Рожденный летать (гет)

Ремус проснулся от холода, обжигавшего мокрую от пота кожу, и, спустив ноги с дивана, почувствовал сквозняк, тянувший по полу хижины. Все произошедшее ночью казалось всего лишь сном, хотя свежие порезы утверждали обратное. В голове, словно отзвук ночного кошмара, остались образы того, как он в приступе исступлённого бешенства бросался на стены и ломал мебель и как потом кусал сам себя, чтобы хотя бы немного утолить ярость. Волк не любил оставаться взаперти, ему отчаянно хотелось выбраться. Наверное, он ненавидел своего хозяина не меньше, чем тот ненавидел его.

Ремус смотрел на свежую отметину на руке. Разве он сам не поступал точно так же, когда боялся потерять над собой контроль? Все чаще и чаще ему приходило в голову, что между ним и волком было гораздо больше общего, чем он готов был признать. Может быть, именно поэтому, даже когда полнолуние заканчивалось, от него не удавалось избавиться полностью. Призрак волка черной тенью всегда маячил где-то рядом.

Когда Ремус вылез из-под корней Гремучей Ивы, было слишком рано, чтобы кто-нибудь из учеников мог его заметить. В воздухе все еще висели клочья утреннего тумана, так что башни замка наполовину скрывались из виду, словно их вершины были укутаны белым мехом. Ему нравилось это утреннее спокойствие. Оно словно прижимало лед к горящему ушибу, унимая кричащие в голове обрывочные воспоминания.

Может быть, поэтому, спускаясь к озеру, Ремус не заметил ничего необычного. Только много позднее ему пришло в голову, что в это утро воздух был не просто спокойным, а неподвижным, как будто в склепе.

Первая птица упала в грязь на дороге. Она, несомненно, была мертва. Ремус аккуратно разгладил сломанные крылья, чувствуя давящее внутри сожаление. Птица напоминала ласточку, хотя точно таких он никогда не видел. Угольно-черная, с тельцем всего в половину ладони и почти непропорционально большими крыльями. Но самое странное — у этой птицы совсем не было лапок. Даже если бы ей удалось пережить падение, она не смогла бы перемещаться по земле. Казалось, она была рождена только для полета.

Ремус отнес птицу с дороги в кусты, чтобы никто случайно не наступил на нее. Там он наткнулся еще на одну. Маленькое черное тельце лежало среди опавших листьев.

А потом откуда-то из облаков упало еще несколько. И все они были мертвы.

* * *

Ремус задумчиво ел овсянку, уставившись в первую страницу "Ежедневного Пророка". Газету получил Джеймс и теперь шумно листал ее, но первая страница все время оставалась видна, так что можно было прочитывать заголовки.

Центральная фотография изображала сотканный из дыма череп с высовывающейся изо рта змеей, а заголовок говорил о появлении некоего "Темного Лорда". Впоследствии Ремус вспоминал, что именно в то утро услышал о нем впервые.

— Это совсем недалеко отсюда было, — обеспокоенно заметил Джеймс. — Какие-то любители темных искусств. И листовка тут, — он перевернул газету и показал перепечатанную листовку, предлагавшую вступить в "Пожиратели Смерти". Некоторые строчки были замазаны черным.

— Наверное, какие-то помешанные старики, как моя матушка, — насмешливо протянул Сириус.

— Не только, — отозвался Джеймс, — с ними полно темных тварей и убийц.

— Этот человек — очень сильный маг, — опасливо заметил Питер. — Говорят, и Фенрир Сивый с ними…

— Это кто? — переспросил Джеймс.

— Он оборотень. Зверь. Убивает, не моргнув и глазом, — не слишком отчетливо пробормотал Ремус.

Он так и не рассказал друзьям правду о том, куда пропадает каждое полнолуние.

— Да, — кивнул Питер, — Я слышал, он в прошлом году загрыз целую семью. А ведь это было даже не в полнолуние.

— Тем более, помешанные. Еще и про "чистую кровь", как обычно, — Сириус все еще усмехался, хотя теперь выглядел обеспокоенным. — Из-за них, наверное, эти птицы утром падали.

— Чувствую, мы об этом еще услышим, — подвел итог Джеймс.

Он, кажется, все еще думал об этом, когда они с Ремусом шли к небольшому павильону на опушке Запретного леса, где обычно проходили уроки Ухода за магическими существами. Это было большое стеклянное сооружение с металлическими прожилками, напоминавшее оранжерею.

— Оборотни, — говорил Джеймс. — Меня мать пугала ими в детстве, чтобы я слушался. Тебя, наверное, тоже?

— Нет, — отозвался Ремус.

— Наверное, ты и так правильно все делал, — хмыкнул Джеймс. — Серьезно, ты же никогда даже не кричал ни на кого. Не знаю, как тебе удается.

— Да уж, маменькин сынок, — хмыкнул тот. — Ничего хорошего. Все от страха.

Заметив, что Джеймс смотрит на него с непониманием, он поспешно добавил:

— Да нет, ерунда. Не бери в голову.

Но было уже поздно.

— Страх? Почему?

Ремус замолчал, досадуя на себя, что сказал слишком много.

— Не страх, — с убежденностью возразил Джеймс. — Ты правда хороший.

Но Ремус ему не поверил. Он просто улыбнулся и кивнул — как делал всегда, когда не знал, что ответить.

— Вот-вот, — твердо сказал Джеймс, похлопав его по плечу, а потом, кажется, его мысли понеслись дальше. — Но вообще я бы не отказался посмотреть на настоящего оборотня. Уж, наверное, они не опаснее, чем акромантулы. Зато гораздо интереснее.

— Нет, ну что может быть интереснее акромантулов?

— Гораздо интереснее! — возразил Джеймс, машинально запустив пальцы в волосы. — И редкость! Сколько мы ходим по Запретному лесу, а? И ни единого оборотня! А ведь они обещали! Дамблдор в приветственной речи обещал… Макгонагалл обещала. Штайнберг обещал. Хагрид обещал. Филч обещал… Да! Миссис Норрис, могла бы говорить, тоже бы обещала. И? Ничего!

— В самом деле, такая жалость, — саркастически усмехнулся Ремус. — Ни одного оборотня на мили вокруг.

Джеймс усмехнулся.

— Вот именно жалость! Говорили: в лесу опасно, так опасно. А в итоге? Питера один раз укусил единорог — только и всего.

Тем временем у подножия холма показался павильон. Было видно учащихся, собиравшихся на занятия. Ремус заметил Лили и помахал ей.

— Лили Эванс? — спросил Джеймс, близоруко прищуриваясь и поправляя очки.

— Она.

Джеймс закатил глаза и тяжело вздохнул.

* * *

У профессора Кеттлберна, преподававшего Уход за магическими существами, отсутствовали левая рука и левая нога. Это всегда позволяло ему считать себя, как он сам выражался, "полностью правым".

В этот раз на столе перед ним было расстелено полотенце, на котором в ряд лежали несколько раненых черных птиц, точно таких же, какие недавно падали с небес. У большинства одно из крыльев было повреждено и неловко откинуто в сторону.

Как обычно, Ремус сидел между Лили и Джеймсом. Так получилось, что у ни у кого из них не было больше друзей, выбравших этот предмет. Сириус, скажем, вместо этого изучал Магловедение, чтобы досадить своей матушке.

Друг с другом Лили и Джеймс держались подчеркнуто холодно, хотя, Ремус доподлинно знал, иногда это было для них не так уж просто.

— Дорогие мои студенты, — начал профессор, — мы должны были с вами заниматься нюхлерами, но это придется отложить. Вместо этого у нас мартлеты. Кто-нибудь знает?

Никто не ответил, тогда профессор принялся объяснять сам.

— Это довольно редкая птица, особенно теперь. Ближайший родственник мартлета — сниджет, о котором вы, наверное, слышали. С момента рождения и до самой смерти мартлеты находятся в полете. Обычно они касаются земли только когда умирают.

Птицы притихли, как будто понимая, что речь идет о них. Ремусу показалось, что не могло быть более печальной картины. Они должны были парить в небе, и все-таки сейчас, по воле судьбы, им пришлось прервать свой путь.

Профессор Кеттлберн тем временем увлекся, и рассказ его уходил все дальше от первоначальной идеи.

— …Возможность вечного полета. Частью мартлеты обязаны этим уникальному строению крыльев, частью — своей особенной парящей магии. Кстати, по легенде, первые метлы были зачарованы как раз после наблюдения за этими птицами… — он словно заставил себя вернуться к сути. — Итак, вы объединитесь в группы и усыновите одного из этих летунов. Ваша задача — позаботиться о нем. Приручить мартлетов удается редко, но они очень умны и всегда помогают тому, кто однажды помог им. Можно сказать, что они станут вашими питомцами — насколько вообще можно владеть другим живым существом…

— Он снова отвлекся, — пробормотал Джеймс. Ремус невольно усмехнулся.

— …высокомерный видовой шовинизм человечества… — с жаром говорил профессор Кеттлберн. — Притеснения всех других видов…

Джеймс с комически серьезным видом беззвучно шевелил губами, каким-то образом в точности попадая в его слова.

— И вовсе не смешно, — шепотом заметила Лили, чтобы досадить ему, хотя уголки губ у нее предательски подрагивали.

— …самопровозглашенное право содержать ни в чем не повинных животных в тесных клетках, в изоляции от внешнего мира, запирать в домах. Это тюрьмы…

Самые ехидные из учеников говорили, что дракон, отгрызший профессорскую руку, не подозревал о том, что тот давно отказался от любых животных продуктов, иначе бы, конечно, только вежливо кивнул бы ему и отправился бы искать жертву, которая заслужила справедливое возмездие.

— Итак. Я детально объясню вам, что делать, так что вы должны справиться. Если птица погибнет — у вас будут проблемы.

Было ясно, что профессор не позволит такому случиться, но факта, что он спустит три шкуры с того, кто, по его мнению, недостаточно старается, это не отменяло.

— Все ясно? Теперь разбейтесь по группам по три-четыре человека.

Лили и Джеймс переглянулись.

— Давайте втроем? — громко спросил Ремус, чувствовавший легкую неловкость.

— Да, — сказал Джеймс.

Лили, казалось, немного удивилась, но потом тоже кивнула.

Так они трое оказались в одной лодке, не считая, разумеется, несчастного мартлета.

* * *

Глаза у птицы были круглые, светло-голубые и прозрачные. И сейчас она смотрела поочередно на каждого из окруживших ее людей. Ремусу казалось, что ни один из них троих не вызывал у нее особенного доверия.

— Назовем его Марс? — вопросительно произнес он.

— Да, подойдет, — согласился Джеймс. — Ты будешь Марс, согласен? — он посмотрел на птицу. У той это не вызвало особенного энтузиазма.

Лили уже вовсю читала брошюру, которую выдал каждому из них профессор Кеттлберн.

— Тут написано, что нужно кормить его пять раз в день и еще три раза выгуливать и левитировать по двадцать минут, — произнесла она. — Кормить мартлетов можно только насекомыми…

— Насекомые, ладно, —пробормотал Джеймс, открывая коробочку с надписью "сушеные мухи" и, после некоторых колебаний, доставая одну. Аккуратно взявшись за крылышки, он поднес ее к клюву Марса, и когда тот взглянул на него с непониманием, слегка помахал угощением туда-сюда.

— Что ты делаешь? — ехидно поинтересовалась Лили. — Совсем не так.

Она выхватила у Джеймса коробочку, тоже достала муху и положила на стол ее перед птицей. Та сохраняла царственную неподвижность.

— Кажется, ты не слишком его впечатлила, — заметил Джеймс.

Лили холодновато посмотрела на него.

— Они на лету питаются… — Ремус как раз перечитывал брошюру.

— Тогда так…

Джеймс снова отобрал у Лили коробочку, достал новую муху и кинул ее в сторону Марса, надеясь, что тот поймает ее на лету. Муха пролетела мимо. Птица даже не шелохнулась.

— Не так! Ты что! — возмущенно заметила Лили, снова пытаясь отобрать у Джеймса коробочку.

— Подожди, я не попал… — протестовал тот. — Дай еще попробую…

Он как раз пытался достать еще одну муху, когда Лили то ли случайно, то ли намеренно толкнула его под локоть, так что все содержимое коробочки высыпалось прямо ему на колени.

— Надеюсь, теперь ты доволен, — произнесла Лили, отодвигаясь подальше.

— Ты специально! — заявил Джеймс, с отвращением отряхиваясь. — Это ты мою руку толкнула.

Лили неодобрительно покачала головой, словно говоря, что не будет удостаивать это ответом, и достала новую коробочку.

Наблюдавшему за драмой Ремусу показалось, что взгляд у птицы стал теперь откровенно осуждающим. Он перелистал брошюру и снова углубился в чтение.

— Кстати, у тебя тоже муха к шарфу прилипла, — учтиво заметил Джеймс.

Лили посмотрела вниз, чтобы вытащить ее, тогда он слегка хлопнул по дну уже открытую коробочку у нее в руках, так что мухи высыпались прямо на нее.

— Ты что делаешь?! — взвизгнула она, вскакивая на ноги.

— Квиты, — с удовлетворением заметил Джеймс.

Тогда Лили с исполненным достоинства молчанием отбросила уже опустевшую коробочку, достала муху из волос и запустила ею в него. Джеймс с таким же возвышенным видом отодрал другую муху от собственного пиджака и кинул в нее.

Какое-то время продолжалась молчаливая битва. Несколько раз попадало и в мирно читавшего брошюру Ремуса. Наконец, когда Джеймс бросил в Лили очередную муху, Марс неожиданно всплыл в воздухе, словно на него наложили чары левитации, ухватил ее и, как будто бы пережевывая с чавканьем, опустился на прежнее место.

Мгновение все смотрели на птицу, которая в свою очередь оглядывала людей, явно составив дурное мнение об их умственных способностях.

— О, он съел! — наконец заметил Джеймс.

— Невероятно. После того, что ты устроил, — сказала Лили, осуждающе посмотрев на него.

— Это ты первая начала.

Лили фыркнула.

Марс злобно посмотрел на каждого из них и несколько раз требовательно щелкнул клювом.

— Видишь, пока ты разбрасывала мух, бедная птица оголодала, — произнес Джеймс, открывая уже третью коробочку с мухами.

— Я? Это ты устроил! — отозвалась Лили, тоже доставая еще одну коробочку и открывая ее.

— Нужно заказать еще мух… — пробормотал Ремус, но на него не обратили внимания.

— А кто толкнул меня под локоть, а? — Джеймс достал муху, но остановился, уставившись на Лили.

— Это вышло совершенно случайно, а ты потом…

В этот момент птица ухватила Джеймса за палец.

— Вот видишь, — с торжеством заметила Лили. — Марс понимает…

Тогда птица клюнула и ее.

— Ха!

— Все равно, — упрямо сказала Лили. — Может, пора забыть об этой ерунде и позаботиться о питомце?

— Так это же ты начала.

— Нет, ты!

Марс издал шипение, напомнив рассерженную кошку. Тогда Джеймс и Лили опомнились и наперебой стали предлагать ему мух.

— Не мешайся.

— Это ты мешаешься!

Они слегка отталкивали друг друга локтями, хотя, кажется, обоим было почти смешно. Птица довольно хрустела угощением.

* * *

Марс был гораздо более дружелюбным, чем казалось изначально. Через несколько месяцев он стал узнавать их, позволял гладить свои перья и даже приземлялся иногда на макушку кому-нибудь из них.

Ремусу нравилось ухаживать за Марсом. Нравилось смотреть, как крыло постепенно заживало, и как на месте сломанных маховых перьев появлялись новые, как со временем птица проводила в воздухе все больше времени, как постепенно их левитирующие чары становились ей не нужны.

— Он, кажется, скоро сам сможет, — сказал однажды Джеймс, после того как они двадцать минут помогали Марсу находиться в воздухе с помощью заклятий.

— Точно, — улыбалась Лили, гладя птицу по голове. — Он скоро сможет и сам.

— Он вернется в воздух, — очень тихо говорил Ремус, чувствуя, как его охватывает небывалое удовлетворение.

Джеймс, как обычно, ничего не хотел делать "скучно" и, вдобавок ко всему, обучил птицу нескольким командам.

— Голос! — кричал он, и Марс отвечал заливистым чириканьем.

— Хорошая птица, — он кормил его мухами. — Кто тут хорошая птица?

Джеймс утверждал, что Марс любит его больше остальных и что это все из-за его непревзойденного таланта к квиддичу.

— Как и он, я был рожден для полета, — как-то сказал он, нарочито придав своему голосу торжественный оттенок.

Лили усмехнулась.

— Джеймс Поттер, такой великий, аж глаза щиплет.

Тот взъерошил волосы, так что они почти встали дыбом, принял величественную позу, высоко вздёрнул подбородок, важно надулся и провозгласил:

— Я царь горы!

При этих словах Марс поднялся в воздух, опустился ему на голову и растопырил крылья в стороны.

Это вынести уже было невозможно, и Ремус с Лили смеялись как никогда. Позднее Джеймс признался, что тренировал птицу специально, чтобы добиться такого эффекта.

— Знаешь, я не думала, что он может так, — весело заметила Лили, когда они с Ремусом немного позднее сидели в библиотеке. — Ну, то есть я думала, Джеймс ужасно напыщенный. А он умеет над собой смеяться.

Ремус хмыкнул, снова припомнив шутку про царя горы.

— Я серьезно, — продолжала Лили. — Он очень смешной. Я не понимаю почему…

— Почему он смешной? — переспросил Ремус. — Наверное, дело в его шутках…

— Нет, я не об этом, — Лили улыбалась и, кажется, не могла никак понять, что хочет сказать. — Ну то есть я думала, что он ужасно плохой, а он, оказывается, совсем не плохой, и с ним весело.

— Да, мы все примерно как-то так и познакомились...

— Нет, я серьезно, — Лили, кажется, опять было смешно. — Он же такой… ну… хороший человек. Он так заботился о Марсе. Правда переживал о нем. Он хороший. И как он мог тогда так поступать с Севом? Он же на самом деле вовсе не такой.

— Мне кажется, он знает, что неправильно поступает с Северусом, — заметил Ремус.

— Он говорил об этом? Что он сказал? — Лили с интересом уставилась на него.

— Лучше сама его спроси.

Лили мгновение смотрела на него, но потом просто кивнула и вернулась к своим свиткам.

У Ремуса возникло смутное подозрение, что что-то намечается. Подтверждение не заставило себя долго ждать. Встретивший его в гостиной Джеймс заявил, что им нужно поговорить.

— Ты где так долго? — с нетерпением спросил он.

— В библиотеке…

— С Лили? Как у нее дела? — Джеймс, кажется, немного волновался, хотя это было на него не похоже.

Ремус, конечно, не мог отказать себе в удовольствии притвориться ничего не понимающим.

— Да, нормально, — небрежно заметил он.

— Хорошо, хорошо… — Джеймс задумался, потом, как будто сжав волю в кулак, выпалил: — Тебе она нравится?

— Как человек? — переспросил Ремус.

— Ты знаешь, о чем я!

— Нет…

— Все ты знаешь. Ну? А? — Джеймс почти подпрыгивал от волнения. — Хватит! Ну? Нравится?

Для пущего эффекта Ремус некоторое время молчал.

— Мы с ней дружим.

После этой фразы Джеймс значительно повеселел, казалось, с души у него упал тяжкий камень. Мгновение казалось, что он бросится Ремусу на шею.

— Тогда хорошо, — сказал он, мечтательно улыбаясь.

* * *

На следующий день Ремус пришел к Марсу первым. Тот вместе с остальными мартлетами описывал неторопливые круги по павильону, но, заметив его внизу, сразу же подлетел поближе и опустился ему на ладонь. Можно было почувствовать, какой у него был теплый живот и как быстро билось сердце в груди. После всех этих недель, что они провели, заботясь о птице, она доверяла им. Это было очень приятное чувство.

Ремус достал коробочку с мухами и стал кормить птицу. Она жадно хватала угощение и проглатывала целиком.

— Ты скоро сможешь улететь отсюда.

Ему было приятно, что Марс уже совсем поправился. Со дня на день они должны были выпустить его обратно на волю.

Вскоре появилась Лили, а еще через некоторое время Джеймс. Некоторое время они втроем смотрели, как Марс кружит под потолком.

— Как он? — поинтересовался Джеймс.

— Отлично, — отозвался Ремус. — Вы заметили? Он теперь совсем не приземляется, если нас нет рядом.

— Очень радостно, — весело сказал Джеймс. — Несмотря на все удары судьбы. Подумать только, получить нас в качестве сиделок…

— Мне кажется, мы неплохо справились, — усмехнулась Лили. — Хотя, конечно, мы те еще…

Птицы выписывали изящные виражи в воздухе, и среди них становилось сложно заметить Марса. Он был дома, в воздухе, среди остальных, и именно они помогли ему.

— Интересно, о чем он думал, когда упал? — спросил вдруг Ремус.

Лили удивленно посмотрела на него.

— Наверное, испугался… — сказала она. — Наверное, было страшно, что уже не получится вернуться в воздух. Всегда тяжело быть отрезанным от всего, что когда-либо знал. Если останешься один. А если еще и окажешься неприспособленным к новому… Но теперь мы ему помогли. Он вернулся в воздух.

— Птицы ничего такого не думают, — возразил Джеймс.

— Почему? Им все равно становится страшно.

— Страшно. От того, что будет больно. И все.

Никто не знал, что на это ответить.

— В этом их преимущество, — продолжил Джеймс. — Они простые. А люди сложные.

Ремусу показалось, что в этих словах был смысл и, может быть, заключалось что-то еще большее лично для Джеймса, но он никак не мог поймать это. Лили тоже некоторое время смотрела вопросительно, а потом вдруг выпалила:

— Почему ты так поступил с Северусом?

Джеймс отвел глаза от круживших под стеклянным куполом птиц и посмотрел на нее.

— Я думал, что поступаю по справедливости. Северус говорил и делал многое, — сказал он. — Но я был неправ.

— По справедливости?

— Да, — он кивнул, снова поднял глаза на птиц и добавил, хотя ему, кажется, было неприятно это признавать: — А еще мне было смешно, когда он бесился. За это мне стыдно.

Ремусу показалось, что Джеймс ждал упреков, но Лили только смотрела на него с какой-то задумчивостью. Это становилось невыносимо.

В этот момент Марс вдруг спикировал сверху, приземлился прямо на макушку Джеймса и, совсем как раньше, растопырил крылья в разные стороны.

Ремус и Лили прыснули — так смешно он выглядел со своими серьёзными думами и птицей на голове. Джеймс тоже начал смеяться.

Марс вспорхнул обратно в воздух и принялся кружить вокруг всех троих.

— Слушай, Лили! — вдруг выпалил Джеймс. — Пойдешь со мной в Хогсмид на следующей неделе?

— В Хогсмид?

— Пожалуйста? А? Ну пожалуйста?

Все еще смеясь, Лили кивнула. Джеймс просиял.

* * *

Марса они выпустили на следующий день, и все трое смотрели ему вслед, пока он не превратился всего лишь в точку на горизонте. Ремус чувствовал, словно и сам поднялся в воздух. Марс снова парил в небе, он излечился — и это приносило громадное удовлетворение. Джеймс и Лили сияли, как новенькие золотые и, кажется, ничего, кроме друг друга, вокруг не видели.

— Он такой… — говорила Лили, когда они сидели в библиотеке.

— Она такая… — говорил Джеймс, приходя вечером в гостиную.

Ремус обычно кивал и улыбался, Питер улыбался даже слишком широко, а Сириус иронично подсмеивался.

— Ты же еще не сказал, что любишь ее? — интересовался он, лениво развалившись в кресле.

— А что? — с ужасом переспрашивал Джеймс.

— Ох... да, тяжелый случай.

— Да что?!

— Ничего, все хорошо, — Сириус сочувственно хлопал его по плечу.

Единственным, кто не слишком хотел с этим мириться был Северус. Когда Ремус видел его, он был мрачнее тучи и черной тенью скользил по замку туда-сюда, как неприкаянный призрак. Его стенания Ремус слышал иногда за стеллажами в библиотеке.

— Как ты можешь с ним общаться?! — с негодованием спрашивал он у Лили. — С Поттером!

Лили пересказывала Ремусу некоторые их разговоры. Она так и не решилась рассказать Северусу всей правды про свои отношения с Джеймсом, и это было понятно: Северус был ее лучшим другом.

— Джеймс правда не так плох, тебе нужно просто узнать его получше…

— Ты, наверное, шутишь?! Ты помнишь, что он сделал?! Он безмозглый. Ему бы только выделываться! Да как ты вообще можешь?!

И Северуса Ремус очень хорошо понимал. Несколько лет ненависти не могут просто так испариться, тем более, если причины для вражды были серьезные.

— Пожалуйста, давай встретимся втроем и поговорим. Уверена, вы сможете…

Лили была очень взволнована, когда говорила об этом. Уговаривать Северуса пришлось долго. Ремус, положа руку на сердце, не был уверен, что подобная беседа что-то решит, но других вариантов не видел.

— Я не понимаю, что делать, — говорила Лили. — Не знаю, что делать, если они не помирятся. Северус — мой лучший друг. У меня никого ближе нет, понимаешь? А Джеймс сказал, что любит меня. Он правда так сказал! Понимаешь? Это не просто так. Он и правда любит. И мне он тоже очень нравится!

Ремус кивал и сочувственно улыбался. Он тоже не представлял, что с этим делать.

— Думаешь, мне придется выбирать? — грустно спросила Лили. — Либо дружить с Северусом, либо встречаться с Джеймсом?

— Может быть, они еще помирятся, — мягко заметил Ремус, хотя ему самому в это очень мало верилось. Если быть до самого конца честным, ему казалось, что и Северус был влюблен в Лили, хотя, кажется, никогда не признавался ей в этом.

— Да, правда, — Лили улыбнулась. — Еще рано решать, правда. Может, все еще обойдется.

Джеймс происходящее воспринимал спокойно. Он как-то обмолвился при Ремусе, что Лили просила его помириться с Северусом, но не более того. Это он считал справедливым — собирался даже извиниться, если и Северус в свою очередь извинится. "Справедливо" — было его любимое слово.

* * *

В тот день Римус чувствовал холодное дыхание приближающегося полнолуния, даже несмотря на то, что солнце было еще высоко над горизонтом. Его бросало то в жар, то в холод. Кровь казалась взбесившейся, и создавалось впечатление, будто она иногда течет не в том направлении.

Происходящее напоминало дуэль, хотя они всего лишь собирались поговорить. Лили и Северус появились с одной стороны, Ремус и Джеймс — с другой. По лицу Северуса казалось, что это последнее место на земле, где он хочет быть. Он сдержанно кивнул Джеймсу, тот тоже поздоровался и одарил его холодным взглядом. Ни следа обычной веселости в нем не было. Эта веселость предназначалась только для друзей. Позднее Лили говорила, что это очень поразило ее.

— Северус, — начала Лили. — Джеймс понимает, что поступил с тобой несправедливо…

— Готов извиняться, так значит? — Северус усмехнулся, не дав ей закончить.

— Я здесь только по просьбе Лили, — отозвался тот.

Сердце у Ремуса упало. Стало ясно, что ничего не получится.

— Давайте поговорим, — сказала Лили. — Нам всем есть за что извиняться…

— Мне извиняться перед ним не за что, — твердо произнес Северус.

— И мне не за что, — холодно усмехнулся Джеймс. — Я просто поставил его на место.

Ремусу показалось, что Лили пришла в ужас от этих слов.

— Не понимаю, зачем я здесь, — вкрадчиво произнес Северус. — Идем, Лили.

Он повернулся, чтобы уходить, но, заметив, что Лили в нерешительности стояла на месте, тоже остановился.

— Поговорите, — произнесла Лили, кажется, совсем растерявшаяся.

— Поговорить? — Северус язвительно усмехнулся. — С ним?

— Мне тоже сказать ему нечего, — заметил Джеймс.

Ремусу было ужасно жалко Лили, которая совсем не знала, что делать.

— Устройте дуэль, — громко сказал он. — Это удовлетворит вас? Чтобы забыть обиды?

— Обиды? — Северус скривился, доставая волшебную палочку. — Дело совсем не в этом.

Джеймс тоже выхватил палочку и спокойно смотрел на него.

— Готов? — спросил он.

Они сцепились. Лили отстраненно смотрела за схваткой. Вид у нее был очень несчастный.

— Придется выбирать, так ведь? — очень тихо спросила она у Ремуса. — Либо дружить с Северусом, либо встречаться с Джеймсом?

Тот кивнул. Ему тоже казалось, что ничего другого не остается.

Тем временем схватка продолжалась, и никому никак не удавалось взять вверх. Ремус заметил, что у Северуса что-то выпало из кармана — белое пятнышко среди травы. Лист бумаги. Джеймс поднял его, пробежал глазами, а потом вдруг лицо его исказилось от ярости.

Следующее его заклятие получилось таким мощным, что заставило Северуса споткнуться, несмотря на слабые щитовые чары.

Джеймс бросился к Ремусу и Лили, протянул им листок бумаги. Это была та самая листовка, призывавшая в ряды армии "Темного Лорда".

— Ты знаешь, что это, Лили?! — крикнул Джеймс. Его голос звенел от злости.

Северус поднялся и с презрительной усмешкой смотрел на него.

— Ты знаешь, что это? — повторил Джеймс. — Он темный маг! Он за чистоту крови!

— Что ты, Поттер, из тех чистоплюев, которые слишком глупы и слабы, чтобы обуздать настоящую магию? — холодно произнес Северус.

Джеймс развернулся к нему так резко, что тот просто не успел снова поднять свою палочку. Заклинание попало Северусу в грудь, палочка отлетела в сторону и затерялась в траве.

Джеймс снова закричал. Оглушающее заклятие попало Северусу в бок, он странно дернулся. А Джеймс уже произносил следующее.

— Как ты можешь?! — в голосе Лили был ужас. — Стой!

Джеймс обернулся к ней.

— Он за чистоту крови, Лили! Ты не должна больше с ним общаться. Он темный маг! Он… Он хочет примкнуть к этому Темному Лорду.

Он вырвал листовку из рук Ремуса и показал ей.

— Ты не должна больше с ним общаться! Слышишь?! Он против таких, как ты. Эта тварь не заслуживает…

Джеймс кричал что-то еще, Ремус уже не слышал. Все тело его задрожало, словно в лихорадке. Это было предупреждение. Уже скоро. Он бросился бежать, не оборачиваясь, не откликаясь, когда его звали.

Кроваво-красное небо окропило траву светом. Луна, пока всего лишь белесое пятно, уже проникла своими световыми иглами ему в голову.

Сознание мутнело, хотя он пытался за него цепляться. Вокруг замелькали деревья Запретного леса. Он достиг берега озера и в изнеможении опустился на землю. Добраться до хижины он уже не сможет.

Он уставился на последние кровавые лучи солнца. Скоро.

Прямо над ним послышалось хлопанье крыльев. Крохотная птица спускалась к нему. Похожая на ласточку, с почти непропорционально большими крыльями, совсем без лапок.

— Марс? — пробормотал Ремус.

Почти не осознавая, что делает, он вытянул ладонь вперед, и птица опустилась в нее. Он почувствовал, какой она была теплой и как быстро билось ее сердце. Птица приветственно зачирикала. Она доверяла ему. Ремусом овладело приятное, теплое чувство, словно даже иглы лунного света кололи не так сильно. Он слегка улыбнулся, глядя в голубые и почти прозрачные птичьи глаза.

В следующую секунду все его тело скрючилось от судороги. Каждую мышцу дернуло, стало больно до содранной кожи и закипающей крови. Волк внутри поднял голову, зарычал, обнажая зубы. Ремус почувствовал, как растут его собственные клыки.

— Улетай, — в последнем отблеске сознания пробормотал он. — Улетай. Улетай, оставь меня.

* * *

Когда Ремус очнулся, было раннее утро. Он все еще был в лесу. Мышцы болели, как будто он проделал долгий путь. На руках была кровь, его собственная.

Он некоторое время смотрел на соединявшиеся в вышине верхушки деревьев, слушая, как быстро бьется его сердце.

— Марс? — вдруг произнес он. — Где он?

В ту же секунду на него нахлынули воспоминания. Крохотная черная птица. Среди бурых опавших листьев. Мертвая.

Шея птицы была сломана. Он вспомнил, как прижал ее лапой к земле. Хруст был тихий, но у Волка был острый слух. И запах. Его он тоже помнил. От этого запаха выворачивало. Так пахла смерть.

— Марс, — пробормотал Ремус, чувствуя, что по щекам катятся слезы, а горло перехватывает от подступающих рыданий.

Ему вспомнилось, как птица доверчиво смотрела на него, как он чувствовал ее сердце в своей ладони.

Она доверилась ему, а он убил ее.

* * *

Джеймс как будто бы ждал его в гостиной. Вид у него был мрачный. Он сидел в кресле и наблюдал, как украденный из кладовки с инвентарем снитч кружит по комнате.

— Как Лили? — спросил Ремус. Впрочем, и без того было понятно.

Джеймс обернулся на него, кажется, заметил его вид, и на лице у него выразилось волнение.

— Лили меня бросила, — осторожно ответил он, а потом, невесело усмехнувшись, добавил: — Я все еще люблю ее, а она теперь меня ненавидит. Вот так.

— Не думаю… Чувства так просто не убрать, — Ремус рассеянно пожал плечами и тоже опустился в кресло. Он не знал, что делать. Имел ли он право забыть о случившемся? Смог бы?

— Не думаю. Она много чего сказала. Она и вправду ненавидит меня.

Джеймс был, кажется, очень расстроен, но гораздо больше его волновало другое:

— Но что с тобой? Где ты был всю ночь?

Ремус не знал, что соврать. Его мысли все еще были с мертвой черной птицей.

— Ты оборотень, да? — вдруг спросил Джеймс. — Сбежал на закате. В полнолуние. Ты и раньше часто пропадал в полнолуние.

— Нет, — отозвался Ремус.

— Не ври, — устало сказал Джеймс. — Вранье не помогает. Ты хороший человек. Я говорил тебе. Не важно, что оборотень.

— Не важно?! — Ремус не мог сдержаться. — Я убил Марса, понимаешь. Убил его.

Джеймс обернулся и посмотрел на него с ужасом.

— Я думал, оборотни не нападают на животных, — пробормотал он.

— Им просто плевать, кого убивать, — Ремус чувствовал, как на глаза снова наворачиваются слезы. — Он. Волк… Он просто хочет убить во мне человека.

Ему показалось, что он сейчас не выдержит.

— Я просто уйду из школы. Нельзя, чтобы это… Чтобы еще кто-то… — он не смог закончить.

— Не будет больше никого, — сказал Джеймс, похлопывая его по спине. — Ты справлялся до этого. Не вини себя. Ты не мог это предотвратить.

Ремус ему не верил. Он злился на эти слова. Пустые утешения, которые просто унимают боль, но совсем не лечат.

— Ты что, не понимаешь?! — он кричал, уже совсем не сдерживаясь. — Волк хочет убить человека! Рано или поздно я стану как Сивый! Он убил целую семью. А ведь было даже не полнолуние! Я уже убийца! Я убил Марса! Он доверял мне, а я убил его!

Ремус почувствовал, что не может больше оставаться на месте. Вскочив, он бросился прочь. Ноги сами несли его. Вниз по лестнице и прочь из замка. Только пока он был в хижине, другие были от него в безопасности.

Джеймс называл Северуса тварью и темным магом, хотя проклинать должен был его, Ремуса. Перед глазами снова предстала маленькая черная птица, которая доверяла ему и которую он убил.