История о природе любви, рассказанная благородным абраксанским конём Аделардом (гет)

— Любовь — это нечто волшебное и неподвластное логике, — томно прикрыв глаза, сообщила Этуаль и махнула густым белоснежным хвостом.

— Милая моя, — приоткрыл зубы в широкой улыбке Гермес. — Любовь — это лишь химия. Результат процессов, подобных приготовлению зелья.

— Вы известный циник и нигилист, — Этуаль изящно выгнула шею. — Вам лишь бы высказать нечто, противоречащее общественному мнению.

— О, прошу вас, не начинайте спор! — раскатисто фыркнула Королева Сирени.

— Отчего же? Если мадемуазель готова выслушать, не провозглашая меня нигилистом, я могу изложить подробнее свои взгляды на предмет...

— Спорить о природе любви можно бесконечно, — низким, глубоким голосом отозвался молчавший до того крылатый конь. Раздался цокот копыт — он подошёл ближе к перегородке и замер, словно давая соседям по конюшне насмотреться на себя.

И было на что. Аделард был крупнее любого другого крылатого коня Шармбатона, а его грива переливалась сотней оттенков — от благородной платины до пронзительной меди.

— Я не хотел бы, чтобы вы ссорились, друзья мои, — с достоинством продолжил он. — А предмет вашего спора таков, что единственной истины в нём быть не может.

— Что же, совсем не говорить о любви? — уже не так жеманно спросила Этуаль.

— Отчего же? Это прекрасный предмет, но не для споров. А для того, чтобы рассказывать или слушать, — ободряюще тряхнул гривой вожак.

— Отчего бы тебе тогда не рассказать самому? — в голосе Королевы Сирени послышались тёплые нотки. — Ну же, Аделард! Мы знаем, что у тебя в запасе множество прекрасных историй. А молодёжи будет полезно послушать.

— Верно, верно. Расскажите! — на разные голоса раздалось из стойл.

Аделард подумал и качнул головой в знак согласия.

— Что ж, друзья, тогда я поведаю вам историю о том, как немного порой надо для любви.

Эта история началась почти дюжину лет тому назад в далёких отсюда британских землях, в школе чародейства и волшебства Хогвартс. О, это воистину удивительное место — пожалуй, оно может соперничать с нашей школой в том, какие чудеса происходят в его стенах.

Мы прибыли туда в год Турнира трёх волшебников, чтобы самые достойные из наших учениц и учеников получили шанс выступить за честь своей школы. Должен сказать, мы произвели фурор среди юных британских чародеев. О, я видел их лица, когда мы опустились во двор старинного замка! Думаю, огромная карета, летящая по небу, да ещё и такие красавцы, как мы, в ее упряжи — это зрелище, о котором они вспоминают и по сей день.

Госпожа директор, как вы знаете, всегда относилась и относится к нам с той любовью, какую заслуживают подобные нам существа. И в самом деле, нас трудно не полюбить, если провести с нами рядом достаточно времени. Важно всегда помнить и сознавать, кто ты есть, и любой абраксанский конь преподаст человеку урок по части этой науки. Кто-то считает нас надменными и своевольными созданиями — простите, друзья мои, что я повторяю подобные глупые суждения, но вы поймёте впоследствии, к чему я клоню. Так вот, разве это истина? Разве чувство собственного достоинства — это надменность? Разве нежелание покоряться тому, кто стойкостью характера и силой духа уступает тебе самому — это своеволие?

Зная нашу природу, мадам Максим всегда печется и о том, чтобы другие относились к нам с уважением. Она сразу же дала понять директору Хогвартса, что о нас нужно позаботиться как следует. И тот, отдам должное его уму, поручил это достойному человеку.

Человека этого звали Рубеус Хагрид. Как я узнал его имя? Едва подойдя к нашей упряжке, он тут же признал во мне вожака, поклонился и представился. Позже я узнал — от него и других собеседников, — что в школе он сперва выполнял обязанности лесничего, а затем стал преподавать юным волшебникам премудрости ухода за магическими существами. Сами посудите, могла ли забота о нас лечь на более достойные плечи? Он в точности исполнил указания нашей госпожи, отведя всех нас в конюшню Хогвартса — подозреваю, ее пришлось магическим образом увеличить, ведь размером мы кратно превосходим обычных лошадей — и выдав нам щедрую порцию отменнейшего ячменного виски. Каждого из нас он поил из отдельного чана, каждому лично почистил копыта и расчесал гриву — и за этим занятием провёл не один час, но я видел, что оно доставляет ему истинное удовольствие.

На следующий день он уже обращался к каждому из нас по имени, разузнав их через кого-то. И ни разу за те месяцы, что мы провели в Хогвартсе, он не забыл ни о ком и не спутал ни одного из нас с другим. Оставаясь с нами наедине, он с восхищением разглядывал наши гривы, наши сильные ноги и гибкие суставы, наши крылья, рассказывал нам о том, как мы великолепны, не жалея самых лестных слов — и я чувствовал, что он говорит от чистого сердца.

У всякого свое представление о красоте. Хагрид любил магических созданий, не деля их на ужасающих и миловидных. По его рассказам я понял, что дракон или гигантский паук для него так же прекрасны, как и ваш покорный слуга — но не обиделся на это. Огромное сердце этого человека принимало в себя всякое живое создание, и он искренне восхищался размерами чудесных существ, их силой и природными способностями — а в нас точно было, чем полюбоваться.

— Достойный человек, несомненно, но где же здесь о любви? — тонко, по-девичьи спросила Этуаль.

— Прошу прощения, юная мадемуазель, сейчас мы перейдём и к этому.

Говоря коротко, я довольно быстро понял, что приставленный к нам человек — редкое сочетание прекраснейших качеств. Ах, думал я, как прекрасно было бы, отправься он с нами в Шармбатон! Не в обиду нашим конюхам будет сказано, но такого ухода и такого почтения мы прежде не получали даже дома. Я побеседовал с товарищами (те из них, что нынче здесь, подтвердят мои слова), и мы решили, что самый простой способ этого добиться — соединить его с нашей госпожой, тем более что его интерес к ней был заметен с первой минуты. Нужно было лишь помочь ей оценить его по достоинству. И я взялся за дело.

Да простят меня те из вас, кто придерживается мнения, будто любовь — магия или дар небес. Я и сам в какой-то мере согласен с этим, однако знаю и другое: иногда чуду нужно помочь.

На второй же день госпожа пришла в конюшню проведать нас. Я выждал момент, когда она будет поблизости, и внезапно встал на дыбы, пуская пламя из ноздрей. От неожиданности она растерялась, но Хагрид тут же подскочил ко мне. И стоило ему бесстрашно коснуться моей шеи, я принял вид самый смирный.

— Мсье ‘Агрид, вы удивительно ловко уп’гавляетесь с этим конём! — с изумлением произнесла она. — А он известен своим сложным но’говом.

— Да дело-то нехитрое, — объяснил он. — Живое создание всегда чувствует, когда к нему с душой и уважением. А норов — что... Вот у меня когда Норберт жил...

Они отправились дальше, беседуя. Я увидел, что в глазах госпожи загорелся интерес. Значит, отступать было нельзя.

Всякий раз, когда она появлялась в конюшне или присутствовала при нашей прогулке, я и мои товарищи, наставленные мною, демонстрировали полное послушание, если нами управлял Хагрид. Однажды Герцог, что был среди нас одним из самых юных, даже устроил отличное представление. Он сделал вид, будто чего-то испугался, и понёсся галопом к озеру на глазах нашей госпожи. Хагрид и тут показал себя во всей красе: он побежал наперерез Герцогу, чтобы преградить ему путь к озеру, где тот якобы — эти слухи донеслись даже до нас, но мы им не слишком верили — мог стать добычей какого-то опасного существа.

Как и было уговорено между нами, Герцог остановился как вкопанный, едва Хагрид догнал его. Затем он дал отвести себя обратно, всем своим видом выражая вину за случайную вспышку. О, вы бы видели то восхищение, что сияло в глазах госпожи при виде такого подвига лесничего! Женские сердца во все века одинаковы, однако не вижу в этом ничего плохого — на что сгодились бы мы все, если бы нам не приходилось совершать отважные поступки во имя прекрасных дам!

Однако в планы наши вмешался тот самый Турнир трёх волшебников, ради которого мы и оказались в Великобритании. Сами мы не могли наблюдать за происходящим, но у нас появились друзья, способные узнать и рассказать гораздо больше. Такие же крылатые создания, как и мы, но невидимые большинству людей — фестралы. Как считают некоторые магические ученые, эти существа приходятся нам дальней роднёй. Один из фестралов, Тенебрус, был любимцем Хагрида и рассказывал о нем немало интересного. Признаюсь честно, мне пришлось слегка кривить душой, скрывая от него и других фестралов нашу задумку: ведь мы собирались, прямо скажем, переманить Хагрида к себе, и едва ли им бы это понравилось.

Фестралы, наблюдавшие за первым туром, рассказали нам о битвах чемпионов с драконами. Они же рассказали, что произошло во время Святочного бала. Увы, несдержанность Хагрида и не самый простой характер нашей госпожи привели к тому, что эти двое поссорились, и весьма серьёзно. За следующие недели мы поняли это и сами. Что ж, нам пришлось перейти к крайним мерам.

Поскольку Хагрид теперь избегал госпожи и пытался уйти из конюшни, едва она появлялась, Снежинке — кобыле, которую вот уже пять лет я имею честь называть своей супругой — выпала сложная задача. Несколько часов она изображала мучения и колики — и всё ради того, чтобы возле ее стойла эти двое наконец оказались рядом. И когда заботы Хагрида чудесным образом помогли облегчить мнимые страдания Снежинки, тишина, обеспеченная нами всеми, позволила мадам Максим наконец начать беседу, к которой она никак не могла подступиться.

— Мсье ‘Агрид, я чувствую себя виноватой пе’гед вами, — негромко начала она.

— Да бросьте, Олимпия. Будто вам дело есть...

— Пове’гьте, есть, — она подняла на него глаза, и клянусь вам, прежде мне не доводилось видеть в ее взгляде столько вины! — Я п’госто... не хотела гово’гить о том щекотливом п’гедмете, которого вы коснулись, но это не значит, что...

— Уж конечно, зачем о нём разговаривать! — сердито прервал он её. — Куда как проще забыть и не трогать, от себя самого отказаться, значит, лишь бы что не так не вышло!

— Вы не понимаете! — заговорила она в полный голос, распрямив плечи. — Думаете, моя семья не испытала сложностей? Да, во мне есть к’говь великанов, доставшаяся от деда, и за эту к’говь ст’гадали люди моего ’года, а мой ’годной б’гат стал изгоем! Я имею п’гаво ’гешать, кому следует знать об этом, а кому нет!

— А как по мне, так чаще надо об этом говорить! Чтоб не считали нас за монстров каких! — отвечал он ей так же громогласно. — А то, покуда прячемся, так и будем небылицы про себя слушать!

— Вам легко гово’гить, вы всего лишь учитель, но моё положение не позволяет мне так п’госто...

— Ах, всего лишь учитель! Рожей я для вас не вышел, вот что! — крикнул он и выбежал из конюшни.

Да, друзья мои, людей порой невозможно понять. Долгожданный откровенный разговор привёл к удручающему результату. Но мы не отчаялись. В конце концов, где есть обида — там нет равнодушия, а где нет равнодушия — там может прорасти любовь.

К сожалению, в следующие несколько месяцев в школе произошли события тревожные и пугающие, а финал Турнира и вовсе завершился трагедией. За всё то время ни мне, ни моим товарищам не удалось ни разу заставить Хагрида и госпожу оказаться рядом. А когда настала пора уезжать — с тяжелыми сердцами, ибо всем было жаль погибшего юношу, а нависшая над магическим миром угроза уже ощущалась в воздухе — я решился на отчаянный шаг.

Признаюсь вам честно: в ту пору я уже не тешил себя надеждой, что Хагрид переберётся в Шармбатон. Я понял, насколько сердце его привязано к Хогвартсу, к таинственному лесу, окружавшему замок, и ко всему остальному. Не хотел я оставить без его попечения и фестралов, с которыми мы стали очень дружны. Но я видел и то, как в глазах моей госпожи просыпается незнакомый мне дотоле огонь, когда она издали смотрит на лесничего. Что ж, если я заварил это зелье, не мог же я оставить его выкипать на огне? Её счастье зависело от меня.

И в тот день, когда нашу карету готовили для обратной дороги, я выждал момент и совершил поступок, который дорого мог бы мне обойтись. Стоило Хагриду вывести меня и начать запрягать, я вновь поднялся на дыбы, вырвался и понесся вперёд. Он бежал за мной, а я летел туда, где госпожа, заслышав шум, уже подняла палочку для заклинания.

Не мне вам рассказывать, что у нас, абраксанских коней, есть своя магия, которую мы скрываем от людей. Они знают, что нам по силам летать и перевозить тяжелые грузы, но кто из них знает, что мы способны заставить время замедлиться, если на то будет потребность? И в тот миг мне это удалось. Госпожа замерла на пару мгновений, точно изваяние, и я выхватил зубами палочку из ее руки. А затем снова рванул вперёд — и вот всё пришло в движение, и они уже преследуют меня вместе. Но я точно знал, где моя цель. Не знаю, что подсказало мне, но я в несколько скачков оказался перед седым человеком с длинной бородой — директором Хогвартса. В его голубых глазах я увидел хитрую искорку. О, этот человек понял меня, клянусь вам, он понял всё отлично! И он сделал вид, что остановил меня с помощью магии, хотя мы оба знали, что остановился я сам. И когда госпожа и Хагрид приблизились, я позволил лесничему забрать у меня палочку.

— Что тво’гится с этим конём? Как вы усми’гили его, Альбус?

— Не переживайте, Олимпия. Это смена обстановки, предвкушение дороги — вот благородное животное и позволило себе высказать беспокойство. Так, Хагрид?

— А как же, сэр, он же тоже того... Волнуется, переживает, — протягивая мадам Максим палочку, Хагрид смотрел в сторону, но я видел, как щеки его пунцовеют.

— Вот и я так считаю. Кстати, друзья мои, хорошо, что вы оба здесь. Мне сейчас пришла в голову одна идея, я хотел бы обсудить её. Боюсь, мне потребуется ваша помощь в весьма серьёзном деле...

Как самый послушный в мире конь, я вернулся в упряжку, повинуясь Хагриду, а затем он присоединился к мадам Максим и Дамблдору, и окончания разговора я уже не услышал. Впрочем, я знаю, чего он касался: тем летом наша пара совершила вместе опасное путешествие, которое в итоге сблизило их, дав хорошее продолжение моим начинаниям.

— Но ведь всё это так ничем и не кончилось, — грустно произнесла Этуаль.

— Вы считаете, моя милая? Так позвольте вам сказать, что те две милые волшебницы, что заходили вчера в конюшню и снимали с нас мерки, будут шить нам парадные попоны. И знаете, для чего?

— Для чего? — подала голос Королева Сирени.

— Для свадебной церемонии, назначенной на лето! Да, госпожа и ее будущий супруг долго не решались на этот шаг. Но тут, как вы сами понимаете, спешка порой только мешает. Пусть же это событие, которое ждёт нас, станет отличным завершением истории о природе любви. Я лишь добавлю, что мне, увы, не довелось больше увидеть Альбуса Дамблдора: поводом для нашего следующего визита в Хогвартс, к несчастью, стали его похороны. В ту поездку я еще ближе сошёлся с фестралами, скорбь по этому достойнейшему волшебнику сблизила нас. Я даже уговаривал Тенебруса и его семейство отправиться во Францию вместе с нами. Однако он решил, что Хогвартс не должен оставаться без их защиты, наши мечты о совместном путешествии пока так и не сбылись, и больше мы не виделись. Немного жаль, ведь мы были почти родными.