочувствия или участия, только злость и раздражение.

Регулус встал и нащупал рукой дуб.

— Иди отсюда, гриффиндорский ушлепок, тебе тут не рады, — сказал Регулус как можно тверже.

В ответ Сириус даже палочку доставать не стал, просто стремительно подошел к брату и ударил кулаком в лицо. Тот изумился, но ненадолго, решил дать сдачи.

Братья упали на холодную и размокшую от дождя землю, покатились, запутываясь в мантиях, молотя друг друга кулаками. Сириус разбил Регулусу нос, а в ответ получил окровавленную губу и кровоподтек на скуле. Когда братья устали и выдохлись, просто откатились друг от друга на несколько шагов и так и остались лежать на спине, глядя в затянутое тучами окончательно потемневшее зимнее небо.

— Я что хотел спросить… — начал Сириус. — Предплечья покажи.

— С чего это? — ответил Регулус, дыша через рот, потому что нос был залит кровью.

— Потому что мне не хочется верить, что мой брат…

— Не брат, — перебил Регулус. — Я тебе с первого курса не брат, помнишь?

Сириус поморщился. Ну орал он, когда был мелким, что тот ему не брат, ну так что с того? Обижен был, что Регулус выбрал сторону родителей, а не его.

— Уже? — тихо спросил Сириус, поворачивая голову к Регулусу.

— Тебе-то что? — огрызнулся снова Регулус, и Сириус понял, что уже. Даже смотреть на надо.

Он беззвучно полез в карман, где лежала волшебная палочка — и как только в драке не сломали? — и быстрым движением направил ее на Регулуса:

— Легилименс! — произнес он.

Брат не закрывался. Картинки поплыли друг за другом.

За Регулусом приходят Макнейр и Малфой в дом Блэков. Аппарируют. Вот он снова аппарирует пятым в группе. Двор семьи Поттеров. Дом семьи Поттеров. Предложение присоединиться к Волдеморту. Отказ Карлуса. Круциатусы — и Регулус, стоящий в углу. Регулус, который не смог убить. Регулус, которого тошнит во дворе дома мертвых Поттеров. Регулус, которого, тем не менее, Волдеморт посвящает в Пожиратели. Сириус сжимает зубы, чтобы не закричать, когда чувствует обжигающе невыносимый жар метки. Как клеймо на животном.

Сириус опустил палочку и сел на корточки рядом с братом, который все еще лежал на промерзшей земле. Они молчали и не смотрели друг на друга.

Сириус пытался заглушить, отогнать мысли о том, что он отказался, отрекся от брата, когда тот стал слизеринцем. Одиннадцатилетний Регулус здорово раздражал, когда так стремился был достойным Блэком, представителем древнейшего и прекраснейшего чистокровного рода, в котором дети — всего лишь наследники, а не любимые сыновья. Сириусу по сей день казалось, что ни Вальбурга, ни Орион не умеют любить своих детей. И Сириус был зол на себя, что так вышло. Может, это он приложил мало усилий, чтобы вытащить брата из этого болота? А может, сколько бы ни приложил, ничего бы не помогло. Ведь Регулус так хотел быть примерным сыном и Блэком, которым родители гордились бы. Гордились бы… Может, только это они и могут, любить-то не способны…

Перед глазами снова встали Карлус и Дорея Поттер. Сириус сцепил зубы, не выпуская наружу злые слезы из-за того, что так все обернулось. Родителей, которые действительно любили, уже нет, зато Вальбурга и Орион… они ведь гордятся Регулусом, разве нет? Или, наоборот, им стыдно, что их сын не смог убить по приказу Волдеморта?..

Сириус устало потер глаза. Моргнул, только сейчас увидев клочок земли, куда смотрел. До этого мысли мешали сосредоточиться на окружающей действительности.

— Родители гордятся? — глухо спросил он, все еще не глядя на Регулуса.

Тот пошевелился, но не ответил. Сириус подумал, что уже и не станет. Прошло не меньше нескольких минут, а потом Регулус сказал:

— Молчат.

Сириус горько усмехнулся. Внутри плескалась досада: на себя, на Вальбургу и Ориона, на самого Регулуса, на то, что все так обернулось. Хотелось одновременно и попросить прощения у брата, и дать ему затрещину или еще раз отдубасить за то, что вот так… А еще была обреченность, потому что ничего не поможет. Сириус медленно встал и, скользнув по брату взглядом, заметил, как тот меняет положение и садится по-другому на земле.

— Жаль, что так вышло, — сказал Сириус, наверное, больше самому себе.

Регулус молчал. У Сириуса внутри что-то колюще-режуще заболело, когда накатилось новое осознание, что ничего нельзя сделать.

Глупые слова. А что он еще может сказать? Он взглянул на брата. Тот сейчас казался растерянным, как тогда, когда ему на голову надевали Шляпу. «Он взрослый, — напомнил себе Сириус, — ему уже шестнадцать». Внутри защемило. Он снова вспомнил, как ляпнул, что у него больше нет брата, когда Регулуса отправили на Слизерин и тот возгордился — теперь это казалось невольным пророчеством. Да, он был зол на Регулуса за его слепоту, за то, что брат не был на его стороне, но теперь все по-настоящему было необратимо. И нет, извиниться Сириус не смог. Странная смесь вины, злости на брата и ненависти к Волдеморту, его шайке, к Вальбурге и Ориону выводила из равновесия. И он просто молча ушел. Скрылся в чаще и темноте, а потом превратился в большого черного пса и носился по лесу, злясь. Он грыз промерзшие упавшие ветки с остервенением, представляя, что это его враги, и потерял счет времени. В замок вернулся, только когда устал и основательно замерз.

* * *

— Сириус, что у тебя с лицом? — пристала Эванс, когда он шел через гостиную.

Ему почему-то захотелось на нее наорать.

Ну да, разбитая губа и скула. Подумаешь, кому-то совсем недавно жизнь разбили…

Но Сириус проявил чудеса самообладания и произнес:

— Столкнулся с доспехами в темноте, Эванс.

Он взглянул на нее с раздражением и устремился к спальне мальчиков, дверью которой оглушительно хлопнул.

В комнате был только Джеймс, наверное, другие Мародеры дали ему время и пространство поностальгировать. Он полулежал в своей нелепой полосатой пижаме и смотрел колдографии. Сириус не сомневался — семейные, поттеровские.

— Кто тебя так разукрасил, Бродяга? — поднял Сохатый грустные глаза от своего занятия, явно изумленный. — Драться без друзей — не по-товарищески!

— Я нечаянно, — криво усмехнулся Сириус, только теперь заметив, что рот как-то по-дурацки скошен. — Хочу попросить тебя кое о чем, Сохатый.

* * *

— Регулус там, — сообщил Сириус, заглядывая в Карту Мародеров внутри рюкзака, чтобы она не попалась на глаза непосвященным, хоть они и стояли в безлюдном коридоре.

— Ну давай, иди. Я тут поохраняю, — подбодрил его Джеймс.

Сириус чуть помешкал, а потом вошел в мужской туалет. Регулус мыл руки.

— Бей слизеринцев! — крикнул он с порога и закрыл за собой дверь. Несколько минут форы Джеймс ему даст, хоть снаружи он и успел услышать чьи-то шаги.

Регулус обернулся на восклицание брата, и в глазах его мелькнуло затравленное выражение.

«За палочкой даже не потянулся», — заметил Сириус, в пару больших шагов оказавшийся рядом с ним.

— Вот, держи, — сказал он вполголоса, протягивая брату завернутый в темную ткань небольшой прямоугольник. Не дожидаясь вопросов, он объяснил: — Это магическое зеркало. Одна часть у меня, другую отдаю тебе. Если нужна будет помощь, а Патронуса создать не выйдет. Можешь замаскировать под это уродство, например, — кивнул он на массивную печатку из темного серебра с гербом Блэков на пальце Регулуса, — и всегда носить с собой. Бывай, — добавил Сириус и развернулся, мельком заметив неуверенность и неловкость брата.

— Сириус, — остановил его Регулус за шаг до двери. — Что бы ты сделал на моем месте?

— Я не знаю, — сказал тот, помолчав, но так и не обернулся. — Я не на твоем месте и сделал все, чтобы не оказаться на нем, но… не делай глупостей и не будь подлецом — вот и все, что я сказал бы себе, будь я на твоем месте.

Сириус хлопнул дверью и увидел, как Сохатый, прикрываясь рюкзаком, палил безобидными заклинаниями в пуффендуйца и слизеринца, не пуская их в туалет.

— Бей слизеринцев! — повторил Сириус свою недавнюю кричалку и присоединился к сражению Сохатого, послав Ступефаем в пуффендуйца.

Макгонагалл их наказала, и неделю им предстояло драить всякую всячину под присмотром Филча.

Сириус тоскливо оглядел Большой зал. Эванс что-то тихонько говорила Сохатому. Лунатик и Хвост, как всегда, сидели рядом. Лунатик что-то сказал о наказании Бродяги и Сохатого, но Сириус его уже не слушал. Скользнул взглядом по соседнему столу когтевранцев и вспомнил недавнее столкновение с ними.

Нет, никакого мира. Он на войне.